Текст книги "Философия и медицина. Вечные темы и современные проблемы"

Несколько соображений методологического характера. Дело в том, что особенность функционирования знания (в т. ч. философского) определяется зачастую тем, что, для того чтобы прояснить один вопрос, следует разобраться в другом, так сказать, пред-вопросе. Как нам представляется в данном случае, характер основной проблемы, какова общая структура духовной жизни индивида и общества, предполагает необходимость обратиться именно к такой логической форме. Таким образом, для того чтобы дать ответ на основной вопрос, по нашему мнению, следует уяснить, что же отличает человека от остального живого сущего. А поскольку, как нами было уже установлено ранее, именно духовность есть отличительный признак человека, следует найти такое отличие, которое являлось бы необходимым условием существования самих духовных детерминантов бытия человека. Но, для того чтобы ответить на вопрос, что отличает человека от остального живого сущего, следует, используя метод Аристотеля, вначале выявить то, что объединяет человека с ближайшим его живым окружением.

По всей видимости, наиболее существенным, легко доказуемым атрибутивным признаком, объединяющим человека с живой природой, является поведение. Сейчас июнь месяц, взгляните в окно, и вы увидите зелень на деревьях. Наступит поздняя осень, и деревья сбросят листья, многие птицы улетят на юг, медведь залезет в берлогу. Человек также обладает адаптационными свойствами. К примеру, зная о том, что приближаются холода, мы вполне могли бы еще в начале августа предпринять поход в сторону экватора.

Поэтому очевидно то, что не в поведении сокрыта тайна человека. Коренное же отличие человека от остального живого существа заключается в том, что он не столько приспосабливается к природной среде, сколько приспосабливает последнюю в соответствии со своими интересами. Отсюда можно заключить, что основным отношением человека к миру является деятельно-практическое отношение. Человек на плечи природы перекладывает собственные функции, усиливая свои естественные органы (глаза, ноги, руки и т. д.) искусственными (ренгеном, микроскопом, скальпелем и т. д.).

Таким образом, человек представляет собой двухтелесную систему (естественную и искусственную), в каждой из которой происходит обмен веществ, а следовательно, они постоянно нуждаются в потреблении материальных благ. Существовать – значит потреблять. Человек как бы прорезает окно в природу, черпает оттуда все новые сырьевые ресурсы, превращая их в объект проективного преобразования. К тому же общество нуждается в разделении труда, в коммуникации между участниками технологического процесса. В этом смысле я уникален лишь потому, что у меня есть связи с другими; вырви меня из них – моя уникальность пропадет.

Однако возникает не менее важный вопрос: как я тиражирую предметы. Обратимся в этой связи к следующему примеру. Известный российский хирург академик Б. В. Петровский в 1965 году впервые в России произвел операцию по трансплантации почки. С тех пор в наших клиниках осуществлено немногим более трех тысяч подобных операций. Появляется существенный вопрос, за которым глубины человеческого бытия: почему в наши клиники приходят все новые поколения хирургов, а деятельность остается той же самой. Очевидно, это возможно потому, что повторяются программы этой деятельности. Но откуда берутся эти программы? Естественно, что они не врожденны, а врач-хирург приобрел их в ходе жизни. Эти и иные программы откуда-то внедряются, а значит, они существуют и в головах наших, и где-то в объективированном виде.

Программа живет и тиражируется, будучи закрепленной в знаковой форме, несущей определенный смысл и значение. Если я сумел раскодировать знак, перевел его в сознание, значит, я овладел программой.

Что же собой представляют коды, о которых в данном случае идет речь? Да все что угодно; прежде всего сам человек представляет собой семиотическую систему. Я могу, глядя на другого человека, перенимать ту или иную программу действия. В этом отношении мы для других людей знаки деятельности, поведения и общения. Не случайно, первичной формой обучения является осуществление наглядно-демонстрационного принципа «делай как я». Но очевидно и то, что знаки не исчерпываются человеком. Предметы мира – это также возможные знаки. В качестве же наиболее распространенного знака, своего рода кода кодов выступает язык.

