Текст книги "Разрубленное небо"

– Не пори чушь, Ямомото, – устало перебил его сиккэн. – Своими изобретениями ты не спасешь себя…

– Не спасу себя? – переспросил Артем. – Что это значит, Ясутоки-сан?

– Ты убил военачальника Такаши, – сказал сиккэн, вперив в Артема немигающий взгляд.

– Я? Военачальника Такаши? Я не убивал военачальника Такаши.

– Ты, Ямомото-сан, – сиккэн выбросил руку вперед, и указующий перст нацелился Артему в грудь, – убил военачальника Такаши.

– Я не убивал…

– Молчи! – рявкнул сиккэн. – Ты убил Такаши. Вот здесь, – сиккэн ткнул пальцем в стоявшую рядом с ним на полу обычную коробку для бумаг, – доклады посланных мною для дознания людей. Последние слова Такаши были такие: «Меня убил Белый Дракон». А перед смертью люди не врут. Описание увиденного моими людьми в доме Такаши и возле него не оставляет сомнений, что там поработали яма-буси. А ты думаешь, я не знаю о твоих связях с яма-буси? Думаешь, не знаю, что ты использовал их для устранения Нобунага, а после приблизил к себе, наградив за верность самурайскими мечами? Думаешь, не знаю, что вместе с тобой в Хэйан прибыли некоторые из них? Нет ничего проще, как послать за ними, взять и допросить…

От сиккэна, зорко следившего за Артемом, не укрылось отразившееся на лице даймё замешательство. Хотя Артем, конечно, изо всех сил старался сохранить непроницаемое выражение лица. Да, видимо, опыта в подобных делах ему заметно не хватало.

– Вижу, – палец сиккэна нацелился Артему в переносицу, – что я прав. Знай же, Ямомото, что императорский суд, не колеблясь, вынесет тебе смертный приговор.

Сиккэн не сказал: «Особенно если учесть, какое влияние я имею на этот суд», но, собственно, и не требовалось этого произносить, все было понятно и без лишних слов. Оставалось только признать: «Влип ты, циркач, как муха в смолу».

Твердить далее «не убивал я, гражданин сиккэн» Артем посчитал делом насквозь бессмысленным и недостойным гордого звания Белого Дракона. Доказать свою невиновность, теоретически говоря, он бы мог, – ведь уже сделал однажды то же самое. Однако, как говорили в одном фильме: «Может-то он может, да кто ж ему даст».

– Призадумался, Ямомото?

– А что тут думать? Я знаю, что не убивал, вот и все думы.

– Так говорят все преступники до единого.

– Если я преступник, почему же ты, сиккэн, сегодня… вернее, уже вчера позволил мне приблизиться к императору на длину меча? Получается, ты подвергал риску жизнь микадо, разве нет?

– А ты умен, – с каким-то непонятным удовлетворением произнес сиккэн. – Впрочем, я знал это. Твои дела говорили о том. Будь ты глупым, я бы не беседовал сейчас с тобой, а велел бы схватить тебя при въезде в Дайдайри, и уже через час было бы объявлено, что гайдзин Ямомото подослал убийц к военачальнику Такаши, приревновав к его славе, затмить которую ему так и не удалось. Всем объяснили бы, что частица Белого Дракона угасла в сердце чужеземца и он снова стал простым гайдзином и повел себя как настоящий варвар, а не как человек. И вскоре все забыли бы казненного Ямомото, а помнили бы и чтили великого героя Белого Дракона…

Неприятно было слышать Артему эти горькие слова. Вот так спасаешь, спасаешь их всех от страшной напасти, готовишься осчастливить великими изобретениями и всякими радость приносящими штуковинами, а вместо пожизненного почета и щедрого пенсиона – угрозы, и причем нешуточные. Правда, не все в этой древней Японии столь неблагодарны, а только один, но, увы, этот черт поважнее всех остальных, вместе взятых. Ему, видишь ли, политические распри важнее прогресса и чудес, которые так радуют императора. Сволочь, короче, этот ваш сиккэн, а главное: совершенно непонятно, что теперь делать…

– Четыре месяца я присматривался к тебе… – Сиккэн поболтал остатки саке в сосуде, но пить отчего-то не стал, а вновь поставил сосуд на стол. – Слово «присматривался» не совсем точное, потому что я наблюдал за тобой чужими глазами. Донесения дзито…

– Ах, старая бестия! – невольно вырвалось у Артема. – Он, оказывается, доносил на меня!

