Текст книги "Энциклопедия русской идеи. Сказки ЕАЭС и ФСБ. Том первый"

Никогда не разговаривайте с незнакомцами

В звенящий от жары евразийский полдень двое москвичей направлялись на Чистопрудный бульвар. Они миновали трамвайные пути и вступили на странным образом безлюдную для этого времени суток аллею. Как известно, мир полон подсказок. Например, если вы со своей девушкой знакомитесь с общительным элегантным буржуем, которого зовут Макс, и он угощает вас черной икрой, и приглашает в загородный дом, или вам взбрело в голову надменно посмотреть на владельца «Американской универсальной мастерской», когда он взялся чинить вашу печатную машинку, или внутренний голос убеждает вас, что хватит двух серебряных монет, чтобы откупиться от румынских солдат, а на дворе зима, и вам хочется за границу. Разве не проглядывает сквозь сей невинный флер печальный конец?

Некто очень добрый бережет нас от трагического исхода. И нашим героям он тоже кричал: «Бегите!» Однако они были сильно заняты политикой. Кстати, я не представил их. Алексей Бенедиктов, ведущий популярной либеральной радиостанции. Низкий, худой с круглыми маленькими очками и чем-то вроде пены для ванн на голове. Одет в отдаленно напоминающую пиджак бесформенную накидку. С ним гулял приятель Борис Немцов, автор ряда разоблачительных брошюр, высокий брюнет в хорошем итальянском костюме.

Двинемся вслед за ними. Страдая от духоты, друзья заглянули в кафе, что плавает в Чистом пруду на дебаркадере, и попросили чего-нибудь холодненького – пива или нарзана. Однако ничего освежающего в баре не оказалось, им предложили теплый лимонад. Покинув кафе, собеседники сели на лавочку в тени лип, чтобы обсудить очередную политическую рукопись Немцова. В это время из дальнего конца аллеи к ним начал приближаться необычного вида гражданин с заломленным на ухо беретом.

– Ты, Борис, в своем расследовании хорошо изобразил Президента, как мракобеса и насквозь коррумпированного злостного врага демократии, но у тебя получается, что он хоть и враг свободы, но как бы избранный народом чиновник. Я же тебе хочу указать, что он никогда и не был легитимным, что он самозванец, подделавший бюллетени и силой удерживающий никоим образом не принадлежащую ему власть. Нет ни одного тоталитарного заповедника в Африке и в Азии, где бы связанный с олигархами силовик не захватил бы трон, и наш «Президент», не придумав ничего оригинального, поступил точно также, – произнес Бенедиктов. В ответ ему Немцов икнул лимонадом.

Тем временем незнакомец, на котором кроме берета был надет китель, а также эполеты и сапоги, а в руках резиновая дубинка со странного вида набалдашником в виде черной таксы, успел дойти до собеседников и обратился к ним со следующими словами:

– Вы извините, но предмет вашей политической беседы столь интересен, что я не смог удержаться, чтобы не спросить. Вы позволите?

Друзья невольно раздвинулись и разрешили ему сесть посередине.

– Если я правильно понял, – сказал обладатель берета и дубинки, посмотрев на Бенедиктова, – вы говорили, что Глава Государства вовсе не законен и только ворует.

– Совершенно верно.

– А вы, – сказал берет, повернувшись к Немцову, – с ним соглашались?

– На все сто! – ответил Борис.

– Ну что же… Это очень, очень любопытно. Но позвольте спросить. Если он все время только воровал, то кто управлял государством? Кто сохранял территориальную целостность страны, выплачивал внешний долг, уничтожал костяк организованной преступности, возрождал авиационную, космическую, оборонную промышленность, восстанавливал науку и социальные институты?

– Никто, – сказал Немцов. – Само все случилось.

– Может, мы в материнской утробе живем, а не в России? – сказал незнакомец.

– В жопе мы живем, молодой человек, – ответил ему Немцов. – Вы бы представились.

– Захар. Бывший омоновец.

– Ах, тот самый! Ныне писатель? – скептически покачал головой Немцов. – Новую бездарщину накатал?

