Текст книги "Мерзость"

Птицы падают с небес на землю

Спать было совершенно невозможно. Я чувствовал, как по комнате гуляет холодный ветер, точно я спал на улице. Глаза смотрели в тёмный потолок, потихоньку привыкая к отсутствию света. Бессонница взяла своё, и я поднялся с постели (если так можно назвать старый матрас, лежащий на холодном полу). Кошка Сесси тихо урчала на уголке матраса. Она открыла свой единственный уцелевший зелёный глаз и уставилась им на меня. Сесси была маленького размера, тем не менее каким-то образом умудрялась занимать большую часть постели, по крайней мере, именно так казалось ночью. Вся Сесси от хвоста до ушей была покрыта смолисто-чёрной шерстью, будто она изо всех сил старалась полностью раствориться и стать частью этой бессонной ночи. Свой мокрый розовый нос она прикрыла когтистой лапой и продолжала упорно играть со мной в «гляделки». Так мы просидели минуты две-три, затем она наконец-то сдалась, закрыла свой глаз и как будто снова погрузилась в глубокий сон.

Я побрёл к противоположному концу комнаты, там лежали мои вещи. Пол был настолько холодным, что мне казалось, это и не пол вовсе, а заледеневшее озеро или что-то в этом роде. Каждый раз, когда я наступал ребром стопы на холодный пол, раздавался оглушающей силы скрип старинных досок. В этой давящей тишине скрип в секунду разнёсся по квартире, как торнадо, разрушающее всё на своём пути. Клянусь, в тот момент не мог поверить, что до сих пор умудрился не разбудить соседей, живущих на пару этажей выше. Путь в три шага показался мне путешествием на край земли. И вот свершилось, в моих руках была домашняя одежда. Теперь марш-бросок до окна. Повернул голову в сторону матраса – опять за мной следит этот зелёный глаз, словно взгляд надзирателя.

– А ну спи, глупое создание! – прошипел я, но глаз даже не моргнул в ответ.

Я добрался до окна в дальнем конце комнаты, отодвинул в сторону некогда белоснежный, но теперь уже почерневший от грязи и пыли тюль и в этот момент в полной мере ощутил ледяной ветер, проникающий в мою комнату через прохудившееся окно. Моё худощавое тело покрылось мурашками, глаза ослепил навязчиво пылающий равнодушным светом уличный фонарь. Приоткрыл окно, ночь была морозной, но, слава богу, безветренной. Зимний воздух успокаивал мои мысли. Тихая безлюдная улица, приглушённый лай собак где-то вдалеке, рёв двигателя одинокого автомобиля – всё это дарило умиротворение и действовало на меня лучше любого снотворного. «Главное – не разбудить Полечку», – стучал у меня в голове внутренний голос. Она ненавидела, когда я открывал окно посреди ночи, но по-другому заснуть у меня не получалось. Бывало, как только я открывал окно, холодный зимний воздух нёсся через прихожую в её комнату, слышался топот недовольных ножек, она врывалась в мою комнату: «Я сколько раз я тебе говорила, что в доме и так холодина?!» – звучал её заспанный недовольный голос, хрипота которого заставляла меня тут же захлопывать окно и нырять в свою зябкую постель. Она тёрла сонные глаза и с обидой на лице брела обратно в свою комнату.

Она переехала ко мне месяц назад. А может, два месяца. Если честно, у меня не особо получается следить за числами на календаре. Для меня каждый день – брат-близнец предыдущего. Даже погода не меняется за окном. Как выпал снег где-то в ноябре, так и лежит под окном, намотав на себя всю грязь, какую возможно отыскать в городе. Думаю, что всё-таки Полечка приехала ко мне два месяца назад. В тот день я был рад, что у меня появился сосед. Думал, что она хоть как-то разнообразит мою жизнь. Однако с тех пор и до этого вечера я так и не смог придумать, за что зацепиться, чтоб хоть как-то заинтересовать её. Скорее всего, если бы ей было куда идти, то она уже давным-давно от меня сбежала бы.

