Текст книги "Слово – автору. Как человек становится творцом (сборник)"

Глава 6
«Стремился попасть туда, где соприкасаются религии»

Почему для писателя важно много путешествовать, и как можно использовать накопленные впечатления в своих произведениях.

– Давайте поговорим о географии ваших романов. С одной стороны, герои активно перемещаются в пространстве. А с другой – и вы в процессе работы над книгами много путешествуете, собираете материал. Где были, с какой целью, что почерпнули для себя и как это отразилось в произведениях?

– Манера письма зависит от количества знаний, которыми обладает автор. От объема его личности: что он из себя представляет. И каким образом показывает весь этот мир. Я как писатель стараюсь придерживаться исторической правды. И не пытаюсь облететь разумом какие-то неведомые миры.

Многие современные литераторы пишут о вещах, которых они никогда не видели, не знают. И называют эти книжки фэнтези. То есть выдумывают некие земли, страны. Чаще всего они выдумывают их плохо. Потому что представить что-то такое, что отличалось бы от земной реальности, весьма сложно. Например, в моей голове выдуманные персонажи превращаются в какое-то месиво, кашу. Через час после прочтения такая книга забывается.

Как человек пишущий, я понимаю, что нельзя все в одну кучу свалить и пытаться в ней найти сюжет и все остальное. Поэтому у меня есть определенное соотношение между тем, что отражено в моих книгах, и тем, что происходит в жизни.

Соответствовать реалиям времени и места

– Возьмем героев «Русского креста». Роман начинается с одной точки – все эти люди живут рядом. Здесь я соблюдаю античное единство времени, места и действия. Вот они растут, дружат, вот их маленькая община, их проблемы и так далее.

Потом жизнь начинает разворачиваться. И естественно, герои покидают родное гнездо, разъезжаются по свету: кто в областной город, кто в столицу. Учатся, женятся, работают и т. д. При описании всех этапов их пути тоже надо соответствовать реалиям времени и места. Поэтому я как автор себя в этом романе ограничивал, хотя мне и хотелось вложить туда все, что сам видел.

У меня есть целые куски, которые до сих пор лежат и ждут своего часа. Я там описываю разные путешествия: вокруг Европы, в Африку, еще куда-то. Это пока никуда не вошло. Как автор не могу уподобиться степному акыну: что вижу, то и пишу. Я должен отбирать необходимые путешествия и географические точки. Нужны ли они по движению сюжета, по развитию характеров? Поэтому перемещаюсь с героями по пунктам, в которых они бывают, не пытаясь охватить необъятное. Но постепенно тот огромный массив всего, что успел повидать, ввожу в следующие романы.

Пока же освоил в своих книгах, наверное, только треть накопленных впечатлений. Сейчас вот хочу героев будущей книги пустить вокруг Европы. Раньше они у меня в Азию ездили, на восток, а теперь – на запад.

– Как вам удалось накопить этот гигантский объем жизненных впечатлений, о котором говорите?

– Я как советский человек был заперт в СССР, находился в том же состоянии, что и все наши люди. Понимал: мне никогда не выехать за границу, в капиталистическую страну.

Не увидеть того и этого. Хотя были какие-то вполне определенные мечты. Места, о которых всегда грезил. Я, например, очень любил изучать историю латиноамериканских народов. В частности, индейцев майя. С детства много об этом читал, но понимал, что никогда мне не увидеть ни Южную Америку, ни пирамиды, ни Теночтитлан, ни Куско, ни затерянный в джунглях город.

И конечно, когда открылся железный занавес (а я тогда был молодой, здоровый и красивый), сразу захотел увидеть столько, сколько можно было. С одной стороны, появились какие-то возможности, деньги. С другой – огромное желание. С третьей – все боялись, что это окно возможностей возьмет и захлопнется в какой-то день. Придут новые коммунисты, вожди – и закроют.

