Текст книги "О прожитом с иронией. Часть третья"

И вновь о коронавирусе

Как ни береглись Затевахины, а не сдюжили – тёща Ивана подхватила коронавирус. Во всяком случае, Евдокия Макаровна сама поставила диагноз:

– Дети мои, захворала я, и это коронавирус!

Дочь зашумела:

– Мамочка, да быть такого не может, вы же привиты, и потом с людьми не общаетесь, на улицу не ходите второй месяц, откуда быть этой заразе. И мы с Иваном привились, здоровы. Детки не кашляют.

Старушка не унималась:

– Запахи не чую, слабость в теле, голова кружится, наверно, и температура есть.

Маринка сбегала к аптечке, принесла термометр. Через пять минут старый, ещё прошлого века прибор показал результат – 37,4.

Глаза Евдокии Макаровны победно сверкнули.

– И температура есть!

На шум явился Иван.

– Что такое, зачем шумим!

Маринка, ни слова не говоря, сунула под нос мужу градусник. Иван ухмыльнулся:

– Этой стекляшке лет сорок, и, сколько себя помню, всегда здесь было 37,4. Могла бы и новее взять, в аптечке ещё три градусника лежат.

Но Евдокию Макаровну уже не остановить.

– Так-то ты к тёще относишься. Знаю, давно сжить со свету желаешь. У-у-у… Бесстыжий.

Иван было смутился, за что его так… Но вспомнив давнишнее правило – с женщинами спорить себе дороже, осторожно пробормотал:

– Скажете тоже…

Евдокия Макаровна, абсолютно убеждённая в том, что серьёзно больна, тяжело переваливаясь со стороны в сторону, двинулась в свою комнатку. На лице гримаса боли, глаза потухли, губы что-то шепчут.

Маринка тревожно смотрела вслед матери.

– Мамочка, ты что-то сказала?

Макаровна кивнула головой и махнула дочери рукой, дескать, пойдём, девонька, со мной.

В комнате, отведённой старикам, Макаровна прилегла, накрылась старым пледом, прикрыла глаза. Марина села рядом.

Тишина.

Молчание длилось недолго. Первой заговорила Евдокия Макаровна:

– Доченька, ты отцу позвони, пусть побережётся, из дому не выходит, за здоровьем следит. Детишек отправь к брату Ванечки, Антону, хотя бы на несколько дней. И позвоните в скорую, пускай приедут, надо бы лечиться, не дай бог, помру.

Евдокия Макаровна вновь прикрыла глаза. Затем, будто вспомнив что-то важное, встрепенулась, взяла дочь за руку:

– И вот ещё что. Ты расскажи о моей болезни Аннушке и Полине, пусть знают. Полина, может, чем и поможет, помнится, когда-то в медицинском училище обучалась.

Маришка закивала головой:

– Мамочка, так я побегу, надо всё организовать и чайку тебе поставлю. С медком, как ты любишь.

Макаровна одобрительно кивнула:

– Вот-вот! Чеснок с имбирём перетри, сметанкой полей. Иди…

Затевахин перекуривал на крылечке. Марина покрутилась на кухне, поставила чайник, не увидав мужа, выглянула на улицу.

– Ах, вон ты где. Пойдём, надо поговорить.

Иван, глубоко затянувшись, с сожалением выбросил недокуренную сигарету и вошёл вслед за супругой в дом.

– Марина, блажь всё это. Ничем Макаровна не болеет, глупость придумала, а мы бегать вокруг должны. Ты же знаешь, мнительный она человек, и эта мнительность далеко заведёт. Ты лучше отцу позвони, пусть заберёт её, а то загостилась, разнежилась, от безделицы мается.

Зря, конечно, он так… Не подумав брякнул, а брякнув, мгновенно получил ответ. Маринка села на стул, глаза увлажнились, лицо покраснело, руки вцепились в край стола.

– Вон ты как заговорил. Ты и меня со свету, как мою маму, сжить захотел! Ах вот как…

И взял бы слова Иван назад, да слово не воробей…

– Да ты что! Чтобы я… мать твою… Да ни за что! Извини, Маришка, не то брякнул.

Что «брякнул», это он удачно сказал, может, простит.

А Маринка продолжала реветь, не в голос, конечно, шепотком, всё же дети в доме и мамочка…

Нюха Макаровна лишилась, но слух, слух у тёщи дай бог каждому.

Иван обнял жену.

