Текст книги "Разрубленное небо"

– Император желает видеть тебя немедленно, Ямомото-сан! Тэнно приказал: «Пусть Белый Дракон вымоется, переоденется. Но пусть с дороги не ест, мы накормим его у нас во дворце».

Глава шестнадцатая
ЧЕМ КОРМЯТ В ИМПЕРАТОРСКИХ ДВОРЦАХ

Город Хэйан-Киото стенами окружен не был, зато ими был окружен Дайдайри, императорский городок. Стены (двенадцатиметровой высоты земляные валы, укрепленные у основания камнями, с деревянными дорожками для часовых императорской стражи поверху и с навесами от дождя над этими дорожками) не выглядели неприступными. Во всяком случае, Артем сильно сомневался, что поднаторевшие монгольские войска испытали бы хоть малейшие затруднения при штурме, доберись они до Дай-дайри. Впрочем, не с мыслью о чужеземцах все это возводилось, а с мыслью о своих же японских гавриках, которые нет-нет да и учиняют какие-нибудь беспорядки: восстания там, перевороты или мятежи. От своих за такими стенами какое-то время отсидеться было можно.

В ограждавших Дайдайри стенах имелось двенадцать ворот. Артем и Хидейоши вошли внутрь городка через главные ворота Судзакумон… Впрочем, если описывать все скрупулезно точно, то не вошли, а самым торжественным образом въехали на носилках, каждый на своих.

От ворот Судзакумон их пронесли к внутренним воротом Отэммон. После того как они миновали Отэммон, носилки опустили на землю.

Артем отодвинул дверцу и, отмахнувшись от помощи слуг, выбрался наружу. Хидейоши, оказавшийся проворнее Артема, уже подходил к его носилкам.

– Это Тёдоин, Правительственная палата. – Хидейоши вытянул руку, показывая на здание, находившееся ближе всего к воротам Отэммон, метрах в ста от них. – Там мы станем ждать, когда нас позовут к императору.

Артем с нескрываемым любопыством оглядывался по сторонам. Не каждый день бывшему простому цирковому гимнасту приходится бывать в святая святых Японии тринадцатого века, в императорском городке, где большинству жителей страны Ямато, полноправным обитателям своего древнего века, так за всю жизнь ни разу и не выпадет побывать. «Интересно, сохранилось ли в Киото двадцатого века хоть что-нибудь из этого?» – посетила Артема мысль[55]55
  Не сохранилось. Пожары, главный бич любого деревянного зодчества, не пожалели и Дайдайри. Сгорел дотла.


[Закрыть].

Дворцовый ансамбль Дайдайри мало походил на дворцовые ансамбли, какие мы себе представляем, едва об этом заходит речь. Напрочь отсутствовали пышность и блеск, свойственная местам проживания августейших особ в других государствах. Никакой тебе позолоты, лепнины, мраморных колонн, статуй в нишах, атлантов с кариатидами, взирающих с крыш горгулий, а также башенок, барельефов, горельефов и тому подобных декоративных вычурностей и излишеств. Да и вообще здесь не было ни единого каменного здания, сплошь деревянные постройки.

Хотя самое главное отличие от всяких Версалей, Петергофов и дворцов индийских махараджей заключалось, наверное, в том, что не было здесь главного здания, то есть собственно дворца, эдакого возвышающегося надо всем вокруг монументального строения, подавляющего если не великолепием, так размерами. А что же было? А было множество разбросанных по территории строений (домов, павильонов, беседок, навесов, крытых и открытых переходов из здания в здание), ни одно из которых не поражало размерами. Самое большое строение, расположенное чуть наособицу от остальных, в длину вряд ли превосходило два десятка метров, а в ширину и того менее…

– Пойдем же, – поторопил Хидейоши.

– Да пошли, конечно, – отозвался Артем. – Ты только мне скажи, где сам дайри?

Артем имел в виду – где же здесь сам дворец?

– Где дайри? – переспросил Хидейоши. – А вон там!

Кумазава показал рукой куда-то направо, в направлении группы зданий.