Поэтому ездил я очень много. В одни только туристические путешествия отправлялся четыре-пять раз в год. Еще два-три раза летал по делам – на всякие семинары, встречи… За десять лет накопились сотни таких поездок. И всегда как неофиту, как любопытствующему мне было интересно открывать для себя все новые и новые места.

Доходило до того, что я, например, летал на Бали самым первым рейсом. Просто получил информацию о том, что будет отправляться такой самолет, и попал в него с первой группой российских туристов. Сейчас это уже банально, а тогда было супер: другое полушарие, Индонезия, рядом Австралия. Долетели мы туда и две недели отдыхали. Вместе с нами – пилоты. Потому что это был не рейсовый полет. А когда отправились обратно, нас долго не принимал никакой аэропорт, и мы огибали Индию по какой-то дуге – через Мьянму и другие страны. На земле удивлялись: «А вы откуда появились? Вас ни в каких расписаниях нет». Какой-то непонятный самолет. Откуда летит? Куда? Видно, за две недели о нас забыли. Ни посадку не давали, ни через свои территории не пропускали. Пришлось лететь через Абу-Даби. Хотя можно было бы через Афганистан по прямой в Россию.

«Если герои катаются на лыжах, точно знаю, какой там снег»

– Вот так страшно носился я по миру. И жадно наблюдал за всем, что происходило в разных его уголках. А потом, когда уже немножко остыл, появились какие-то излюбленные маршруты и привычка ездить туда-сюда. Например, в Египет раньше летал, как на дачу. И тоже, кстати, попал туда одним из первых.

Кроме того, с утра до вечера мотался по стране – на машине, самолете, поезде. По всему бывшему СССР у меня было раскинуто 56 предприятий. Казахстан, Узбекистан, Армения и прочие места – все их надо было успеть объехать. Жизнь проходила на колесах, как у президента Путина сегодня.

А вот дальше пошли чисто профессиональные заморочки – писательские. Основными достопримечательностями я уже насладился, поэтому стал ездить более целеустремленно и осмысленно. Собирал нужный для книг материал.

И у меня начал проявляться новый интерес. К религиозным местам – таким, где зародились разные верования или живут их последователи. Даже в семейных путешествиях я всегда находил возможность там побывать.

Так, в Индию ездил уже осознанно – искал Агру, этот храм, который описан в «Святых грешниках». Так же осознанно несколько раз был в Святой земле. Двигался по следам, которые оставили библейские персонажи. Это очень интересно. Потому что когда читаешь Библию, думаешь: происходило это где-то на краю света, неизвестно когда и с кем. А когда приезжаешь туда, тебе показывают: вот колодец, у которого добрый самаритянин спас иудея. Вот сюда он его повел, тут перевязал раны, и т. д. и т. п. Все воспринимается совершенно иначе.

И естественно, ты начинаешь прикидывать, что пригодится тебе в новом романе. Объехав по меньшей мере полмира, я начинаю вводить этот материал в свои книги. Но опять же, дозированно.

Если мои герои катаются на горных лыжах, точно знаю, где именно и на каком склоне, какой там снег и как все устроено. Тем более что и сам увлекаюсь этим долгие годы.

Или если описываю какое-то место силы – тот же Иссык-Куль или Байкал – значит, обязательно там был и испытал ощущения, возникающие у человека при их посещении. Там реально чувствуешь себя по-другому. Во всяком случае, я. Взять высокогорное озеро: ледяная вода, чистый воздух. Всегда мечтаю пожить там дней десять. Из Москвы вылезаешь – гнилое место – глаза на лоб, мозги набекрень. Человеческая психика в большом городе угнетается. А тут – прилив сил, энергии тебя пронизывает. Пара дней – и ты снова ходишь, как орел. Грудь вперед.

«Современный человек много путешествует»

– Естественно, вместе с тобой в пространстве начинают перемещаться и твои герои. Если они изначально сидят в Казахстане, где все их передвижения ограничиваются степями, а дальше едут по России, то потом уже начинают смотреть дальше. Отправляются на семинар в Англию. Путешествуют по каким-то религиозным местам. И я бы хотел, чтобы их движение продолжалось.