– Извини…

Спустя несколько минут Затевахины мирно обсуждали, что же делать дальше.

А что тут обсуждать? Пора было действовать.

Марина по мобильнику связалась с отцом, тот пообещал немедленно примчаться. Затем набрала Забродину Полину Тимофеевну, дальше позвонила Анне Петровне и к плите.

Где там чеснок, имбирь и прочее.

Иван ушёл в спальную комнату. Первый звонок сделал братишке. Напугав появившейся в доме заразой, всё же трое сынков Антошки на удалёнке у Затевахиных проживали, попросил немедля вывезти мальчиков. Дошла очередь до скорой помощи.

С ходу набрать не получилось. 03 – короткие гудки, 103 – также нет ответа. Через полчаса всё же удалось прорваться сквозь частокол занятости.

– Пятнадцатая. Колокольцева. Станция… Слушаю вас… Минуточку.

Пауза и вновь:

– Слушаю.

Иван несколько путано пояснил причину обращения. Услышав слово «коронавирус», диспетчер перебила:

– Соединяю…

Тишина. Музыка и бархатный голос: «Вы позвонили… Ваш звонок очень важен для нас…» Вновь музыка. Под этот релакс Ваня чуть не уснул. Затем звонок оборвался. Вновь Иван тычет пальцем в клавиши. Картина повторилась:

– Скорая. Слушаю… переключаю… Ваш звонок важен…

Музыка, короткие гудки.

Наконец в трубке послышался усталый голос:

– Говорите…

Пока дозванивался, первые фразы разговора с невидимым специалистом кол-центра Иван отточил, а потому в разговоре уложился в минуту: коронавирус, фамилия больной, адрес проживания, признаки, принятые меры.

Усталый голос ещё минут десять требовал уточнений: полис, возраст, хронические заболевания и прочее. Иван, как мог, отвечал.

Голос резюмировал:

– Больного изолируйте, дайте жаропонижающее и много тёплого питья. Бригада прибудет в течение дня.

А в доме тем временем об изоляции, дезинфекции, как обычно делают в случае появления заразных больных, и разговора не было. В гостиной шумели примчавшиеся по звонку Марины товарки Евдокии Макаровны, причём кроме Забродиной и Анны Петровны, здесь сидели ещё две пожилые дамы. Среди этого бабьего мира вышагивал тесть Ивана, Егор Кузьмич. Присутствующие активно обсуждали вражью силу, заразившую весь мир коронавирусной инфекцией. Об эвакуации детишек также речь не шла. Брат Антон приехал, да не один, вместе с женой, но собирать детей родственники не спешили. Молодая поросль вместе с родителями и Маринкой гоняли чаи на кухне.

Наводить порядок Затевахин начал с кухни. Пошумев на Маринку, он довольно бесцеремонно вытолкал из-за стола братишку, дети было заартачились, младшенький, как всегда, заревел, средненький, дабы не отняли, ускорил поедание бутерброда, но обещание получить вкусняшки к полднику детей быстро успокоило. Через десять минут детский сад выехал со двора.

Сложнее было справиться с взрослыми.

Пока Иван и Маришка выталкивали за дверь молодое поколение, старушки-подружки тихонечко просочились к Евдокии Макаровне в комнатку.

Не увидев гостей в гостиной, Иван всё понял. В сердцах развёл руки:

– Ну и чёрт с вами! – устало плюхнулся на диван.

– Вань, это ты про кого?

От неожиданности Затевахин вздрогнул. Не тесть ли? Взглядом повёл в сторону серванта. Точно! Тесть.

Кузьмич сидел рядом с сервантом у стола, перед ним стоял стакан с почти прозрачной жидкостью. И как он не заметил Кузьмича? Но всё оказалось буднично и просто – рубаха тестя сшита из той же ткани, что и парадная скатерть на столе в гостиной. Кузьмич просто вписался в интерьер комнаты, как мебель, стол или стул.

Иван невольно рассмеялся. Тесть обиделся.

– Что смеёшься? Рад, что старуха расхворалась?

Затевахину было смешно, но, сдержавшись, он постарался сделать лицо серьёзным.

– Кстати, о больной. Сейчас скорая приедет, а у нас в доме народу больше, чем в праздничные дни на площади. А кое-кто, не будем показывать пальцем, ещё и выпивает потихоньку.

Иван кивнул на стакан. Тесть среагировал мгновенно:

– Я не пью! Стресс снимаю. Хочешь, и тебе налью?