– Да, – кивнул сиккэн, – он писал мне обо всем, что происходит в Ицудо и поблизости, о тебе и твоих начинаниях. Разве тебя не удивляло, почему дзито ни в чем не мешал тебе, даже слова против не сказал ни разу?

– Я считал его умным человеком, понимавшим, что я стараюсь не для себя, а для всех, делаю благое дело…

– Это я приказал ему не чинить тебе препятствий, вот он их и не чинил. А знаешь, почему я это приказал? Потому что, когда на дорогу перед всадником валят деревья, он далеко не ускачет. Я хотел посмотреть, как далеко ты ускачешь и как ты будешь скакать. Ты скакал резво, Белый Дракон, очень резво. И тогда я понял, насколько ты опасен.

– Опасен? Для кого?

– Для того, против кого ты выступаешь. А я не хочу, чтобы ты усиливал моих врагов. Я спрашиваю себя – могу я быть уверен, что завтра ты не встанешь под знамена Годайго или какого-нибудь другого мятежника? Нет, не могу. Могу я быть уверен, что завтра, накопив силы, накопив деньги, ты не объявишь себя единоличным правителем земель от Ицудо и до границ провинции? Нет, не могу. Могу я быть спокоен, когда твое имя используют в своих пакостных целях все кому не лень, любое отребье? Нет, не могу. Я не могу быть спокоен, пока ты не служишь мне, пока я не держу тебя вот так… – сиккэн выставил перед собой сжатый кулак.

– Полагаю, кроме дзито были и другие соглядатаи, исправно доносившие обо мне, – задумчиво проговорил Артем. – Вот почему твои люди столь вовремя пришли на помощь и спасли меня от Годайго…

– Могу тебя утешить – мои люди не менее пристально следили и за Годайго… – Сиккэн вдруг замолчал, словно обдумывая, говорить ему дальше или не говорить. Сказал все же: – Больше того, Ямомото. Годайго не просто так очутился в Никацура тогда, когда ты проезжал через это местечко. Постарались верные мне люди в окружении Годайго: это они сообщили бывшему императору о твоем отъезде в столицу и навели его на мысли о встрече с тобой.

– Но зачем это тебе?! – неподдельно изумился Артем.

– Я знал, о чем Годайго станет с тобой говорить, что он тебе предложит. Я только не мог знать, что ответишь ему ты. Но всего две дороги отходили от этой развилки: или ты согласишься, или откажешься, после чего Годайго должен будет тебя убить. И то, и то меня устраивало.

– Я ничего не понимаю, – честно признался Артем, потирая пальцами лоб. – Ведь Годайго – твой враг, разве нет?

– Именно так, даймё Ямомото, враг. Враг умный и весьма подозрительный. Очень трудно провести его, особенно человеку, не слишком искушенному в притворстве, такому, как ты. Именно из-за последнего мне необходимо было, чтобы не ты к нему пришел, а он бы сам вышел на тебя.