Потому что современный человек в моем понимании – это человек, который много путешествовал, много видел, много перемещается в пространстве. Уж тем более, если речь идет о людях бизнеса. Они в этом деле особенно продвинутые.

Я же не один такой. И не хвастаюсь. Знаю очень многих, кто подобным образом открывает эту планету. Ищет для себя какие-то интересные вещи.

Раньше для нас существовал Советский Союз и весь остальной мир. Причем чаще мы воспринимали его враждебным. И до сих пор люди старшего поколения благодаря нашей пропаганде, которая сегодня усиленно насаждает очередной миф о злокозненности других стран, продолжают чувствовать: вот тут есть мы, а там – плохие люди, которые нам мешают.

Но вот что я заметил: молодежь воспринимает мир уже по-другому. У моих сыновей нет такого понятия: наша страна одна правильная и справедливая, а остальные совсем никудышние. Сам я раньше осуждал молодых ребят, которые уезжали за границу. Как же это? Ты на родине должен трудиться. А сейчас нет. Это, видимо, влияние времени и пространства, связанное еще и с Интернетом. Мир уменьшается, и они никаких границ не ощущают. Чувствуют себя абсолютно свободно. Изучают языки. Всегда готовы куда-то ехать. Очень много знаю молодежи, которая вообще переехала – кто в Штаты, кто в Канаду. Все умные, все стремятся куда-то.

Конечно, мы сетуем. И с точки зрения государства рассуждения понятны: ну вот, как же, они уедут, будут работать на чужую страну, а мы тут останемся. Но эти ребята видят мир по-другому. Более глобально. И смотрят на все более спокойно – без этой политической ангажированности, каких-то избыточных фобий, которые нам внушаются: что там враги сидят, и прочее.

Поэтому и я в книгах стараюсь, чтобы герои стали не только патриотами своей страны, своего народа, но и в какой-то степени людьми уже глобальных масштабов. Они перемещаются по России. Едут за границу. Свободно чувствуют себя в любом месте, где нет опасности. Это тренд. Та возможность, которая сегодня предоставляется.

«Мир расширяется и сужается одновременно»

– На самом деле жизнь за 30 лет разительно изменилась. Даже у самых простых людей, которые никуда не ездили. Потому что они имеют, например, автомобиль. Это вещь, которая дает дополнительную степень свободы. Если ты ездишь только на автобусе, то для тебя родное место – твой город и несколько маршрутов, улиц, по которым передвигаешься. Все. Это твой мир. А если садишься в машину, уже имеешь возможность свободно переместиться на десятки и сотни километров в одну сторону, другую. И твой мир сильно расширяется.

Например, когда я переехал в Воронеж, дачу строил в 50 километрах от города. Мне говорили: «Александр Алексеевич, так же не бывает. Дом надо иметь вот здесь, рядом – в “долине нищих”. А я отвечал: «Ребят, вы в старом времени остались. Сейчас наступает такая жизнь, когда все сядут на машины, и 50 км вообще не будут считаться расстоянием». Так оно и есть. На Западе то же самое. Америку такой, какая она сегодня, создал автомобиль. Они живут в разных местах понемножку.

То есть мир для человека, с одной стороны, расширяется – с помощью автомобилей, поездов, самолетов… Появляется возможность перемещаться все быстрее и дальше. А с другой, умственной, психологической, – сужается, потому что приход новой реальности в виде интернета, средств связи делает его меньше.

Я выхожу в Фейсбук – и мне пишут люди, которые сидят в Израиле или Америке. Раньше такое было невозможно. Позвонить куда-то за границу вообще в советское время казалось абсурдом. Никто тебе не позволит. И ничего подобного быть не могло.

