Текст книги "Энциклопедия русской идеи. Сказки ЕАЭС и ФСБ. Том первый"

Высокие технологии Отечества

И вот однажды на ежегодную пресс-конференцию Владимира Владимировича позвали самых матерых противников режима. Тех, кто всю свою жизнь посвятил беспощадному и бескомпромиссному разоблачению тоталитаризма и коррупции. Тех, кто 31-го числа вступал в бой с ОМОНом у метро Маяковская, кто сжирал тройную порцию польских яблок и вывозил крымскую землю в коробках из-под конфет обратно на Украину, кто очищал либералов от торта и зеленки, брызгал слюной на Южный поток и обливал гудроном матрешки. В общем, народу набралось много. Пришла также нежить из «Английской правды», воспевавшая катастрофу Су-24. Заглянули упыри из «Варшавского слова», утверждавшие, что всех их родственников убил генерал Черняховский из пистолета. Были и вурдалаки с литовского телеканала, по мнению которых лучше сдохнуть, чем граничить с Российской Федерацией.

Настроение в зале было напряженным, тяжелым. Каждый из журналистов заготовил самые ядовитые вопросы, чтобы поразить Российского Лидера прямо в сердце. В зал вошел Владимир Владимирович, и не успел он опуститься в кресло, как со всех концов зала понеслось: «Сколько можно бомбить Сирию? Хватит убивать крымских татар! Бывших гэбистов не бывает? Санкции дорого вам обходятся? Это крах ваших амбиций?»

Пресс-секретарь Президента вынужден был распылить в зале успокаивающий газ, чтобы журналисты замолчали. Затем послышался голос Владимира Владимировича:

– Попробую ответить. Будущий сотрудник органов госбезопасности в России с раннего возраста слышит Зов. Это голос из Прекрасного далека. Он как бы утренний и в серебряной росе. Понимаете? Он манит и кружит голову, как в детстве карусель. Очень поэтично! Но в то же время и довольно строго. При этом у хорошего сотрудника наворачиваются слезы, и он, осознав свое несовершенство, клянется, что станет лучше, чище и добрее и в беде не бросит друга никогда. Если испытание пройдено, кандидат попросит Прекрасное далеко не быть слишком жестоким и начинает свой путь от Чистого истока. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство.

Аудитория пресс-конференции взорвалась от возмущения: «Что за бред? Когда Россия выйдет из средневековья? Кому нужен ваш запрет на пропаганду гомосексуализма? Когда легализуют однополые браки в России? Когда у вас будут опубликованы карикатуры на Пророка Мухаммеда?»

Пресс-секретарю пришлось вновь использовать баллончик газом. Когда все затихли, Президент продолжил:

– У каждого россиянина, даже если он не будущий сотрудник органов госбезопасности, есть мечта. Это Алый цветок. Он сказочный и красивый. Можете представить? Всем нам, жителям Евразийского экономического союза, хочется его отыскать, как бы путь ни был крут и далек. Некоторым везет, и они где-то за Крутым перевалом, на Земле небывалой его находят. Он как глоток свежего ветра. Я не силен в поэзии, ну и Бог с ним, единственное, что меня волнует как Президента Российской Федерации это то, что цветок находят не все. Вот этим я и коллеги из Правительства озабочены на самом высоком уровне.

Ожидая бурной реакции, Владимир Владимирович внимательно оглядел зал, но увидел, что журналисты застыли в каких-то странных неестественных позах. У кого-то локти и колени оказались вывернуты, у иных вздыбились волосы, а третьи покосились словно старый забор на одну сторону. Глазницы репортеров почернели, из них потекло что-то вязкое и зловонное, и они медленно, покачиваясь из стороны в сторону, оставляя за собой дерьмовые следы и обрывки кишок, пошли прямо на Президента. Первым до него добрался издатель Economist. Он поднял искореженную руку с длинными страшными когтями и направил свой удар прямо в лицо Владимира Владимировича. С другого бока подвалил, шкрябая вывернутой культей по полу, обозреватель Times и решительно ткнул в бок Российского Лидера железной арматурой, вырванной из кресла. Но вскоре стало ясно, что руки журналистов и их орудия беспомощно скользят в нескольких сантиметрах от тела жертвы и бьют по воздуху. Репортеры налезали друг на друга, стараясь любым путем достать до Первого Лица, но никак не могли преодолеть последние сантиметры. Казалось, его окружает невидимое защитное поле.

