Текст книги "Самурай Ярослава Мудрого"

– Внимание и повиновение, о великий хан! – пробормотал я и, поклонившись, повел лошадей к костру тысяцкого.

Там уже хлопотали два дружинника с мутными невнимательными глазами. Понятно. Возле тысяцкого и должны быть лучшие. Этих и не заметишь, и не вспомнишь через час. Хорошее начало, надо заметить. Сам Ратьша многих стоит, да еще и эти два душегуба. Я в почете.

Когда мы уселись у костра, я внимательно посмотрел, наконец, подошедшему к нам Ратьше в глаза. Тот ответил твердым взглядом. Шутки кончились, не начавшись. Я воздержался от комментариев, придвинулся к котлу и, когда сварилась каша, приправленная салом, отдал ей должное, в очередь погружая ложку в котелок. Два душегуба уютно сидели у меня по бокам, а передо мной, через костер, сидел сам тысяцкий.

– Хоть не свяжете? – совершенно спокойно спросил я. В конце концов, хоть попробую понять, кем я при этой компании числюсь.

– Нет, – так же спокойно ответил тысяцкий. Ни один из душегубов даже не улыбнулся, хлебали себе тихонько кашку, дуя на ложки.

– Тогда сразу скажу – ночью я в лес думаю сходить, Ратьша. Люблю ночной лес. Если, конечно, ты не воспретишь, – пошел я с наглых козырей.

– Да на доброе здоровье, нарвешься там на кого, сам виноват будешь, наставник, – Ратьша улыбнулся, впервые за весь день по-настоящему.

Я в ответ тоже попробовал улыбнуться, но улыбнулся как обычно, на левую сторону рта. Ну вот так вот у меня все. Даже улыбаюсь не по-людски. Я стер свою кривую ухмылку с лица и вытянулся на траве, раскатав свою постель, собранную домовым и притороченную к седлу Хонды Дворовым. Лошади наши, со спутанными ногами, привязанные к вбитым в землю колам, пощипывали травку на поляне.

Когда стало темнеть, я, не таясь, встал и побрел под своды черного ночного леса. Я отходил от костра все дальше и дальше, стараясь не терять его из вида. Ничего скверного я не затевал, просто я и вправду очень люблю ночной лес.

…Можно сказать, что шерсть (будь у меня шерсть!) на загривке встала дыбом, мышцы слегка напряглись, я почуял его с правой стороны от себя. Его? Кого – его? Не знаю пока, да и не суть, этот кто-то двигался совершенно бесшумно параллельно мне, и я был уверен, что ничего хорошего у него на уме нет. Я спокойно снял с плеча меч, распахнул куртку и позвал негромко и уверенно: «Выходи!» Кусты бесшумно раздались перед ночным гостем. Не может такого быть – кусты не могут не шелестеть, если ты продираешься сквозь них…

Глава XIX

Начало обнадеживало. Или Ратьша накаркал, или сам и послал. Мухортенького своего слугу, который в сереньком-то весь. Ведь и он у костра сидел, только так незаметно, что и не вспомнить сразу. По поводу же мысли, которой я себя то и дело успокаивал, что-де не стали бы огород городить, а просто прибили бы еще в Ростове, – а с чего я взял, что это проще? После того как наградили дарами, приблизили к себе, сделали наставником – и вдруг резко в каземат? Не факт, что это проще, люди бы в городе не так поняли, а пока что, как мне казалось, мнение людское еще учитывалось правителями. Благословенное время! А мне так просто на руку. Наверное. Было.

Так, что может быть у заморыша в хламиде «цвета хворой мыши», как было метко сказано в одной детской книге? Меч? Ну тут уж как Бог даст – гарантий нет. Отравленный кинжал? Самострел? Обычный нож в рукаве? Удавка? Да пес с ним! Он запросто мог оказаться мастером рукопашного боя, много лет я уже не смотрел на внешность. И с чего я вообще взял, что это он?

Тот, кто рассек кустарник столь же плавно, как нагретый нож кусок масла, встал передо мной. Существо это я бы не назвал человеком: скорее, при слабом свете звезд, напоминало оно вставшего на дыбы волка или собаку. Все же, скорее, волка? Оборотень?! Вот уж везет мне как утопленнику. А почему на двух ногах? Лень было до конца обращаться? А может, так и положено?