Что Ивану оставалось? Он лишь рукой махнул и пошёл к комнате тёщи. У двери полминутки постоял и тихонько вошёл.

Тёща лежала на кровати. Лежала на боку, на лице полуулыбка, утренняя бледность сошла. Она внимательно слушала одну из пришедших дам. При этом больной явно не выглядела. Гости сидели в масках, у Анны Петровны на руках чёрные перчатки.

Затевахин вздохнул. Ладно, пусть посплетничают.

Незнакомая ему дама рассуждала:

– Дусенька, я недаром говорю, коронавирус – заговор мировой элиты, и цель его привнесения на планету – сокращение населения Земли. Нас будут чипировать. Для чего? Надо понять, сколько людей на Земле, ведь ими надо управлять. Так вот, вживляется чип в организм при вакцинации, одновременно человек ставится на учёт, таким образом создаётся возможность управлять сознанием людей. О! Это сложная кампания, и не на одно десятилетие рассчитана…

В разговор вступает Анна Петровна:

– Что-то ты, Лариса Сергеевна мудрёное говоришь: чипирование, элита какая-то… И тем более что всё это не на одно десятилетие рассчитано. Нам бы свой век прожить. Ты лучше совет дай, чем лечиться Дусеньке? Ты человек образованный, отделением в психбольнице заведовала.

Лариса Сергеевна живо откликнулась на реплику:

– И то правда! Лечиться, уважаемая Евдокия Макаровна, надо травами. Шалфей, семена льна, цветки календулы, мелисса, трава и корни эхинацеи. Есть определённые пропорции, делать настойки и пить, причём пить по времени, тёплыми и…

Анна Петровна вновь перебила даму:

– Календула, эхинацея… Ерунда всё это. Чеснок! Вот главное средство. Недавно этот, который в Чечне главный, заявил: «Ешьте чеснок, кровь будет чистой». И для укрепления иммунитета смешать лимон с мёдом и пить. Так что ты, Мариночка, всё правильно делаешь.

Она кивнула на чашку, что стояла на тумбочке у изголовья больной.

– И побольше, побольше, до поту…

Готовность помочь больной показала и соседка Затевахиных Полина Тимофеевна.

– Макаровна, я видела, на кухне бананы лежали. Так ты их выкинь, от бананов вся хворь пошла. Говорят, заражённые в Китае бананы ели. А что профилактики касается, я тебе скажу так. Коньяк. Граммов сто – сто пятьдесят выпить к ночи, и никакая зараза не пристанет.

Егору Кузьмичу, который тихонько за Иваном прошёл в комнату страдалицы, рецепт понравился.

– Мать, ты слышишь, хороший совет, а?

Затевахин понял, тёплую компанию, что присела рядом с тёщей, надо разгонять. Не хватало ещё, чтобы врачи толпу народа в доме увидели.

– Товарищи женщины, Евдокия Макаровна устала, ей надо отдохнуть, да и скорая помощь вот-вот подъедет. Давайте по домам. Расходимся, расходимся.

Евдокия Макаровна было воспротивилась, однако дамы понимающе отнеслись к решению Ивана.

Первой встала Анна Петровна.

– Уходим по одному, если что, мы геологи…

Не все поняли реплику, а Забродина так просто впала в ступор.

– Какие геологи?

Ваня помог соседке, слава богу, телевизор смотрит и литературу листает.

– Классику читать надо, Полина Тимофеевна. Это мичман Криворучко сказал, есть такой герой у Никиты Михалкова.

Та пожала плечами:

– Какой такой Криворучко?

Не всё понял и Егор Кузьмич, но поддержал Ивана:

– Давайте, бабоньки. На выход, на выход.

Гости разошлись. Тёща заснула. Егор Кузьмич вновь присел в гостиной. Маринка принялась за дезинфекцию, а Иван ушёл курить.

Скорая приехала поздно ночью. Врач и медсестра в одежде инопланетян прошли в комнату Евдокии Макаровны, родных в комнату не пустили. Спустя полчаса врач вышла от тёщи.

Маринка с опаской и нетерпением ждала приговор.

– Ну что там, как там?

Врач сняла маску, присела на стул в гостиной.

– Что я вам скажу. Посмотрела я вашу маму. Взяли мазок на исследование. Через денёк позвоним, анализ всё прояснит. Диагноз пока ставить не будем. Хотя думаю, здорова Евдокия Макаровна. Температура 36,6, давление как у космонавта. Обоняние есть. Я ей нашатырь дала понюхать, её аж подбросило. Что касается усталости – возрастное это. И ещё мнительность. Мнительность! Меньше телевизор надо смотреть, а ещё гулять больше. Но дождёмся результатов. Рецепт я оставила на столе, разберётесь. Если вопросов нет, мы поехали.