– Сисиндэн, Сэйрёдэн, Дзёгандэн, Дайгокудэн[56]56
  Дворцовые сооружения: Сисиндэн – церемониальный зал, Сэйрёдэн – личные покои императора, Дзёгандэн – покои императрицы, Дайгокудэн – тронный зал.


[Закрыть], – все это там.

Ах, вот оно в чем дело! Под дайри здесь понимался не дворец как одно здание, а все императорские дворцовые сооружения, коих тут было довольно много.

– Да пошли же! – Хидейоши тронулся с места, и Артему ничего не оставалось, как догонять его.

Они двигались по мощеной тесаным камнем дорожке, каковых здесь было видимо-невидимо. Вдоль этих самых дорожек тянулись канавки и росли ивовые кусты.

– А там Китайский рынок, о котором говорила сестра. – Хидейоши показал рукой, куда надо смотреть. – Там все очень дорого. Я бы на твоем месте… э-э, покупать подарки для прелестниц из Никацура на Китайском рынке – это… неразумно.

Артем заскрежетал зубами от злости. И этот туда же! Если так пойдет, то сам Артем вскоре поверит, что в Никацура он развлекался с прелестницами, а бывший император ему лишь примерещился в сладком сне…

Путь к Правительственной палате им преградил канал, отделявший квартал правительственных зданий от той части, где находились дворцовые сооружения. Канал был шириной метра четыре – как раз, чтобы могли разойтись движущиеся навстречу лодки. Одна из таких лодок, тупоносая плоскодонка, пустая – садись да плыви, шест лежит внутри – покачивалась на приколе рядышком с мостом, на который ступили Артем и Хидейоши… А вообще-то ни фига не покачивалась, если уж быть точным, а самым натуральным образом сидела днищем на камнях – и русло, и берега были выложены тесаным камнем, а у каждого берега по всей его длине имелась как бы такая подводная ступенька полметра шириной, где между поверхностью воды и камнями глубины-то было сантиметров пять, не больше. А поскольку течений и ветров в канале не бывает, то лодку можно оставлять в любом месте, не привязывать, с уверенностью, что не унесет. Ну и на берег можно выбраться в любом месте, берега невысокие. А для тех, кто не желает карабкаться или не может, имелись миниатюрного вида деревянные причалы.

«Ясно, что канал прорыт от реки Камогава… Неужели только для красоты? – подумал Артем. – Или для увеселения придворных красавиц прогулками на лодочках?» И тут же сам догадался, что не только. Во дворце люди не бывают, а живут. И много людей живет. Значит, вода не просто нужна, а нужно много воды. Пить, стирать, готовить. Каждый раз бегать на речку? Гонять целый день водовозов? Зачем, когда можно прорыть вот такое вот русло. А уж не сделать все это красивым японцы просто не могли. Да и как для императора сделать некрасиво!

По всей длине канала, через равные промежутки, были сооружены прямые и горбатые мостики. Артем и Хидейоши перешли на другую сторону по мостику горбатому. На том берегу они раскланялись с попавшимися навстречу двумя ну уж очень важного вида самураями. «Интересно, они тут все такие надменные или эти особо высокого полета птицы?» – подумал Артем. А еще он отметил, что на лицах чиновников не промелькнуло даже тени удивления, будто люди неприкрыто чужеземного вида попадались им тут пачками по семь раз на дню. «А, наверное, это и отличает настоящего чиновника – умение держать лицо каменным, что бы ни происходило рядом и вокруг. Потому как выразишь эмоции искренне – потом огребешь неприятности. А дождешься сперва реакции начальства или приказа от начальства, как надо реагировать, – будешь на хорошем счету».

На этой мысли Артем поднялся следом за Хидеойши на крыльцо Тёдоин. Скинув обувь, они вошли в дом и сразу попали в просторное помещение, где было довольно много людей. Переступив порог, Кумазава остановился, дождался, когда бросившийся ему навстречу человек отвесит преисполненный почтительности поклон, поклонился в ответ небрежно и снисходительно, повелительным жестом подозвал к себе и что-то очень тихо сказал на ухо. И после направился к стойке для мечей. Артем в точности повторял все, что делал Хидейоши. И точно так же, как тот, вытащил из-за пояса катану, вложил в крепления, но оставил за поясом короткий меч вакидзаси. После этого Хидейоши уверенно направился в правый дальний угол, где опустился на одну из лежавших там подушечек. На соседнюю подушечку (отметив про себя, что за все время пребывания в Японии впервые садится на подушечку) опустился Артем.