– Ты кто будешь и почему идешь за мной? – спросил я, мягко перекладывая меч на плече поудобнее.

– Кто бы ни был, но я тебя нагнал. Вернее даже, загнал, – в рыкающем, низком голосе слышался смех.

Тут, наконец, тучи на небе разбежались занавесом в театре, и на авансцену неба вышла полная золотая луна. Передо мной стояло самое настоящее чудовище – вставший на задние лапы матерый, огромный волк. Такие, как я думал, водятся только на Севере, но мало ли что я думал? Глаза его, как и следовало, горели неугасимым багровым огнем, а длинный язык облизывал белоснежные клыки устрашающего размера. Самое же скверное было в том, что вместо передних лап у него были руки, обыкновенные толстые, мускулистые руки. Кажется даже, он был частично одет.

– Нагнал, да не на свою ли голову? Я вижу, кто ты. Только я всегда думал, что оборотень или полностью человек, или полностью зверь. А ты и то и другое. Странное зрелище.

– Постой, – оборотень замер, – ты что же, видишь меня?!

– Грех тебя не увидеть, при луне-то, да и ростом ты с меня. Вижу, конечно, – честно ответил я.

– Остальные могут только услышать, да и то не понимают, как и откуда, – задумчиво сказал оборотень, – да и пахнешь ты странно, не как все. Травой какой-то несет, деревом, а еще что-то есть в тебе чужое, что-то совсем не наше… Кто ты?

– Я человек, пришедший сюда из другого времени, оборотень. Я служу князю Ярославу. Сюда меня переправила огромная Сова. Большего тебе знать не надо, – твердо сказал я незнакомцу.

– Так ты не из нашего мира? Тогда тебя и есть-то как-то вроде даже и неудобно, – сказал оборотень.

– Мало того. Это еще не так-то просто, – усмехнулся я, давя форс.

– Это просто, – строго отрезал оборотень, – не хорохорься. Погоди! Ты сказал – сова?!

– Да, именно так я и сказал. А теперь или нападай, или давай поговорим просто так, не люблю подвешенных состояний.

– «Нападай!» – передразнил меня оборотень. – Как просто у тебя все! Раз оборотень, значит, непременно должен напасть! А если я не хочу нападать?! – Он рассердился.

– Тогда я буду рад просто с тобой познакомиться, – искренне ответил я. Разве это не прекрасно? В темном ночном лесу, при свете луны познакомиться и поговорить с оборотнем? На мой взгляд, так просто редкая удача. Правда, если он все же решит меня съесть или убить, будет непросто – серебра у меня нет с собой, если это правда – про серебро. Ну, значит, так тому и быть.

– Рад? – Человековолк присел на траву, судя по всему, он был ошеломлен.

– Да. А почему нет? Я уже знаком с лешим, домовым и дворовым, горжусь этими знакомствами. Чем ты хуже? А захочешь меня убить – ну придется сразиться, что делать.

– Тебя убивать уже просто нельзя. Из другого мира сова людей просто так не таскает. Не простят, – оборотень по-прежнему демонстративно игнорировал мои слова, что убить меня не так просто. Ну и пусть себе.

– Я говорил с домовым, спрашивал про сову, тот, мне кажется, не отважился о ней рассказать, даже смутился, если не напугался. Может, ты, оборотень, мне расскажешь, кто она такая и кто ее хозяйка? Время от времени она давала понять, что действует не сама по себе.

– Как звать тебя, вой? – вместо ответа спросил оборотень. В голосе его почувствовал я тяжелую, вековую усталость.

– Зови Ферзем, оборотень, – честно отвечал я.

– Добро, Ферзь, извини, что своего имени не говорю. Я не могу тебе рассказать ни о сове, ни о ее хозяйке. Это они сделают сами. Будь уверен, что вы еще встретитесь. Это я могу тебе пообещать твердо. Но почему ты не испугался меня, вот что мне непонятно? Я не потому сказал, что тебя убить просто, что бахвалился. Но ты не боишься. Я не понимаю…

– Хорошо, я понял. В конце концов, не на все вопросы можно сразу получить ответ. А не боюсь я тебя потому, что если мне суждено умереть в драке с оборотнем, так о большем и мечтать не приходится. И еще потому, что мне нравится, что вы соседствуете с людьми, что вы живете так, как привыкли, требуете уважения и соблюдения ваших правил, мне нравится то, что вы есть – иные, потусторонние. Нежить, – спокойно отвечал я.