Врач и медицинская сестра поднялись и, попрощавшись, вышли на улицу.

Проводив скорую, Маринка радостно обняла Ивана.

– Вот и хорошо! Вот и славненько! Гора с плеч. Я к мамочке…

Но у Затевахина настроение было не столь радужным. Оно, конечно, хорошо, что тёща здорова, а в душе какой-то червячок вдруг начал ковыряться, дескать, зачем врачей зря потревожили, может, их где-то серьёзный больной ждёт, а они здесь дают здоровому человеку нашатырь нюхать. Неправильно это. С другой стороны, здорова Макаровна – и ладушки. И вслед разноголосицы внутренних чувств будто какой голос за спиной зашумел – не хлопнуть ли стопочку напитка от Кузьмича.

Кстати и Кузьмич рядом оказался, дёрнул за рукав.

– Пойдём, Ваня, за здоровье Евдокии Макаровны выпьем.

Пойдём, значит, пойдём, почему не выпить. Хорошая у него тёща, и жена нормальная досталась: заботливая, добрая; да и тесть ничего – кто бы другой в такую минуту подсказал, что выпить надо. А Кузьмич тут как тут.

P.S. Через день из больницы позвонили: тест показал, в организме Евдокии Макаровны коронавирусной инфекции нет.

Дед Кузьма

Тридцать пятый день рождения супруги Иван Затевахин решил отметить на широкую ногу, готовился тщательно, дату пиршества назначил заранее, гостей пригласил, и не за день, а недели за две. В подарок купил золотое колечко с бриллиантом. Всё сделал по уму. Но задуманному не суждено было сбыться, погода подвела. Так что к шикарно накрытому столу прибыли лишь тесть с тёщей. Тем не менее пусть и в узком кругу, но за любимую жёнушку он и тост произнёс, и расцеловал, и как положено рюмкой чокнулся. Выпили за дам, детишек, за мирное небо, даже за президента выпили. Однако настроение всё же было подпорчено, спиртное мужиков не брало. Почувствовав состояние мужчин, именинница поспешила вынести фирменный пирог с яблоками, тёща, Евдокия Макаровна, принесла чайник, пахнуло ароматной заваркой.

Это означало конец застолью.

Тесть, Егор Кузьмич, зашумел на женщин:

– Куда! Мы ещё не сворачиваемся, и часа не сидим, а вы чай… Будьте уважительнее… Ещё за защитников Отечества не выпивали, праздник на днях был, никак мы защитники… Иван сержантом служил, я старшиной в советские времена на танке пахал.

Макаровна отреагировала мгновенно:

– Давайте, закругляйтесь! Доченька, нечего мужиков баловать. Егор Кузьмич, не засиделся ли, тебе завтра папашу встречать…

Последняя фраза тёщи смутила Ивана. Что за папаша? Он знал, где-то под Новосибирском живёт многочисленная родня Егора Кузьмича, но никто и никогда из тех краёв не приезжал. Да, приветы, поклоны через тестя присылали, но чтобы приехать… Не было такого.

А Кузьмич за своё: выпьем, мол, за армию и всё тут. Выпили.

Дамы тост не поддержали, принялись чаёвничать.

Тесть, выпив, крякнул, закусил и, подмигнув Ване, предложил:

– Что, зятёк, курнём?

Тесть не курил, а значит, поговорить желает, Ваня это понял. Что же, перекурим, значит, перекурим. Накинув куртки, вышли на крыльцо. Пока Иван доставал сигареты, Егор Кузьмич присел на лавочку, махнул рукой, дескать, что уж там, садись, родной, дыми, и заговорил об отце:

– Ты понимаешь, Ваня, батьке за восемьдесят, а в Москве ни разу не бывал. Обидно, понимаешь, мужику. Но это ладно, можно было бы пережить, однако беда дома случилась, дача сгорела, а он только ей и жил. Дача хорошая, добротно сделанная, пригодная для проживания зимой, земли соток пятьдесят будет. После смерти супруги, Валентины Ивановны, почитай, десяток лет в город не появлялся, всё в деревеньке, где домик стоял, и жил. Вот такая штука. Правда, брат мой пообещал за полгода отстроить хатёнку, да что там пообещал, он и бригаду нанял, участок сейчас чистят. А где жить отцу? Вот я и позвал к себе, позвонил и пригласил – отец ведь, негоже родного человека в беде оставлять. На днях батя сообщил, так, мол, и так, встречай. Вот завтра и прилетает.