В фонд культуры включаются самые разнообразные семиотические образования, которые несут социально и индивидуально значимые компоненты бытия людей. Предпосылкой и условием этого воспроизводства и развития является существование в культуре многочисленных надбиологических программ, среди которых особое место занимают программы деятельности, поведения и общения. Именно они в своей совокупности образуют исторически накапливаемый социальный опыт, обеспечивают воспроизводство и развитие всех компонентов человеческого мира, искусственно созданной человеком предметной среды, сложной системы человеческих отношений, социальных институтов и духовной жизни общества.

Эти программы представлены образцами, предписаниями, знаниями, навыками, социальными целями и ценностями, идеалами и нормами деятельности и т. д., которые образуют своеобразную «культурную ленту». Они и составляют «тело» культуры, которая их хранит, транслирует, а также генерирует как результат человеческого творчества.

Таким образом, в «культурной ленте» сосуществует множество различных программ, охватывающих самые разнообразные сферы человеческой жизни (науку, философию, религию, политику, медицину, экономику и т. д.), воплощенных преимущественно в трех основных формах человеческой активности: деятельности, поведении и общении.

Однако, несмотря на великое множество различных программ, находящихся в «культурной ленте» и в сознании отдельного человека, культура живет как единое целое. То же самое можно заключить относительно сознания личности, которое функционирует отнюдь не в разорванном состоянии. Их системообразующим фактором выступают предельные основания каждой исторической культуры, представленные мировоззренческими универсалиями, которые в своем взаимодействии и сцеплении задают целостный обобщенный образ человеческого мира.

Мировоззренческие универсалии – это категории, которые аккумулируют исторически накопленный социальный опыт и в системе которых человек определенной культуры оценивает, осмысливает и переживает мир, сводит в целостность все явления действительности, попадающие в сферу его опыта.

Можно выделить два больших и связанных между собой блока универсалий культуры. К первым относятся категории, которые фиксируют наиболее общие, атрибутивные характеристики объектов, включаемых в человеческую деятельность. Они выступают в качестве базисных структур человеческого сознания и носят универсальный характер, поскольку любые объекты (природные и социальные), в том числе и знаковые объекты мышления, могут стать предметами деятельности. Их атрибутивные характеристики фиксируются в категориях пространства, времени, движения, свойства, отношения, количества, качества, меры, формы, содержания, причинности, необходимости, случайности, части, целого и т. п.

Но кроме них в историческом развитии культуры формируются и функционируют особые типы категорий, посредством которых выражены определения человека как субъекта деятельности, структуры его общения, его отношения к другим людям и обществу в целом, к целям и ценностям жизни. Они образуют второй блок универсалий культуры, к которому относятся категории: человек, общество, я, другие, добро, красота, вера, счастье, совесть, свобода, и т. д. Зачастую универсалии выступают в синтетическом виде, включая в себя как субъективное, так и объективное измерения. И в первую очередь это относится к медицине: очевидно, что здоровье, болезнь, рана, патология и т. д. обладают одновременно субъектной и объектной размерностью.

Мировоззренческие универсалии детализируются, уточняются в многочисленных терминах. Напомним, что Термин (Terminus) – римский бог межей и пограничных межевых знаков, считавшихся священными; в его честь были учреждены празднества – терминалии. Межевые знаки в виде четырехгранной каменной призмы, иногда увенчанной мужской головой, олицетворяли Термина; к ним приходили римляне, украшали их, приносили им жертвы, веселились; порча межевых знаков считалась преступлением.

Особая роль в структуре человеческой жизнедеятельности принадлежит ценностной ориентации4646
  В культурно-историческом опыте существуют многообразные рефлексивные ценностные коды, среди которых необходимо упомянуть по крайней мере, два: во-первых, категоричность нашего естественного языка и, во-вторых, аксиологическую предзаданность, своеобразную заколдованность сознания, которое во всех своих формах обнаруживает асимметрию добра и зла, хорошего и плохого.


[Закрыть]. Без нее знания останутся нереализуемыми, проекты не возникнут, пока это будущее не будет осознанно как желанное, т. е. ценное для субъекта. Так же в процессе духовного общения выбор партнеров, и предмета диалога, и его целей обусловлен теми ценностями, которые направляют практику и теоретическое познание.