Молчавший до этого Владимир Владимирович вдруг громко крикнул куда-то за кулисы:

– Михалыч, ну разве не чудо эта экипировка «Ратник-3»? Я в восторге.

Из подсобного помещения на сцену вышел генерал ФСО. Отдавая честь, он ответил:

– Старались, товарищ Главнокомандующий. Отечественные технологии!

– Куда теперь весь этот зверинец девать? – кричал ему Президент из-за груды упырей.

– Давайте мы их на ан-Нусру сбросим, пусть там друг другом пообедают, – предложил генерал.

– Хорошая мысль, – проорал в ответ Глава Государства, – только скорее, а то больно воняют.

Синий троллейбус

Вы, наверное, знаете синий троллейбус, который ходит по Покровке туда-сюда. Он и утром останавливается, когда работники министерств на работу едут, и вечером, когда в него садятся старушки, которым тяжело идти. Утром стелется дымка туманная, свежесть, и первые лучи солнца греют остывший за ночь асфальт. Вечером царит суета, усталость и расслабленный дух. А днем какая-то лень, безвременье и марево. Опытные люди, кто не просто так по улицам ходит, пропускают утренние, дневные и вечерние маршруты и ждут последний троллейбус, который не ездит по расписанию. Он появляется в тот момент, когда на остановку выходит загрустивший пассажир. Последний троллейбус еще называют случайным, хотя он скорее сострадательный. Но так уж повелось, что он последний, случайный и иногда синий. И вот один парень устроился кондуктором в этот троллейбус, хотя какой это троллейбус, когда его уже давно убрали вместе с проводами. На линии по Покровке немецкие автобусы ходят. Но это неважно, потому что как бы ни меняли столичные власти автопарк, а в нужный момент все равно появляется последний троллейбус и мчит по улицам, кружит по бульварам и подбирает всех нуждающихся в поддержке москвичей. Особенно сладко попасть в синий троллейбус, когда он наполнен матросами. Это не те матросы, которые ссут в вазы Зимнего дворца. Они совсем другие. Они приходят на помощь. Волшебное действие. Многие москвичи буквально пристрастились, то есть подсели на этот кайф, и путем многолетней бесстыдной практики научились волевым образом входить в состояние отчаяния, чтобы намеренно вызывать последний троллейбус. Особенно в зябкую полночь. В это щемящее время вообще очереди на остановках, ведь каждый хочет прикоснуться плечами к сказке, а после, сидя дома, вспоминать, как много доброты упрятано в молчанье. Впрочем, вернемся к нашему герою, которого мы в начале назвали «одним парнем». Он решил устроиться кондуктором, чтобы попасть в желанное место, так сказать, со служебного хода. Потому что впадать в отчаяние каждый раз, когда захочется вызвать последний троллейбус, ему претило. Такой уж был у него характер. Ну, и по ходу дела стал есть много билетов. Надо сказать, что все кондукторы на этом маршруте рано или поздно наедались билетов и улетали куда-то. С нашим случилось тоже самое. Он начал мутировать. У него вырос хвост и большие зубы. Но крокодилом полностью он не стал, поскольку образовались еще перья и клюв. Получилось, что он был уткой и крокодилом одновременно. Это было суетливо, и он решил упорядочить ситуацию: по четным дням назначил себе быть крокодилом, а по нечетным – уткой. Случались и срывы. Но редко. В основном режим соблюдался. Ни пассажиры, ни водитель троллейбуса, ни милиция – никто всей этой чехарды не замечал, потому что кондуктор никому не интересен. Кроме того, кондукторов давно на маршруте отменили. Еще до того, как убрали троллейбусы. Кондуктор, конечно, страдал от невнимания и собственной эфемерности. Но он не сидел сложа руки. Он пробовал махать руками. Потом вообще забрался на кремлевскую башню и прыгнул вниз. И так несколько раз. Кондуктор понимал, что является уникальным существом. А разве уникум может жить без усиленного внимания окружающих? И тогда кондуктор начал летать и кусать. Таким образом он даже имел успех. В травмопунктах стали появляться покусанные