Текст книги "О прожитом с иронией. Часть третья"

Пришёл в общежитие злой, обессиленный. Что же все они от него хотят. Дайте свободно пожить…

Не дали.

Вновь друзья, приятели. И вновь соискательницы: продавщица Вера, учительница начальных классов Маша, прапорщик Катя Нечитайло – и все незамужние, и все хорошенькие, как на подбор.

Однако всё мимо. Привередливым оказался Павел Волгин. Уж очень привередливым. А может, действительно время его ещё не пришло?

Кто его знает.

За неделю до срока, установленного начальником политотдела, старший лейтенант Серёга Кременчугов, товарищ Волгина по службе, пригласил в кафешку.

– Паша, пошли, не пожалеешь, девчонок незамужних – пруд пруди, может, невесту и присмотришь. Я ведь знаю, месяц, отпущенный на свободную жизнь, кончается. Пошли!

Если бы про месяц Серёга не брякнул, может, и пошёл он в кафе, может, и встретил там свою любовь. Но зачем дразнить этим месяцем? Зачем?

И Пашка устроил драку. Драться не умел, просто махнул рукой и глаз дружку чуть не выбил.

Скандал! Разбирательство…

Поскольку Волгин был старлей не простой, после того случая в общаге его курировал лично сам Иван Павлович, командир решил замять инцидент. Кременчугова отчитал и послал подлечить травму в санчасть, с Пашей было сложнее…

– Что мне с тобой, Волгин, делать? Что?

Спасительная идея пришла после телефонного звонка из управления дивизии. В состав батальона, сформированного для уборки урожая, срочно нужна была замена заболевшему автотехнику.

Подполковник, только что отпустивший после трудного разговора Волгина, приказал немедленно вернуть старлея.

– Волгин! На целину! И упаси господь…

Батальон в командировку убыл спустя неделю. О старшем лейтенанте в полку не вспоминали, лишь начальник политотдела периодически донимал командира части:

– Как там Волгин?

– Службу несёт достойно!

– Ну-ну…

К ноябрю целинники вернулись. Вернулись без потерь, со знаменем областного комитета партии за успехи в борьбе за урожай, с благодарностями и почётом.

Вернулся и старший лейтенант Волгин. Вернулся не один. С женой вернулся. Худенькое, стройное существо с чуть раскосыми огромными глазами стало предметом активного обсуждения на кухне общаги и в квартирах офицеров и прапорщиков.

И чем ему Валюшка не подошла… И Маринка не хуже… А Катя… Маша… Вера…

Ответа на эти вопросы не существовало. Все девчата хороши, но…

Волгин спустя полгода ушёл на повышение. Уехал недалеко, в соседнюю дивизию, и там не задержался, через год в академию поступил. К этому времени семья офицера пополнилась, два мальчика родились, смугленькие пухлячки с чуть раскосыми глазами. Всё в семье Волгиных сложилось.

А не зайди тогда полковник Скворцов в общежитие…

Лебёдушка

Врач Николай Степанович, проводив очередного пациента, тяжело вздохнул.

– Веришь, Сонечка, мужчины для врачей-неврологов самые сложные люди.

Он кивнул в сторону двери.

– Положим, вот этот, как его, Сазонов, вроде и интеллигентен, и уважителен, а вот говоришь ему: «Чуть левее повернитесь, пожалуйста» – норовит повернуть вправо; говоришь: «Повыше голову, шейку не видно» – он в ступор, вроде как и не помнит, где у него шея, ну не будешь ведь кричать на него, верно?

Сестричка, грустно усмехнувшись, кивнула головкой. Врач продолжал:

– Вот я и говорю. Неврологу, чтобы установить точный диагноз, надо учитывать особенности сосудов головного мозга, анамнез пациента, его анатомические особенности. А он шею не знает, как распрямить. Просто беда. Ладно, кто там у нас следующий.

Сонечка улыбнулась и выпорхнула в коридор. Спустя несколько минут в кабинет вошла худенькая стройная дама. Возраст был пока неясен, да Николай Степанович особо и не присматривался к пациентке, он привычно готовил аппаратуру к работе. Пока балом правила сестричка.

– Вы у нас… Ага, Голубева, Тамара Ивановна. Восемьдесят четыре… Что, восемьдесят четыре годика?

Пауза.

Врач осторожно посмотрел в сторону пациентки. В поле зрения попали хорошенькие стройные ножки, ровненькие и аккуратные. И сразу в голове шальная мысль: «И где же эта старушка так хорошо консервировалась? Интересно».