Очевидно, есть все основания для утверждения того, что высшей ценностью для человека является желание признания (перед Богом, семьей, друзьями, коллективом, обществом, современниками, потомками) и история есть процесс постепенного удовлетворения этого желания. Хотеть быть «признанным» – значит хотеть, чтобы тебя «хотели». Желать рисковать своей жизнью, рисковать ради чего-то несуществующего, имеющего лишь символическую природу и не могущего существовать так, как существуют только реальные вещи, обладающие предметным бытием, – это значит отрицать данное само по себе, быть независимым от него. Именно рискованный для жизни поступок, лишенный всякой биологически обусловленной причины, необходимой для своего существования и всякого «витального интереса», поступок ради ценности чести – долга, и есть то, что обнаруживает свободу человека.

Ни одно животное не способно убить себя только из угрызений совести или из простого тщеславия (как хотел это сделать Кириллов в «Бесах» Ф. М. Достоевского); ни одно животное не рискует своей жизнью ради знамен, нашивок и орденов; животные никогда не ведут борьбы за чистый престиж, единственным результатом которого может быть только слава, такая борьба не может быть объяснена ни действием инстинкта самосохранения (защита жизни или поиск пропитания), ни проявлением инстинкта размножения; никакое животное не сражается на дуэли, чтобы смыть оскорбление, не затрагивающее его жизненных интересов. Не случайно поэтому наиболее ожесточенные конфликты и войны разворачиваются в связи с защитой и утверждением базовых ценностей.

Система ценностей – это мир значений, благодаря которому человек приобщается к чему-то более важному и непреходящему, чем его собственное эмпирическое бытие. Благодаря ценностям человеческое существование выходит за рамки потребностей и интересов, за рамки того, что выгодно, удобно в данный момент времени. Именно благодаря приобщению к миру ценностей жизнь отдельного человека приобретает смысл.

Являясь основанием выбора тех или иных целей, идеалов, партнеров, стратегий коммуникации, именно ценность выступает в качестве системообразующего ядра человеческой жизнедеятельности. Ценность предшествует цели. Она определяет то, чего добивается врач: либо им движет бескорыстное стремление помочь больному, либо стремление «выколотить» с пациента деньги.

Именно ценность позволяет выделить третий род бытия – духовное, не совпадающее ни с материальным, ни с психическим бытием. Духовное бытие по своей природе выходит за пределы антитезы субъективное–объективное, поскольку оно одновременно является и субъективным и объективным (к примеру: Бог для верующего или дружба и любовь для друзей и любящих). В этом смысле духовное бытие соборно. Как заметил С. Л. Франк: «Быть может, самое существенное отличие соборности, как внутреннего существа общества от внешне-эмпирического слоя общественности, заключается в ее сверхвременном единстве, в котором мы находим новый, не учтенный нами доселе момент подлинно реального первичного единства общества. Для эмпирически-предметного восприятия представляется до банальности очевидным, что общество состоит из живых людей, из людей, в настоящее время населяющих землю и своей жизнью вплетенных в общественное целое; мертвые, истлевающие в могилах, как и еще не родившиеся, явно не входят в состав общества…»4747
  Франк С. Л. Духовные основы общества // Русское зарубежье. Л.: Лениздат, 1991. С. 312.


[Закрыть] Под всяким механическим, внешним отношением между людьми и объединением людей скрывается сила соборности, внутреннего человеческого единства. В вышеназванной книге Франк убедительно демонстрирует это на примере армии: «Что может быть более механическим, чем организация армии, основанная на жесткой дисциплине, поддерживаемой суровыми карами, организация, в которой совершенно исчезает внутренняя жизнь личности, ее своеобразие и человек есть только один из многих экземпляров, из огромной массы “пушечного мяса”? Но никакая самая суровая дисциплина не могла бы создать армию и заставить ее сражаться, если бы солдаты не были спаяны внутренним чувством солидарности, не сознавали интуитивно себя членами единой нации»4848
  Там же. С. 305.