– Почему бездарщину? – обиделся Захар. – Я вам отрывок прочту. Вот послушайте:

Ведущий программы «Время покажет» на Первом канале Петр Худой сказал: «Сегодня мы отмечаем три тысячи лет со дня трагического и неоднозначного события. События толком не осмысленного. События, ставшего камнем преткновения для сотен историков, философов и бездарных депрессивных режиссеров. Случилось следующее. Саваоф зачем-то прихвастнул Сатане: «Смотри, какой раб у меня – Иов. Праведный. Зла чурается как чумы». Враг человеческий не смутился и намекнул, что не за красивые глазки Иов старается, а за вполне конкретные семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов и пятьсот пар волов и ослиц. Чем закончилась эта невинная беседа, мы хорошо знаем. Господь отнял у Иова стада, прислугу, родственников и здоровье. Такова история. Либералы пытаются представить случившееся самодурством, красным террором и клерикализмом. Консервативная общественность с фактами на руках доказывает совершенно обратное. Истину нам помогут установить гости нашей студии. Вы хорошо знаете их. Справа от меня Саваоф, Иван Грозный и Владимир Владимирович. Слева – Иов, князь Курбский и Михаил Хадарковский. Поприветствуем гостей. Аплодисменты! И для начала у меня вопрос к Иову:

– Что вы почувствовали тогда в тот исторический момент? Как восприняли личную трагедию?

– Я встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову, пал на землю и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь, – ответил Иов.

– Лишнее подтверждение того, что в этой стране развращенная, потерявшая стыд власть уже давно не оглядывается на закон в своем ненасытном стремлении отобрать собственность и свободу у граждан, вина которых состоит лишь в том, что они владельцы крупного бизнеса, – вступил Хадарковский.

– Михаил, простите, в какой стране? – поинтересовался Петр. – В земле Уц?

– Напрасно иронизируете, – возразил Хадарковский и хотел было продолжить, но тут послышался тенор Курбского:

– Какого только зла и каких гонений я не претерпел! – зашипел он, злобно глядя на Грозного. – Какие беды и напасти ты на меня обрушил! Какие грехи и измены ты возвел на меня! Всех бед не могу исчислить, ибо множество их, и горем объята душа моя. Всего лишен был и из земли Божьей тобою изгнан.

Следом заголосил Иов, обращаясь к Саваофу:

– О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно верно перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились против меня.

Курбский, косо посмотрев на Иова, повысил свой голос на два тона и продолжил обвинять Грозного:

– И воздал ты мне злом за добро мое и за любовь мою непримиримой ненавистью. Кровь моя, словно вода, пролитая за тебя, вопиет перед Богом моим. Бог читает в сердцах: я в уме своем размышлял, и совесть брал в свидетели, и в мыслях оглядывался на себя, и не понял – в чем же я перед тобой виноват и согрешил.

– Князь, мы еще дадим вас слово, не торопитесь, – остановил Курбского ведущий шоу, – пора послушать вашего визави.

– Что же ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься? – снисходительно сказал Курбскому Грозный. И тут снова завопил Иов:

– Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил, что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? Ибо вот я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет.

Курбский, пытаясь перекричать Иова, заорал сильнее:

– Меня, человека, уже совсем смирившегося, скитальца, жестоко оскорбленного и несправедливо изгнанного, хотя и многогрешного, но имеющего чуткое сердце и в письме искусного, так осудительно и так шумливо, не дожидаясь суда Божьего, порицать и так мне грозить!

Грозный взял микрофон, спросил что-то у Саваофа, получил утвердительный ответ, и глядя на Курбского произнес:

– Если ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни? Почему презрел слова апостола Павла, который сказал: «Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти кроме как от Бога: тот, кто противится власти, противится Божьему повелению»? Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся! Сбылось на тебе сказанное: «Кто думает, что он имеет, всего лишится».

После слов Грозного в студии повисла пауза, которую вскоре нарушил Хадарковский.

– Российский народ привык относиться к государству как к высшей силе, которая дает ему веру и надежду. Эту силу нельзя взять на работу. Надо перестать относиться к ней так возвышенно, – философски заметил бизнесмен, глядя в потолок.

– Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, государями, – заметил Грозный и смерил Хадарковского презрительным, но добродушным взглядом.

– Владимир Владимирович, а вы как думаете? – спросил Петр Худой Президента. Тот отложил смартфон, на котором строчил эсэмэски, повел плечами и сказал:

– Напомню, в соответствии с судебным решением Хадарковскому вменяется в вину хищение, неуплата налогов и мошенничество. Вор должен сидеть в тюрьме. Тут я ничем помочь не могу. Курбский тоже хорош. Измена Родине, на секундочку. Не могу поддержать князя. А товарищ Иов… – Владимир Владимирович прервался и прошептал что-то на ухо Саваофу. Господь послушал и кивнул головой. Президент продолжил:

– Впрочем, каждый сам решает, на чьей он стороне. Время охоты на ведьм и мировой революции закончилось. Левиафан, так сказать, уплыл.

– Я не участвую в этом фарсе! – взвизгнул Хадарковский, бросил микрофон и направился на выход из студии. Курбский шлепнул ладонью по стойке и пошел следом за ним. Иов, опасливо поглядывая по сторонам, остался на месте…

Захар закончил декларировать отрывок из своей книги.

– Другого я и не ожидал, – сказал Бенедиктов, у которого за время этого монолога очки стали поперек лица. Одно сползло на щеку, другое оказалось в районе лба. – Захар, твои бы истории…

Бывший омоновец не дал ему договорить, таинственно поманил обоих приятелей поближе и сказал:

– Сегодня на Васильевском спуске будет интересная история.

– Черт, у меня там встреча через полчаса. Надо идти, – встрепенулся Немцов.

– Признайте напоследок, что хотя бы справедливость в нашем государстве существует. Иного я от вас и не прошу, – взмолился Захар.

Однако Борис не обратил внимание на его слова, попрощался с Бенедиктовым и направился к выходу с бульвара.

– Борис Алексеевич, не прикажете, я велю дать телеграмму родственникам вашей пассии в Киев? – крикнул ему вдогонку Захар.

Нехорошее предчувствие резануло Немцова, но он выбросил тревогу из головы и ускорил шаг.

Глядя вслед уходящему коллеге, Бенедиктов вдруг сложил все случившееся в единую картину. И теплый лимонад в ресторане, и то, что на аллее было непривычно пусто, и берет на Захаре, и его дубинку с набалдашником-собакой. Неожиданно он понял, что ждет Немцова. Бенедиктов вскочил, попытался крикнуть, но слова застряли в горле. Бросился на собеседника, но странным образом промахнулся, поймав лишь воздух. Достал телефон, но тот потерял сеть. Захар встал с лавки и двинулся прочь. Бенедиктов кинулся ему вдогонку, но расстояние между ними почему-то не сокращалось. Не выдержав напряжения и безысходности, Бенедиктов потерял сознание и упал на бульварную плитку. Его очки разбились и отлетели под скамейку.

Вечером того же дня на террасе Дома Пашкова, с которой открывался прекрасный вид на Кремль, расположилась необычная компания. На раскладном туристическом табурете сидел Захар. Узнать его было нелегко, поскольку на нем был костюм водолаза и железный крюк вместо перчатки на правой руке. Табуретка от тяжести сильно шаталась, и он еле-еле сохранял равновесие. На полу лежал старый магнитофон и играл хит «Манго-манго»: «Меня укусила акула, когда я стоял в океане. Но я оставался спокоен, терпел, но закончил работу». Перед Захаром выстроились в ряд три персонажа. Это были говорящий волосатый кулер из офиса «Аншлюс медиа», Православная Элементарная Частица (Перевербованная) и двойник Президента. Они терпеливо слушали песню, виновато глядели в пол и переминались с ноги на ногу. Магнитофон издал громкий треск. Песня оборвалась. Захар заговорил. Ему приходилось кричать довольно сильно, чтобы слова долетали до адресатов из глубины водолазного костюма.