Мы знакомы пятнадцать лет. Или два месяца – не знаю точно. Когда мне было шесть, она жила в соседней квартире. Я помню, как встретил её в первый раз. За несколько дней до нашей встречи мама плакала. Но не так, как обычно. Упав на пол, она поджала ноги к груди и обхватила их обеими руками. На лице её застыла гримаса, и можно было подумать, что это и вовсе не настоящий человек, а всего лишь восковая фигура убитой горем женщины. Слёзы больше не текли по её красным от жара щекам, трубка дискового телефона валялась у её ног, раздражая неумолкаемыми короткими гудками. Уж лучше эти гудки, чем снова тот холодный голос, сообщивший о смерти отца.

Во дворе и в школе у меня не было друзей. Всегда поражался, каким образом люди вокруг меня умудряются налаживать общение друг с другом. Меня пересадили за последнюю парту, с мальчиком по имени Дима Даньков. Я посчитал это моментом, когда можно заполучить друга. Я не знал, как люди начинают дружить, и просто предложил дружбу. В ответ на это он лишь пробубнил что-то невнятное себе под нос, затем рассказал всем ребятам в классе, как я «полез» к нему дружить.

– Шлюхин сын себе друзей ищет, – смеялись они. – У мамы твоей друзей много, может, подарит тебе одного?

В детстве я часто слышал подобное. Мама называла его «нашим другом». Я почти не видел его. Каждый раз она прогоняла меня гулять на улицу, пока он у нас гостил. Папа надолго уходил в моря, а «наш друг» помогал мне и маме перенести долгое расставание. Так она мне его описывала. Он был нашим самым лучшим другом и самым большим секретом. Но отец всё равно узнал. В тот день он сильно её побил. Я хотел её защитить, и тогда прилетело мне. Папа очень на меня разозлился, потому что я не знакомил его с «другом». Он напился и поехал, куда глаза глядят. Точно не помню, но вроде не справился с управлением.

Мама опять выгнала меня гулять, когда пришёл «друг». Я не хотел гулять под проливным дождём и сидел на лестничной клетке, на два этажа выше. Здесь была квартира Полечки. Ей тоже не везло с друзьями, ведь ни в одном ближайшем доме не было девчонок её возраста. А все подруги из школы жили слишком далеко. Её родители разводились, она плакала, что больше никогда не увидит папу. Так и познакомились.

Я был рад, что у меня появился друг, но в школе меня стали дразнить ещё больше. Говорили, что со мной дружат только девчонки, потому что я гомик. После школы я выдумывал новые маршруты, по которым можно было добраться домой, но эти ребята из класса всё равно умудрялись меня ловить, избивать и издеваться. Затем отпускали, чтобы завтра всё повторилось заново. Я никогда не рассказывал об этом Поле, мне было слишком стыдно. До десяти лет мы были неразлейвода, но время шло, она взрослела и вскоре разглядела во мне то же самое, что видели остальные. Я по-прежнему был изгоем, но ко всему миру теперь присоединилась Полина. Сначала она просто меня избегала, а к двенадцати годам и вовсе перестала со мной здороваться при встрече. Теперь всё свободное время она проводила с одноклассницами, а я превратился в навязчивый груз из детства.

Три года назад мама продала нашу вторую квартиру, которую когда-то давно покупал отец. Маме нужны были деньги, а ни на одной работе она не могла задержаться надолго из-за того, что «всё время хотела пить». Не знаю, что бы мама сделала с этими деньгами, но теперь и не узнаю никогда. В день, когда я окончил школу, она выпила слишком много. Я не пошёл на выпускной, уж слишком сильно боялся, что в последний день одноклассники решат оторваться на мне по полной программе. Получив аттестат, я поспешил домой, чтобы узнать, что моя мама выпала из окна. Из жеваных слов людей в милицейской форме я так и не смог разобрать, случайно она выпала или нарочно. Сказали, что в любом случае это из-за того, что она слишком часто пила. Хотя какая теперь разница? Вся жизнь человечества – это одна затянувшаяся попытка покончить с собой. Так любила повторять мама с тех пор, как умер отец.