– Не врешь, вижу. Странных людей, надо сказать, выбирают Сова и ее хозяйка. Ты любишь то, чего многие боятся или не верят. Сова эта мне не хозяйка, но и ссориться с ней не хочу. Так что теперь я могу бежать дальше – не сразиться нам, Ферзь.

– Куда бежать-то? Я могу вернуться в лагерь, посмотреть что-нибудь съедобного, если ты голоден, да и посидим тут себе, пообщаемся? – Я очень не хотел расставаться с оборотнем. Оборотень вдруг подернулся рябью, а потом передо мной оказался обыкновенный человек, ростом с меня, но гораздо более мощный на вид, каждое его движение таило ток огромной, первобытной силы, причем делалось это отнюдь не для того, чтобы произвести на меня впечатление.

– А простого хлебушка нет у тебя, Ферзь? – вдруг спросил оборотень. – Моя охота на сегодня вышла, после такого начала судьбу пытать не след.

– Есть! – У меня и в самом деле за пазухой был кусок хлеба, я хотел угостить своих лошадей, но для них я еще возьму. Я вынул краюху и протянул ее оборотню. Тот покосился на меня:

– Разделишь со мной? Не побрезгуешь с оборотнем хлеба преломить?

– С чего бы вдруг мне тобой брезговать? – удивился я.

– Я убийца, нежить. Чужой человеку, я много убивал, – все так же недоверчиво говорил оборотень, как и смотрел.

– Нашел ты кого удивить. Княжьего человека. Ломай уже, хватит свататься! – Я усмехнулся, оборотень мягко и ровно, любовным движением разделил краюху ровно на две половины и одну протянул мне. Я с полупоклоном принял хлеб и тоже сел на корточки, как сидел мой собеседник. Тот с упоением понюхал свой ломоть, прижал ко лбу, к губам и, наконец, запустил в него зубы. Я последовал его примеру.

Хлеб мы ели молча, потом оборотень, бережно собрав в ладонь крошки, кинул их себе в рот и продолжил разговор:

– В Киев, я чай, идете? К Владимиру?

– Секрета нет в том, идем к Владимиру, – отвечал я, отщипывая хлебный мякиш.

– Добро. В тамошних краях берегись у озер русалок. Там тебя и сова не спасет, если что, они сами по себе ходят, – проговорил мой новый товарищ.

– Спасибо, оборотень. Учту. Не хотелось бы, чтобы утопили так быстро, – я засмеялся, оборотень вторил мне.

– А если не быстро утопят, так оно и ничего, по-твоему? – спросил он.

– Ну тут уж как сложится. Я всегда думал, что меня иная смерть ждет, но тут человек не властен, – задумчиво отвечал я ему.

– Не переживай, никто своей смерти не знает. Даже мы, нежити. Ну, с нами вообще разговор особый.

Я закурил, оборотень отсел от меня, отмахиваясь от дыма, но ведь общеизвестно – дым гонится за тем, кто от него бежит. Некоторые так и елозят вокруг костра, а толку? Лучше уж смиренно сидеть и ждать, пока дыму надоест. Есть многое на свете… Вот, к примеру, сижу я себе в лесу с самым настоящим оборотнем, да и ничего кстати. Уже почти привык. Хотя есть некоторая досада – всегда думал, что при такой встрече нежити поведают мне много интересного, а пока что не особо много и поведали, почитай, совсем ничего. Хотя не сожрали – и то ладно!

– Судя по всему, сова, о которой я говорил, высоко летает, раз никто мне не отваживается поведать, кто она и кому служит, – помолчав, сказал я. Но оборотень не обиделся.

– Ты прав. Она высоко летает. И та, кому она служит, умеет вызвать к себе и почтение, и страх. Так что ничего я тебе, не обессудь, не скажу. Повторю лишь – вы еще встретитесь. Может быть, сейчас ты еще не готов. Может, не готовы они. Откуда мне знать? Прощай, Ферзь, и спасибо тебе, – с этими словами оборотень исчез так быстро и бесшумно, что я проморгал этот момент. Да, его слова, что убить меня просто, не были пустым бахвальством.