– Почему вы не сожгли ресторан Центрального дома литераторов? Почему не устроили скандал в Елисеевском гастрономе?! Где фальшивая перестрелка с агентами спецслужб на Садовой 302-бис?! Олухи Царя Небесного! Самого простого вам доверить нельзя! Какое, бл*дь, покушение вы затеяли? Кто приказал?!

– Отпустите меня обратно в офис, – взмолился кулер и упал на колени перед Захаром. – Не могу я больше демоном быть. Это она нас всех подговорила, – кулер показал на босую девушку в вышиванке, называвшую себя Перевербованной Православной Элементарной Частицей. Захар медленно поднялся и сделал шаг в ее сторону.

– Я просто хотела кружевные трусики и в Евросоюз! – всхлипнула она. Затем сверкнула глазами и нажала красную кнопку у себя на бедре. Из ее ступней вырвалось пламя, раздался грохот, и девушка улетела в космос.

Захар повернул в сторону двойника Президента. Издав хруст и шуршание, снова включился магнитофон: «Сиреневым пламенем дышат большие кирпичные домны. Противник на нашу погибель готовит подводные лодки». Захар поднял руку с крюком и занес ее над двойником. Того била сильнейшая дрожь. Глаза переполнял ужас. Больше всего двойника пугало запотевшее стекло скафандра, за которым невозможно было угадать выражения лица Захара. Напряжение достигло предела и двойник, не выдержав, заорал:

– Простите, я не знал. Это все она. У меня была депрессия!

Захар опустил руку, повернулся и пошел к круглой башне, где была лестница на первый этаж. Магнитофон играл: «Когда мы выходим на берег, то девочки радостно стонут. И мы начинаем рассказы про разные трудности моря». Захар стукнулся железной головой о косяк двери, понял, что пройти в полный рост не может, и начал бить крюком по проему, чтобы его расширить. Он наносил удары упорно, размеренно, с одинаковой силой. Штукатурка сыпалась ему под ноги. После пятого удара крюка в небе сгустились тучи, раздался гром, сверкнула молния и полил сильный дождь.

Поток с небес начал смывать свиту бывшего омоновца в водосток частица за частицей.

Захар пробил себе высокий проем и вышел на лестницу в башне.

Магнитофон заиграл «Вальс №2» из джазовой сюиты Прокофьева.

Дождь кончился. Наступила ночь. Пришло утро.

Москвичи, исповедующие традиционные ценности, встали довольные жизнью, умылись свежей холодной водой и зафыркали от удовольствия.

А либералы проснулись несчастными и забрызганными ядовитой слюной.

Помолимся за них.

Пердюков, Скрыжапель и Циклопедия

Белые тучки над Кремлем красиво смешивались с синевой неба и создавали ощущение, знакомое всем жителям Советского Союза: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Не нужно никуда спешить. Главное уже сделано. Мы в центре прекрасного мира, изредка отбивающегося от глупой западной периферии. О, это чудное время! Оно вернулось, а вообще никуда и не уходило. Эти тучки, это небо снова с нами. Мы опять летаем в космос и строим атомные электростанции друзьям на Ближнем Востоке. Ура, товарищи! Но спустимся на землю и заглянем в кремлевские чертоги. Как там Российский Лидер? Чем занят? Как замысловато направляет страну в еще более счастливое русло? И вот мы подлетаем к окну его рабочего кабинета. И видим. В гостях у него сидит пресс-секретарь Дмитрий Лесков. И мы слышим голос Президента:

– У древних греков главное пространство в доме было залом для пира, где после еды можно было полулежа вести философские разговоры.

– Почему именно философские, Владимир Владимирович?

– Потому что рассуждать о политике, семье и бизнесе было дурным тоном, Дим.

– Любопытно. Значит мы со своей романтикой вроде как наследники Эллады? – потихоньку входит в тему пресс-секретарь.

– Абсолютно. Чтобы лучше понять, сравни с Римом. У римлян, то есть у западной цивилизации, дом всегда вокруг внутреннего двора строился. Понимаешь разницу в идеологии? У нас что во внутреннем дворе?

– Ну, как что, Владимир Владимирович, вы же знаете, помойка.