Напротив них, вдоль всей дальней стены, сидели за столиками самураи явно низшего звена и писали. Рядом с каждым столиком стояли коробки, крышки у некоторых были откинуты, и можно было видеть в них в большом количестве свернутые трубкой листы. А у той стены, где примостились на подушечках Хидейоши и Артем, сидел пожилой самурай хмурого вида, явно тоже дожидавшийся своей очереди быть кем-то принятым. В зале стояла поразительная тишина, слышалось лишь шуршание бумаги, по которой водили кисточками, да постукивание кисточками по краю тушеницы.

Словом, типичная канцелярия, только с поправкой на тринадцатый век. В свое время в такого рода присутственных местах будут монотонно гудеть кондиционеры, а наманикюренные женские пальчики постукивать по клавиатуре компьютера, время от времени в общий хор жужжанием станет вступать принтер, ну и конечно, станут раздаваться трели телефонов, простых и сотовых. И заниматься рутинной бумажной канцелярщиной будут исключительно женщины, коих здесь не просто нет, а и быть не может…

Кое-кто из древнеяпонских канцработников нет-нет да и вскидывал голову, бросал взгляд в сторону Артема. Ну простым работникам кисти и туши нет нужды скрывать свое любопытство, а они уж, конечно, догадались, что за гость пожаловал в их владения.

Спрашивать Хидейоши или еще кого о том, сколько им предстоит проторчать в этой приемной, Артем считал верхом неразумия. Понятно, что все зависит от императора. Когда тот соизволит принять, тогда они и покинут приемную. А то еще микадо запросто может расхотеть и передумать, с монархами перепады в настроении случаются сплошь и рядом, почаще, чем у слабого женского пола.

Главное, что занять себя было нечем, в далеком будущем хоть можно газетку почитать, по мобильному кому-то позвонить, с соседом пошептаться. А тут даже и шептаться как-то неудобственно – уж больно гробовая тишина стоит. Пошевелишься, и то сразу всем будет слышно. Понимая, что так долго он не выдержит, Артем решил где-нибудь через полчаса под самым естественным из предлогов выйти на улицу и просто погулять с четверть часа вокруг этой Правительственной палаты. Найдут, когда потребуется…

И, надо сказать, Артем был в немалой степени удивлен, когда за ними явились еще до отмеренного им получаса…

Гонец, разодетый в церемониальные одежды из желтого шелка, торжественно вышагивал впереди, громко стуча по камням дорожки большими, если не сказать огромными, деревянными каблуками своих гэта. Хидейоши и Артем держались в трех шагах позади него.

Кумазава поравнялся с Артемом и негромко, почти шепотом проговорил:

– Я думал, что тебя примут в Дайго-кудэн, в тронном зале. Но император выбрал Сисиндэн. Это великая честь!

– Почему?

– Ну как же! – Хидейоши взглянул на даймё Ямомото как на несмышленыша. – Что такое Дайго-кудэн? Всего лишь правительственное здание. Император посещает Дайго-кудэн, когда требуется его участие в текущих государственных делах. В Сисиндэн проходит коронация и, кроме того, лишь наиважнейшие из церемоний. Удостоится приема в Сисиндэн – это… это счастье, Ямомото-сан!

Артем посмотрел на Хидейоши и увидел, что тот прямо весь светится изнутри. Таким его цирковой гимнаст еще, пожалуй, не видел. Наверное, и впрямь чего-то редкостного они удостоились по японским меркам. Жаль, что Артем не мог сполна разделить ликование Хидейоши. Для этого надо если не родиться здесь, то, по крайней мере, пожить подольше, чем четыре месяца…

Самое большое строение на территории императорского городка и оказалось тем самым залом церемоний Сисиндэн. Вход в него был с южной стороны, из сада. А с севера, как уточнил Артем, Сисиндэн был связан закрытой галереей с Сэйрёдэн, личными покоями императора, а те, в свою очередь, связаны галереей с Дзёгандэн, личными покоями императрицы. Что ж, очень удобно. Чтобы попасть в зал церемоний, императору не требовалось выходить на улицу, подвергать себя риску простудных заболеваний.