Денег с продажи той квартиры мне хватает до сих пор. Мне особо много для существования не надо. А после того как в мою жизнь вернулась Полечка, я поселил её к себе фактически за еду, которую она покупает на нас двоих. Полина меня не любит. А возможно, даже ненавидит. Но где ещё она найдёт бесплатное жильё? Я радовался ей, будто до этого провёл несколько лет на необитаемом острове. И вот на горизонте появилось спасательное судно. Конечно, она не искала меня после стольких лет разлуки. Наверное, она рассчитывала вернуться в квартиру к отцу, но что-то пошло не так. Я не знаю, где она жила и что делала последние несколько лет, она мне так ничего и не рассказывает. Сейчас она работает официанткой в каком-то ресторане и, что самое важное, живёт со мной.

Я не знаю, как начать с ней разговор. За свою жизнь я общался с немногими людьми. В основном с мамой… ну и с самой Полечкой. Но не с этой, а с той, другой Полечкой. С той, с которой дружил в детстве. Я сидел целыми днями дома, иногда разговаривал с Сесси. С ней я не чувствовал себя неловко. Её глаз гулял по моему лицу. Я не люблю выходить на улицу. Не помню, когда я в последний раз путешествовал дальше продуктового магазина, который находится напротив моего подъезда. Владелец магазина, старый армянин, каждый раз улыбается мне своей лукавой и как будто жалобной улыбкой. Его чёрные глаза с насмешкой оценивают меня. Он владеет этим магазином, сколько я себя помню. Но за всю жизнь я не сказал ему ни слова. Я чётко запомнил, что открывать рот – значит нацепить на себя мишень для шуток и издёвок. Порой мне трудно отделить издёвки от обычной речи. Наверное, люди смеются надо мной реже, чем мне кажется. А может быть, наоборот – гораздо чаще. Иногда мне кажется, что даже Сесси устаёт от меня. Я много разговариваю с ней. Иногда часами или сутками напролёт. Но за всё время она ни разу меня не высмеяла. Что бы она там про меня ни думала, всегда выслушивала до конца, не отрываясь, следила за мной своим единственным глазом, словно снайпер, выслеживающий свою цель. Жаль, что она ничего не может мне ответить. Уверен, мы нашли бы с ней общий язык. Верю, что она не стала бы надо мной смеяться. Или же мне стоит благодарить жизнь за то, что кошки от природы лишены чувства юмора. И вот теперь в нашей квартире раздалось эхо ещё одного голоса. Тяжёлый ключ со скрипом отворил дверь, рыжеволосый призрак из прошлого стоял на моём пороге.

– Полечка? – сказал я. Теперь-то я знаю, что она ненавидит, когда я её так называю. Но привычку с детства так просто не выбьешь.

– Привет, – коротко ответила она, будто между нами и не было стены толщиной в несколько лет. – Я поживу у тебя? Мне, типа, идти некуда.

Я не мог ей отказать. Первое время казалось, что моему одиночеству пришёл конец, но теперь не покидает ощущение, что одиночество в сто раз сильнее, когда рядом человек, с которым ты как будто на физическом уровне не способен начать разговор. Недавно она вернулась поздно ночью с какой-то гулянки. С ней был друг, он что-то громко ей рассказывал, потом пошёл на кухню лазить в наш холодильник. В ту ночь я, как обычно, не спал, её стоны были отличным дополнением к моей бессоннице. Мы с Сесси так и просидели всю ночь, глядя друг на друга и не проронив ни слова. Друг ушёл рано утром. Готов поспорить, он даже не подозревал, что, кроме них с Полечкой, в квартире кто-то был. Даже как-то жутко получилось. Потом мы с ней встретились на кухне. Я опустил глаза, будто стыдясь, что вообще существую в своей квартире. Она подарила мне холодный, равнодушный взгляд и побежала на работу.