– И что с того? Я как пришел, так и ушел…

– И снова явишься к нему завтра. И скажешь, что согласен стать его равноправным союзником. А еще перескажешь ему наш с тобой разговор почти слово в слово. Умолчать придется о немногом. Ты не станешь говорить Годайго, что это я послал тебя к нему. Зато скажешь, что идти тебе больше не к кому, потому что сиккэн пригрозил тебе обвинением в убийстве военачальника Такаши, позором и смертью. «За что же сиккэн вдруг невзлюбил Белого Дракона?» – недоверчиво спросит Годайго. Ты расскажешь ему правдиво, со всеми подробностями, как был принят у императора, как счастлив был наш микадо, как он тебя благодарил. После чего Годайго скажет тебе: «Понятно. Твой успех при дворе был столь ошеломителен, что сиккэн почувствовал угрозу своему положеню при дворе. Знаю я этого подлеца Ясутоки! Он испугался, что Белый Дракон получит большее влияние на императора, чем есть у сиккэна». Если он не скажет этих слов, их скажешь ты. А после в любом случае обязательно добавишь вот что: «Мой друг Кумазава Хидейоши предупредил меня, что сиккэну стало известно о хранящихся у меня доспехах Тайра Томомори. Я понял, что Ясутоки сделает все, чтобы завладеть этими доспехами, не остановится ни перед чем. И уж тем более ничто не помешает ему обвинить меня в убийстве Такаши. Поэтому я бежал. Промедли я еще всего лишь час – был бы арестован». Услышав о доспехах Тайра Томомори, Годайго вскочит со своего места и закричит: «Доспехи у тебя с собой?!» И тогда ты прикажешь кому-нибудь из своих самураев принести эти доспехи. И ты скажешь Годайго: «В знак нашего будущего победоносного союза я дарю их тебе, будущий император Годайго».

– А Годайго не убьет меня прямо на пороге, еще до того, как я ему успею хоть что-нибудь сказать? Не захочет ли он мне, не медля ни мгновения, отомстить за гибель своих людей?

– Хороший вопрос. И я дам тебе на него хороший ответ. Я и Годайго, мы враги, мы ненавидим друг друга, но мы очень похожи. – Сиккэн усмехнулся. – Похожи, даже несмотря на то что он не берет в рот саке, а я люблю этот напиток, он живет аскетом, а я люблю женщин. Однако он, как и я, понимает: людей он еще найдет, а упущенные возможности уплывут безвозвратно. Заполучить в союзники Белого Дракона – такой возможности, может быть, у него больше никогда не будет.

Артем и сам не заметил, как втянулся в детальное обсуждение его будущего визита к Годайго, будто это был уже вопрос решенный. А между тем ему категорически не хотелось ввязываться в эти игры. Кроме того, он не понимал, какую цель преследует сиккэн, хотя что-то, отдаленно похожее на догадку, и ворочалась у него в мозгу, но додумывать ее не было никаких дедуктивных сил.

– И что дальше? Если я – редкостной полезности союзник, почему ты передаешь этого союзника в руки врага?

– Ты задаешь правильные вопросы, Белый Дракон. Если бы ты знал, Победитель Монголов, как мне надоела человеческая тупость и слабость. Ты не таков. Поэтому, я думаю, ты справишься с тем, что тебе предстоит. А что тебе предстоит, хочешь спросить? Мы с тобой вместе выпустим гной, скопившийся под кожей страны, вот что нам предстоит. Итак, Годайго решит, что ты послан ему самим Небом, и незамедлительно начнет воплощать свои замыслы. Ты с ним отправишься в путешествие по стране. Сперва вы посетите те монастыри и самурайские кланы, где Годайго давно принимают как желанного гостя, где только и ждут, когда он поведет их за собой. Ты везде станешь появляться в доспехах Тайра Томомори, и это распалит в самурайских и монашеских сердцах боевой дух. Ничто так не пробуждает в моем народе воинственный дух, как напоминание о героях самурайских войн прошлого. Потом вы с Годайго отправитесь в Камакура и там будете вести переговоры с самураями из дома Минамото, которые давно мечтают возродить былую славу сёгунов Минамото. Годайго пообещает им это, а ты его поддержишь. Ты будешь в доспехах Тайра Томомори, и вид легендарного о-ёрой, который считался безвозвратно утерянным, подействует на старших самураев клана Минамото. Не сразу, но они примут вашу сторону. Потом вы с Годайго отправитесь дальше, по дороге Токайдо, в северные провинции, и доберетесь до провинций, граничащих с землями айнов. Годайго будет торопиться, он не захочет откладывать поход на столицу до зимы. По моим подсчетам, Годайго назначит сбор своему войску на конец сентября. Он выберет место, куда должны будут со всех концов страны прибыть силы мятежников. Когда и где – это я узнаю от тебя, Ямомото-сан. Ты станешь посылать мне с гонцами тайные донесения о том, как идут ваши с Годайго дела. Ну, об этом мы поговорим отдельно.

