Текст книги "Мерзость"

Через несколько дней она вновь появилась в моей комнате. Полечка пришла поздно, почти ночью. Я поздоровался, но в ответ получил лишь её равнодушный взгляд. Она села рядом со мной, и в полной тишине мы просидели несколько часов. Полечка так мне ничего и не рассказала, а я боялся всё испортить своими словами. Она ушла так же неожиданно, как появилась в моей комнате. В будущем мы не обсуждали этот странный вечер.

Было пасмурно, и город нутром чуял, что вот-вот пойдёт снег. Я закашлялся, когда спрыгивал с подоконника. Кашель был сильнее, чем обычно. Сесси обеспокоенно смотрела в мою сторону. Весь день я вёл диалог с Полиной у себя в голове. Я за неё придумывал жалобы и симптомы, за неё придумывал какого-то человека, упорно не верующего в её болезни. Её голос пел в пределах моей черепной коробки, а я придумывал новые темы для обсуждения. Хотя всё равно по итогу мы всегда говорили об одном и том же. Но мне всегда было мало. Теперь молчать в течение дня было совсем за гранью возможного. Я теперь много курил. Иногда даже начинал пить алкоголь, оставленный со вчерашнего вечера. Так проще было утолить нетерпение. Дым сигарет и отвратительный алкоголь вместе давали привкус разговоров с Полечкой. Весь мой день теперь заключался в ожидании вечера.

Она должна вот-вот вернуться. Я опьянел, в глазах мутило. Внутри всё пылало от нетерпения увидеть её. И вот заветный шум открывающейся двери, шорох в коридоре и её едва слышные шаги по холодному линолеуму. Она не идёт в мою комнату! Она закрывается в своей!

Какое-то время я просто смотрел на дверь в мою комнату, наивно считая, что это просто такая шутка. И вот сейчас Полечка появится передо мной! Скажет: «Привет». Может быть, даже обнимет меня, как в тот раз!

Но она не появлялась. Она просто осталась сидеть в своей комнате.

Я заплакал. Собирался ложиться в постель, но тут слёзы сменились гневом. Я по-настоящему был зол на неё! Почему она ко мне не пришла?

Перебирая вялые из-за алкоголя ноги, направился к ней, сам не зная зачем. Дверь в комнату предательски скрипнула, во тьме её подсвеченный экраном телефона взгляд остановился на мне. Я замер. Дыхание перехватило. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Я даже забыл, зачем пришёл.

– Что? – первой не выдержала она.

– Почему ты… – От волнения сдавило горло. Я спрятал от неё свой взгляд.

– Что? – раздражённо повторила она.

– Почему ты не пришла ко мне? – произнёс я почти шёпотом.

– Потому что не хотела! – прикрикнула она. – Неужели непонятно?

– Но ты же всегда приходила. – Казалось, чем громче говорила она, тем тише становился мой голос.

– Не всегда, а только тогда, когда хотела! А сегодня не хочу! Уходи! Я хочу спать!

Но я продолжал стоять. Мне хотелось сорваться с места и бежать как можно дальше от её комнаты. Лишь бы не слышать её злого крика, не видеть её раздражённых глаз. Но ноги не слушались меня – я продолжал стоять.

– Я же сказала, что хочу спать, – медленно произнесла она. – Уходи! У меня нет настроения!

В голове родилось воспоминание о маме. Её лицо, когда она ждала «нашего друга». Я развернулся и побежал в свою комнату. Суровый взгляд Полечки будто преследовал меня. Сесси выгнула спину и злобно зашипела, когда я ворвался в свою комнату. Открыл окно и стал рыдать, подставляя солёные слёзы под холодный ветер улицы.

После этого ужасного разговора она вообще перестала ко мне заходить. Ночью я специально открывал окно в своей комнате нараспашку, чтобы Полечка прибегала ко мне ругаться, но теперь выманить её из своей комнаты стало гораздо труднее. Мне было стыдно, что я напился и стал доставать её, когда ей просто хотелось отдохнуть. Я знал, что надо извиниться. Я никогда ничего подобного не делал, и отсутствие практики давало свои плоды. Мои губы точно чувствовали привкус клея. Я не мог найти в себе силы постучаться к ней в комнату и помириться. В нашей квартире снова поселилась тишина.