Я неторопливо побрел к лагерю. Было над чем подумать. Какая-то нежить, о которой остальные и говорить-то боятся, явно заинтересована во мне, а я даже не могу и примерно представить, что ей надо и для чего я ей? Я не готов? Она не готова? Меня женить, что ли, собрались?! Дурацкая мысль, случайно мелькнувшая, развеселила меня. Я вернулся на поляну, где ночевала дружина, и тихо лег у своего костра.

– Как лес в ночи, Ферзь? – негромко спросил Ратьша.

– Оборотни, – лениво ответил я.

– А-а. Ну на то и лес, – согласился Ратьша, повернулся на другой бок и, кажется, в самом деле уснул.

Вот и понимай как хочешь. Поверил? Не поверил? Важно ли мне, поверил он мне или нет? Ну, предположим, важно. Если меня считают за человечка Владимира, то не к соучастникам ли я ходил? А даже если и так – не вырезать же их собирается Владимир в лесах, что неподалеку от Ростова пока еще? Ферзь, угомонись. Повидался с оборотнем – и спи себе. Что я и сделал.

Что за напасть! Не успел я уснуть, как вновь оказался на той же самой палубе! На сей раз я решил осмотреться. Беглый обзор устройства корабля показал мне, что нахожусь я на самом что ни на есть настоящем драккаре. Верное судно викингов. Может, мне говорят через сон, что пора скромно потеряться и идти к Ладоге или к Новгороду, искать себе места на драккаре или кнорре, что идет к землям норвежцев? Мысль богатая, нравы у ребят простые, скрутят ласты и продадут в рабы, вся недолга. Да что я там не видел? Нет, врать не стану, в землях фиордов я хотел бы побывать, но без ошейника траллса.

А пока что драккар уверенно резал глубокую зеленую волну, которая вскипала белой кровью пены. Я стоял у борта, как я понимаю, был в свободной смене. Гонг молчал, мы шли под сильным ровным ветром, но потом кормчий приказал убрать парус – близилась прибрежная полоса, и надо было быть редким идиотом, чтобы с разгону воткнуть драккар в мель или риф. Стоило идти в такую даль! Все эти мысли пробежали у меня в голове, хотя ответить, в какую такую мы даль пришли, я бы не смог. Белые пески берега, неистовая зелень леса… Леса? Да нет, скорее, джунглей; судя по некоторым породам деревьев, я понял что это не Сибирь-матушка. И даже, скорее всего, вообще не северные земли, там пальмы и лианы не особо хорошо приживаются.

– Свободная смена, к высадке! – каркнул чей-то хриплый голос, и мы засуетились, но очень экономно, скажем так, суетились. Организованно. На мне оказался шлем с низким наличьем, круглый щит на правой руке и топор в левой. Даже во сне мы те же подчас, что и наяву. Левша и во сне левша.

– Тише! Тише!

– Хевдинг – я знал, что это он, – промерял глубину воды, и драккар наш шел медленно, как течет капля смолы по стволу сосны в жаркий полдень. А берег был уже здесь, рядом…

– Табань! – каркнул он внезапно. – Всем вооружиться, у нас гости!

Наглость – второе счастье. «У нас гости!» Даже не успев высадиться, мы уже считали берег своим. Все верно: «Я прошел те моря, где никто не ходил, и потому все здесь – мое!»

И верно, гости – толпа народу – высыпались на прибрежную полосу. Цветов встречающие не несли. Будет жарко, хотя и так жарко…

– На высадку! – крикнул Орм Одноглазый, и я взлетел над бортом. И в тот же миг проснулся. Вот надо же было командовать побудку! Я даже рассмотреть нападающих не успел! Даже понять, кто это вообще и какого черта одинокий драккар занесло так далеко? Почему одинокий драккар? В такие экспедиции старались, как я помнил, ходить небольшой эскадрой. Нет, дернул же черт так орать побудку!