Кузьмич притих. Похлопал ладошками по лавке, качнулся взад-вперёд. Локтем легонько толкнул Ивана.

– Что молчишь, зятёк?

Иван ухмыльнулся и отшутился:

– А что, я должен разрешение на приезд деда дать? Вы же уже завтра его встречаете.

Егор Кузьмич насупился:

– Что ты балаболишь! Я о серьёзном с ним говорю, а он скалится… Дело серьёзное…

Тем временем и женщины судачили на эту щекотливую тему. Однако разговаривали по-своему, чисто по-женски, в первую очередь с практической точки зрения.

Маринка щебетала:

– Мама, зачем вы его сюда тащите, стар дед, а что случись… И потом вы в однушке живёте, а дед Кузьма привык к просторам, ему лес, реку подавай… Ишь ты, Москву посмотреть надо. Так до той Москвы ещё более сотни километров ехать. А что случись…

Евдокия Макаровна, тяжело вздыхая, отвечала:

– Так я отцу и говорю, стар дед, немощен, кто смотреть за ним будет? А он, мол, я решил и всё тут…

Угостившись чаем, тесть с тёщей ушли домой, а Затевахины ещё долго обсуждали новость, принесённую роднёй, и сошлись во мнении, что не дело затеял Кузьмич. Маринка, правда, высказала мысль, что можно было бы гостя и у них поселить, на что Иван, грозно посмотрев на супругу, заявил:

– И не вздумай заикаться на эту тему. А Серёжка, а моя работа, а хозяйство… Не вздумай…

Вдруг замолчал, с подозрением посмотрел на жену:

– А… вы с матерью уже обговорили эту тему? Так? Отвечай!

Маринка знала мужа. Никогда он не был грозен, злился редко, вот и сейчас пытался говорить сурово, а в глазах смешинки искрились.

– Ладно, Ваня. Всё шутишь… Давай спать, поздно уже…

Неделя прошла, родственники молчат. Маринка изредка по телефону общалась с матерью, на Ванины вопросы: «Ну что там, как там дед?» отвечала односложно, мол, всё хорошо.

Вторая неделя прошла.

Женский день с соседками, тёткой Полиной и Светкой, отметили. Да что там отметили, женщины распили бутылку сухого вина, Ваня им в этом деле не помогал.

На дворе весна.

И вот вечером, был конец третьей недели, семнадцатое или восемнадцатое марта, примчался тесть. Лицо тоскливое, глаза шальные. Сбросил куртку и на кухню.

– Доча, налей папке, помру сейчас.

Маринка испугалась, схватила стакан и к крану. Кузьмич воспротивился:

– Да не воды, водки налей, или что там у вас, самогону, вина.

На шум из спальни пришёл Иван.

– Что случилось, Егор Кузьмич?

Тесть, увидев, что Маринка звенит бутылками в холодильнике, и почуяв в зяте поддержку, чуть успокоился.

– Да что уж там… Правильно вы рассуждали: с дедом будет трудно. Но что поделать, это отец! Скоро месяц гостит, притираемся… Трудно, однако. Трудно и мне, и Макаровне…

Покосился на Ивана, кивнул в сторону стола:

– Ваня, что ты сидишь, наливай, я три недели на диете, из спиртного только кефир по вечерам. Наливай.

Выпив одним глотком половину стакана самогона, занюхав рукавом, продолжил:

– Вот я и говорю…

Вновь потянулся к бутылке, налил теперь уже почти стакан горячительного. Махнул двумя глотками, вновь рукав к носу поднёс, шумно выдохнул.

– Я и говорю. Крепок батя, и физически силён, и морально, понимаешь ли. По приезду перво-наперво всё спиртное из дому выбросил, режим в доме установил лагерный: подъём в шесть, отбой в девять, обед раз в день – супами да борщами, и бесконечное чаепитие. Причём чаи исключительно на травах…

Иван восхищённо хмыкнул:

– Молодец дед! Вот это я понимаю! А как же Москва? Он столицу мечтал посмотреть.