Дальше проще. Пациентка прилегла, вытянулась на столе, врач приступил к работе. Но вот то самое интересное, о котором думал Николай Степанович, наступило чуть позднее.

Врач потянулся к шейке пациентки с привычными словами. Аппарат пошёл по гелю.

– Ну что, милочка, шейку тянем, так, так, чуть повыше…

Это была его работа, а слова, так это так, они как-то сами лились.

– Ну вот, а шейка-то лебединая, всё хорошо, вот так, так…

Шейка всё удлинялась и удлинялась. Николай Степанович растревожился:

– Осторожнее, осторожнее, всё хорошо, заканчиваем, милочка.

Через минуту дама сидела на столе, по лицу её блуждала загадочная улыбка.

Врач удивлённо спросил:

– Всё с вами в порядке?

Прозвучал тихий голосок:

– Более чем. Спасибо, доктор, вы очень внимательны.

Дама привела себя в порядок, Сонечка собралась было её проводить, однако пациентка чуть придержала девушку.

– Доктор, вы очень внимательны, спасибо. Лебёдушкой последний раз меня называли на сцене театра оперы и балета, лет эдак шестьдесят пять назад. И вот вновь это доброе слово. И оно хорошо лечит. Удачи вам, доктор. Всего доброго.

Дама выпорхнула из кабинета. Врач был приятно удивлён. Несколько минут помолчал, затем посмотрел на Сонечку. Та всё ещё смотрела на закрывшуюся за пациенткой дверь.

Словно очнувшись, Николай Степанович вдруг посуровел.

– Сестричка, что молчим. Сколько человек осталось на приём?

Та, кивнув, выскочила за дверь.

– Нет никого, доктор, и… уже пятый час…

Врач ещё какое-то время молча сидел у аппаратуры, лицо его суровость не источало. Он прикрыл глаза, улыбнулся и, обращаясь к сестричке, сказал:

– Хорошо, что сегодня эта женщина… нет, балерина, наверно, в прошлом великая женщина, была последним посетителем, просто настроение поднялось. Ты представляешь, и всего только одно слово. Лебёдушка.

Что же, бывает…

Нас в палате трое послеоперационных. Пока ползаем, не ходим. А врачи гоняют, дескать, через силу, но ходить надо. Что же, они правы, здоровье – это движение, пусть пока осторожненько, бочком, с болью, однако двигаться надо.

Николай, сосед по палате, после очередной прогулки посмотрел в смартфон и радостно резюмировал:

– Ну вот, 675 шагов. К вечеру полторы тысячи наберу.

Я усмехнулся:

– Сам считал?

Тот с удивлением глянул на меня:

– Зачем, программу установил, техника считает. Могу и тебе установить.

Три минуты, и у меня установлен счётчик шагов. Немедля решил поверить работу «трекера здоровья».

– Пожалуй, пройдусь.

Осторожно выбравшись из кровати, вышел из палаты. Покрутил головой и медленно пошёл по коридору. Здесь таких, как я, достаточно: с корсетами на грудине, с болтающимися сбоку дренажными баночками, кто-то даже в обнимку со стойками с капельницами.

Променад продолжался минут десять. Дополз до кровати, прилёг, вытер пот со лба. Взял в руки смартфон. Открыл программу – шагов ноль.

– Не понял! Коля, программа не работает.

Тот приподнялся на своём лежбище:

– Быть такого не может. А ну дай…

Посмотрел, затем, словно что-то вспомнив, отложил аппарат в сторонку и тихонько засмеялся, громче нельзя, в грудине отдаёт.

– Ты в следующий раз, когда гулять пойдёшь, смартфон с собой бери…

Затевахин и другие
Иронические зарисовки

И вновь Иван Затевахин.

Напомню. Образ героя иронических зарисовок собирательный, истории вполне правдоподобны, взяты из жизни. Прочтя, вы в этом убедитесь.

Что можно сказать о Затевахине?

Простой русский мужичок. Лет ему эдак под сорок, трудяга, руки золотые, работает автослесарем, клиенты уважают Ивана, в очередь к нему стоят.

Фамилия мужичка – придумка, впрочем, как и его биография. Фамилия не часто встречающаяся, во всяком случае, Ивановых на Руси значительно больше, чем Затевахиных. Среди однофамильцев есть довольно известные люди, но они просто однофамильцы, не родственники.