– А что главное в доме?

– Гостиная? Стол? – пробовал угадать пресс-секретарь.

– Точно, – подтвердил Президент и погладил рукой толстую полированную столешницу. – Это мелочи, но, как говорил Шерлок Холмс, от каждой такой мелочи можно протянуть ниточку…

– Я помню, Владимир Владимирович, этот фильм наизусть, – перебил Лесков. – Вот почему у нас заседания и банкеты, заседания и банкеты?

– Можно сказать и так. Помнишь, ты у меня спрашивал, почему только за границу России на Запад выезжаешь, в Финляндию например, и сразу все по-другому? Уютненько, симпатично, эстетика, виды. Потому что они адепты Римской империи. Много столетий уже свой садик возделывают. Стригут, облагораживают. Отсюда и красота. А у нас, Димка, все время что-то отмечают. Поэтому атмосфера как после праздника, когда утром просыпаешься, ничего не помнишь, а вокруг все поломано и голова трещит. Подарок от седых Афин и древнего Константинополя.

– Владимир Владимирович, а Виктор Олегович Келевин написал, что русской идеи не существует.

– Да? Не помню. Давай вот что… трех первых попавшихся прохожих с улицы позовем, спросим, что они думают. Давно мы с народом не общались. Может, чего интересного услышим.

Президент вызвал по селектору старую фээсбэшницу Бабу Зину и попросил по-быстрому собрать фокус-группу из прохожих на Красной площади. Через пятнадцать минут она привела в кабинет трех персонажей.

– Пердюков, – представился тип с неприятным лицом в грязном пиджаке.

– Скрыжапель, – представился интеллигентного вида молодой человек.

– Циклопедия, – представилась девушка в полухипстерском наряде.

Глава Государства объяснил, что пригласил их с целью обсудить российскую идентичность, и попросил не стесняться и свободно высказаться по данному вопросу. Первым начал Скрыжапель.

– Народ российский происходит от гипербореев. По крайней мере, хочется так думать. Это ведь красиво – выплыть из глубокого тумана древности на варяжских ладьях с разноцветными щитами на бортах. Разве нет? Диодор Сицилийский писал, что смерть приходила к гипербореям словно избавление от пресыщения жизнью. Испытав все наслаждения, они бросались в море.

– Но ведь археологи ничего не нашли. Ни одной постройки до 11-го века, – вступила Циклопедия. – Мы непонятно откуда взялись – и вдруг сразу с огромными белокаменными храмами во Владимире, Новгороде и Киеве. А до этого… пустота, неизвестность. Даже язычества не было. Историческая загадка.

– Историческая катастрофа мы. Все просрали, – сказал Пердюков.

– В Санкт-Петербурге, откуда я родом, при дамах так выражаться не принято, – сделал Владимир Владимирович замечание Пердюкову. – Хотите сказать что-то по делу?

– Нет в России никаких дел. Все только пилят и воруют. Одни жулики, – ответил Пердюков.

Президент нажал кнопку селектора и попросил принеси чай с конфетами.

– Скрыжапель, у вас есть что добавить? Кстати, почему у вас такая фамилия?

– Я раньше Яблочником был. Друзья прозвали за любовь к американской фирме. Но потом подумал, что Скрыжапель как бы патриотичнее, что ли. В общем, имидж сменил. А добавить хочу. Говорят, мы Третий Рим, но мне кажется для Рима мы слишком архаичны. Мы скорее вторые Афины. По крайней мере, как бильярдный шар постоянно скатываемся в лунку Древней Греции.

– В дерьмо мы скатываемся, – перебил его Пердюков, открывая шоколадную конфету «Белочка», принесенную Бабой Зиной.

– Помните эллинскую архитектуру? Она всегда тяготела к простым формам. Словно ребенок взял и поставил треугольник на квадрат. Получился дом, – продолжал Скрыжапель. – Только подумайте, греки даже не знали полукруглой арки! А римляне использовали гораздо более сложные технологии, возводили акведуки, мосты, галереи и остальные чудеса. Зачем грекам мосты? В гробу они их видели. Они на лодках плавали.