– Смотрел столицу. Три первых дня с утра и до вечера по Москве шастал, мы с Макаровной рады: гуляет где-то отец, ну и ладушки. А потом началось: и то в доме не так, и то не эдак. Телевизор смотреть запретил, с трудом уговорил его раз в день «Вести» дать посмотреть. Заставил книги читать. Сам читает, и мы должны рядышком сидеть. Макаровна строчку прочтёт и засопела, я-то держался, глазами хлопаю, всё одно ничего не вижу без очков, старые давно менять надобно, так что просто мордой болтаю, вроде как читаю. Вот такие дела… Ладно. Не буду утомлять… Ваня, наливай, ещё по одной глотнём.

Иван покрутил головой:

– Нет, Егор Кузьмич, на работу рано вставать.

Тесть уныло протянул:

– Ну-ну… Вы бы с Кузьмой Михалычем быстро сошлись. Ладно уж. За ваше здоровье…

И вновь выпил. Попытался рукавом занюхать, но Марина одёрнула отца:

– Папа, нельзя так, покушайте, колбаска вот, сало…

Плакался родным Егор Кузьмич ещё около часа, лишь телефонный звонок Евдокии Макаровны остановил. Маринка поалёкала в трубку, дескать, плохо слышно, а когда связь наладилась, успокоила мать:

– Не тревожься, здесь он, с Иваном шкаф двигает. Да. Перестановку делаю. Ничего, он говорит, не голоден. Хорошо, мама, покормлю. Не переживай, скоро придёт. Угу… Ага…

Положила трубку и с упрёком к отцу:

– Папа, что это я должна прикрывать тебя перед мамой, нехорошо. Кстати, она говорит, ты по важному делу к нам пошёл. Что за дело?

Кузьмич засмущался:

– Ты понимаешь, мы с матерью решили просить вас отца к себе на время взять.

Иван замахал руками:

– Егор Кузьмич, ты хочешь, чтобы и в нашем доме лагерь был? Нет уж! Не пройдёт! Думать надо было, когда в гости приглашали.

– Да я… Да мы…

Маринка, сжавшись в комочек, слушала перепалку мужчин. Своё мнение она имела, но считала, рано высказывать, пусть мужики выдохнутся, а уж потом…

И действительно, через полчаса мужчины выдохлись, спор перешёл в мягкое подначивание: «а вот я в ваши годы…», «это вы страну загубили…» и так далее. Эта пикировка к предмету обсуждения отношения уже не имела. Выдохлись-то они выдохлись, однако Кузьмич понимал, если не сбагрит деда в дом зятя, к Макаровне лучше не возвращаться, а потому с мольбой и нежностью на лице буквально сверлил зятя глазами – вдруг смилостивится. И Ивану перепалка порядком надоела, он, кстати, понял, Кузьмича просто так домой не вытолкать, потому надо было что-то решать. А что решать? Может, действительно взять деда к себе, посмотреть, что это за монстр такой. Пусть поживёт, благо есть где спать, есть небольшая светлая каморка на втором этаже домика, гулять также есть где, конечно, их участок не гектарами измеряется, всего-то шесть соток, но пройтись пожилому человеку есть где и так далее.

И он поставил точку:

– Хорошо, Егор Кузьмич, приводите отца послезавтра, Маринка пока комнату подготовит, с мамой обсудит, чем кормить и так далее. Но! Но предупреждаю, временно, понимаете, временно!!!

Маринка поняла, теперь её выход:

– Вот и хорошо, вот и славненько… Ай как здорово… Спасибо, Ванечка… Дедушке у нас будет хорошо.

Кузьмич сразу закудахтал:

– Ну так я помчался… Помчался, да? Послезавтра, да?

Помчался не сразу, потребовалось ещё пятнадцать минут, чтобы стопку пропустить. Теперь он пил не спеша, с чувством исполненного долга. Заслужил! Макаровна, даже учуяв запах спиртного, ничего не скажет – он Дело делал. Большое Дело! А от бати как-нибудь вывернется, тот ещё мог, несмотря на преклонный возраст, великовозрастному сынку подзатыльник дать за выпивку.

К приходу деда Кузьмы Михайловича готовились как к большому празднику. Иван домашние треники с пузырями на коленках, ещё советского производства, поменял на выходные брюки, Маринка красовалась в новом неношеном халате, приодели по-парадному Серёжку. Стол накрывать не стали, памятуя, что дед Кузьма ест один раз в день. Однако чайник у Маринки был наготове.