Бурча и потягиваясь, я встал с кучи лапника, застеленной плащом, на которой спал. Да, это тебе не «черная», где уже бы кипела вода в котелке! Я протер глаза. Спутник Ратьши, в серой хламиде, сидел на корточках возле разгорающегося костра. Капюшон его так и был накинут на голову, скрывая лицо. Да и не мое это дело. Может, ожог у человека, может, исполосовано лицо так, что смотреть-то противно и тяжело, может… Да какая разница.

Смирившись с тем, что от меня не зависело, да и не касалось, я взял котел и пошел за водой. Холопы уже кормили коней, лагерь не спал, скоро мы тронемся дальше, к дружелюбному князю Владимиру, который счастлив будет узнать, что денег он больше из Ростова не получит.

– А ты что, Ферзь, в самом деле оборотня вчера видел в лесу? – спросил Ратьша, когда мы сидели вокруг котелка.

– Видел. Даже поговорили немного. До драки, к счастью, не дошло, – так же буднично ответил я тысяцкому.

– А верно ли то оборотень был? – уточнял тысяцкий.

– Ну, голова была волчья, а сам как человек. Потом совсем стал как человек. При мне голову не снимал, просто она поменялась. Не знаю, Ратьша. Хочется думать, что оборотень. Интереснее так, – честно сказал я Ратьше.

– Ну тогда пусть будет оборотень, – усмехнулся Ратьша, а его тень в хламиде и два воина, что были у нашего костра вчера, согласно и молча покивали головами.

Кони были накормлены, напоены, а мои еще и получили по куску хлеба, круто посоленному, чего я не смог сделать нынче ночью, так как мы хлеб сжевали с оборотнем. Сами мы тоже позавтракали, так что тут делать было больше нечего.

– По коням! – скомандовал Ратьша, увидев, что обозные уже завершили свои дела у телег.

Люди вскакивали в седла, выдергивали из земли свои копья и споро и умело, не толпясь, строились в колонну. Мне помахал рукой тот самый дядя в бороде, что пел басом, и я понял, что тут теперь и будет мое место. Еще лучше – не приходится его искать. В жизни меня всегда радует постоянство, я быстро создаю привычки и не люблю менять их, так что даже свое постоянное место в колонне дружинников на меня действует очень умиротворяюще. С этими мыслями о привычках я достал сигарету, прикурил и занял свое место в строю, благодушно пуская дым. Пока что все идет более чем хорошо. И еще. Меня очень утешила фраза ночного моего собеседника, что ни Сова, ни ее хозяйка просто так ничего не делают, а еще то, что мы с ними рано или поздно увидимся. Хозяйка, конечно, куда более интересна, чем Сова, но и Сова, сказать по чести, заслуживает внимания! И кому может служить сова, способная махом перекинуть человека на тысячу лет назад и на сотни и сотни километров? Нет, все было не так просто, оборотень прав – забыть обо мне они не могли. Значит, есть смысл каждую ночь ходить в лес. В конце концов, все мои встречи с Совой в лесу и происходили. Да и понятное дело – не идти же ей в лагерь дружинников, чтобы пообщаться с и без того достаточно загадочным дядей Ферзем? Хотя, может статься, я так же загадочен, как некий Джо был неуловим?

Глава ХХ

День снова, как и много предыдущих дней, выдался спокойный, размеренный. Как-то было даже и обидно – ни тебе засад, ни тебе нежити, так, конный поход. Хотя если подумать, то не следует ли радоваться последним спокойным дням? Может, это лишь преддверие приезда к Владимиру? И почему послали такую ораву? Чтобы показать великому князю, что мы не шутим и, если что, за здорово живешь нас не перережут? Единственная верная мысль, я думаю. Но это их. А тех, кто пойдет к Владимиру? Ферзь, угомонись, а? Тебе с таким богатым воображением книги писать следовало. Кому ты сдался? А если и сдался, то все равно ничего ты тут не поделаешь. А пока вот поезжай себе на лошадке и радуйся прекрасной погоде, и тихим дням, и спокойным ночам.

Курил я эти дни все меньше и меньше. Даже мне, гиганту мысли, удалось все же просчитать взаимосвязь состояния моих легких с соотношением выкуренного. Чем меньше, тем лучше, так что я курил теперь строго по половинке сигареты, да и то тогда только, когда уже уши начинали пухнуть.