А сейчас одна моя бывшая сокурсница обижается на меня. Так она делает это из Нью-Йорка. Мы с ней слегка попикировались. Я говорю: «Ты американизировалась». Отвечает, мол, я не такая. И вроде идет перепалка, как в соседней квартире. А на самом деле нас разделяют десятки тысяч километров. Находимся на разных концах Земли. Человеческому сознанию, которое было всего 20–30 лет назад, это даже представить невозможно.

И возвращаясь к творчеству, конечно, сегодня все это должно быть востребовано. Мне кажется, нормальный серьезный человек смотрит на мир уже по-другому. Конечно, есть авторы, которые описывают: «Вот моя родная деревня. Я сижу в ней возле речечки. Там мои гусики плавают, собачка бегает. Я счастлив. Или тоскую и плачу». Понятно, что тоже есть люди, для которых жизнь такова. Но все-таки, на мой взгляд, будущее не за этим: мир изменился, и наше представление о нем тоже. Соответственно, писатель должен менять свои подходы, свое письмо в соответствующем направлении. И я пытаюсь. У меня герои сегодня постоянно двигаются. Перемещаются. Меняют города и страны.

Увидеть, где все было на самом деле

– Вы объездил столько стран и континентов. Можете посоветовать людям, которые находятся в духовном поиске, где им обязательно надо побывать?

– Трудно сказать. У меня поиск был специфический. Я стремился попасть туда, где религии соприкасаются друг с другом. Вот индийская Агра – с величественными постройками хана Джахана, или императора Акбара, здесь пересекаются буддизм, христианство, ислам, зороастризм… Или, например, Святая земля. Я посещал ее как православный паломник, но все равно там родились две мировых религии: христианство и ислам. А еще иудаизм – он претендует на статус мировой, но таковой не является: это религия еврейского народа, в силу определенных причин не получившая широкого распространения. И вот отправляюсь туда, чтобы что-то сравнить. Мы прекрасно знаем, что происходило некое совмещение христианства и ислама как более поздней религии. То же самое касается некоторых ранних культов.

Для изучения мусульманских ценностей при работе над романом «Святые грешники» я также должен был посетить мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави в Казахстане. К сожалению, в Мекку во время хаджа меня не пустят. Соответственно, приходилось пользоваться воспоминаниями других людей, которые совершили паломничество. А вообще, если есть возможность – надо ехать и смотреть самому.

Например, если интересуюсь в своем романе язычниками, то, соответственно, где их искать? Не в Подмосковье же, где они нарядились в какие-то якобы древние одеяния и пытаются возродить некие обряды – так или не так, кто его знает. Читают какие-то Велесовы книги, еще что-то… Я лечу на Камчатку и смотрю уже другим взором на природу, где все реально происходило. На людей, которые ближе к этому. Разбираюсь, как совмещаются их понятия: они вроде как православные, их уже миссионеры обработали, а с другой стороны – все равно молятся на свою дощечку. Шаманов уважают, в бубны бьют, на огне гадают и т. д.

То есть если уж перемещаться, то в те места, где все было на самом деле. Или могло быть.

«Самые яркие впечатления – житейские»

– Что больше всего поразило вас в путешествиях? Не обязательно в духовном смысле.

– Сложно назвать самые яркие воспоминания. Когда в первый раз выехал за границу в 1986 году (а ездили мы в Чехословакию, потом в Австрию), для меня все казалось удивительным. Как будто сразу же и трава другая, и люди. Смотришь: это уже заграница? Сегодня такого ощущения нет. Везде все одинаково. Когда мне начинают рассказывать сказки, мол, жизнь там какая-то особенная, отвечаю: «Вы мне голову не морочьте». Везде люди. Везде есть бедные и богатые. Везде куча проблем. И какие сложнее, наши или их, определить очень непросто. Может, при общей сытости существование в Германии на порядок тяжелее: я там не живу, но просто вижу, что они так же работают, упираются.