Затевахин всё переживал насчёт «монстра», больно уж тесть настроил на неприятие деда. Но ничего, с первых минут встречи с Кузьмой Михайловичем Ваня увидел, нормальный мужик дед. Обличьем копия Егор Кузьмич, только морщины на лице глубже да волосы седые. Улыбка хорошая, добрая, руки узловатые, крепкие, плечи отнюдь не Кузьмича, у того плечики хилые, спина сгорблена, а тут просто богатырь, естественно, для своего более чем преклонного возраста. Михалыч неспешно обошёл дом, во все щели заглянул, даже холодильник приоткрыл. Понравилось ему жилище Затевахиных или нет, по лицу было не понять. От чая не отказался. Заварку, что Маришка от соседки принесла, одобрил, тут и голос подал:

– Знатные травы, чувствую, ромашка есть и липа, вот только мешать их не следует, я тебе, Марина, все тайны чаёв из трав открою. Все лекарства выбросите. Вот так-то.

Вжился старик в быт Затевахиных быстро, собственно, вживаться не сложно, в этом доме все заняты делом: Ваня в восьми утра и до вечера, порой позднего, в мастерской; Маринка хозяйничает по дому; Серёжа в садике, а когда дома, мамаша всегда при сыне. Дед не просто вжился, он стал полезен и даже необходим. На второй день пребывания подтянул разболтанные дверцы кухонной мебели, прочистил сифон раковины в ванной комнате, причём в отличие от Ивана, который, шуруя вантузом, постоянно ворчал, всё делал молча, и это особенно радовало Маришку. На третий день с утра Михалыч трудился во дворе. Разрешения на изучение Ивановых загашников не спрашивал, просто зашёл в сараюшку и ковырялся до обеда. Пообедав, вновь в сарай, чуть позднее, попив чаю, опять туда же.

Дождавшись прихода Ивана с работы, Кузьма Михайлович поманил пальчиком, мол, пойдём, милок, пообщаемся. Вышли во двор, дед к сараю, Ваня за ним, зашли в сараюшку, и тут Затевахин обомлел. В его вечно захламленном хозяйстве наведён идеальный порядок: подправлены покосившиеся стеллажи, вместо гвоздей в стенах навешены крючки, аккуратные вешалки. Всё, что валом валялось в углах и просто на полу, разложено на стеллажах. Оказалось, места в некогда доверху забитом помещении предостаточно, хоть автомобиль загоняй.

Он с удивлением глянул на старика:

– Кузьма Михайлович, и когда вы всё это сделали?

Дед усмехнулся:

– Это ты про порядок? Ерунда, трудов-то… Ты лучше мне вот что скажи, чего этот агрегат в углу стоит, его в гараже лучше держать, да в исправном состоянии.

Иван удивился:

– Это какой агрегат?

– Какой, какой… Мотокультиватор, это я о нём говорю. Весна, землю надо обработать, а техника не готова. Вот так-то.

Теперь Иван понял, о чём речь. Лет десять назад один клиент в счёт расчёта за ремонт авто привёз «Крота», хороший агрегат, но абсолютно Ивану ненужный, не было у него огорода, но уж больно просил товарищ забрать, мол, денег нет, а рассчитаться за ремонт надо. Плюнул Затевахин, махнул рукой: «Ладно, так и быть, завози “Крота” и забирай автомобиль».

С той поры и стоял «Крот» в углу, прикрытый мусорным мешком.

– Кузьма Михайлович, нечего обрабатывать, огород маленький, Маринка только зеленушку растит.

Дед Кузьма мотнул головой:

– И как вы здесь живёте? Неужели всё в магазинах покупаете. Да вот же она, земля, сажай всё, что душа просит, и по осени собирай.

– Нет, Кузьма Михайлович, так нельзя, землю надо или купить или арендовать…

Дед перебил:

– Так купи, арендуй…

Спорить на эту тему Иван не хотел и сразу перевёл разговор на порядок в сарае. Поцокал языком, восхищённо помахал руками и к выходу. Михалыч его за рукав:

– Ты вот что, «Крота» почини. Ясно?

Затевахин отрешённо махнул рукой:

– Сделаю.

На следующий день, дабы не расстраивать деда Кузьму, Иван взял на работе служебный УАЗ и отвёз мотокультиватор в мастерскую, а к вечеру обслуженный агрегат сгрузил в гараже. Дед был доволен, и Ваня рад, мол, угодил родственнику.