Все эти дни субурито мое висело у меня на спине в своем чехле. Доставал я его лишь по ночам, когда ходил в лес. Пару раз Ратьша посылал за мной присматривать своего доходягу в балахоне, но ничего предосудительного он там не увидел. Человек гуляет по ночному лесу, громко дышит, говорит сам с собой, гладит деревья, а к некоторым даже прижимается лбом – и что? Нельзя? Разочарованный филер брел к Ратьше, доложить, что ничего интересного ему Ферзь в лесу не показал. Да и Ратьша, я думаю, разбирался и в людях, и в предательстве. Он вскоре перестал посылать за мной свою худосочную тень.

…Ночной лес манил меня… Я проводил там часы, не жалея времени, надеясь, что мой новый друг оборотень снова меня навестит или, наконец, соизволит объявиться Сова с верительными грамотами. Не тут-то было. Лес был прекрасен в ночи, но это было и все, что я мог от него получить. Хотя, конечно, это тоже немало. А днем я мирно спал в седле. Это несложно, если умеючи. Занятия с мечом я тоже перенес на ночные часы: меньше глаз, меньше советов. Это глубоко личное, я бы даже сказал – интимное занятие.

Временами я жалел, что мои уные не смогли поехать с нами. А с другой стороны, как учить людей в лесу глухой ночью? Смешно. И не покажешь ничего, и не увидишь. Надеюсь, что не замордует нас суровый князь, и мне все же дадут претворить в жизнь эту хорошую затею – обучение уных бою на мечах, так отличающемуся от того, которому их учили до меня.

Я скучал по своей грозной собаке, по Деду, по дому. Порой я даже скучал по Поспелке. Мне понравилось жить, наконец. И жизнь эта не скупилась на дары. Надеюсь, это не ее последнее «прости», после которого начнется рок-н-ролл. Да и ладно. Чему быть, того не миновать. И так далее, и тому подобнее, такие сентенции можно плести одну за другой, только проку в этом нет никакого.

Скоро начнутся земли Киева. Степи. Наконец-то. Нет, лес прекрасен по-своему, но степь – это все-таки степь.

По ночам мне виделся один и тот же сон – ослепительно-белый песок берега, крик Орма, мой прыжок за борт и пробуждение. Ни разу я не коснулся берега ногой. Не суждено? Или меня убили в этот момент? Или убьют? Не знаю. Но берег манил меня, манили джунгли, даже сотни высыпавших на берег местных жителей не смущали – кто сможет оказать сопротивление вольным морским волкам, которые почуяли запах новой земли? Но все же последним моментом сна постоянно был прыжок над бортом драккара.

Я по-прежнему ночевал у костра тысяцкого, но тот большей частью молчал, о походе и о его мыслях на сей счет он не распространялся. Оно и верно. Если он боится, то нельзя пугать людей, если уверен в хорошем исходе, тоже не стоит заранее людей радовать, мало ли как оно повернется еще. Лучше загривок пусть держат дыбом, не по бабам поехали.

О бабах! Эта тема уже вызывала смех у меня самого: за столько дней так и не смог купить то, что продается на том торгу, где я столько раз побывал! Так уж точно примут за какого-нибудь неполноценного, тем более что денег у меня, как оказалось, как у дурня табаку. В кошельках убитых мной разбойников, помимо румийского золота, нашлось и несколько драгоценных камней, завернутых для сохранности в тонкую ткань. Я не ювелир, я даже не до конца был уверен, что это за камни, но Дед, которому я их показал, уважительно хмыкнул и сказал, что мне еще долго не придется ломать голову над тем, где взять гривну-другую. Сбылась давнишняя мечта, пусть небольшое, но все же финансовое благосостояние и возможность заниматься (если Владимир не перевешает нас на стенах Киева) любимым делом. Пусть кому-то и покажется такая мечта слишком простой, мне было довольно и этого. Строить дворцов я не собирался, а на прожитие с некоторым оттенком роскоши денег теперь хватало. Особенно учитывая, что тратить мне их было некуда – даже додзе мне построили на деньги князя. Так что, возвращаясь к теме сисястых (это было непременным атрибутом!) девок, которых я планировал завести, я или куплю их в Ростове по возвращении, или в Киеве, хотя потом переться с гаремом обратно, в окружении воинов, нелучшая идея. А с другой стороны, мне ли не все равно, кому там приспичит в нашей небольшой дружине при виде моей покупки? Глубоко наплевать. Думаю, для предотвращения драк хватит и моего статуса наставника, а не хватит, подкреплю мечом.