люди, а старушки заметили будто что-то летает в небе. Был и репортаж на третьем канале. Кондуктору понравился репортаж, и он попытался сам попасть на телевидение. Съел охранника в Останкино. Прошел внутрь. И начал подниматься по лестнице на Останкинскую башню. Когда он дошел до студии, откуда велись телетрансляции, то очень устал и проголодался. И всех там съел. Это видели люди по телеку по всей стране и испугались. Началась паника, пожары, крики, наводнение, эпидемия, страх повис над страной. Крокодил, кстати, испугался больше всех и улетел в Канаду. Забился там в дальнюю холодную пещеру и замерз. Пока он лежал под снегом, в западных странах люди от безудержного употребления ГМО и неправды по CNN мутировали тоже в крокодилов. Это было страшное время для Европы и США. Люди-мутанты услышали какой-то зов, нашли в Канаде кондуктора-крокодила-утку, откопали, обтерли спиртом, оживили и стали ему поклоняться как общему праотцу. Остальные, кто еще был нормальным, перепугались и попросили Президента России их защитить. Владимир Владимирович откликнулся и построил огромную стену через Тихий океан, и защитил людей. Люди обрадовались, сказали спасибо и начали праздновать спасение. Все очень сильно напились. А еще была история. Пришел страшный смерч и снес Кремль в сторону Бирюлево, и в него набежали гопники, и люди обиделись на погоду и попросили Президента запретить погоду. Он так и сделал. И не стало погоды в России. Да она по большому счету и не нужна была. Только портила все. Летом продукты пропадали, а зимой люди замерзали. А когда Кремль снесло, на его месте открылся бассейн «Москва». И сразу пришел Лужков и сказал, что на месте бассейна нужно построить Храм Христа Спасителя. Так у нас принято. Но люди говорили, что уже есть один Храм Христа Спасителя, а бассейна «Москва» нет. Тогда Владимир Владимирович решил, что один день будет Храм Христа Спасителя, а другой день бассейн «Москва». Так и стало. Только все путались. Те, кто приходил в Храм Христа Спасителя, попадали в бассейн, а те, кто хотел купаться, приходили в церковь, куда без одежды нельзя. Но к бардаку у нас привыкшие, поэтому никто не возмущался. А еще в Москве была странная площадь: там люди забывали, кто они. Придет, например, туда человек, а уйдет и уже не помнит, кто он. Был он учителем физики, а ушел как охранник и всех начинал бить дубинкой. И вот однажды кортеж мэра проехал через эту площадь, и он забыл, что он мэр… Снова я вышел из колеи со своими лирическими отступлениями. Надо уже красиво заканчивать повествование. Главная цель нашего тайного общества – время от времени излечивать людей от хейтерства и тоски, потому что мир, в общем-то, создан для радости. Это я, правда, точно не знаю. Просто предположил. Как бы то ни было, а сегодня мы чествуем одного из старейших членов нашей секты, и я хочу произнести тост: «Дорогой наш друг, наш сослуживец, наш уважаемый Синий Троллейбус. Ты посвятил свою жизнь благородному делу – лечению попавших в беду москвичей. Мы благодарны тебе за этот труд. И пусть дело твое живет в веках. И да здравствует поэт Окуджава. Счастья ему там, в том месте, где он сейчас. На небесах. Аминь».

Не думай о секундах свысока

В дождливый четверг в двери Сандуновских бань вошел старик. Его здесь хорошо знали. Вот уже много лет он приходил в один и тот же день. Вокруг него, как всегда, собрались банные завсегдатаи, чтобы послушать очередную интересную историю. Однако сегодня он оказался растерянным и нес какую-то околесицу:

– «Не думай о секундах свысока», – говорил мне отец. Я отмахивался. А он, мол, наступит время, сам поймешь, наверное… Потом к нам пришли корреспонденты из «Красной Звезды» и спрашивали отца, каково это обезвреживать бомбу, выкручивая взрыватель миллиметр за миллиметром? Как сидеть рядом со смертью? Отец тогда посмотрел на журналиста, и произнес: «Надо просто помнить долг от первого мгновенья до последнего».