В какой-то момент я как будто избавился от бессонницы. Стал засыпать рано вечером и просыпаться, когда уже на улице было невозможно разглядеть людей, спешивших на работу. Полечка стала чаще ходить к врачу, чаще принимать таблетки. Теперь я действительно заметил, что она грустит. Её прелестная улыбка из алых губ превратилась в бледные капсулы. Её огненные волосы как будто выцвели. Она стала очень раздражительной. Бесилась от каждой мелочи, которая шла не по её плану. Так длилось несколько дней.

А может, несколько недель.

Но вот в один из вечеров, когда я сидел в одиночестве и курил ментоловые сигареты, она неожиданно появилась в моей комнате как ни в чём не бывало.

– Привет, – ласково улыбнулась она. – Пьём сегодня?

Я был на седьмом небе от счастья. Мы разговаривали, как прежде. Будто и не было этих бесконечных дней в одиночестве, без Полины. Я готов был слушать её без остановки.

Я решил, что её дурное настроение осталось в прошлом, однако последующие несколько вечеров она снова заставляла меня страдать в одиночестве. Вместо меня теплом её горячих волос наслаждались её бесконечные друзья. Барабанные перепонки лопались от ненавистного топота их проклятых ног. Их голоса скрипели у меня в голове. Я ненавидел каждую секунду этих вечеров.

Однажды она пришла ко мне ночью.

– Спишь? – раздался её голос.

– Нет. – Я приподнял голову с подушки и посмотрел на неё.

Она улыбалась.

– Отлично! Надо поговорить! – И плюхнулась ко мне на матрас. – Мне кажется, я лесбиянка!

Почему-то мне стало стыдно. Я потёр глаза и посмотрел на неё. Может, это такая шутка?

– Почему ты так решила?

– Показалось так, – спокойно ответила она. – Парни меня совершенно не заводят. А вот девушки нравятся гораздо больше!

– Но ты же постоянно приходишь домой с друзьями.

– Это точно! И все они те ещё козлы. – Полечка достала длинными ноготками ментоловую сигарету из своей пачки и протянула мне. – Будешь?

Я не хотел курить, но не привык ей отказывать, поэтому взял. Мы закурили, комната наполнилась горьким дымом. Недовольная Сесси спрыгнула с матраса и ушла прочь из комнаты.

– Парни же просто отвратительны, разве нет?

Я не знал, как на это отвечать, поэтому просто молча курил.

– У них одна банальщина на уме. Все посредственные и неинтересные.

– А почему они у тебя каждый раз разные? – спросил я.

– По-твоему, они разные? Они же одинаковые, просто выглядят по-другому.

Я не совсем понял, что она имела в виду.

– Почему ты не остановишься на одном друге?

– Ты не понял! Мне не нужен мужчина. Я сексом занимаюсь.

– Может быть, один друг смог бы избавить тебя от всех проблем?

– Я тебя умоляю! Мужчины не избавят от проблем. Они их только создают. Неужели ты считаешь, что другой человек может чем-то облегчить жизнь? Да и посмотри на меня! С моими проблемами в голове мне точно не светит нормальная жизнь. Вот так вот мне повезло.

– Я бы хотел себе другого человека, чтобы с ним всегда проводить время. А ты бы чего хотела в жизни?

– Не знаю. Немного больше денег мне бы пригодилось.

– Деньги? Они делают счастливым?

– Ещё как делают! Точнее, не сами деньги, а отсутствие потребности их бесконечно зарабатывать. А те, кто говорят, что деньги не являются их смыслом в жизни, просто врут и не краснеют. С деньгами вся жизнь становится гораздо проще. Наверное, всё, что заставляет человека вставать утром, одеваться, умываться, делать кофе, – это деньги.

– Значит, ты бы не хотела себе постоянного друга?

– Были уже такие, хватит с меня. Да и где в нашем мире найти нормального мужика?

– Я не знаю… Может быть, я?

У меня всё внутри взорвалось от слов, которые я умудрился ляпнуть. Подавившись дымом, я закашлялся. Полечка с наигранным удивлением посмотрела на меня:

– Ты? Ты серьёзно?