Я и правда устал рассуждать о том, лучше мне живётся с Полечкой или нет. Мы с ней почти не разговариваем. Да чего греха таить, мы вообще не разговариваем. Я думаю, что иногда ей жалко меня, а иногда она меня боится. Да, порой я замечаю у неё и другие эмоции: ненависть, отвращение, грусть. Но, если быть полностью откровенным, я просто на седьмом небе от счастья. Слышать голоса других людей в квартире. Раньше мой поход в магазин нёс и иные цели, кроме скудного пополнения запасов. Это была отличная возможность проверить, не умудрился ли я оглохнуть в этой лопающей барабанные перепонки тишине. В школе я мечтал об одиночестве, я бы многое отдал за то, чтобы никогда вообще не встречать других людей (конечно, кроме Полечки). Вот моя мечта сбылась, и последние годы я на стену лезу от одиночества. Теперь в мою жизнь возвращаются её голос и волосы цвета лесного пожара. И я вам клянусь, я бы ни на что не променял её ненависть ко мне и её молчание.

Подул морозный ветер, и меня передёрнуло от холода. На глаза навалилась долгожданная усталость, я подумал, что это мой шанс сегодня увидеть сон. Захлопнув окно, я поспешил вернуться в свою скромную постель, которая за это время успела остыть до температуры грязно-коричневой кашицы снега под моим окном. Хорошо, что в этот раз удалось не разбудить Полечку.

Эхо шлепков моих босых ног по скользкому линолеуму скакало от стен к побеленному потолку квартиры. Тишина звенела в ушах. Через толщу пустого воздуха, как нож сквозь масло, долетало урчание Сесси. Кошка явно хотела отыграться за мою ночную бессонницу, а потому даже не думала подниматься с утра. Я гулял по пустой квартире, открывал шкафчики на кухне в поисках чего-нибудь съестного. Ничего не найдя, я бросил эту затею, плеснул себе в почерневшую кружку кипятка и побрёл обратно в свою комнату. Проходя мимо спальни Полины, прикрыл глаза и принюхался к запаху её духов, так сладко постучавшихся в моё утро. Полечки не было дома. Она упорхала ещё до того, как я проснулся. Скорее всего, на работу. А может, и просто не хотела оставаться утром один на один со мной.

Я вернулся к Сесси. Она явно не спала, но всем своим видом притворялась, что видит свои кошачьи сны. Даже она сейчас не хотела со мной разговаривать. Я высунулся в окно, осмотрел враждебную улицу Где-то с грохотом промчалась крупная машина. Коричнево-серый, депрессивный лес из однотипных панельных пятиэтажек будил своих жителей. Те лениво выбирались из своих нор, тёрли глаза и медленно, словно зомби, брели кто куда. Наверное, сегодня был будний день. Иначе зачем ещё просыпаться в такую рань? Я закрыл окно, закашлялся и сплюнул мокроту прямо на пол. Сесси отворила зелёный глаз и смерила меня осуждающим взглядом.

За стеной раздался женский крик. Не крик боли или отчаяния. Скорее, крик ненависти. Так часто бывало. Стены в доме были очень тонкими, а женщина кричала громко и часто. За её криком не всегда можно было различить тихий плач её маленькой дочери. Бывало, что она кричала на неё часами без остановки, потом столько же можно было слушать всхлипы и слёзы маленького горя. Иногда я крадучись подходил к стене, чтобы легче было различить отдельные фразы и звуки. Иногда мне было страшно, но иногда это меня даже убаюкивало. Мне не было жалко девочку. Мне было даже интересно наблюдать за этими сценами, чувствуя себя в полной безопасности здесь, за стеной.

Я вновь побрёл на кухню, замедляя шаг возле комнаты Полечки. Какое-то время был на кухне, потом зашёл в туалет. Оторвал клочок туалетной бумаги, чтобы вытереть мокроту в комнате. Я пробежал мимо Сесси, скрипя досками под линолеумом, вытер мокроту и бросил грязную бумажку в запылившийся уголок комнаты. Открыл окно, чтоб ещё раз посмотреть на людей внизу, на улице холодало. Мимо моего дома проходили школьницы, раскуривая тонкие сигареты. Они громко матерились и плевали себе под ноги. Наверное, прогуливали школу. Я опять закашлялся. Затем вернулся в комнату и сел на свой матрас. Так я просидел какое-то время, проснулась Сесси.

– Здравствуй, соня, – нежно сказал я и ужаснулся собственному голосу. Он был таким громким, таким негармоничным, таким лишним в этой вязкой и липкой, точно фруктовое желе, тишине, растёкшейся по всей квартире и заполонившей собой все возможные трещинки в полу и стенах моего дома.