Слева от крыльца росла сакура, справа – тати-бана. Наверное, в этом был какой-то символический смысл, но выспрашивать какой Артем не стал. Наверное, и ступени крыльца тоже неспроста были такими длинными, каждая на три-четыре шага. Как-нибудь потом спросит, если не забудет, а сейчас не хотелось ни о чем ни с кем говорить. Видимо, влияла торжественность момента.

Дверь Сисиндэн пришлось отодвигать самим. Двое самураев, стоявших по обе стороны от нее, поклонились почтительно, да и только. Артем, конечно, не считал себя знатоком по части дворцовых приемов у монархов разных эпох, однако почему-то ему казалось, что перед гостями самого императора двери должны открывать специальные лакеи. «Ну да ладно, мы не в обиде, – подумал Артем, переступая порог зала церемоний. – Куда нам, простым циркачам, еще обижаться. За счастье должны почитать, что принимают сильные мира сего…»

Несмотря на внешнюю скромность императорского городка, Артем ожидал внутри Сисиндэн (как-никак самого главного из дворцовых сооружений!) все-таки увидеть ту самую пошлую дворцовую роскошь. Однако не увидел.

Все внутреннее пространство Сисиндэн состояло из одного зала, не разделенного ни перегородками, ни ширмами, из-за чего он казался огромным. Допустим, ты входишь в него с южной стороны, а возвышение, на котором восседает император, находится на северной стороне, и тогда тебе надо прошагать через весь зал. И пока ты шагаешь – а в ушах вязнет благоговейная тишина, а по стенам развешаны какэмоно с девизами правивших императоров (и это, к слову, чуть ли не единственное украшение Сисиндэн), а вдали видишь фигуру в золотистой одежде, и ты понимаешь, что с каждым шагом приближаешься к потомку богини Солнца Аматэрасу, к представителю великой династии, которая не прерывалась с момента зарождения и не прервется, как ты знаешь, даже до начала двадцать первого века – в этот момент к тебе приходит понимание сопричастности к истории. К великой мировой истории. И тут уж как-то все равно, свисают ли сверху золотые сосульки, или кроме деревянных потолочных балок и нет ничего над головой, мозаичный ли пол под ногами или простые циновки, завешаны ли стены гобеленами ручной работы или на них висят узкие полосы простой ткани с нанесенными на нее иероглифами, – не об этом думается…

Перед возвышением (пирамидально суживающиеся двенадцать невысоких ступеней) находилось двое самураев личной охраны. Кроме них сбоку от возвышения, по правую руку от монарха, стояли, сложив руки на животах, двое мужей в пышных парадных одеждах – наверняка высшие сановники государства или какие-нибудь ближайшие монаршьи родственники. Ну и все. Других людей, кроме перечисленных и Артема с Хидейоши, в зале не было. «А вообще-то слабовато охраняют главное лицо государства японского, – подумал Артем. – Сразу видно, жареный петух их в задницу не клевал, а о террористах они и слыхом не слыхивали…»

Артем передвигался по залу, следуя в кильватере у самурая Кумазава и собираясь во всем поступать в точности, как он. Дабы невзначай не нарушить каких-нибудь церемониальных тонкостей и не попасть впросак или, того хуже (для самурая уж во всяком случае), в смешное положение. Шагов за десять до возвышения (Артем не знал, как это правильно называется, но назвать сие сооружение троном язык не поворачивался – где, блин, позолота, где высокая спинка, где вообще хоть какое-то подобие стула?) Хидейоши вдруг рухнул на пол как подкошенный. Шел, шел и рухнул на колени. И уткнулся лбом в циновки.