Мне было слишком стыдно, чтобы что-либо ответить. Сильно хотелось пить.

– У тебя девушка-то была когда-нибудь? – иронично спросила она.

Я прятался от её взгляда, она настаивала на ответе.

– Д-девушка? Да. Б-б-б… б-была… – Вернулось проклятое заикание.

– Серьёзно? Была? – улыбнулась она.

Мой взгляд прыгал от одного угла комнаты к другому, словно пытаясь найти место, куда спрятаться.

– Д-да, – промямлил я. – 3-забудь, что я ск-сказал!

– Милый, мы же и так с тобой почти каждый день вместе. – Она посмотрела на меня, как на ребёнка. – Не усложняй, хорошо? Пойми, что парни меня совсем не привлекают. Ты правда думаешь, что это то, что мне нужно? Не будь таким, как мои тупые подруги. Ты выше этого.

Я молчал, жалея, что не могу сесть в машину времени и хорошенько врезать себе, прежде чем успею сказать эти дурацкие слова.

– Ты услышал меня?

– Я…

– Что?

– Я н-не могу понять, раз т-тебе совершенно не н-нужны другие люди, п-почему ты только и г-говоришь о том, как тебе н-нужно п-п-понимание? П-почему водишь к-к-каждый день н-новых друзей, раз тебя совершенно не волнуют мужчины? Мне казалось, что н-неправильно м-менять друзей к-к-каждую ночь.

Она изменилась в лице и произнесла следующие слова тихо и холодно:

– А тебе какое дело, кого я вожу к себе домой? – С каждым сказанным словом она становилась такой невероятно большой, прям как мама, когда я начинал её раздражать.

– Раз ты к-каждый день ищешь себе д-друзей, н-н-наверное, т-тебе н-нужны друзья?

– Похоже, ты точно так же, как и все остальные, просто не можешь меня понять! Или ты просто ревнуешь? – Она сказала это таким голосом, каким ко мне часто обращались одноклассники. – Ох, ты каким был в детстве, таким и остался!

Я так и не понял, что она хотела этим сказать, но мне показалось, что она издевается надо мной.

– Я н-не ревную! П-просто ты говоришь мне од-одно, а в жизни в-ведёшь себя п-п-по-другому!

– Я так и знала, что ты не поймёшь! Никто не поймёт!

– П-п-просто…

– П-п-просто что? – Она передразнила моё заикание.

Я был раздавлен. Со школы не чувствовал такого унижения. Я совершенно потерял голову.

– П-п-просто ты всегда мне говоришь, как т-ты одинока, но единственный, кто остаётся в одиночестве в этой квартире, т-т-так это я! – Я уже не мог себя контролировать, а потому из моего рта летели все слова, что так долго были в заточении, в темнице моей черепной коробки. – В-вот я в одиночестве, пока ты меняешь одних д-друзей на д-д-других. В одиночестве слышу твои стоны из соседней к-комнаты.

– Что ты хочешь этим сказать? – Огонь её волос переходил на глаза. – Впрочем, я всё услышала! Ты так ничего и не понял за всё это время! Так и не понял, как я страдаю, как я одинока и как я больна! Ты просто такой же, как все остальные!

– Я хотел тебя п-понять, П-полечка!

– Не называй меня так! Ненавижу это имя! – Она продолжала уничтожать мой мир.

– Я п-п-просто п-подумал, что раз т-ты так долго не можешь вылечиться от своей б-болезни, м-может, ты неправильно лечишься?

– А может, я и правда не хочу лечиться!

– Н-но п-п-почему?

– А что ты предлагаешь? Я же хочу, чтоб хоть что-то отличало меня от других! Или мне стать такой же посредственной и никчёмной серой массой, коей является девяносто процентов людей? Знаешь что? Если бы я по-настоящему не болела, то обязательно бы захотела заболеть!

Её ноздри стали широкими и выдували раскалённый воздух. Будто раненый дикий зверь, она смотрела в мои опущенные глаза своим налитым кровью серым взглядом.