Ну а если вернуться к впечатлениям, то все зависит от восприятия. Можно прийти в какое-то совсем незначительное место и извлечь для себя очень многое. А можно посетить всемирно известный исторический объект и остаться равнодушным. Для меня как писателя теперь важны не столько сами места, сколько то, что я там понял.

Когда в первый раз приехал в Иерусалим – ой, мама родная! Как все паломники, находился в прострации: вот на этом камне Христос стоял, по этому озеру ходил, сюда рыбаки ему рыбу принесли, а тут он пять тысяч человек накормил. А вот здесь его крестил Иоанн Креститель. Удивляюсь:

– Где крестил?

– Да вот на этой речке.

– На этой грязной?! В холодной воде?

– Ну да. Вот здесь. Называется Иордан. Ну, полезай…

Надеваешь рубаху – погрузился в эту речку, тоже вроде как сподобился.

Конечно, контраст удивительный. Я называю этот эффект заземлением. Мы много читаем в книгах всякие истории, легенды и представляем себе, что и как было. А потом оказываешься на том самом месте и понимаешь, что в реальности события разворачивались иначе.

– Что еще оставило яркий след в памяти?

– Ну, давайте вспомним Помпеи – раскопанный город. Самые яркие впечатления – житейские. Во-первых, идешь по улицам – и там колесами продавлены борозды в камнях: здесь ездили на колесницах и телегах. А потом смотришь: дыра на дороге. Спрашиваешь гида:

– А зачем посреди улицы дырка?

– Да они так же, как у нас, гремели эти колесницы под окнами. Тогда хозяева домов стали вставлять сюда каменные столбы, чтобы никто проехать не мог.

Все очень просто. Житейское. Две тысячи лет прошло. А сейчас что делают? То же самое: столбы ставят, цепи вешают.

Дальше заходим в древний публичный дом – каменные ложи, рисунки сверху: как чего, кто под кем.

– А что это подъезд такой обсыпанный?

– Да они здесь в очереди стояли. И все время на камень нужду справляли. Вот от этого вся нижняя часть истончилась.

Или древний сортир – заглядываешь: самый обычный, как у нас, с деревянным насестом. Ничего за это время не изменилось.

И я думаю: если все так же, как и было тысячи лет назад, то зачем тогда мы живем? Ничего особо нового в бытовом плане не произвели. Ни публичных домов, ни сортиров. На телегах все так же гремим. Только сами эти телеги немного изменились. Конечно, утрирую, но вопрос возникает.

А вот амфитеатр, где гладиаторы дрались. Конуры, в которых они сидели. Дальше идет рассказ, как жили эти бойцы. Бабы к ним ходили. Матроны. Муж-то что? Хоть и знатный. А они вон какие! Да еще популярные. Как сегодняшние звезды шоу-бизнеса.

В общем, люди есть люди. Все одинаковые. Думаем, далеко продвинулись, высоко поднялись. А по большому счету мало изменились. Хотя, когда мне говорят, что совсем от прежних не отличаются, возражаю: «Все-таки перестали на кол сажать или за ребро подвешивать. Сейчас просто расстреливают или на электрический стул отправляют». Вот какой огромный путь проделали! Добились новых гуманитарных высот.

Глава 7
«Нас не учили жить при капитализме»

Здесь писатель рассказывает о том, как возник замысел романа «Русский крест» и почему он превратился в шеститомную эпопею.

– Александр Алексеевич, почему именно 1960—1990-е годы стали темой для вашего романа «Русский крест»?

– В первую очередь, потому, что это время переломное: чтобы распалась великая империя и одновременно сменился общественный строй, – подобное бывает однажды в две тысячи лет. Последний раз такое случилось в эпоху Римской империи. Во-вторых, на этом переломе произошли такие тектонические сдвиги в сознании нашего народа, что не рассказать о них было просто нельзя.