Кошка промурчала мне что-то в ответ, а я ещё несколько минут не находил, что ей ответить. Казалось, что я могу разбить стёкла во всём доме, если ещё раз произнесу хоть какой-нибудь звук своим ртом.

– Как тебе спалось? – Я крался через тишину хриплым голосом, точно проверял её на прочность. – Я тоже тогда ночью хорошо заснул. – Кошка не отвечала на мои расспросы, а потому я просто додумывал ответы за неё. – Прости, что не давал тебе заснуть.

Какое-то время мы с ней молчали, ведь говорить было особо не о чем. Кошка села на простыню и потёрлась о мою руку.

– Сесси, я сегодня смотрел в окно и видел людей. Из нашего окна они похожи на муравьёв. Я задумался, а куда пропали все люди из моей жизни? Ты вспомни, ещё буквально недавно я был окружён лицами людей, а сейчас только твоя морда и личико Полечки. Эти люди тоже умерли, как мама? Или это я умер, а они продолжают жить где-то там внизу, неотличимые от остальных муравьёв?

Она продолжала не отвечать на мои слова.

– Вот только интересно, когда же это я умудрился умереть? Я даже не помню их имён. Даже имя мамы. А может, её так и звали – Мама? – Я бросил взгляд на окно. – Как ты думаешь, Сесси, куда спешат все эти люди? На работу? Полечка тоже каждое утро спешит на работу. Может быть, я тоже должен спешить? Но мне совсем никуда не хочется. И встают же ещё ни свет ни заря. Ещё само солнце глаза не протёрло, а они уже тащат свои мешки под глазами, каждый весом в несколько килограммов, на работу. Полечка всё время злится, когда нужно рано вставать. Я вот подумал, а если абсолютно никому не нравится вставать так рано на работу, почему бы всем вместе не договориться приходить на работу чуть позже? Так странно, да?

Но Сесси упорно не хотела поддерживать беседу.

– Мне сегодня снился сон, представляешь? Мне уже сто лет не снились сны, и вот сегодня приснился. – Я пытался её удивить, но кошка отвечала мне равнодушием. Я часто ей жаловался, что ночью с открытыми и закрытыми глазами вижу одну и ту же темноту. – Тебе совсем не интересно? Я же тебе рассказывал, что совсем не вижу сны.

– Знаешь, что мне снилось? – Пусть она ничего и не отвечала, но, готов поспорить, ей всё-таки было интересно.

– Мы гуляли все вместе. Я и Полечка, и ты там тоже была. Мы гуляли, но не по улице, а по нашей квартире. Наверное, потому, что квартиру я помню гораздо лучше, да? Было бы глупо гулять от подъезда до продуктового магазина во дворе. Мы даже разговаривали. Но разговаривали только мы с тобой. Я не знал, что сказать Полине даже во сне. Но она смеялась, я точно помню! Смех её был такой звонкий и детский. И улыбка тоже детская. Наверное, я помню эти губы только из той поры, когда нам было по восемь лет.

– Там много чего ещё было, но я всё забыл. Извини меня! Когда я только проснулся, я точно помнил всё до мельчайших подробностей. Но вот прошло всего-то несколько секунд, и я всё забыл.

– У тебя бывает такое?

– Кошки вообще могут видеть сны?

– Уверен, что могут! Чем вы хуже людей? Что тебе обычно снится, Сесси?

Она проигнорировала и этот вопрос. Продолжала сверлить меня своим глазом.

– Наверное, тебе тоже снится только эта квартира. Ты же ничегошеньки больше и не видела в жизни, да? Для тебя, наверное, эта квартира и есть вся наша планета, правда? Весь наш мир, заключённый в две комнаты, одну кухню, туалет и прихожую. Странно, но даже в таком маленьком мире ты дальше моей комнаты обычно не выходишь.

– А что ты видишь за окном, Сесси? Что-то непонятное, вроде космоса, да? Что-то далёкое и пугающее. Наверное, ты бы хотела побывать на улице-космосе, если бы не было так страшно, да?