[Закрыть]. И современное государство в культе знамени и других символов государственного единства стимулирует не просто человеческое чувство любви к родине, а служение святыне Родины. Очевидно, что всякая идея корпоративной чести – офицерской, врача, адвоката, ученого и т. д. – есть показатель того, что за эмпирической связью людей стоит идея – святыня, которой они служат и которая есть глубочайшая, связующая и животворящая сила этого союза.

Для сообщества врачей типичной идеальной ценностью является клятва Гиппократа, заключенные в ней нормы профессиональной деятельности и мировоззренческие постулаты. Возникновение клятвы значительно древнее времени жизни Гиппократа: согласно преданию, клятва восходит к прямым потомкам Асклепия, она переходила в устном виде как семейная традиция из рода в род. Записана Гиппократом клятва была впервые в эллинистической Александрии при Герофиле (Herophilos, ок. 300 г. до н. э.) и Эразистрате и стала документом с III века до н. э.

Клятва содержит девять этических принципов или обязательств:

• обязательства перед учителями, коллегами и учениками;

• принцип непричинения вреда;

• обязательства оказания помощи больному (принцип милосердия);

• принцип заботы о пользе больного и доминанты интересов больного;

• принцип уважения к жизни и отрицательного отношения к эвтаназии;

• принцип уважения к жизни и отрицательного отношения к абортам;

• обязательство об отказе от интимных связей с пациентами;

• обязательство личного совершенствования;

• врачебная тайна (принцип конфиденциальности).

Начиная со Средневековья из оригинала клятвы Гиппократа вырезали 10-й принцип, запрещающий врачевание раба без согласия хозяина.

В Северной Америке и Европе в 2006 г. текст клятвы заменён профессиональным кодексом. По мнению авторов нового документа, текст, предложенный греческим врачом ещё две с половиной тысячи лет назад, не отражает многие реалий сегодняшнего дня. Во времена Гиппократа не было таких важных принципов работы медиков, как уважение к другим специалистам и право пациента на собственный выбор. Кроме того, врачи того времени не сталкивались с постоянными подозрениями в непрофессионализме со стороны общества, властей и журналистов. В новом тексте исключены требования по неучастию в абортах, хирургическом лечении каменной болезни и корректному обращению с рабами.

В России «Присяга врача Советского Союза», утвержденная в 1971 г., в середине 1990-х сменилась на «Клятву российского врача», а в 1999-м Госдумой был принят и подписан Президентом новый текст «Клятвы врача России», которую врачи читают в торжественной обстановке при получении диплома.

В Израиле врачи приносят не клятву Гиппократа, а клятву еврейского врача. Это связано с тем, что в традиционном тексте клятвы Гиппократа упоминаются боги древнегреческого пантеона, что идёт вразрез с иудаизмом, по которому Бог один, и приносить клятвы Его именем нельзя. Так как в Израиле религия не отделена от государства, во всех еврейских вузах, готовящих врачей, клятва Гиппократа не используется. Клятва еврейского врача отличается от клятвы Гиппократа только в мелких деталях, вроде тех же самых ссылок на богов.

В настоящее время на территории США действие клятвы Гиппократа ограничено судебным прецедентом, основанным на Homeland Security Act. В соответствии с этим прецедентом врачебная помощь террористам и потенциальным террористам признана незаконной экспертной помощью в их адрес и является уголовно наказуемой.

В ряде случаев традиционная клятва Гиппократа вступает в противоречие с требованиями части общества, в том числе некоторых медицинских работников. В частности, всё чаще обсуждается возможность узаконить эвтаназию, которая в корне противоречит традиционной клятве Гиппократа.

Сегодня стало очевидно, что невозможно эффективно организовать здравоохранение, опираясь лишь на моральные обязательства врачей, зафиксированные в клятве Гиппократа, не подкрепляя их встречными обязательствами со стороны пациентов и общества. Суть общественного договора в здравоохранении можно выразить следующим образом: «врачи подтверждают свою многовековую клятву изучать здоровье и болезни, предупреждать и лечить болезни и страдания; не торговать услугами, а служить человеку, помогать коллегам знаниями и опытом, развивать систему здравоохранения. Общество (правительство) берет на себя обязательство обеспечивать ресурсы для системных функций здравоохранения – науки, профилактики и лечения, а также его общесоциальных обеспечивающих функций – кадров, ресурсов и управления, принимает врачебные рекомендации, защищает статус врача, достойно оплачивает труд врача, признает и уважает врачебное самоуправление. Наконец, пациенты (население) осознают свою ответственность за здоровье свое и других, будут выполнять рекомендации врачей, следить за реализацией общих обязательств по охране и улучшению индивидуального и общественного здоровья как важнейшего компонента общественного благосостояния и национальной безопасности»4949
  Дмитрий Венедиктов. К концепции реформирования и развития здравоохранения России // http://www.s-media.su/?action=show&id=630 (дата обращения: 20.11.12).