Спустя пару дней тёща, Евдокия Макаровна, пришла проведать старика и подруг привела, Анну Петровну и Ларису Сергеевну. Бабоньки разодеты, расфуфырены, духами от них разит – вроде как на смотрины пришли. Сели чаи гонять. Дед засмущался, замялся, не привык к дамскому окружению, а мужиков рядом нет: Иван, как всегда, трудился в мастерской, а Егор Кузьмич дома остался. Но ничего, справился дед, бабоньки говорливые, палец в рот не клади, откусят, однако скользкие темы не трогали, в основном по женской тематике прошлись. Михалыч пил чай и помалкивал. Но вот Макаровна и Лариса Сергеевна домой собрались, Анна Петровна задержалась, Маринка пристала, помоги перевести сына в садик, что ближе к дому, мол, зять большой человек в администрации, доброе дело сделать ему не сложно.

Дед молчал, однако, слушая разговор женщин, смекнул: зять Петровны в администрации. Ага, значит, поможет землю под огород Затевахиным отрезать. И когда Анна Петровна засобиралась домой, рискнул предложить проводить, мол, темно уже. Та с удовольствием согласилась.

Вернулся Кузьма Михайлович лишь спустя два часа, Иван и Марина волноваться начали, а вдруг что случилось. Но нет, слава богу, ничего не случилось, дед пришёл весёлый, с шуточками и прибауточками.

– Что вы так трясётесь, я сто лет проживу, не переживайте…

Ну и хорошо, ну и славненько!

Затевахины пошли отдыхать. А разве заснёшь? Неделю Михалыч с ними под одной крышей, казалось, древний старик, труха сыпаться должна, ан нет – жив, здоров, вкалывает как молодой. К тому же ловеласничает, иначе чем объяснить его прогулку с Анной Петровной.

Да. Дед себе на уме. Да ещё Егор Кузьмич…

– Мариша, а Мариш, чего это твой отец на деда зуб наточил, нормальный мужик Михалыч…

Марину этот вопрос тоже мучил.

– Ты прав, прекрасный человек наш дедушка. Таких поискать надо, а почему папа на него взъелся, понятия не имею. Может, Кузьма Михайлович пытается его воспитывать, отец не любит, когда поучают, вот и бурчит. Да ладно, сейчас дедушка у нас, и всё будет нормально. Так ведь?

Засыпая, Иван буркнул:

– Согласен…

На следующий день всё шло по накатанной колее: Иван на работе, Серёжа в садике, Маринка шуршит по хозяйству. Ну а дед? Дед с утра пошёл по делам. Что за дела, куда идёт, не говорил.

И так продолжалось почти неделю. А вечером в пятницу Кузьма Михайлович преподнёс Затевахиным подарок: положил на стол решение администрации о предоставлении И. Затевахину в аренду участка земли площадью две сотки под огород.

На бумаге есть и печать, и подпись.

– Вот так-то… Теперь, Ваня, от земли жить будем. Ясно?

Это было неожиданно. Но, пожалуй, неожиданно для Ивана. Похоже, в этом «подарке» участвовала и Маринка. Она заговорщицки улыбалась и подмигивала деду, мол, смотри, Затевахин сейчас в обморок рухнет от сюрприза.

В обморок Иван, конечно, не упал, но был серьёзно озадачен. Он не выяснял, где земля, кто организовал эту авантюру и прочее, а просто спросил:

– Кто пахать будет?

И тут их молчаливый дед, разразился тирадой:

– До осени, пока дом сын строит, об этом не тревожься. И землю обработаю, и посажу что надо, а урожай вместе снимать будем.

Затевахин молчал. Он размышлял. Маринку, конечно, следовало наказать – как это такой важный вопрос без мужа решать, это во-первых. Ну а во-вторых…

Что во-вторых, в голову не лезло.

Ваня махнул рукой – да на здоровье, пусть дед разминается, хуже семье не будет, и Кузьма Михайлович при деле.

На том разговор и завершился.

Участок, как оказалось, был недалеко, метрах в пятидесяти от дома, рядом ещё десятка три таких же наделов, некоторые освоены, с сараюшками, засажены кустарниками, кое-где фруктовые деревья. Есть и пустующие. Иван знал это место, среди своих его называли «огородами», владельцам он не завидовал, лишь усмехался, видя, как корячится народ в пору обработки земли, посева и сбора урожая. Маринка, в отличие от мужа, горько вздыхала, наблюдая, как летом тащит народ зеленушку, под осень мешками вывозит картофель и прочее аппетитное добро.