– А вот я знаю, что люди летали в космос. И как им не было страшно, не пойму. Хотя, наверное, было страшно, но они заставляли себя и в конечном счёте привыкли туда летать. Прям как однажды заставили себя выходить из безопасного дома.

– Хотя и космонавты далеко в космос не летают. Я слышал, что только здесь, недалеко. Высунутся посмотреть на звёзды, и живо назад. Наверное, им тоже страшно, как думаешь?

– Зачем они вообще туда летают, непонятно. В космосе же нет продуктового магазина. – Жаль, что Сесси не умеет смеяться над моими шутками.

Мы замолчали. Разговор больше не клеился. Я опять закашлялся, опять пошёл посмотреть на улицу. Люди за окном стали появляться реже. Странные всё-таки эти космонавты. Сесси наконец-то поднялась с постели и позвала меня обедать. Интересно, когда же вернётся Полечка?

Она пришла поздно. Послышался топот её ног, затем отчётливый звук падающих на пол ботинок. И гул. Гул нескольких заплетающихся голосов. Как будто они не разговаривали, а полоскали горло. Полечка опять привела ко мне одного из своих друзей.

– Не обращай только внимания, хорошо? И вообще не заходи в… – Последние слова я не расслышал. Потом весёлый голос того человека, я не смог разобрать ни единого слова, хотя прислушивался очень внимательно. – Он не мешает, давай только с ним не пересекаться. – После этих слов раздался сильный хлопок двери соседней комнаты, и все голоса стали совсем неразборчивы. Только низкий и высокий гул доносился до моих ушей.

Я сидел, стараясь даже не моргать. Этот вечер ничем не отличался от других вечеров. Как и Сесси, я старался раствориться во тьме своей комнаты. Стать частью её, стать чёрным воздухом, чтоб сквозь меня проходили глухие голоса Полины и её друга. Чтоб разбирать каждое их слово. Стать их словами. И, если они зайдут в мою комнату, я посмотрю им в глаза, но они меня никогда не увидят. Тогда Полине не придётся меня стыдиться.

Гул за стеной усиливался, потом – её стоны. Как я привык к этим стонам, которые делали меня маленьким и беззащитным, как муравей в мире людей-великанов. За весь день я ничего не съел. Мучила жажда, и перед самым приходом Полечки я планировал налить себе кипячёной воды. Её друг нарушил все мои планы, я бы никогда не решился отправиться на кухню, если есть риск пересечься с посторонним. Неожиданно подступил кашель. Разрезая моё горло, мокрота рвалась наружу. Я не мог откашляться несколько минут, закрывая рот рукавом своей пропитанной потом рубашки. Поднялся с постели и крадучись побрёл к окну, чтоб откашляться на улицу. Шатаясь из стороны в сторону, я добрался до окна. Сесси напряжённо смотрела мне вслед.

Не знаю, сколько с того момента прошло времени. Я проснулся на своём матрасе, Сесси укуталась в одеяло и грелась о мой тёплый живот. Окно было открыто нараспашку, видимо, я так и заснул, забыв его прикрыть. На улице всё ещё было темно, за стеной всё так же стоял гул. Они точно разговаривали громче, я даже мог расслышать отдельные слова. Затем что-то упало на пол. Он выкрикнул какие-то грубости. Её приглушённый стеной крик.

Удар. Он с шумом вышел в коридор, хлопнув за собой дверью в комнату. Её слёзы. Топот по коридору к выходу из квартиры.

– Ты можешь успокоиться?! – Её хриплый голос сквозь слёзы.

– Заткнись! – раздражённо зарычал он.

Сесси подпрыгнула и забилась в угол комнаты. Мне было страшно не меньше чем ей, я примкнул к стене, чтоб чётче разбирать слова. Он продолжал рычать, она плакала. Не знаю почему, но я решил, что надо её спасать. Тяжело поднявшись с постели, я зашагал к комнатной двери, ноги пошатывались от страха. Открыл дверь и увидел их. Они продолжали кричать друг на друга, пока не заметили, что в коридоре их стало больше. На секунду повисла тишина.