Мы пережили страшное – потеряли пятьдесят процентов ВВП, тогда как во время Великой Отечественной – сорок. Сколько людей разочаровались в жизни, в ценностях, в своей семье. Миллионы погибших, миллионы спившихся, миллионы брошенных детей. С одной стороны, это катастрофа. С другой – новая эра. Люди, которые нашли себя в столь сложное время, сумели создать новый мир. Честно признаюсь, в девяностые я считал, что страна вообще не восстановится, а распадется на тысячу частей. А мы не только выжили, но и сохранили свое государство. Заметьте, другие народы за двадцать лет не смогли подобного построить.

При этом мы оказались в некоем информационном вакууме. Каждое великое событие, которое случалось с нашим народом, отражалось в литературе, в народной памяти: писатели осмысливали революцию, Великую Отечественную. Но в девяностых годах тоже происходили события мирового масштаба.

Я сам жил в то время, мне есть, что сказать, исходя и из собственного опыта. Но, к сожалению, судя по тому, что наблюдаю в отечественной литературе, этот период современными писателями как будто не замечен и пока не освоен. Они отнеслись к нему достаточно равнодушно. Поэтому у меня появилось искушение сделать это первым. Неужели мы все – пережившие такие потрясения и сохранившие страну, которая сегодня снова внятно заявляет о своих правах, – не достойны того, чтобы и о нас кто-то написал, сказал доброе слово?

– Когда вас спрашивают, о чем ваш роман, что отвечаете?

– «Русский крест» – о нескольких вещах.

Во-первых, он о том, как из единого советского человека, воспитанного в идеологическом вакууме, стали появляться люди, которые называют себя казахами, татарами, чеченцами… И как русские вслед за другими народами Советского Союза тоже начали обретать национальное самосознание. Я прекрасно помню, что в 1990-е годы само слово «русский» было чуть ли не ругательным.

Во-вторых, книга о том, как при смене общественного строя зарождается новый тип экономических отношений. Из винтиков разобранного социального механизма возникает новый класс предпринимателей – тех, на кого сегодня вся надежда. Для меня это люди пассионарные – обладающие повышенной энергией, способные изменить окружающий мир, сумевшие вытянуть себя и страну из хаоса и разрухи 90-х. Я горжусь, что и сам отношусь к их числу. Поэтому моя книга – еще и благодарность таким людям. Дух русского предпринимательства не угас. Брошенные государством, мы смогли выстроить новую формацию, сделать жизнь более-менее приемлемой и в какой-то части комфортной. Выстояв в этой борьбе, не только спасли себя, но и изменили судьбу целой страны.

В-третьих, это роман о любви. Вечной и благодатной. Любви, которая бывает в жизни каждого человека. И о поиске ее мужчинами и женщинами в XX и XXI веке. Любовь преодолевает все обстоятельства, идет с нами рука об руку. И является началом всех начал: он любит ее, а она его, потом у них появляются дети, которые любят родителей… Это передается из поколения в поколение. И только наличие любви делает жизнь осмысленной и счастливой. Без нее и сама наша планета исчезла бы. Причем это не только чувство, которое человек испытывает к собственной семье или роду, но и более широкое понятие – любовь к своей стране, народу, переживание о его положении и горькой судьбе.

И наконец, мой роман – о напряженной внутренней работе главных героев. Каждый из них, пройдя испытания, обретает новое духовное качество. Все эти поиски в конечном итоге – поиски Бога. В разных философских и религиозных концепциях – кто-то раньше, а кто-то позже – они находят то важное, что объединяет нас всех. Приближаются к божественной правде, силе и красоте.

Вот эти вещи мне и хотелось в первую очередь донести до читателей.

– Способен ли понять современный молодой читатель то уже относительно давнее время, в которое начинается действие романа-эпопеи? А ясно представить себе бурное начало 90-х?..