– Ты устраиваешь против себя мятеж, своими руками создаешь армию, которая двинется, чтобы уничтожить дом Ходзё и в первую голову тебя самого, – зачем, ради Будды, зачем, сиккэн?!

Сиккэн усмехнулся:

– В день наступления ты исчезнешь из лагеря Годайго и увезешь с собой доспехи Тайра Томомори. Когда военачальники и воины мятежной армии не увидят перед собой Белого Дракона, в которого они поверили, как в приносящего удачу, не увидят доспехов Тайра Томомори, которые должны были наделить их безудержной храбростью, воинственный дух мятежников ослабнет, он будет напоминать повисший в безветрие флаг, и разбить их наголову не составит труда. Поверь мне, они не выдержат даже первого натиска императорской армии – начнут разбегаться и сдаваться в плен.

Сдвинув в сторону свитки бумаги, сиккэн потянул к себе плошку, из которой торчали палочки для еды, вынул их, подхватил ими кусок рыбы, с которой стекали капли соуса, отправил в рот. Пережевывал долго и тщательно – так, как учат диетологи. При этом не отрывал взгляда от Артема. Наконец он закончил жевать, утер губы ладонью, вытер руки о кимоно и продолжил:

– И все, Победитель Монголов. Тогда будет полная моя победа. Я от них от всех не оставлю и следов на земле. Ко времени решающей битвы будет объявлен императорский указ, наделяющей сиккэна Ходзё Ясутоки всеми полномочиями по преследованию и наказанию мятежников вплоть до полного их искоренения. И я проведу императорскую армию по стране, повторив с нею тот путь, который до этого проделаете вы с Годайго. Я сожгу поддержавшие мятеж монастыри. Я казню глав мятежных самурайских домов и их вассалов, после чего сам выберу новых глав этих кланов и приму у них присягу на верность. Кланы, что не захотят подчиниться, я уничтожу. Я сожгу их усадьбы и заберу их земли в императорскую казну. Я вернусь в Хэйан и объявлю, что начинаю великие реформы, дабы впредь сама мысль о мятеже стала невозможна. Никто и пикнуть не посмеет против этого. И тогда я проведу великие реформы и спасу империю!

Когда сиккэн все это произносил, в его глазах разгорался огонь, в котором Артему почудились отблески инквизиторских костров. К концу монолога этот огонь полыхал уже настоящим пожаром… В этот момент многое стало ясно Артему. Будто в темной комнате кто-то хлопнул по выключателю и зажегся свет.

Ну, конечно, сиккэн так все и задумывал изначально. По его приказу убили военачальника Такаши, причем так убили, чтобы подозрение пало на Белого Дракона. Никому другому смерть Такаши не была выгодна. «Значит, на сиккэна работает один из кланов яма-буси, – понял Артем. – И это скверно, потому что хреновы горные отшельники могут достать любого в любом месте». А еще для Артема вдруг стало очевидным то, чему он в свое время сильно удивлялся – почему при той бурной антиправительственной деятельности, что развил в свое время Нобунага, его никто так и не остановил. Да потому что сиккэн отводил Нобунага роль, которую теперь предстоит выполнить ему – Дракону Белому, Монголов Победителю.

«Времени на размышление – дескать, мне надо подумать, все тщательно взвесить, посоветоваться с товарищами, – сиккэн мне не даст, потребует сказать „да“ или „нет“ в стенах этой комнаты. Если я откажусь, то прямо отсюда меня и поволокут на судилище, и без головы я окажусь уже к обеду. Поэтому здесь и сейчас я должен соглашаться со всеми его безумными идеями. Надо будет поклясться – поклянусь. На мече, на статуэтке Будды, именем императора, именем мамы императора, – как скажет. А вот дальше что делать? Куда бежать? Причем бежать предстоит не одному, а со всеми моими женщинами и самураями. В горы? И прятаться там до конца жизни? В другую страну? Так хрен с этих островов вырвешься живым и невредимым. Тупик получается. Или же…»

– У тебя большие глаза, Ямомото, и это плохо, – с усмешкой произнес сиккэн, – в них легко читать твои мысли. Твоим мыслям я отвечу так – вместе с тобой к Годайго поедет все твое окружение. Иначе Годайго насторожится, решит, что сиккэн взял в заложники близких тебе людей.