Поняв, что сегодня ничего детективного не услышать, банные приятели ушли в парилку. Дед остался один и продолжал говорить, словно это было очень важно – вспоминать и говорить.

– Отец не уставал повторять, что мгновения спрессованы в года и даже в столетия, и ты не понимаешь иногда, где первое мгновение, где последнее. Из крохотных мгновений соткан дождь, течет с небес вода обыкновенная. И ты порой полжизни ждешь, когда оно придет – это мгновение.

После того, как дед произнес эти слова, его глаза засветились, пространство вокруг вместе с банной кабинкой, простынями и вениками соткалось в один сплошной дождь и потекло.

Когда слушатели вернулись из парилки, деда уже не было. Стол в кабинке и кожаные банкетки были сильно забрызганы водой. Люди подивились, но затем вернулись к своим разговорам.

Дед же очнулся в странного вида помещении, которое размещалось внутри гигантского монумента. Внутрь сквозь глаза статуи проникали лучи света. В этих лучах стоял Президент Российской Федерации и приветственно махал деду рукой.

– Добро пожаловать в реальный мир, – сказал Владимир Владимирович. – Не буду размазывать кашу по тарелке, буду краток. В органах однажды поняли, что глупо разбрасываться преданными людьми. Растишь человека много лет, прививаешь ему патриотизм, а потом раз – и теряешь по естественным причинам. Слишком дорого бюджету обходится. И вот один из старейших членов Политбюро предложил всех достойных сотрудников, не дожидаясь их смерти, отправлять сюда… одним словом, переводить в иное качество, подробности потом. Механику процесса я сам толком не знаю, но мгновение можно расширить до бесконечности, наши ученые из Новосибирска это давно открыли, и в это пространство можно не только человека, а целую планету впихнуть. Правда, выяснилось, что у каждого мгновения свой резон, свои колокола, своя отметина, мгновенья раздают кому позор, кому бесславие, а кому бессмертие. В общем, задача непростой оказалась. Долго думали и в конце концов обратились к традициям. Пошли, так сказать, старым добрым евразийским путем. Сочинили песню. Полковник Рождественский текст написал, а майор Таривердиев музыку. Если эта песня в душу кандидата западает, все как надо и случается. Вот, как с тобой! Пойдем, со своим отцом поздороваешься.

Отец деда стоял у глазниц статуи «Родины-Матери» и смотрел, как по Волге идет баржа с лесом. Под баржей плыла в сторону Ливии подводная лодка «Владимир Мономах» с шестнадцатью ядерными баллистическими ракетами на борту. Родственники обнялись и заплакали от счастья.

– Вот как бывает. Отец и дед, и отец при том младше деда, потому что раньше ушел, да… Забавно, – сказал Глава Государства, заулыбался и потащил всех за стол. – Давайте это дело отметим. Депардье на днях прислал ящик «Божоле».

– Из саранских подвалов? – пошутил отец.

– Из грозненских! – рявкнул Президент, и все трое загоготали так, что посетители Мамаева Кургана подняли головы.

Завальный в Кремле

Пришла ночь. Наступила темнота. Хотя если мы говорим о Москве, то скорее полумрак или даже электрический день. Расползлась по своим углам и прикорнула бирюлевская саранча. Остановилось метро, и отсохли мозги у посетителей технодискотек. Потом ушла ночь, ушли звезды, начался восход. И в это время, чтобы поднять нам настроение, в Кремле проснулся Владимир Владимирович и, сунув ноги в тапочки, пошел на завтрак. На кухне его ждала Баба Зина.

– Посмотри на себя, – сходу наехала она на Президента, – совсем обленился. Живот висит. Глаза потухшие.

– Ничего у меня такого нет, – вяло возмутился он. Однако старая фээсбэшница была права. Прежняя форма потеряна, из-под майки живот торчит, искры в глазах нет.

– Ты не думай, – смягчила тон Баба Зина. – Я помочь хочу. На днях была в Новосибирске, привезла кое-что.