[Закрыть].

Таким образом, мировоззренческие универсалии, стержнем которых выступают базовые ценности, служат своего рода генетическим кодом цивилизации, обеспечивая функционирование ее институтов. Вошедшие в генофонд культуры представления о здоровье, болезни, норме, патологии и т. д., технологии лечения, этические императивы, обеспечивают воспроизводство медицины.

Глава 4
Рациональность и медицина

Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если я ничего не выбираю, я тем самым все-таки выбираю.

Жан-Поль Сартр

Одна из главных обязанностей человека состоит в том, чтобы заставить светить вовсю силу то светлое начало разума, которое мы получаем от неба.

Китайская мудрость

Рассмотрение сущности рационального начала в человеческом сознании, его возможностей и значимости, взаимодействия человека к миру всегда находилось в центре внимания философии, которая, как известно, сама возникает и развивается как рационализация мировоззрения. Однако в различные эпохи эта сквозная тема философской мысли приобретает, естественно, свои специфические формы, заостряется в различных ракурсах. В наше время, если брать ее в глобальном, общечеловеческом масштабе, она связана прежде всего с характерными чертами развития научно-технической цивилизации, с порождаемыми ею формами сознания.

Особо велико влияние рациональности на медицину, на долю которой, по мнению экспертов, выпадет большинство революционных открытий в науке XXI века.

Все это и предопределило замысел настоящей главы. А именно: определить основные признаки рациональности, показать ее место в культуре, в жизнедеятельности врача, обозначить исторические типы рациональности, очертить модели принятия ценностных решений в современной медицине.

Рациональность в обобщенном виде сегодня трактуется в двух своих основных ипостасях. Во-первых, как «Слово», которое было «в начале», которое было у Бога и которым «был Бог». Слово = Логос, разумное содержание мира, доступное человеческому познанию. Во-вторых, – способность человека мыслить и действовать на основе разумных норм в противоположность иррациональности как чему-то неразумному, недоступному разумному пониманию.

Характерные понятия для признаков «рациональность–иррациональность»

Кроме того, а) рациональные: порядок, иерархия, подготовить, преднамеренно, неоспоримо, обдуманно, инерционность, парадигма, очевидный, организованный, вышеуказанный, как ранее говорилось, как было обещано, подытожить, предписание, зарезервировать, обремененный, преемственность, заготовка, семь раз отмерь, консервативный, традиции, выверенный, подготовить решение, сделать вывод; б) иррациональные: авантюра, внезапно, в то же время, попутно, между делом, несмотря на, имея в виду, кроме того, спорадический, всплеск, озарение, взрывной характер, импровизация, экспромт, находчивость, воспламениться, мозговой штурм, фривольный, новаторский, генерация, образ, переменчивый.

Обращаясь к действию неживых динамических систем, в т. ч. и созданных нами «умных» счетно-вычислительных машин, нетрудно заметить, что они в принципе предсказуемы: в целом их будущее – интеграл прошлого, поэтому их поведение поддается точному описанию. Но когда речь идет о будущем в форме объекта желания, что мы имеем в виду? То, что «деятельность» живого задается не суммой прошлых причин, а каким-то определенным желанным следствием. Очевидно, в том, что живая активность человека направляется из ирреального будущего, а не из реального прошлого, и скрыты глубинные основания рациональности.

Природа рациональности достаточно основательно очерчена в философии, религии и науке, изложена в оригинальной концепции Ю. М. Бородая5050
  См.: Бродай Ю. М. Эротика. Смерть. Табу. Трагедия человеческого сознания. М.: Гнозис, 1996.