– Но как же тогда…

– …я могу быть уверен, что ты не предашь меня и не станешь на самом деле помогать Годайго верой и правдой? – закончил за Артема фразу сиккэн. – Я тебе уже сказал, что рядом с Годайго находятся верные мне люди. Ты ни за что не угадаешь, кто они. Зато они в любой момент смогут добраться до тебя и до твоих близких. Конечно, потом они сами погибнут, но сперва от их руки погибнут ты и твои люди.

– Я смотрю, господин сиккэн все продумал до мелочей, – уныло произнес Артем.

– Если бы я не делал этого всегда, дом Ходзё давно уже был бы растоптан другими домами, а в стране полыхали мятежи и войны. К сожалению, в свое время я не учел такую мелочь, как появление в стране Ямато чужеземца Ямомото. Ну кто мог подумать, что он превратится в Белого Дракона и поставит под угрозу осуществление моих планов. Зато теперь Белый Дракон станет служить мне. Или не будет служить никому. Теперь я должен сказать, какие награды тебя ждут, если ты сделаешь все, как надо. Ты получишь землю, годовой доход от императорской казны в тысячу коку риса. Ты тут мне говорил о своей школе и о полезных вещах, которые вы там делаете. Да, они полезные, можно многое перенять. Скажем, это твое… забыл название… то, что передает приказы с помощью солнечных лучей, – это полезно, это мы обязательно используем. И я с радостью выделю в столице под твою Ямомото-рю самую большую усадьбу. Больше того, твоя школа будет обеспечиваться всем из императорской казны. Но это потом, после того, как мы выпустим накопившийся гной, очистим страну от скверны.

В голове Артема навязчиво крутилась заезженная фраза про мельничные жернова, в которые не дай бог попасть. Вот аккурат в них-то он и попал, прямиком и точнехонько. И совершенно не представлял себе, как можно оттуда вывернуться. Пожалуй, никак. Ситуация сложилась прямо как в Гражданскую войну, гремевшую в другое столетие и на других просторах, – либо ты за белых, либо за красных, отсидеться в сторонке не получится, просто шлепнут тогда, и все. Фу-у…

«Ну раз так, раз не вывернуться… Какая мне разница, за кого воевать – за сиккэна или за Годайго с мятежниками? Одна фигня. Тот и тот воюют за власть, а не за правду, не за справедливость и не за простой народ. А в данном случае сделать ставку на сиккэна, пожалуй, гораздо разумнее. В этой паре он выглядит фаворитом…» Пока Артем размышлял, странная улыбка блуждала на губах сиккэна Ходзё Ясутоки. Или он хотел показать, что читает мысли человека напротив, или действительно их читал… бог весть.

Еще раз прокрутив в голове нехитрый набор вариантов, Артем сделал окончательный и бесповоротный выбор. «А впрочем, – вдруг поймал он себя на мысли, – это я так считаю, что делаю выбор. На самом деле никакого выбора мне и не оставили…»

– Ты, господин сиккэн, давеча обронил, что о том, как мы с тобой будем сообщаться донесениями и тайными гонцами, разговор пойдет отдельный, – сказал Артем, протягивая руку к бутылочке саке. Взял бутылочку, поболтал ее и убедился, что в ней остались сущие капли. – Ну, и как же мы с тобой станем связываться? Думаю, что как нельзя кстати придется моя световая связь… Кстати, я бы не отказался от стаканчика другого саке под легкую утреннюю закуску…

– Что ж ты молчал? – довольно усмехнулся сиккэн. – У меня можно без церемоний…

Часть третья
ЗАКАТ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

Знаешь противника и знаешь себя – победа будет за тобой. Знаешь себя, а его не знаешь – один раз победишь, на другой потерпишь поражение. Не знаешь ни себя, ни его – каждый раз будешь терпеть поражение.

Сунь Цзы, китайский полководец (VI в. до н. э.)