– А что же о тебе? – Полина пошла в наступление. – Ты сам здесь забаррикадировался в четырёх стенах, и сам ноешь о том, как ты не понимаешь мир вокруг себя! Если я и придумала свои отклонения, то твои «настоящие» отклонения также служат оправданиями твоей собственной никчёмности! Так что в сухом остатке нужно ещё хорошенько поразмыслить, кто именно из нас болеет, а кто просто притворщик! Выходит, мы действительно не такие уж и разные!

– Н-н-но я…

– Н-н-н… – Она снова меня передразнила. – Заткнись и больше ко мне не подходи!

Разговор закончился гневным хлопком моей дверью. Удар был такой силы, что я даже удивился, как моя дверь выдержала и не слетела с петель. Я слышал слёзы Полечки за тонкой стеной. Теперь было ощущение, что каждая стена и каждый уголок моей квартиры познал горечь слёз.

Я не знал, какой сегодня день, но был уверен, что зима длится уже достаточно долго. А значит, она либо скоро закончится, либо теперь уже не закончится никогда. За окном не было снега, зиму можно было почувствовать только по леденящему душу ветру. Только по грустным лицам людей. Только по тяжёлым, как средневековые доспехи, курткам.

С той ночи я больше не виделся с Полиной. Удивительно, как можно потерять друг друга на нескольких квадратных метрах. Её голос покинул эти стены. Я остался один на один со своей горечью и чувством стыда за все те грубые слова, что наговорил ей. Господи, как я проклинал свою дурную голову, что не смог сдержаться и обрезал ту единственную нить, которая из последних сил пыталась держать нас рядом друг с другом.

Сесси радовалась прохладе между мной и Полечкой. Глупая кошка забивалась в угол комнаты каждый раз, когда Полина приходила ко мне. Из темноты на нас глядел одинокий изумрудный фонарик. Теперь для Сесси наступила идиллия нашей прошлой жизни. Больше ничьи пылающие волосы не прогоняли её с любимой постели. Мы стали чаще беседовать, как это было раньше:

– Я не знаю, что именно происходит, Сесси!

– Как же мне теперь быть? Как много лишнего я наговорил ей в ту ночь, ты слышала?

– Наверное, я действительно как был дураком в детстве, так им и остался.

– Я просто хочу, чтобы всё было по-старому! Может, она ещё придёт ко мне?

– Как думаешь?

– Может быть, она неожиданно появится в моей комнате, держа в руке ту горькую штуку, которую люди зачем-то пьют? И мы снова будем разговаривать. Снова!

– Клянусь, я больше не скажу ни одного возражения на её слова! Просто буду её слушать, вот и всё!

Глаз Сесси прыгал из угла в угол комнаты, в точности повторяя мои круги вдоль стен. Её взгляд был единственным светом этим холодным зимним днём.

– Она говорила, что я особенный. Что я не такой, как все. Если она в чём-то и ошиблась, так это во мне. Наверное, я действительно так и не смог её понять. В моём случае, наверное, нет никакой пользы от депрессий и отклонений? Действительно, как забавно, что ты, кошка, никогда не сможешь сойти с ума так, как сходят с ума люди!

Кошка многозначно посмотрела мне в глаза, как будто пыталась мне что-то сказать.

– Думаешь, я не прав? – ответил на её вызов.

– Правда, но ведь и Полечка, как и я, ничего не создаёт и не двигает посредственное человечество на себе! Тогда что всё это значит?

– Она сказала, что мы птицы, падающие с небес на землю! А что, если по-настоящему завораживают не те птицы, что потеряли крылья и упали на землю, а те, которым удалось взлететь выше остальных, чтоб коснуться самых высоких облаков, а?

– А мы просто заболели!

– Да! Просто… заболели. Просто не можем вылечиться. Или не хотим вылечиться, ведь так будет проще оправдаться в собственных глазах.

– И вот я птица, разучившаяся летать. Ведь я человек, разучившийся разговаривать.

Полина не общалась со мной уже целую вечность. Как же сильно она умудрилась на меня обидеться. Я больше не хотел извиняться перед ней. Прошло так много времени, даже как-то неудобно. Но я очень скучал по нашим разговорам. Язык прилипал к зубам и казался каким-то ненужным рудиментом, тишина покрывала плесенью мои уши, Полечка как будто старалась лишить смысла даже мои глаза и пряталась в своей комнате, едва ли успев появиться в квартире.