[Закрыть].

В философии И. Кант искал понимания этой загадки в допущении наряду с «вещью для нас» еще иного времени – «вещи в себе», присущей Божественному знанию, непосредственно творящему бытие из небытия. Человек же обладает лишь «искрой божьей» – способностью опосредованного творения – переформирования уже сотворенного. Трансцендентное, или «потустороннее», время, по Канту, принципиально отлично от априорных человеческих представлений, ибо в нем будущее в форме цели всецело определяет прошлое в качестве средств, т. е. прошлое вытекает из будущего, а не наоборот. Другими словами, у Бога любая действительность автоматически вытекает из его воли = желания. После Канта подобие такого потустороннего времени открыли психологи – это наша сознательная память, которая, как оказалось, всегда воспроизводит нам прошлое не само по себе, но только в связи с веером наших субъективных целей, т. е. всегда вопроизводит прошлое в форме должного будущего. В этом аспекте живую память исследовал выдающийся французский психопатолог М. Пьер Жане. Основываясь на результатах своих экспериментальных исследований, Жане утверждал даже, что нужно сделать следующий после Канта шаг – признать время не априорной формой чувственности, которая как воспринимающая способность все-таки непосредственно связана не с независимыми от нас «вещами» (т. е. какой-то реальностью), а с «конструкцией нашего разума» т. е. уже чисто с субъективным произведением5151
  См.: Janet P. L’evolution de la notion du tempe. Paris, 1928. P. 619.


[Закрыть].

Глубинные основания рациональности высвечиваются также в контексте философской реконструкции библейского вероучения. Во Вселенной все было устроено Господом хорошо, красиво – вполне предсказуемо. Но вкусил первочеловек Адам от райского (потустороннего?) «древа познания», и «познал он, что есть добро и есть зло», – такова исходная библейская формула антропогенеза, потрясшего Божий мир – всю сотворенную Богом природу. Это формула порождения произвольных ценностных человеческих представлений – формула «первородного греха». Человек, в отличие от безвинных животных, вкусив от «древа», совсем отделяется от природы, в том числе и от своих внутренних побуждений, заданных собственной биологией. Даже свои собственные инстинкты он начинает членить по произвольно положенным меркам добра и зла и в соответствии с этими представлениями начинает целенаправленно переделывать всю «негодную» (не соответствующую идеалу действительность. Разве это не бунт против божьего Промысла? Воистину: тайна сия велика есть. Отныне «Божий мир» (окружающая нас природа) не принимается человеком однозначно, как единственно «правильный» и возможный. Нравственный долг требует посредством осмысленных целенаправленных действий творить новый мир – более совершенный, чем «божий». «Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы» (Кант), т. е. поступай так, как если бы ты сам стал богом, – вот исходная чистая формула ценностного отношения к действительности. Суть этого отношения – осуществляемый мыслью поворот времени вспять: от будущего в качестве произвольно поставленной идеальной цели (следствия) к прошлому в качестве средства достижения этой цели (поиск в памяти и потом искусственное конструирование в действительности соответствующих причин). Это присвоение трансцендентной – божьей – функции свободного творчества и оценки любого творения, т. е. обретение богоподобия.

Однако, очевидно, будучи милостивым, Господь примиряется с самовольно-строптивым и безумно страдающим от того в детерминированной реальности человеком. Милосердный акт Творца возвещается Благой вестью – Евангелием. Но примиряясь с людьми, т. е. отчасти признавая и их правоту о несовершенство своего мира, Бог вынужден, вочеловечившись, взять на себя вину «за грехи сего мира». Он добровольно – сам! – принимает крестные муки, «смертью смерть поправ». Крестными муками искупив первородный грех прачеловека как свой собственный грех-просчет, Бог, меняя собственную аксиоматику – свой Завет, примиряется с человеком, принимает отныне право его по-своему перестраивать сотворенный Господом мир – Природу. Он говорит человеку: вот этот мир, Мое творение – это плоть и кровь Мои. Ешьте плоть мою, пейте кровь Мою и переделывайте все в этом мире так, как сами считаете должным. Совершая святое таинство евхаристии, вы по праву уже становитесь сопричастными к Моей собственной потусторонней творческой сущности. Как бы сливаясь со Мной в Евхаристии, вы становитесь со-творцами. Но по праву теперь приняв в Моем мире свою творческую сущность, возвышающую вас в Моем мире над другими всеми живыми безвинными организмами, вы должны принять и трагические издержки всякого творчества вообще.