Глава двадцатая
СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ДАЙМЁ ЯМОМОТО

В бытность свою цирковым артистом Артем даже в самых буйных фантазиях никогда бы не смог представить себя с выбритым лбом, с завязанными в пучок на затылке волосами, в широких штанах-хакама и с двумя мечами за поясом. А уж тем паче сидящим на коне – в пластинчатых доспехах и в шлеме-кабуто. Но так сложились обстоятельства, что очутился он в самурайском мире и прошел путь от простого гайдзина до одного из главных военачальников армии повстанцев. Не хотел всего этого акробат Топильский. Хотел он честно отлетать от трапеции к трапеции положенный судьбой цирковой век, а потом найти себе еще какое-нибудь занятие при цирке или при цирковой школе. А вон оно как повернулось…

Но еще меньше (если есть куда меньше) акробат Топильский представлял себя в роли эдакого древнеяпонского Штирлица, в разгар тринадцатого века проводящего тайные операции в логове врага. Однако не только самураем и даймё пришлось ему поработать, но и Штирлицем. И ведь справлялся акробат Топильский, он же Ямомото, он же Белый Дракон и спаситель японского отечества от варваров монгольских. По крайней мере, до сей поры его не разоблачили, и можно было надеяться, что не разоблачат и за оставшееся до часа «Икс» время. А до этого «икса» оставалось всего ничего, считанные часы…

В общем и целом все получилось так, как расписывал сиккэн Ходзё Ясутоки.

Обговорив с сиккэном все детали, Артем отправился в дом семейства Кумазава, где велел всем своим в темпе собираться в путь-дорогу. На вопросы куда и зачем акробат Топильский отвечал односложно: «Так надо. Даймё знает, что делает». Собственно, своим более ничего объяснять и не требовалось, самураям и женщинам положено было беспрекословно подчиняться своему господину. Чуть более подробное объяснение пришлось дать семейству Кумазава – отцу и брату с сестрой. Все ж таки некрасиво покидать гостеприимный дом без должных объяснений. Артем объяснился так: дескать, благодарю за гостеприимство, но, увы, дело государственной важности, поручение самого императора, полная тайна вкладов. Поручение императора – серьезная причина, чтобы не задавать лишних вопросов. К тому же в доме Кумазава привыкли к срочным поручениям государственной важности. Конечно, еще кое-какие слова Артем сказал бы Ацухимэ лично, но никак не получалось остаться наедине. «А может, и к лучшему это, – думал он, выезжая за ворота. – Когда не решены вопросы жизни и смерти, не стоит заговаривать о чувствах. Мало ли что, проще будет пережить…»

Вот так Артем покинул столицу, пробыв в ней всего сутки, а к утру следующего дня вместе со своими людьми уже подъезжал к монастырю Сайтё, где, по сведениям сиккэна, должен был находиться отрекшийся император Годайго. Сведения оказались точными. Кто бы, как говорится, сомневался.

Как и предсказывал искушенный в политических интригах Ходзё Ясутоки, бывший император не приказал убить подлого гайдзина, едва тот нарисовался на пороге. Сперва пожелал выслушать. Хотя щекотливый, признаться, был момент, и нервишки у Артема маленько поигрывали. Потому как выводы умного сиккэна – это одно, а прихотливое течение мысли в голове бывшего императора – это все же история совсем другая. Мало ли какая извилина за какую извилину зайдет, какие контакты перемкнет и какая искра при этом выскочит. Однако обошлось.

Хотя, наверное, могло и не обойтись. По крайней мере, Артемовы разглагольствования экс-император слушал с ба-альшим недоверием на аскетическом лице. Все решило предъявление доспехов. Когда по просьбе Артема послали за его походным сундуком, внесли, открыли, достали доспехи и разложили их перед экс-императором на полу и Артем торжественно объявил, чьи они, вот тут с Годайго, научно выражаясь, произошла форменная метаморфоза. Император-монах вскочил, как пружиной подброшенный, бросился к груде пластин, начал любовно перебирать их, поглаживать бормоча: «Те самые, те самые…» «Все-таки эти древние японцы, – подумал тогда Артем, – настоящие маньяки по части всего, что связано с оружием и подвигами самураев из ушедших славных эпох. Все маньяки – от простых деревенских самураев до бывших императоров».