При всей своей тренированной реакции Артем чуть было не споткнулся о представителя рода Кумазава – так все получилось неожиданно! Вот было бы здорово, если бы легендарный Белый Дракон начал свою аудиенцию у императора с того, что споткнулся о своего товарища и кубарем покатился по полу. С форменной клоунады, короче говоря, начал бы. Смешнее положения представить трудно. После такого настоящему самураю только зарезаться и оставалось.

И все-таки реакция тренированного циркача спасла Артема от позора, удалось вовремя, можно сказать, на краю обрыва, затормозить. После чего он шагнул вбок и проделал все то же, что и Хидейоши, то есть рухнул на колени и уткнулся лбом в циновки.

– Ты и есть Белый Дракон? – услышал он над собой голос. Голос был молодым и звонким. Что не удивительно. Император земли японской, тэнно Сидзё, был молод, ему, насколько знал Артем, едва стукнуло шестнадцать, что, правда, не помешало тэнно Сидзё уже успешно зачать наследника престола (как только тот появится на свет, император отречется в его пользу, а дом Ходзё продолжит свое нелегкое дело монаршьей опеки).

– Да, Сын Неба, так иногда между собой меня называют люди, – ответил Артем. – Но ко мне они обращаются «Ямомото-сан».

– Из какой ты земли?

Этот вопрос Артем тоже слышал не впервой. Если не в тысячный раз на него приходилось отвечать, то уж в девятисотый точно.

– Из земли под названием Русь, Сын Неба.

Артем разговаривал с императором, дырявя взглядом циновки. Может быть, по правилам церемоний уже и можно было поднять голову, но Хидейоши не поднимал, потому и Артем не стал. Хотя общаться так с человеком непривычно… «Впрочем, не с человеком же общаешься, – сам себя поправил Артем, – а почти что с небожителем».

– Ничего не слышал о такой земле, – сказал император.

«Разумеется, – подумал Артем. – Если я здесь вдруг встречу человека, который слышал хоть что-нибудь про Русь Великую, наверное, я тут же на месте скончаюсь от удивления».

– Кто ею правит? – спросил молодой монарх.

Ну понятно. Как говорится, профессиональный интерес. Отвечая на этот вопрос, Артем мог наболтать что угодно – и про то, что правит Петр Первый, и про то, что Государственная Дума или Вече Новгородское, – все равно проверить не смогут. Но он решил следовать исторической правде:

– Большая земля под названием Русь поделена на княжества, каждым княжеством правит князь. В своих владениях князь – единоличный полноправный повелитель. Князья то нападают друг на друга, то мирятся, потом снова нападают. Но против общей опасности объединяются, выступают единым войском.

– А кто угрожает твоей земле?

– Многие, Сын Неба, многие. Дикие кочевые племена, западные соседи, варвары по прозванию американцы. Те же монголы угрожают, они всем народам угрожают.

– Народ Ямато никогда не покорится, как другие народы, – задрав подбородок, заявил молодой император. – Мои подданные скорее умрут все до одного, чем признают над собой правителем какого-нибудь князя, монгольского кагана или другого вождя варваров. Так ведь, Ясутоки? Скажи!

– Это так, мой император, – сказал один из тех двух сановников, что стояли поблизости от трона. «От трона» в фигуральном смысле, разумеется.

«Ага, вот ты, значит, и есть тот самый сиккэн Ходзё Ясутоки! – мог бы сказать Артем. – Вот ты какой, подлинный, а не декоративный правитель Японии и наиглавнейший враг бывшего императора Годайго». Артем не удержался, на секунду приподнял голову. Правда, со своего места разглядеть мельчайшие черты лица сиккэна не смог, но отчего-то не сомневался, что подобная возможность ему еще представится.

– Могу я спросить нашего гостя Ямомото о его земле, мой император?

– Да, Ясутоки.

– Скажи, Ямомото-сан, во всех… провинциях твоей земли, называемых, если я правильно запомнил, княжествами, проживает один народ? – спросил Ясутоки.

– Да, – ответил Артем.

– И говорят везде на одном языке?

– Да.

– А далеко ли от твоей земли до земель владений монголов?

– Не близко, но добраться можно.