– Вау, это кто у нас тут проснулся?! – со злой радостью завопил он. Так часто разговаривали ребята из моего класса.

Полечка посмотрела на меня красными, заплаканными глазами.

– Зачем ты вышел?! – закричала она. – Мы сами разберёмся!

Но после того как я вышел, вернуться обратно было слишком стыдно, а потому я решил действовать до конца:

– Пошёл вон из моего дома! – От неуверенности язык заплетался, будто был завязан морским узлом.

Сразу после произнесённых слов я почувствовал себя полным идиотом и даже было двинулся обратно в свою комнату. Но этот парень отреагировал слишком быстро. В ответ я не услышал ни единого слова. Он молча минул Полечку, в секунду вырос передо мной, после чего точным ударом зарядил мне в нос. Слёзы сами собой брызнули из глаз, губы почувствовали остывающую струйку крови, я упал и на несколько секунд как будто выпал из этого мира. Я слышал, как истерила Полечка, затем звон ключей. Опираясь на холодную стену, я медленно поднялся на ноги и побрёл в свою комнату, с едва слышным хлопком закрыл дверь.

Она крадучись, почти беззвучно, как кошка, пробралась в мою комнату. Её огненные пряди волос осветили комнату и были как будто лишними в моих тёмных владениях. Я так редко видел её тут, с тех пор, как в последний раз её разбудил холодный воздух из моего окна. А кроме как ругать меня, ей больше незачем было сюда приходить. Сесси недоверчиво и с какой-то ревностью смерила её с головы до ног своим сверкающим в ночной тьме глазом. Я сидел, закинув ноги на холодный подоконник и подставив пылающее жаром лицо под прохладную ночь.

– Привет, – шепнула она, и в память врезалась то ли наша первая встреча много лет назад, то ли тот день, когда я обрёл её снова. И в эту секунду я клянусь, что не мог с точностью ответить, какая из этих встреч была раньше. – Прости, что сегодня всё так получилось. – Она извинялась, а я совершенно не мог разобрать ни единого слова из её уст, ведь мне достаточно было только её голоса, гуляющего от стены к стене по моей комнате. Её серые зрачки в тусклом свете фонарей за окном казались зелёными, точно это она крадёт глаза у несчастной Сесси. – Это мой парень. Я жила у него до того, как приехала к тебе. Мы сегодня помирились, но я не хотела возвращаться к нему домой, поэтому поехали сюда. Мы поссорились из-за тебя. – Её голос заставлял моё сердце трепетать сильнее, чем когда я несколько мгновений назад осмелился покинуть свою комнату, чтоб заступиться за неё. – Я пыталась ему объяснить, что у нас с тобой ничего не может быть, ведь ты такой… – После последнего слова я впервые за вечер поднял на неё глаза и посмотрел в её прекрасное лицо. И даже сейчас, когда она сама пришла ко мне поговорить, я всё равно не мог представить, о чём с ней завести диалог.

Разрезая ночную тишину, где-то со стороны дороги донёсся раздражающий рёв двигателя несущегося по скользким дорогам автомобиля. Сводящие с ума басы отвратительной музыки провоцировали вибрации по всему спальному району как будто при землетрясении. Я продолжал быть тише травы, Сесси с недоверием и агрессией косилась в сторону Полечки.

– Спасибо, что хотел заступиться за меня, – сказала она, опустив глаза. – Я не ожидала от тебя такой смелости, – сказала она шутливым тоном.

Я так и не смог понять – это добрая шутка или издёвка?

Несколько мгновений тишины.

– Извини, что совсем с тобой не разговаривала всё это время. Теперь даже как-то неудобно.

От меня она получала только молчание. Было ужасно неудобно, но я ничего не мог с собой поделать.

– И ты тут так и живёшь? В полной тишине и одиночестве? – Вновь её голос коснулся моих ушей. – Тебе здесь не бывает скучно?

Я знал, что ей ответить, но мои губы точно зажало тисками. Казалось, что проще поднять гору над головой, чем разомкнуть челюсти и сказать хоть слово ей в ответ.

– Иногда я разговариваю с С-сесси, – выдавил я из себя звук.