Таков христианский катарсис библейской трагедии. Ислам дает свой вариант катарсиса – примирения человека с Богом. В отличие от христианства ислам ставит акцент не на признании Богом своей частичной вины (несовершенство творения, искупаемого крестом), но прежде всего и всецело на глубоком раскаянии человека в первородном грехопадении. Устами пророка Бог как бы говорит своевольному существу: Я прощаю тебя и примиряюсь с тем, что, став человеком, ты отныне во всем будешь пытаться по-своему распорядиться в мире. Жить по-иному ты не сможешь. Необязательно все понимать. Главное – веруй в непостижимую красоту Божьего мира. Только это – путь примирения с Богом и к вратам райским после смерти телесной твоей.

Наконец обратимся к естественнонаучному знанию. Специальная теория относительности утверждает, что если события в точках а1 и а2, находящихся друг от друга на расстоянии r, произошли так быстро одно за другим, что свет за это время (t2 – t1) не мог пройти расстояния r, то события эти не могут быть связаны между собой как причина–следствие, но, могут как следствие–причина, ибо квадрат интервала «собственного времени» r в этом случае отрицательная и мнимая величина. В этом случае, если стержень разогнать до скорости света, то он сократится до нуля, а если превысить скорость света, то он приобретет отрицательную размерность.

Как физически интерпретировать представления о телах с геометрической размерностью? А. Эйнштейн дает на этот вопрос точный и честный ответ: «С точки зрения теории относительности материальные тела не могут иметь скорости большей, чем скорость света. Скорость света образует верхний предел скоростей для всех материальных тел»5252
  Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М.: Молодая гвардия, 1965. С.159.


[Закрыть]. Подчеркнем: материальных! Только этим (материальностью) и обусловлена аксиома скоростного предела, хотя с той же обусловленностью научно-математически доказывается возможность запредельного нематериального мира.

Таким образом, несмотря на имеющиеся различия в подходах философии (Кант), религии и теоретической физики в главном они едины. Пружина рациональности – в человеческой свободе, в осознании несовершенства того, что есть. Глубинный источник земного творчества – жизнь в мире всеобщей детерминации, а жизнь – неугасающее стремление к чему-то, чего нет в реальности, нет и не может быть в этом мире, ибо «семена» жизни «не от мира сего».

Для того чтобы деятельность считалась рациональной, она должна осуществляться в соответствии с некоторыми правилами или нормами, которые могут быть зафиксированы в общезначимой форме. О каких конкретно нормах идет речь? Человек, действующий рационально, должен быть способен зафиксировать цель своих действий и указать способы достижения этой цели. Иными словами, его действия осознанно целенаправленны. Рациональное поведение и рациональное мышление в равной степени должны удовлетворять указанным требованиям.

Однако мы можем и не знать, рациональны ли наши предписания и основанные на них действия на самом деле. Установить это можно с помощью критериев рациональности. Первый критерий рациональности создала сама природа – это отдельные положительные эмоции, порождаемые рациональными поступками. Второй критерий – счастье – так же относителен: сколько людей, нанесших зло другим людям, благополучно прожили свой век! Третий критерий – вечное блаженство – абсолютен. Но у него роковой недостаток – им еще никому не удалось воспользоваться. Наряду с этими тремя эмоциональными критериями существует и прагматический критерий рациональности: мои воления и поступки рациональны, если ведут к достижению цели. Поэтому идеал западной цивилизации связан с целерациональной рациональностью, которая выступает в качестве некой естественной формы социальной организации человеческого бытия. «Секрет» целерационального поведения заключается в том, что исходная мотивация последнего рассматривается как нечто естественное, само собой разумеющееся, что позволяет вынести «за скобки» трудноуловимую проблему внутренней мотивации и сконцентрировать внимание на средствах достижения целей, тогда как проблемы постановки последних представляются весьма прозрачными.