– Тогда я беспокоюсь за твою землю, Ямомото-сан. Она в опасности.

– Почему ты беспокоишься о его земле, Ясутоки-сан? – заинтересовался император.

– Каждый из князей мечтает объединить все земли и стать самым главным князем, владыкой над всеми землями. Силами своего… княсества – так? – он справиться не сможет, даже если его воины будут лучше обучены и вооружены, а нападет он внезапно.

– Почему же он не сможет справиться, если его воины лучше? – еще больше заинтересовался император словами своего регента.

– Потому что другие правители тут же объединятся против него, так как ни один из них не захочет, чтобы кто-то другой, а не он, возвысился над всеми. Но зато самый подлый из правителей обязательно додумается до того, чтобы послать тайного гонца к монголам, за которыми огромная сила, и совершит предательство, предложив свое войско и свои земли для прохода в обмен на титул главного князя…

«А ты, сука, умный», – подумал Артем.

– Смешное говоришь, – рассмеялся император Сидзё. – Я верю, что землями, откуда прибыл к нам Ямомото-сан, правят благородные мужи, а не варвары. Разве могут не потерявшие разум правители по доброй воле пустить к себе воинов-чужеземцев!

– Ты прав, мой император, – поклонился Ясутоки. – Давайте же тогда поблагодарим Небеса за то, – Ясутоки повысил голос до полной торжественности, вполне, кстати, уместной в зале церемоний, – за то, что страну Ямато не раздирают на части варвароподобные правители малых земель, что у Страны восходящего солнца есть микадо, потомок богини Солнца, и его власть над подданными не посмеет оспорить никто и никогда, как не посмеет никто и никогда посягнуть на нее! Поблагодарим Небеса и за то, что у императорской семьи есть дом Ходзё, который единственной своей целью почитает стоять на страже императорского дома!

«Молодец сиккэн, – отметил про себя Артем. – Умело ввернул наисладчайшую лесть и не упустил возможность малость попиариться… Или как это будет по-древнеяпонски?»

– Ямомото-сан! – не менее торжественно, чем Ясутоки, произнес молодой император.

Артем покосился на Хидейоши, ожидая от него подсказки, – может, по ритуалу в таких случаях требуется немедленно вскакивать с криком «Я!», бить себя в грудь, биться лбом об землю или что-то еще… Но Хидейоши как сидел, так и продолжал сидеть, ну и Артем остался в прежней позе.

– Я позвал тебя, Ямомото-сан, в Дайдайри, чтобы объявить тебе свою волю…

Голос молодого императора не звучал угрожающе, не слышался в нем свист палаческого топора и звон погребальных колоколов, и у Артема ничего не дрогнуло внутри от нехорошего предчувствия.

– За помощь в избавлении земель Ямато от варваров императорский дом награждает тебя, Ямомото-сан! Коширо!

Второй из сановников, стоявший рядом с Ходзё, наклонился, поднял с пола деревянную шкатулку и, неся ее на руках перед собой как величайшую из ценностей или как мину со взведенным взрывателем, направился к Артему. Поставил ее перед Артемом, поклонился и попятился.

– Открой, Ямомото-сан! – велел император.

Артем открыл шкатулку. Внутри лежал веер.

– Достань.

Веер-оги. Боевой веер. У каждого военачальника за поясом обязательно должен быть такой веер. Им военачальники указывают воинам, в какую сторону тем надлежит выдвигаться. К тому же веер-оги – одно из излюбленных оружий самурая. Остро заточенными краями веера так славно перерезается горло врага. А еще этим веером запросто можно отразить выпад меча, можно и выбить меч из рук противника.

Сдвинув пальцем защелку, легким движением кисти вбок Артем заставил веер с шорохом развернуться. Этот веер был особенный, это было сразу видно, не надо быть японоведом и эстетом в пятом поколении. На первый взгляд веер как веер – заостренные на концах металлические спицы, между которыми натянута материя. Ну да, материя дорогая, шелк, ну да, в основании веера поблескивает камень, наверняка драгоценный (какой – Артем в этом понимал ровно столько, сколько рядовая женщина другого века – в футболе), – все это, конечно, отличало этот веер от обычного. Но было в нем что-то еще, нечто неуловимое, некие энергетические токи исходили от этого оружия.