С этого момента общение бывшего акробата и бывшего императора резко изменило градус в сторону потепления. Вспыхнувшая в экс-императорском мозгу мысль читалась на его аскетическом лице, как только что высеченная на камне надпись: «Нет, гайдзин не может быть подослан моим лютым врагом сиккэном. Потому что Ясутоки ни за что и никогда не выпустил бы из рук доспехи самого Тайра Томомори! Потому что тот, у кого в руках эти доспехи, может поднять и повести за собой людей. Как можно выпустить доспехи Тайра Томомори из рук, да еще передать их врагу!»

Правда, еще полдня Годайго мучил Артема каверзными вопросами, пытался на чем-нибудь подловить. Однако Артем держался уверенно, ответы давались ему легко и непринужденно, потому что он видел – стрела достигла цели, главное – не проколоться на пустяках, а проколоться ему еще надо суметь, потому что, собственно, все рассказываемое им экс-императору было чистейшей правдой, за исключением одного маленького нюансика. Ну, уж один-то нюансик он как-нибудь удержит при себе. А самое главное, кроме Артема, никто и в его собственной команде правды не знал, поэтому ни случайно, ни под нажимом проколоться не мог. Даже о факте утреннего разговора Артема с сиккэном никто не знал.

Потом были ночевка в монастыре и следующий день, без остатка наполненный разговорами с экс-императором и какими-то особо доверенными монахами, где обговаривались детали великого заговора. Судя по тому, как легко давались эти детали мятежа, все тщательно было продумано заранее и неоднократно обговорено. Заговорщикам не хватало только толчка. И вот толчок пришел в виде Белого Дракона в доспехах Тайра Томомори. Артем участвовал в жарких заговорщицких беседах, главным образом солидно кивая головой.

К подготовке мятежа, как и предсказывал сиккэн, Годайго решил приступить безотлагательно, чтобы к середине… ну в крайнем случае к концу осени победным маршем повстанческих колонн занять столицу мира и спокойствия. Уже в этом году Годайго рассчитывал взойти на престол, освободив тот от «добровольно» отрекшегося нынешнего императора Сидзё. Да и вообще, как понял Артем, весь день слушавший бывшего императора и наблюдавший за ним, Годайго уже видел себя на престоле, а ненавистного сиккэна с отрубленной головой в сточной канаве. Явление Белого Дракона и особенно доспехи преисполнили главного заговорщика уверенностью в победе. Не оставалось сомнений – монах-император увидел в нежданном обретении доспехов Тайра Томомори с Белым Драконом в придачу знак, ниспосланный ему Небесами.

Уже на рассвете следующего дня Артему предстояло покинуть монастырь и в сопровождении Годайго отправиться в вояж по городам и селениям Японии. Таскать за собой женщин было бы в высшей степени неправильно, поэтому их следовало оставить здесь, в монастыре Сайтё. А где еще? В Ицудо? Во-первых, еще вопрос, позволят ли ему отправить в дальние края потенциальных заложников. Во-вторых, в Ицудо нисколько не безопаснее. По крайней мере, в монастыре Сайтё Артем окажется раньше, чем в Ицудо. Еще слава Будде, что женщин на его попечении всего две – Омицу и служанка Мито. Еще две женщины-яма-буси из клана Такамори вышли замуж вскоре после того, как вместе с Артемом обосновались в замке Нобунага. И никто их теперь никогда не свяжет ни с Белым Драконом, ни с яма-буси, разве что с собственными мужьями свяжут, но это им ничем не грозит, мужья у них вполне обычные люди: у одной – простой самурай, у другой – зажиточный крестьянин, поставлявший в замок рыбу. Детей яма-буси, даже и не своих, они взяли в свои новые семьи – чего ж не взять, когда даймё Ямомото давал на их содержание деньги. Так что хотя бы за них волноваться не приходится.