Нередко вечерами воины вступали меж собой в шутейные схватки, «до первой крови» или до выхода из нарисованного круга. Я принимал участие с удовольствием. Пока никому не удалось добыть ни моей крови, ни выгнать меня за пределы круга. Хотя, само собой, в таких схватках участие принимали далеко не все. Ратьша и те двое дружинников, которые ехали рядом с ним и ночевали у его костра, только наблюдали за тем, как сражаются ратники Ярослава. В основном в такие поединки вступали те, кто был помоложе. Хотя мне бы, конечно, было куда более интересно схватиться с кем-то из ветеранов.

Не только поединками коротали время дружинники. Они и боролись, и метали стрелы в подброшенные ветки или в неподвижную цель, порой стрелы метали и друг в друга, разумеется, без боевого наконечника и с хорошего расстояния. Тот, в кого стреляли, должен был уворачиваться или же отбивать стрелы.

Дружинники пробовали силы и в борьбе, и в кулачном бою, и немало зубов и крови было оставлено ими по пути. Кулачный бой их сильно интересовал меня, но сам я в этих забавах участия не принимал, меня тут куда больше прельщала роль зрителя. Глупые байки о том, что русский кулачный бой существовал лишь в виде размашистых ударов на масленицу, утомили меня еще в той, старой, жизни. Настоящий бой включал в себя и короткие, резкие удары с вложенным весом всего тела, и болевые приемы, работу по связкам и нервным узлам. Конечно, он сильно отличался от того рукопашного боя, которому меня учил Тайра, но некоторые бойцы просто-таки вынуждали собой любоваться. И, как я понимал, тут они показывали очень далеко не все свои знания и умения, так как состязались-то со своими и покалечить товарища никому бы и в голову не пришло. Были тут и броски, и болевые захваты, так что мне стало в очередной раз жалко еще одного наследия наших воинственных предков. Еще одного? Да, еще одного. Проклятая революция 1917 года, к примеру, лишила нас последней надежды спасти породу меделянов, представитель которой в настоящее время докучал моему домовому. Мелочь? Не думаю. Когда можно что-то не терять, то лучше не терять.

Тень Ратьши, человек в сером, которого никто не звал по имени, редко интересовался потехой дружинников. Но как-то раз я заметил, что он пристально смотрит за рукопашной схваткой двух самых сильных бойцов дружины. Под конец ее он, как бы невольно, с сожалением покачал головой в капюшоне и снова отвернулся к костру. Все же рукопашник? Или универсал? Я часто старался рассмотреть, что кроется у него под балахоном, но ни разу даже приблизительно не смог догадаться, что. Загадочная была личность. Да что там – разглядеть то, что под балахоном! Лица-то его ни разу не увидел, да думаю, что и никто не видел. Веселый у нас тысяцкий… И этих людей так волновало, кто я? Странно мне все это.

– А скажи, Ферзь, – как-то вечером обратился ко мне Ратьша, когда дружинники в очередной раз устроили поединки на мечах, – у тебя всегда был только деревянный меч?

– Кажется, да. Во всяком случае, тысяцкий, я иного не помню. Мне и этого хватает. Кажется, какой-то у меня зарок был на этот случай, – почти честно отвечал я ему.

– Да уж. Тебе и такого хватает, что правда, то правда. А почему бороться или на кулачки не хочешь?

– Смотреть на это люблю, а сам драться руками не очень, – врать, что я не умею, было бы глупо, так как Ратьша видел, что одного уного я убил тогда голыми руками.

– Тоже верно. Посмотреть всегда интереснее. Да и спокойнее, – усмехнулся Ратьша в густые светлые усы.

Я тоже улыбнулся, во всяком случае попробовал. На этом наш разговор и прекратился.

Как только на лес опустилась глубокая тьма, а лагерь наш, кроме часовых, которые мне не препятствовали, погрузился в сон, я пошел в сторону черной, непроглядной стены деревьев. И тут…

И тут по земле, минуя меня, на лагерь снова пополз уже когда-то виденный мной зеленый туман. Сова! Снова Сова! Она пришла! Или он? Да какая разница. Я кинулся к деревьям почти бегом, боясь, что опоздаю, и одновременно понимая, что нет, опоздать не получится, меня подождут.