– Это один из двенадцати вееров мастера Агами, – пояснил император. – До наших дней дошли всего три. Одним владеет императорский дом, другим – дом Минамото, третий, что ты держишь в руках, навечно отходит твоему дому, Ямомото-Белый Дракон, ибо в одной из хроник сказано, что веером мастера Агами могут владеть лишь великие герои.

Приятно было слышать, что уж там кривить душой. Чертовски приятно. Многих ли в этом мире императоры собственноустно называли великими героями? Это, признал Артем, будет покруче аплодисментов переполненного цирка.

И вот тут бы ему сделать красивый ответный жест. Велеть внести доспехи Тайра Томомори, последнего из рода Тайра. Но – увы. Нет, Артем не потерял легендарный о-ёрой по пути в столицу. И не зажадничал вдруг. Он без всякого сожаления отдал бы доспехи императору, за исключением, понятное дело, нагрудной пластины, которую оставил Нобунага-младшему (мог бы, кстати, и забрать у спящего, но пожалел самурая, и так тому несладко придется по пробуждении). Дело было в другом – в разговоре с Хидейоши, состоявшемся у них перед визитом к императору во дворе дома усадьбы Кумазава. «Я доложил сиккэну о поездке в Ицудо, рассказал ему и о доспехах Тайра Томомори, потому что смолчать об этом не имел права, – сказал Артему Хидейоши. – Сиккэн велел передать тебе, Ямомото-сан, чтобы ты оставил доспехи при себе. Поднести их микадо ты всегда успеешь, но прежде сиккэн хотел бы сам взглянуть на о-ёрой Тайра, а вдруг мы ошиблись и это не доспех Тайра, нельзя осрамиться перед императором! Сиккэн велел сказать тебе, что никогда не следует торопиться, иначе можно наделать больших ошибок».

Выслушав Хидейоши, Артем рассудил так: главный тут у них, как ни крути, сиккэн. Как однажды выразился старенький ицудовский дзито, слегка перебрав с саке, император – это всего лишь печать, которой каждый клан хочет завладеть, чтобы ставить ее на свои указы. Посему Артем решил прислушаться к рекомендациям лица, в чьих руках находится реальная власть в Ямато…

В зале церемоний повисла, пауза и Артем понял, что пришло время благодарить за дар. Что он и сделал, прямо-таки рассыпавшись в благодарностях, не скупясь на патоку и елей. Вспомнил, понятное дело, богиню Аматэрасу, и любовь подданных, и благоволение Небес, и все остальное, что полагалось, и даже что-то добавил от себя, пышное и витиеватое. Чувство меры помогло все же вовремя остановиться.

И тогда опять заговорил император:

– За заслуги перед Хризантемным троном и народом страны Ямато я дарую тебе, Ямомото-Белый Дракон, и твоим потомкам право на ношение самурайских мечей. За заслуги перед Хризантемным троном и народом страны Ямато я дарую тебе, Ямомото-Белый Дракон, титул даймё. Быть посему.

Что-то это мучительно напоминало Артему из его прошлой жизни, а вот что именно, никак вспомнить не мог… ну, когда задним числом пышно утверждают то, что и так уже имеет место быть? Хотя справедливости ради следовало отметить, что без сегодняшнего утверждения, без легитимизации, так сказать, полноценным даймё он себя чувствовать не мог. Теперь другое дело, теперь он законно может ходить гоголем по всей Японии, сквозь зубы высокомерно цедить нижестоящим: «Я – даймё, а вы – никто». И сопровождать эти слова презрительным плевком.

Артем ожидал услышать что-то и об исполнении им должности сюго. Но император замолчал и вроде бы ничего более говорить не собирался. «Ну да, – вдруг сообразил Артем, – дела исключительно административные к нему никакого касательства не имеют, это все находится в полном и безраздельном ведении управляющего страной, то есть сиккэна. Это у него надо узнавать насчет сюго».