Я опять не мог уснуть. Стал представлять перед сном, что она приходит в мою комнату и рассказывает обо всех своих дурацких подружках и глупом докторе. В моей голове отвечать ей было проще. Я не боялся говорить, я не заикался, и наши диалоги могли продолжаться по несколько часов. Сесси совсем на неё не злилась, и мы могли спокойно умещаться втроём на одном матрасе. Полечка в моей голове много курила, поэтому я стал чаще бегать за сигаретами в магазин.

Однажды утром я застал Полину перед её работой. Она тревожно посмотрела в мои глаза и тихо спросила:

– К тебе кто-то вечером приходил?

Я испугался её голоса и, покрываясь холодным потом, стал перебирать в голове ответы на этот вопрос.

– Ко мне никто не п-приходил, П-полечка! Честночестно! – Сам не знаю почему, но меня охватил ужас от одного её сурового голоса.

– Не называй меня так! – Её тон уничтожал меня. – Ты уже несколько вечеров подряд с кем-то разговариваешь в своей комнате, но в квартире я никого не видела! Мне страшно по ночам ходить в туалет, когда из твоей комнаты доносятся голоса!

Я не понимал, о чём она говорит. Может быть, это поведение было связано с её таблетками. В последнее время она стала принимать их больше обычного.

– Но я ни с к-к-кем не разговаривал, Полечка… – Я запнулся. – Т-т-то есть, П-полина! Я всё время один в к-комнате!

– Ты разговариваешь сам с собой? – Она проговорила это холодно, смотря куда-то мимо меня.

– Н-нет!

Или да? Неужели я действительно все вымышленные разговоры с Полечкой проговаривал вслух? Всё тело будто пронзали иголки. Как же стыдно!

Больше она ничего мне не ответила. Быстро натянула толстую зимнюю куртку и скрылась в тёмном подъезде.

Весь этот день я думал о её голосе. Она впервые сказала мне хоть что-то с тех пор, как мы поссорились.

Холодная вода падала на мою бледную кожу Стекала по выпирающим рёбрам и ручейком бежала в сливное отверстие ванны. Я плакал, обхватив худыми руками свои бледные ноги.

Я решил просыпаться раньше. В то утро я проснулся за несколько часов до того, как зазвонит будильник Полечки.

«Она сказала мне первые слова за долгое время именно утром! Может быть, у нас получится поговорить перед работой?» – думал я.

Потирая заспанные глаза, она появилась на кухне, перебирая босыми ножками по холодному линолеуму. Зажгла свет и взвизгнула от неожиданности, когда увидела мою одинокую фигуру, ждавшую её за столом. Полина пронзила меня ненавистным взглядом, часто заморгала, будто пытаясь понять, сон это или реальность.

– Идиот! Я чуть не умерла от страха! – Её звонкий голос украшала сонная хрипота.

– К-как у тебя дела? – невозмутимо спросил я. – Ты сегодня п-п-пойдёшь к своему врачу?

Несколько секунд она пыталась переварить услышанное.

– Что?! – закричала она в ответ. – К какому ещё, к чёрту, врачу?! Ты что, совсем с ума сошёл?! Зачем так пугать?!

– П-прости, я не хотел тебя п-п-пугать, – стал оправдываться я. – П-просто хотел с тобой п-п-поговорить.

– П-п-поговорить?! – Она передразнила моё заикание. – Ты что, совсем больной? Мне на работу надо собираться! Ты разве не должен спать? Тебе же на работу ходить не надо. – Её голос гремел на всю квартиру.

– Хорошо. Но вечером! Т-ты п-п-придёшь ко мне вечером?

– Не знаю! Нет! У меня дела вечером!

– Может быть, т-тогда завтра? Т-ты же всегда находила время!

– Уходи! Быстро! Я хочу кофе!