Она. Гордая, спокойная, сидела она на поваленном дереве. Я подошел поближе, Сова наклонилась ко мне и снова выпрямилась. Я поклонился:

– Здравствуй, Сова. Наконец-то ты пришла.

– И ты здравствуй, бабник, – Сова хрипловато усмехнулась, – баб-то все хочешь купить?

– Да пес с ними, с бабами. Этого добра всегда хватит. Почему тебя не было так долго? – Я спросил, как мне тогда показалось, что-то не то.

– А я что, назначал срок какой-то? – рассердилась огромная птица и, воинственно приподняв крылья, раздулась, как огромный шар.

– Нет. Но я все же жду, да и ты знаешь, что я жду. Ты ведь мне так ничего и не сказал – ни кто ты, ни кто та, кому ты служишь, ни что ей или тебе от меня надобно, – сказал я.

– А тебе прямо не терпится? – издевательски спросил мой крылатый собеседник.

– Да. Ты сделала мне великолепный подарок, перенеся сюда, следует ждать, что от меня что-то потребуют взамен. Я готов расплатиться.

– Ишь ты. Кто я да кому служу… Много ты, Ферзь, знать хочешь. Не рано ли?

– Тебе виднее. Но и нежити ни слова не сказали мне о том, кто ты, кто та, пославшая тебя. Тебе бы на моем месте не хотелось бы внести немного ясности?

– Мне бы и сейчас многого хотелось, но я умею всему выделить свое время и потому, в отличии от вас, двуногих, не мечусь по этой жизни как курица с оттяпанной башкой. Понял ли?

– Понял. Еще я понял, что тебя боятся. А ее, твоей повелительницы, боятся пуще.

– А ты никак не боишься? – усмехнулся мой желчный собеседник.

– Нет. Если бы вы хотели причинить мне какой-то вред, времени было достаточно.

– Тебе, хех. Не весь мир вокруг тебя крутится, касатик. Готов платить, говоришь? Добро! А потребую я от тебя Ярослава убить? Или Владимира? Ну?! – Сова посунулась вперед, и глаза ее вспыхнули неистовым желтым светом.

– Нет, Сова. Тут я тебе не помощник. Я не могу убить того, кто меня кормит. Того, кому я служу.

– А как же слово? Дескать, готов отплатить? Ну?!

– С этим я тебе не помощник. Хоть убей, – я говорил совершенно серьезно, и Сова поняла это:

– Владимир вас расплавленным железом накормит, не боишься? – рассмеялась Сова.

– Нет. Чему быть, того не миновать. А от страха никакого толку нет, – повторил я слова одного умного человека.

– Тоже верно… Ладно, пока ты, как я вижу, не готов еще, – протянула Сова.

– К чему?

– Узнаешь еще, – буркнула огромная ночная хищница и бесшумно улетела.

Вот тебе и поговорили. В лагерь я вернулся расстроенный и сразу лег спать. Сон не шел. Опять, опять эта таинственная хозяйка Совы! Кто это вообще может быть? Все мое знание фольклора ничем не могло мне помочь. Те, кто пользовался совами, вряд ли нуждались бы именно во мне. Кто она? Чего она хочет? Про убийство князей Сова сказала только для того, чтобы я не очень хорохорился. И к чему я был все еще не готов? И самец ли эта Сова или самка? Кажется, о себе Сова говорила в мужском роде. Мне почему-то полегчало от того, что хоть на такой незначительный вопрос мне удалось найти ответ. Хоть что-то. Я уснул и снова оказался на уже ставшем родным драккаре. На сей раз мы еще только плыли к заветному берегу. В этот раз до берега мы так и не дошли, зато я посидел на веслах – что было справедливо, а то все отдыхающая смена, да отдыхающая. Грести было наслаждением. Недаром северные воители не сажают на весла кого попало, это высочайшая честь. Ощущать, как твоя сила сливается в одно целое с усилиями остальных гребцов, и тем самым драккар идет по морской глади, – это очень сильное ощущение. И палит солнце с голубого до белизны неба, и звенит, задавая ритм, гонг…