– И мы тоже плаваем, как говно в проруби, – уже довольно расслабленно проговорил Пердюков, дожевывая конфету. Владимир Владимирович недовольно покосился на него, но ничего не сказал.

– Я вот о чем, – продолжал Скрыжапель, – как мы с византийским наследием обошлись? Почему такие красивые апсиды храмов 11-го века впоследствии были заменены на примитивную четырехскатную кровлю? Недавно иду по Китай-городу мимо церкви Всех Святых. Это просто коробка кирпичная с декором. Деградация? Не думаю. Это скорее путь между Афинами и Римом. В Афинах нам уютнее, что ли. Не любим мы усложнять.

– Циклопедия, а вы как считаете? – спросил Президент.

– Помните исследование профессора Мошинского? – сказала Циклопедия. – Он доказал, что такое понятия, как душа, является праславянским.

– Ой, я вас умоляю, славянская душа. У меня сейчас кровь из ушей пойдет, – пробормотал Пердюков, наливая чаю.

– Возьмите шоколадку, – попросил его Владимир Владимирович. Пердюков покорно начал разворачивать фольгу «Аленки».

– Академик Трубачев считал, что среди европейцев, принявших христианство, только у славян понятие «рай» было исконным, а «ад» – заимствованным, – продолжала Циклопедия.

– Конечно, ага, – саркастично прокомментировал Пердюков, пережевывая шоколадную плитку.

– Недавно начали публиковать военные архивы 41—45 годов, и среди них нашлось разъяснение для солдат Вермахта по поводу русского характера, – вступил в разговор Скрыжапель. – Там написано, что главной чертой россиян является непереводимое на германский лад понятие «широта души». Это многое проясняет. Владимир Владимирович, может, у вас в баре есть что-нибудь? Чисто символически.

– «Джек Дэниэлс» есть? – присоединился к просьбе Пердюков. Глава Государства посмотрел на него правым глазом сурово, а левым осуждающе. Пердюков вздохнул, взял еще одну конфету из вазы и положил в рот.

Российский Лидер достал пятилитровую бутыль «Медовухи» и большие стаканы. Налил, чокнулись, выпили. И сразу по второй. Налил. Выпили.

Два стакана медовухи оказали свое действие, и участники дискуссии на несколько минут погрузились в раздумья. Сидели молча. Лесков думал, что Президент снова его спросит о национальной идее, а он так ничего и не понял. У Скрыжапеля на лице читалась работа мысли. Циклопедия мечтательно подняла глаза к потолку, разглядывая огромную люстру. Пердюков морщился, делая свое лицо еще более неприятным, у него получалось.

Тишину нарушил Владимир Владимирович.

– Вы верно говорили про «душу», «рай» и «простоту форм», но есть еще важный момент. Каждая нация живет своей мечтой. Все знают про американскую. Она простая, как набор старшеклассника: большой прожорливый автомобиль, такой же дом, и все это в кредит, чтобы отдавали уже дети или даже внуки. А вы знаете про нашу евразийскую мечту?

Увидев недоумение на лицах собеседников, он предложил:

– О'кей. Давайте накатим.

Налили. Чокнулись. Выпили.

– В Республике Таджикистан есть закон «Об упорядочении традиций, торжеств и обрядов», – продолжил Российский Лидер, взял в руки листок бумаги, надел очки и зачитал: – «Цель закона: Предотвращение излишних расходов, наносящих серьезный ущерб экономическим интересам и моральным устоям жизни граждан». Это уму не постижимо. Беднейшая страна региона! Откуда у них деньги на торжества? Я выяснил. Оказалось, из того же места, что и американская мечта – из банка. Берут в кредит. Залезают в долги.

Президент оглядел свою публику. Слушатели являли собой одновременно интерес, замешательство и хмель. Он продолжил:

– Знаете, сколько у них праздников? Я только для примера пару назову (зачитывает с бумажки немного путаясь в слогах): «Сарупобинон» – демонстрация одежды невесты и жениха. «Домодталбон» – обряд первого посещения зятя дома родителей жены. «Гахворабандон» – укладывание новорожденного в колыбель. «Чиллагурезон» – угощение по случаю окончания сорока дней после рождения. «Муйсаргирон» – первая стрижка ребенка… Давайте еще накатим. Как говорил Веня Ерофеев, не мог же я перейти Садовое кольцо, ничего не выпив. А!