– Опять к ученым ездила? – недовольно проворчал Владимир Владимирович, стуча чайной ложкой по вареному яйцу.

– Сделали по моему заказу тренажер, чтобы тебя в форме поддерживать. Сейчас сам увидишь.

Баба Зина нажала кнопку на пульте, открылась дверь кладовки, из нее показался Алексей Завальный. Делая угловатые роботообразные движения, он подошел к столу, взял стул и сел напротив Российского Лидера.

– Ну и на что он мне? – сказал Глава Государства, помешивая иван-чай в стакане.

– Оппонентов у тебя в политике не осталось. Будешь с ним дискутировать. Хоть немного взбодришься.

– Баб Зин…

– Что?

– Пульт от этого чучела оставь.

– Даже не проси. Я его сама запрограммировала. Сама включать и выключать буду.

В воздухе повисла напряженная пауза. Перечить Президенту было можно, но игнорировать его прямые поручения никому не позволялось. Впрочем, дело было пустяковым, а решимость старой фээсбэшницы столь наивной и искренней, что Владимир Владимирович сдался и уступил. Как только еще не родившийся конфликт был счастливо разрешен, робот Алексей Завальный с металлическим тембром произнес:

– Хочу президентское кресло. Владимир, уходи.

Владимир Владимирович посмотрел на робота, встал, прошелся взад-вперед по столовой, еще раз посмотрел на робота, и в столовой раздался его тихий вкрадчивый голос:

– Наверное, сейчас ты чувствуешь себя Алисой, падающей в кроличью нору?

– Вроде того… – настороженно ответил Завальный.

– Это читается в твоих глазах. Ты похож на человека, который ничему не удивляется, считая происходящее сном. И верит, что вот-вот проснется. Ты веришь в судьбу, Леш?

– Нет.

– Почему, Леш?

– Мне неприятно думать, что мной манипулируют.

– Я тебя прекрасно понимаю. Ты здесь, потому что ты что-то понял. Ты не можешь выразить это, но ощущаешь. Ты всю жизнь ощущал, что Россия не в порядке. Странная мысль, но ее не отогнать. Она как заноза в мозгу. Она сводит с ума. Не дает покоя. Это и привело тебя ко мне. Понимаешь, о чем я говорю?

– О коррупции, Владимир Владимирович?

– Ты хочешь узнать, что это? Несправедливость повсюду. Она окружает тебя. Даже сейчас она с тобой рядом. Ты видишь ее, когда смотришь в окно или включаешь телевизор. Ты ощущаешь ее, когда работаешь, идешь отдыхать или когда тебя бьют казаки. Но это ширма, надвинутая на глаза, чтобы спрятать правду.

– Какую?

– Что ты только раб, Леша. Как и все, ты с рождения в цепях, в темнице для разума. Но ты не почуешь это, пока не проснешься.

– Надоело мне, Владимир Владимирович, ваши кремлевские бредни слушать. Хотите меня моральным уродом сделать? Просто отдайте мне президентское кресло. Ваше время кончилось.

– Не вопрос, Леш. Но прежде ответь, знаешь ли ты, каков россиянин, которым ты собираешься управлять?

– Тоже мне бином Ньютона. Вечно пьяный, ничего толком не делать не умеет, плюется на дорогу и вас любит. Вот и вся загадка.

– Вижу, ты не в теме, – прервал робота Президент. – Придется начать издалека. Одно из толкований слова «Россия», означает «народ, разбросанный по большой территории», то есть как бы рассеянный. Так считали греки. Мы занимали огромные пространства, но жили небольшими группами довольно далеко друг от друга вплоть до двадцатого века, пока коммунисты нас не урбанизировали. Склонность существовать подобным образом привела к тому, что мы предпочитали крепкую дружбу случайным знакомствам, хотя может и наоборот, ценя в людях прежде всего глубину души, мы селились ограниченным кругом, сейчас уже не узнать.

– Ну и что?

– Ты не перебивай, разговор долгий. Жили мы в зоне так называемого рискового земледелия, где с урожайностью были серьезные проблемы, и потому предпочитали вести хозяйство проверенным надежным способом, ведь любой эксперимент мог закончиться голодом. Понимаешь, откуда наш консерватизм и традиционные ценности? Потом пришли викинги, для которых погибнуть с мечом в руке, считалось великой удачей, и сделали нам мощную прививку фатализма. Затем набежали монголы из Великой Степи. Их культуру мы тоже впитали.