Я встал со стула и тихо зашагал в свою комнату, будто нашкодивший пёс. В этот вечер она не пришла. И в следующие вечера тоже. Она приходила так поздно, что мне не удавалось её застать. Я засыпал раньше. Я больше не ждал её по утрам на кухне, чтобы не напугать. Но мне жизненно необходимо было её слышать. Я вставал у выхода из своей комнаты, мрак был моим камуфляжем. Едва я приоткрывал дверь, как в мою комнату врывалась тонкая золотая струя света из коридора. Я слушал, как она расчёсывала свои огненные волосы, как пила кофе, как поскрипывали старые доски под линолеумом, когда она перебегала из кухни в свою комнату. Я не дышал и даже старался не моргать, чтоб ни в коем случае не выдать своего присутствия. Но, несмотря на все мои старания, в одно утро она затормозила перед входом в свою комнату и повернула голову на мою дверь. Я закрыл себе рот рукой, чтоб стать тише пустоты, но бешеное сердце металось в моей груди и выдавало моё присутствие. Она чувствовала, что я стою за дверью, и вот уже её сердцебиение заглушает моё. Неужели её это так пугало? Я же не сделал ей ничего плохого! Я просто хотел с ней разговаривать. Просто дружить с ней, как было раньше. Ведь ей нравилось со мной. Она сама ко мне приходила.

– Сесси, мне кажется, что она скоро нас бросит, – говорил я кошке, перемещаясь мелкими шажками взад-вперёд по комнате. – Наверное, она меня боится. Но мы же с ней друзья! Она знает меня с самого детства. Почему она просто не может прийти ко мне вечером и поговорить? Почему прячется?

Кошка равнодушно смотрела мне в глаза, даже не пытаясь подобрать слов для ответа. Какое-то время я смотрел на неё, затем не выдержал и закричал во всю глотку:

– Ты можешь хоть изредка мне что-нибудь отвечать?! – Я взял первое, что попалось под руку – полупустую пачку сигарет, – и со всей злостью швырнул в её чёрную морду. Сесси подпрыгнула и, шипя, убежала прочь. В ту ночь она впервые в жизни не пришла ко мне ночевать.

Как-то вечером Полина была дома. Клянусь, я не задумывал ничего такого. Просто возвращался из туалета к себе в комнату, на цыпочках, бесшумный, как лёгкий сквозняк. Из её комнаты струился свет. Такой тёплый, такой обволакивающий. И запах из её комнаты, возвращающий одновременно и в детство, когда мы были неразлейвода, и в моё недавнее счастье, когда она опускала свои пылающие жаром волосы на мою спину. Полечка сидела в одном халате на кровати и красила ногти на пальцах своих миниатюрных ножек. Не знаю, как долго я простоял под её дверью. Мысли заполнили мою голову, вытесняя оттуда чувство времени. Меня подвела Сесси. Она вышла из комнаты и, проходя мимо, стала тереться о мои ноги. Проклятые старинные доски скрипнули под телом ничего не весившей кошки. Мгновение, и обеспокоенное личико Поли поднялось в сторону темноты прихожей. Она знала, что я стою за дверью. В этот раз она не побежала меня ругать и загонять в свою комнату. Она просто отсела на дальний угол кровати и поджала ноги к груди, трясясь от страха. Я знал, что выдал себя и не видел смысла пытаться дальше скрывать своё присутствие. Поэтому тихо зашагал в свою комнату, хлопая босыми ногами по холодному полу.

Спустя несколько дней мне снова удалось поймать её рано утром на кухне. Мы сидели в паре метров друг от друга, в густом воздухе томилось молчание. Я бегал взглядом по полу, она пила кофе и старалась меня не замечать. Покашляв несколько раз в кулак, я всё-таки решился начать разговор:

– Полечка, сегодня я попробую писать стихи!

– Не называй меня так! – огрызнулась она.

– Как ты и говорила! Такие люди, как я, должны быть с творческим началом внутри. Я постараюсь, может, у меня получится написать целый сборник. – Веры в то, что я могу писать стихи, у меня совершенно не было, но я хотел заняться чем-то творческим, как она мне советовала. Может быть, она и не права на счёт всех этих отклонений, но это не убавляло моего желания продолжать с ней общаться.

– В наше время никто не читает и не пишет стихи. Попробуй что-нибудь другое. Мне пора на работу. – Она проглатывала антидепрессанты, допивала кофе и бежала прочь из квартиры. Полина пропадала на бесконечные часы, но её слова на весь день застревали в моей голове.