Члены фокус-группы выпили по четвертому стакану.

– Короче, теперь этот разгул прижали к ногтю, и банкет по случаю обрезания мальчика разрешено праздновать только в течение одного дня с участием до 60 человек «с малыми расходами», и при этом запрещается проводить козлодрание и вручать подарки другим лицам, кроме виновника торжества, – читал Президент. – На регистрацию брака велено приезжать не более чем на четырех легковых автомашинах. Ко всему прочему, запретили «осыпать людей деньгами». Вот за что я люблю евразийцев! Как вам?!

Молчавший всю беседу Лесков выпил очередной стакан и упал на пол. Рядом после очередной дозы свалился Пердюков. Скрыжапель отрубился, уронив голову на стол. Держалась только Циклопедия. В пятилитровой бутыли остались последние капли.

– Владимир Владимирович, а помните конфликт православной церкви и старообрядчества? – сказала заплетающимся языком Циклопедия. – Старый Символ веры говорил о Царствии Небесном в настоящем времени, тогда как новый, принятый патриархом Никоном, в будущем. По мнению старообрядцев, Светлые силы уже победили, разве это не чудо?

– Верно. Византийцы всегда настаивали, что изображать в церквях можно только великие праздники, а Ватикан упирался: нет, будем страсти Христовы рисовать. Вот чудаки. Зачем нам страсти? У нас Царствие Небесное уже наступило! Понял, Димка? – спросил Глава Государства, приподняв голову Лескова за волосы. Тот не реагировал.

– А не махнуть ли нам в Душанбе? – предложил Владимир Владимирович и попытался растолкать собутыльников. С большим трудом удалось привести в чувства Скрыжапеля, остальных пришлось оставить. Через десять минут из Кремля вылетел вертолет и взял курс на Восток. Дальнейшие события описывают ленты новостных агентств и репортажи в СМИ. РИА Новости сообщило, что в Республике Таджикистан неожиданно начались показательные учения сил ОДКБ, в ходе которых были произведены стрельбы крылатыми и баллистическими ракетами. Источники «Коммерсанта» в Правительстве узнали о назначении некоего генерала Скрыжапеля на должность секретаря Совета Безопасности РФ. Журналисты отмечали, что ранее генерал с такой фамилией не числился ни в рядах ФСБ, ни в МВД, ни в Армии. Обозреватель РБК разнюхал, что новым пресс-секретарем Президента назначена некая Циклопедия. Комментаторы терялись в догадках, почему убрали Лескова, и чьи интересы представляет новый пресс-атташе. В «Лайф ньюс» вышел репортаж о происшествии в Кремле, где ночью федеральная служба охраны обнаружила человека, назвавшегося «другом Президента». Им оказался безработный под фамилией Пердюков, житель столицы. При задержании оказал сопротивление, разбил шесть ваз 15-го и 17-го веков и неудачно попытался выпрыгнуть сквозь бронированное стекло на улицу. На следующий день решением совета директоров «Газпром-медиа» Пердюков был назначен главным редактором радио «Ухо Москвы» и вскоре начал вести авторскую программу «Утро с Пердюковым». Через неделю радиостанцию переименовали в «Эхо Пердюкова». «Известия» иронизировали, что слово «Москва», ранее присутствовавшее в названии этого СМИ, явно не отражало его истинной сущности, но теперь, слава Богу, оплошность исправлена. Первый канал выпустил сюжет о бывшем главреде «Уха» Алексее Бенедиктове. Несчастный уехал за границу. Там оказался никому не нужен. Был охвачен тоской и потерял смысл жизни. В общем, растворился в тщете вслед за другими либеральными европейцами. А над Кремлем, как обычно, висели белые тучки, смешиваясь с ярко-синим небом. Хорошая погода дарила евразийцам счастье, покой и благополучие.