– А почему бы и нет? Что тут такого происходило, чего нельзя понять с точки зрения личностной? Люди жили, любили, страдали, приспосабливались. Если читатель, хоть и молодой, но живой, мыслящий, то, конечно, поймет. Личность человека во многом основана на опыте предков, на духовном единении с ними. В 1990-е и нулевые годы на это не оглядывались, считали, что современные люди настолько отшлифованы телевидением и Интернетом, что полностью оторвались от своих корней. Но нет, сегодня мы вдруг осознали, что мы русские, стало проявляться духовное родство. Начали ощущать, что у нас есть корни, культура, литература. Кто готов это воспринять, тот поймет и то, что с нами происходило в 90-е годы.

– Вы часто проводите встречи со своими читателями в разных городах. Что это вам дает?

– Эти встречи меня будто бы подпитывают. Заряжают энергией. Я всегда говорю большое спасибо читателям за то, что они вообще пришли. Потому что работа писателя – дело весьма муторное и одинокое. Причем постоянно сомневаешься в том, что твои мысли действительно для кого-то важны. А приходят читатели, поговоришь с ними – и понимаешь, что твои взгляды созвучны еще кому-то.

Тем более, во время моего с ними общения открываются такие вещи, о которых я даже не думал в ходе работы над романами. Многие находят в книгах собственные мысли, свою судьбу. И для меня это самая высокая награда. Я пишу о типичном. Поэтому всегда говорю: роман не обо мне и не о вас, а о русских людях. О том, что мы вместе пережили. И это сделало нас такими, какие мы есть.

Или, например, это же не я назвал «Русский крест» романом-эпопеей, затем «сагой о поколении», а теперь уже и романом-рекой. Это все читатели. В такие моменты осознаешь, что люди тобой интересуются, что твоя работа действительно кому-то нужна, а не просто отправляется «в стол». Я могу понять, правильно ли двигаюсь по жизни с моими героями, ощутить пульс времени, почувствовать, чего можно коснуться в следующей книге.

«Автор шире, чем его произведение»

– Когда вы дописали роман, над которым работали более десяти лет, не жалко было расставаться с героями?

– Твои герои – часть тебя: ты сам их придумал, рассчитал. С одной стороны, все описанное мною пережито. А с другой – автор всегда шире, чем его произведение. Творчество требует, чтобы ты выбирал главное. Во-вторых, интересное другим людям. И наконец, то, что ложится в литературу. Человек – как космос. Нельзя объять необъятное. Поэтому в загашнике у меня еще много чего осталось.

Над «Русским крестом» я начал работать примерно в 2000-м. Идеи написать роман, освещающий жизнь целого поколения, у меня не было. Сначала хотелось рассказать о советском периоде, о времени своей юности… Я считаю, что у нас было такое чудесное детство, выдающаяся молодость, такая замечательная жизнь, как мы тогда думали, что мне хотелось запечатлеть это состояние – для себя, для друзей, да и для истории тоже. Казалось, никогда больше такого состояния государства и общества не будет. Как первые люди в раю: почти нет социального неравенства, нет погони за барахлом… Вот мне и хотелось это описать.

Так появились первые две книги – «Утерянный рай» и «Благие пожелания». Написаны они с ностальгией и любовью к русским людям. Хоть и есть там жесткие моменты, я не отношусь к своей стране как к «Рашке». А потом время шло. Жизнь интересная закрутилась – на наших глазах. И в 2007 году я задумался: почему бы не написать продолжение?

Тем более что стали приходить отклики от читателей. Слышал из разных городов: «Это книга обо мне, со мной такое было! Мы так же любили, так же шли в армию!» Я понял, что моя юность интересна не только мне самому. То, что я описываю, – не уникально. Речь о типичных представителях своего века, таких миллионы. Тогда я решил написать следующие части. Так и появилась эта история. Теперь она закончена, но жизнь продолжается.

Вообще, не люблю возвращаться к тому, что уже сделано. Есть такая буддийская притча, мол, если ты переплыл реку на плоту, то с собой дальше его в путь тебе брать незачем.