– Про монголов, господин Президент, я бы молчал. Здесь нагадили, там нагадили и поскакали в другое место. Хороша культура.

– Великая Степь, Леш, это земля, появившаяся еще до Акта творения. Помнишь, как в первых строках Ветхого Завета написано: «И не было ничего, и Дух Божий носился над Степью». Представь, какими должны быть люди, над которыми носится Дух.

– Зачем?

– Многое поймешь. Например, бизнес-паттерны, которые мы сегодня используем. Разве можно маркетингом заниматься, пока Дух Божий носится над тобой? Надо в почтении склониться и мантры шептать, а как Дух улетел, пожалуйста, приступай. На Востоке это называется «выбрать удачный день».

– Народ в Российской империи про это даже пословицу сочинил: вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – попытался изобразить иронию робот.

Игнорируя замечание собеседника, Президент закончил мысль:

– И наконец, последняя деталь. Все вышеперечисленное за прошедшее тысячелетие вылилось у нас в чисто евразийский взгляд на жизнь, власть и урожай, который коротко можно выразить следующим образом: «Бог дал – Бог взял». Вот тебе и матрица России. Готов ты перед ней склониться? Вести с ее помощью страну в капиталистическое будущее?

Робот замер. Резиновые мышцы застыли. Через некоторое время послышался характерный зуммер напряженной работы жесткого диска. Баба Зина заботливо положила Завальному на лоб мокрое полотенце. Это подействовало. Робот вернулся к жизни.

– А как же Западная цивилизация? Почему у них по-другому?

– Что ты имеешь в виду? – переспросил Президент.

– Сами знаете, о чем я. О красоте, о порядке и о техническом прогрессе.

– Леш, по Великой Степи Господь летает, а в Западной Европе ему не разогнаться. Он там пешком ходит и в любую минуту может рядом оказаться, и, значит, у граждан все должно быть в полном порядке, красиво и по правилам, как перед визитом ревизора. По этой причине любые недочеты и косяки очень быстро устраняются.

Робот снова застыл в трансе, ожидая пока его процессор переварит услышанное и подготовит ответ. Но через полминуты из его головы пошел белый дым. Владимир Владимирович взял со стола стакан с водой и плеснул ему в лицо. Робот очнулся, его голова заискрилась и замигала разными цветами. Это помогло. Завальный продолжил:

– Согласно Денису Абсентису, русский крестьянин, составлявший в Российской империи до 80 процентов населения, питался в основном черным хлебом, зараженным спорыньей. То есть в течении тысячи лет пребывал в состоянии перманентной галлюцинации. Ему что воля, что неволя, все равно. Поэтому у нас плюрализма нет. Вот и все россказни. Надо встряхнуть людей, помочь сбросить морок, а вы только голый торс демонстрируете, тоже мне государственный подход.

Владимир Владимирович неторопливо развернул плитку «Мишка на Севере», отточенным движением отломил одну дольку, съел, запил иван-чаем и слегка ироничным тоном сказал оппоненту:

– Встряхивай, не встряхивай, а природный консерватизм, глубокая душевная организация, скандинавский фатализм, Дух Великой Степи и философский взгляд на жизнь в одной связке не победить.

Робот попытался что-то ответить, шевелил губами, затем ушами, но выдавал только отдельные звуки. Баба Зина наложила ему компресс на лоб, но это не помогло. Робот заплакал. Его вид был так несчастен, что Баба Зина взяла его под руку, отвела обратно в кладовку. Когда старая фээсбэшница вернулась, она укоризненно посмотрела на Президента.

– Как не стыдно, Володь. Совести у тебя нет, – сказала она. Владимир Владимирович виновато опустил глаза. Баба Зина лукавила. В глубине души она радовалась, ведь он втянулся в игру и теперь выглядел помолодевшим. «Надо в Новосибирске еще одного заказать, – подумала Баба Зина. – Этот, похоже, долго не протянет».