А еще Артем в очередной раз подумал, что и к лучшему, наверное, что их с Ацухимэ ничего пока не связало. Значит, и никто другой их связать не сможет, а стало быть, Ацухимэ будет в безопасности…

Вместе с женщинами Артем оставил в монастыре Такамори и Фудзита. Понятно, должен же кто-то присматривать за матерью его будущего ребенка. И не просто «кто-то», а целых два яма-буси, каждый из которых во многих отношениях стоит десятка самураев (ну разве исключая честный открытый бой, в котором самураи бесспорно сильнее). А еще Артем понимал, что их грядущие с Годайго гастроли по Ямато отнимут много сил, и возьми он с собой возрастного Такамори – можно загнать его этими разъездами до беды. Конечно, Артем был бы не против, чтобы рядом с ним находился хитрый наблюдательный старик Такамори, а не только исполнительные ицудовские самураи, но… чего уж там… Управимся как-нибудь…

И понеслось. Все события последующих полутора месяцев слились у Артема в бесконечный черно-белый сериал из жизни бывших императоров, монахов и самурайских кланов. Сериал, идущий без рекламных пауз и перерывов на новости. Крайне нудный, признаться, напрочь лишенный захватывающих поворотов сюжета. Артем и не подозревал, насколько скучны могут быть будни антиправительственных мятежников тринадцатого века. Никаких тебе поединков на мечах, никаких роковых красавиц, стремящихся выведать в постели все тайны до единой, никаких лихих погонь на лошадях по японскому бездорожью, таинственных личностей, шныряющих с низко надвинутой на лоб шляпой-амига-са вдоль стен пагод и синтоистских святилищ…

Хотя нет! Таинственные личности как раз таки и были. Люди сиккэна, как и было условлено, регулярно выходили на связь с Артемом. Связных было двое. Они следовали за Артемом и Годайго по всей Японии, разумеется, делая это незаметно. Сколько Артем ни пытался засечь «хвост», так у него ничего из этого и не вышло, ни разу не увидел ничего хотя бы отдаленно на «хвост» похожего: ни скачущих в отдалении всадников, ни бегущих за ними по дороге босоногих скороходов. Однако раз в четыре-пять дней связные выходили на Артема.

Эта их какая-то мистическая незаметность наводила Артема на кое-какие мыслишки. Ровно на те же мыслишки наводила его и способность связных до неузнаваемости изменять свою внешность. То условную фразу произносил клянчущий милостыню старик, то надменного вида самурай, то хокаси, то цунэгата, то лесоруб с топором на плече, то торговец, то странствующий монах, а однажды один из связных даже переоделся женщиной. Люди сиккэна по отношению к Артему дейстовали в высшей степени аккуратно (безукоризненно выполняя приказ сиккэна «не засветить» Белого Дракона) – они всегда изыскивали возможность оказаться поблизости от Артема, когда он был один или когда находящиеся неподалеку сподвижники не могли увидеть ничего подозрительного в приблизившемся к Белому Дракону человеке. Сообщения Артема были предельно кратки, не занимало много времени, скажем, произнести такое: «Клан Асикага согласился поддержать мятеж Годайго. Время и место общего сбора Годайго определит после разговора с Минамото». И это еще было сообщение из длинных.

Каким макаром связники доводили сообщения до сведения сиккэна, Артему не было известно, но скорее всего с помощью гонцов, немедленно по получении сообщения отправлявшихся в путь к столице через всю страну. А как, собственно, еще прикажете доставлять? Голубиной почтой? Что-то не слышал Артем здесь ни о чем подобном.

Одни люди работают связниками, другие гонцами, эдакая шпионская корпорация, демонстрирующая прямо-таки до остроты лезвия катаны отточенное искусство шпионажа… И это в очередной раз наводило Артема все на те же мысли.

А мысли были простые – уж не принадлежат ли связные к одному из кланов яма-буси. Именно горные отшельники с младенчества оттачивают умения, необходимые для ведения шпионажа. Проверить свою догадку Артем не мог. Ни одного из яма-буси он в вояж не взял, а уж они бы, надо думать, своих признали если не в лицо, то по почерку. Ну не спрашивать же у связников: «А вы не из яма-буси ли часом, друзья?» Любой ответ в равной степени может оказаться как правдивым, так и насквозь лживым. Ну и зачем вообще спрашивать в таком случае?