Если читатели немного изменились, прошли со мной и героями весь этот путь, моя работа не напрасна. Надеюсь, книга будет жить долго, и по ней дети и внуки будут судить о нашей с вами эпохе. И понимать, что мы тоже существовали не в безвременье. А жили, страдали, боролись, любили, чтобы передать эту эстафету им. Чтобы и их жизнь была такой же настоящей – полной любви, красоты и борьбы.

– Вы сами как-то менялись за эти годы?

– Во-первых, с молодости я человек стеснительный – пришлось научиться общаться с людьми. Во-вторых, очень доверчивый. Пока кто-то не доказал, что он подонок, стараюсь к нему относиться хорошо. Но не всегда это оправданно. Поэтому применяю библейскую притчу: не мечите бисер перед свиньями. А еще я очень вспыльчивый, заводной – постоянно участвовал в каких-то стычках и побоищах. И даже сейчас, если какой-нибудь пьяница при всех качает права, не стерплю. Помалкивать в такой ситуации – себя не уважать. Так что сумел ли я изжить все, что хотел бы? Не знаю. Но изменились, конечно, не только мои герои, но и я сам.

«Жизнь – борьба»

– Книги «Русского креста» разные по тональности. В процессе работы над ними менялся ли для вас образ читателей?

– Да, роман большой. И как я уже сказал, две из шести книг – об ушедшей юности. Они, наверное, вызовут ностальгию у простых советских людей. Но дальше, когда герои меняются, многие читатели могут оказаться с ними не в ладах.

Меня, например, спрашивали: когда же Озерова с Дубравиным разберутся в своих отношениях и создадут крепкую семью? А я им отвечал: «Никогда!» Здесь, как в жизни, много непредсказуемого.

Кому-то окажется не близка история зарождения отечественного предпринимательства. Но другим, наоборот, будет интересно именно это. Они могут начать с четвертой-пятой-шестой части. И если захотят – вернутся к прошлому героев.

Кстати, любую часть «Русского креста» можно воспринимать как самостоятельную – у читателя не возникнет проблем с тем, чтобы вникнуть в сюжет.

– Если первые три части романа назывались «Утерянный рай», «Непуганое поколение» и «Благие пожелания», то вместе с четвертой пришли «Вихри перемен», а потом и вовсе – «Волчьи песни». Картина в них уже совсем не такая благостная, как раньше. С чем это связано?

– Жизнь – борьба, писал Маркс. И великий безбожник был прав. В более сытые времена борьба эта принимает цивилизованные формы. А когда изо рта вырывают последний кусок, она идет не на жизнь, а на смерть – как у нас в 90-е. Или сегодня на Украине.

Еще в четвертой книге все полны романтических иллюзий. Надежд на то, что будет другое общество – более справедливое и гуманное. Все делается по-семейному, по-братски. Например, когда главному герою предлагают долю в бизнесе, он решает: возьму с собой друга. И делит акции пополам.

Но вскоре вступают в силу другие законы. Бизнес – это война. Предприниматель ведет ее сразу на нескольких фронтах: с государством, которое хочет его задавить; с конкурентами, мешающими развиваться; с коллегами внутри собственной фирмы; с внешними мировыми коллизиями.

Изменился мир – и изменились герои. Еще недавно Галина Озерова была романтичной, одухотворенной. А теперь превратилась в деловую московскую щучку с вполне материальными – и весьма высокими – запросами. Даже любимого человека она использует в собственных интересах.

Или солдафон Казаков, не добившись семейного счастья и заработав в Чечне посттравматический синдром, превращается в женоненавистника. Корректоры даже предлагали мне смягчить момент, когда у него в голове во время постельной сцены звучит песня про молот и наковальню. Но для него самого это уже не та история, когда двое полюбили друг друга и, вдохновленные нежным чувством, пошли рука об руку, полные радужных надежд. Кровать скрипит, а в сердце – пустота. Так что сегодня это совсем другие люди.