В зале церемоний снова повисло молчание, которое почему-то так и тянуло поименовать тягостным. Артем между тем едва сдерживался, чтобы не ляпнуть: «И это все?» Веер, слов нет, хорош, признание самурайских мечей и титула даймё – тоже неплохо, однако… ну, если честно… если руку на сердце… то можно было бы и еще подкинуть милостей и щедрот победителю монголов, спасителю Японии и просто хорошему человеку и самураю Артему-Ямомото.

Да, конечно, едучи сюда, Артем не исключал такой вероятности, что его начнут казнить прямо с дворцового порога. Но раз казнить нельзя, а можно осыпать медалями, тогда совсем другое дело, совсем другие ожидания. И Артем смело и уверенно ожидал дарование земель. Потому как самурай с землей и безземельный самурай – это два разных самурая. С должности сюго (а в ней его утвердят, в том Артем отчего-то не сомневался) могут и попереть, а земля всегда останется при тебе, перейдет твоим детям. Земля – это надежность. М-да, Артем почувствовал себя несколько обделенным…

Но – ничего не поделаешь! – пришлось по новой благодарить императора за милости, практически слово в слово повторяя предыдущее благодарение. Церемония должна продолжаться.

Отбарабанив положенное, Артем уже приготовился подниматься с колен и идти… куда там идут после зала церомоний? Неплохо бы, кстати, и на праздничный обед.

Однако, как выяснилось, с обедом придется повременить.

– А теперь, Ямомото-сан… – на сей раз в голосе молодого императора зазвучали нотки, заставившие Артема насторожиться, – тот, кого зовут Белым Драконам, яви нам одно из твоих чудес, молва о которых давно доходит до Хэнай!

«Ах ты сволочь императорская, – со злостью подумал Артем, – взял и все испортил. Вместо веселого банкета крутись теперь как карась на сковороде. Чудеса тебе, блин, являй. Хорошо, что я такой умный…»

Нет, действительно хорошо быть умным, и Артем таковым, по всей видимости, был, потому как предвидел нечто подобное. Еще в Ицудо, еще до отъезда в столицу, прикидывая, что и как может быть, он предвидел и подобный вариант. А раз предвидел, то и подготовился.

Изрыгать огонь в присутствии августейшей особы он посчитал пошлостью, не ярмарка, чай. Можно было подготовить какой-нибудь примитивный технический трюк, однако техника есть техника, всецело на нее полагаться нельзя, во всяком случае, Артем всегда испытывал инстинктивное недоверие к технике, даже к самой развитой. Вероятно, отчасти поэтому и пошел не в иллюзионисты, а в воздушные гимнасты, где человек зависит только от самого себя. Ну а тот же гелиограф мог заинтересовать сиккэна или военачальников, но императора – вряд ли. Сугубо придворному человеку трудно было бы оценить все выгоды, что сулит подобное изобретение…

Артем выбрал для показного чудотворства другую… штуку. О штуке этой он вспомнил задолго до приглашения в столицу. Сперва он хотел было пустить ее в ярмарочную продажу, но потом передумал. Штука все же была достойна другой судьбы, нежели просто стать одним из предметов ярмарочной торговли. Ведь штука была не просто штукой, а тем, что сами японцы еще не изобрели, но изобретут чуть позже, и это станет одним из их национальных достояний, чем они станут гордиться перед другими народами вместе с карате, анимэ и мечом-катана.

– Мой император, – сказал Артем. – Я явлю чудо. Даже несколько чудес. Почему бы и нет? Только вели принести несколько листов бумаги, мой император.

Пока император распоряжался, пока самурай Каширо неспешно и важно направлялся к двери, ведущей в галерею, что, в свою очередь, вела к личным покоям императора, пока ждали его возвращения, Артем сидел все в той же, малость поднадоевшей ему позе – глядя в циновки. Ну да, циновки в главном зале Дайдайри и, возможно, во всей островной империи замечательные, из лучшей соломы, на вид свежие, будто только что постелили. Но все равно – сколько ж можно на них пялиться! Сегодня ночью, полагал Артем, ему будут сниться только циновки.