– С кем? – тихо проговорила она, словно впервые в жизни услышала мой голос.

– С Сесси, – повторил я и указал на матрас.

– С Сесси? А с Сесси! С кошкой?

– Д-да, – сказал я и понял, что заикаюсь в её присутствии. Такого со мной не было ни разу в жизни. – С к-кошкой.

Какое-то время мы опять молчали. По всему телу выступил пот, тут же превращаясь в ледышки на пропитанном зимой воздухе. От холода меня передёрнуло. Она это заметила, и мне захотелось провалиться под землю от стыда. Я рассчитывал, что она развернётся и покинет мою комнату, но она и не думала этого делать.

– Почему ты такой замкнутый? Почему совсем ни с кем не разговариваешь? Совсем ничем не занимаешься?

Её прорвало на вопросы. Наверное, она просто хотела поддержать беседу, но складывалось ощущение, как будто она внезапно узнала, что её домашнее животное всё это время умело говорить, но спросить у него особо и нечего.

– Н-не знаю, – отвечал я. – У меня разговаривать п-п-плохо получается. – Произнеся это вслух, мне даже полегчало.

– Неужели тебе никогда не хочется выйти на улицу, с кем-нибудь погулять?

И снова я потею. В её глазах выгляжу каким-то идиотом.

– Иногда вроде хочется. Н-но совсем редко с к-кем удаётся увидеться. – Не знаю, почему я решил себя этим оправдывать. Будто она не смогла за всё это время понять, что у меня просто нет друзей.

– Наверное, ты социофоб?

– Социофоб?

– Да! Что ты чувствуешь в компании посторонних людей?

– Н-не знаю, я н-не помню…

– Когда ты в последний раз был среди людей?

– Н-не помню… Когда-то, когда на улице ещё было т-тепло. Я ехал в автобусе…

– Вот! – засияла она. – Что ты тогда чувствовал?

– Н-наверное, тревогу. Иногда мне кажется, что окружающие смеются н-надо мной. Считают меня ненормальным.

– Ты не ненормальный, ты просто другой! – заключила она.

– Другой?

– Особенный! Не такой, как они все! – Её язык заплетался. Точно так же заплетаясь, разговаривала мама, когда много выпивала. Наверное, сегодня Полина выпила столько же, сколько обычно выпивала мама. Но мне хотелось верить, что она просто тоже волнуется. – Я это прекрасно вижу! Мало того, я тебя отлично понимаю!

– Т-т-ты тоже не можешь н-находиться среди людей? – удивился я.

– Ну конечно, – почти обиженно проговорила Полечка. – А по мне разве не видно, что я склонна к социофобии? Стой! – неожиданно выкрикнула она, и я чуть не выпал из окна, так меня передёрнуло от её голоса.

Мне стало стыдно, но она этого не увидела.

Полечка исчезла в дверном проёме. Она вернулась спустя несколько секунд, держа три стакана в одной руке и прозрачную бутылку наполовину заполненную чем-то жёлтого цвета – в другой.

– Эта тема на сухое не пойдёт! – И она улыбнулась. Клянусь, она улыбнулась! Я впервые увидел её улыбку, казалось, за миллионы лет.

Внешне я себя не выдал, но в душе тоже улыбался, хотя совсем не понял, что имела в виду Полечка, произнося последнюю фразу.

Она подошла ближе и плюхнулась прямо на мой матрас, к ужасному недовольству Сесси. Глазами поманила к себе… наверное. Но какой-то животный страх не позволял мне вернуться в комнату и сесть ближе к ней. Я продолжал мёрзнуть на подоконнике.

– Тебе там хорошо слышно, что я говорю? – спросила она с нотками, какими ко мне обращались одноклассники в детстве. Наверное, смеётся надо мной.

Я не знал, что ответить. Она повертела своей тоненькой ручкой из стороны в сторону, щёлкая пальцами. Никогда не понимал, как у людей получается так щёлкать пальцами. Потом она потрясла стеклянной бутылкой, булькая жёлтой жидкостью.

– Да, я тебя х-х-хорошо с-слышу, – обиженно проговорил я.

Но она как будто игнорировала мой ответ.