Полина стала реже ночевать дома. А если и ночевала, то теперь каждый раз приводила с собой какого-нибудь друга. Я слушал их шаги из своей засады у двери в мою комнату. Пытался их разглядеть, но никогда не удавалось – боялся выглянуть и выдать себя. В одну из таких ночей, когда я курил под их стоны за стеной, у меня появилось неудержимое желание посмотреть на его лицо. Правда ли, что они все одинаковые, как говорила Полечка?

Я беззвучно минул свою комнату, аккуратно открыл дверь в коридор. Затем короткими шажками дошёл до её комнаты, избегая тех мест, где обычно скрипел пол. Подкрасться к ним незаметно не составило бы труда, ведь всё их внимание было сосредоточенно друг на друге. Я незаметно приоткрыл дверь, до ушей теперь без преград долетал стон её так любимого мною голоса.

В комнате – темнота. Свет струится в окно только от тусклого уличного фонаря. Чтобы рассмотреть его лицо, мне нужно зайти в саму комнату. Тут душно, пахнет потом. Но, несмотря на всё это, здесь гораздо уютнее, чем во всей остальной квартире. Он лежит на Полечке, её сосредоточенное лицо ещё прекраснее в этом оглушающем мраке. Глаза так плотно закрыты, что, кажется, ничего в этом мире не сможет отделить её нижние веки от верхних. Чтобы рассмотреть его лицо, мне просто нужно встать прямо напротив того места, где я стою сейчас.

К сожалению, сделать это у меня не было ни единого шанса. Только я сделал шаг вперёд, её глаза широко открылись. Секунда недоумения – и вот в глазах нет прежней страсти и сладкого удовольствия. Только ужас. Ужас на её прекрасном личике.

– В чём дело? – раздался его голос, но она была не в силах ему ответить.

Он повернулся и увидел меня. Я всё равно не мог разглядеть лицо, темнота скрывала его. Фигура была значительно больше моей. Он мог бы уложить меня одним ударом, но он даже не подумал это сделать. Только отпрыгнул к дальнему углу кровати, оставляя обнажённую Полечку один на один с моими глазами. Я отвернулся, тело захлестнуло чувство стыда. Её друг поднялся и неловко встал передо мной, рефлекторно прикрываясь руками. Он явно перепугался так, как, наверное, не пугался за всю свою жизнь. Но я всё ещё не мог разглядеть его лицо.

– Простите, – почему-то вырвалось у него.

Я продолжал молчать.

– Идиот! – Комната наполнилась звенящим криком Полечки. – Пошёл вон отсюда, ненормальный придурок! Зачем ты пришёл?! Убирайся! – Она старалась прикрыть одеялом своё обнажённое тело.

Я стоял как вкопанный.

– Простите, – снова повторил её друг, подбирая свои джинсы с пола.

Прикрываясь одеялом, Полина оказалась передо мной и заколотила ладошками мне по лицу. Получая глухие пощёчины, я отступил. Друг пронёсся мимо, держа в руках свою одежду. Я не слышал, как он собрался и покинул нашу квартиру.

– Псих! Ненормальный отброс общества! – кричала она. – Убирайся обратно в свою конуру! Чёртов психопат! Неудивительно, что ты не выходишь на улицу, ты же просто урод! Это не ты отгородился от общества! Это общество отгородилось от таких ущербов, как ты!

Она много чего кричала мне вслед. Я закрылся в своей комнате, лоб покрылся испариной. Мне не хватало воздуха. Я открыл нараспашку окно, в грудь ударил ледяной воздух. Шаря по подоконнику дрожащей рукой, я нащупал сигареты. Закурил. Закашлялся. Заплакал.

– Когда же ты заткнёшься?! – Раздражённый, срывающийся на визг крик реял по темноте моего разума. – Сколько можно?! Сколько можно?! Сколько… – Последнее слово было не разобрать из-за посторонних шумов. Где-то далеко что-то с грохотом рухнуло на деревянный пол. Потом резкий обрывистый звук, похожий на пощёчину. – Заткнись! Слышишь? Заткнись! – Голос превращался в непрерывный визг.

Теперь я отчётливо разобрал голос соседки по ту сторону стены. Затем холодный плач. Опять пощёчины.

– Давай тише, идиот, – раздалось с противоположной стены, где находилась комната Полечки. Это был уже другой, такой знакомый голос, мягкий и приятный на ощупь. – Не хочу его видеть. – Тот же голос, только шёпот.

Я открыл глаза, подставив их под заточенное лезвие мерзкого света моих тусклых ламп. Сесси не спала, кидая свои маленькие ушки то вправо, то влево. Ночь пробиралась в комнату через открытое нараспашку окно. Голова гудела, за последние несколько дней я спал от силы четыре часа. Снова раздался приглушённый плач за стеной. И хлопки пощёчин один за другим обрушились на источник этого плача, делая его только сильнее с каждым ударом. Мои уставшие зрачки гуляли по красным белкам глаз, осматривая комнату. Опять глухой удар за противоположной стеной, ушки Сесси, как локаторы, метнулись в сторону нового звука.

– Я же прошу – тише! – Шепот Полины звучал громче криков мамы за стеной.

Приподнявшись на локтях, я стал прислушиваться. Моя рубашка была пропитана потом и сигаретным дымом. От запаха стало тошнить. После той ночи Полечка в слезах выбежала из квартиры и побежала прочь, навстречу холодному свету ночных фонарей. С тех пор я её не видел. Наверное, она была очень зла на меня. По ночам я пил и прислушивался к замочной скважине. Надеялся, что она вот-вот появится в моей квартире и мы просто поговорим о том, что ей сказал психолог и как её не понимают все окружающие. Отвратительный вкус алкоголя, дым ментоловых сигарет и её голос в моей голове. Я даже не знаю, проговаривал ли я всё это вслух, или же все диалоги не покидали пределы моей головы.

И вот я слышу её голос. Настоящий! Не придуманный в моей голове! Я не мог поверить своему счастью. Я встал с постели и поспешил в прихожую.

– Молодец, ты его разбудил! Теперь сам с ним и разбирайся! – Полечка была будто натянутая струна, которая вот-вот порвётся от любого незначительного раздражения. Увидев меня, она заплакала и закричала в угол комнаты, где стоял её друг (тот самый, что разбил мне нос при прежней встрече). – Я говорю, сделай хоть что-то! Ударь его чем-нибудь! – Слова с болью покидали её горло. Она съела несколько таблеток, не запивая водой.

– Пошёл вон, фрик ненормальный! – Его огромное тело выросло перед моими глазами. – Слышь?! Ты тупой или глухой? В прошлый раз недостаточно приложился?

Мой взгляд прыгал из угла в угол комнаты. Все её полки были пусты, постель расправлена, у порога две огромные сумки. Она уезжает! Он её забирает у меня!

– Нет! – услышал я свой голос где-то вдалеке. – Отстань от нас. – Голос был приглушённый и низкий, словно это вовсе и не я кричу. Точно он доносится из соседней квартиры, где пол впитывает слёзы маленькой девочки.

Я бросился в сторону Полины, но не успел сделать и шага, как оглушающий удар в правую щёку повалил меня на пол.

– Ничему тебя прошлый раз не научил. – Мне тяжело было разобрать его слова из-за звона в ушах.

Полина перепрыгнула через меня и бросилась из комнаты, хватая на пути одну из своих сумок.

– Стой! – вопил я, пока удар его тяжелых ботинок по рёбрам не оборвал мой крик.

Боли я почти не чувствовал, но это спровоцировало удушающий кашель. Чтоб я точно выбыл из игры, следом на меня обрушилась ещё череда ударов ногами.

Он схватил вторую сумку и скрылся в коридоре. Кашляя и харкая на пол, я с трудом поднялся и поспешил за ними, держась обеими руками за больные рёбра. Шатаясь, я выполз в прихожую, входная дверь была открыта нараспашку, Сесси с интересом и опаской оглядывала подъезд. Превозмогая боль, я помчался вслед за беглецами, даже не зная, что буду делать, если догоню их. Перепрыгнул через кошку и закричал в тёмный подъезд:

– Полина! – Эхо хриплого голоса прыгало от стен к грязным перилам.

Открылась дверь соседней квартиры.

– Можно немного потише? Ночь на дворе, между прочим. – Женщина осмотрела меня строгим взглядом, за её спиной пряталось красное от слёз лицо семилетней девочки.