Жена Затевахина – чудо-женщина, дом обожает, держит его в чистоте и порядке. Маринка человек заботливый, сговорчивый, правда, порой ворчит, но всё по делу.

Затевахины, тесть, тёща живут мирно, любят и помогают друг другу. Не ссорятся Затевахины с соседями, так, иногда побурчат вслед друг дружке, но беззлобно. Врагов не имеют.

Где живут Затевахины?

Секрет невелик. В России, в одном из маленьких русских городов, от столицы недалеко. У Ивана хороший дом – отца наследство, жильё комфортное, зимой тёплое, летом тень от деревьев держит прохладу. Газ, свет, вода – всё есть.

Одним словом, всё у них как у людей.

Во второй части иронических зарисовок автор представил девять рассказов о Затевахине, его родне, друзьях. В этой книге продолжены интересные истории, связанные с простым русским парнем Иваном Затевахиным и его окружением.

Повестка

Ступив на крыльцо дома, Затевахин прислушался. Разговор за дверьми шёл явно на повышенных тонах. Зычный голос тёщи узнать нетрудно, вот и тесть слово ввернул, Маринка ойкнула. Пытаясь понять, о чём речь, Иван пару минут постоял, затем тяжело вдохнул и толкнул входную дверь.

В коридор выскочила Маришка.

– Ванечка, что так поздно, я уже и в мастерскую звонила. Давай приводи себя в порядок, ужин готов. Кстати, мама с отцом к нам заглянули.

Иван усмехнулся:

– То, что Евдокия Макаровна здесь, с улицы слышно. О чём митингуем?

Марина взмахнула руками:

– Ладно… Потом. Мой руки.

Спустя десять минут Затевахин присоединился к родне. Егор Кузьмич степенно пил чай – видно было, не первая чашка. С сухарём в руке рядом восседала тёща, перед ней стоял стакан в подстаканнике.

Вроде всё как обычно… Всё, да не всё… Взгляд у Макаровны больно суров.

– Иван! Вот как ты оценишь ситуацию? Пришла соседка ваша, Полина, и давай верещать…

Затевахин протестующе поднял руки:

– Евдокия Макаровна, не бейте по мозгам, устал, голоден, а вы сразу: «Пришла… верещать…», можно перекушу, а уж потом расскажете, чем тётка Полина насолила.

Тёща замолчала и, с обидой посмотрев на зятя, принялась болтать чайной ложкой в стакане. Это был плохой признак, Иван знал тёщу.

Ковырнув вилкой в тарелке, он отложил прибор в сторону.

– Ладно. Вы не обижайтесь. Так что там Полина Тимофеевна натворила?

Евдокия Макаровна кивнула дочери на стакан, мол, долей чай, и с готовностью продолжила начатую тему:

– Вот я и говорю. Пришла ваша любимая соседка и говорит, дескать, началась в стране мобилизация на войну в Украине, вот-вот наших мужиков заберут, надо им уезжать из России. Я говорю, ты что, умом тронулась? Куда уезжать? Кого мобилизуют? А она говорит, есть указ президента, скоро начнут забирать. Я хотела её взашей, да Маринка остановила, а жаль, вот бы ей последние космы повыдёргивать.

Иван отодвинул тарелку в сторону.

– Постойте. О чём речь, о какой мобилизации говорите?

Черёд тестя наступил.

– Ваня, сегодня об указе по телевидению рассказали. Действительно есть указ. Указ президента о частичной мобилизации. Сколько людей призовут, не говорили, но такое решение есть, точно. То, что наших войск на Украине мало, последнее время много рассказывали и дополнительные силы рано или поздно надо искать. Это факт. Однако не об этом речь. Полина рассказала, что её зять собирается на днях тикать в Грузию, и пришла в компанию ему тебя приглашать.

Тесть злобно выдохнул:

– Паскудница старая…

Иван был озадачен. Об указе он знать не мог, сегодня целый день с Тимохой под машиной проторчали, даже не обедали – клиент технику ждал. Новость озадачила. Нет, то, что его могут призвать в действующую армию, он понимал. С февраля, после начала специальной военной операции, по вечерам слушал новостные программы, так что в целом был в курсе развития событий на Украине. Но чтобы бежать из страны, лишь бы не загреметь под ружьё, это слишком…

Он посмотрел на Марину, в глазах жены испуг. Понятно! Полина Тимофеевна смуту навела. Эта может…

– Так! Женщины! Нечего проблемы на пустом месте создавать. Завтра поговорим. Серёжка кормлен?

Марина кивнула:

– Я его спать уже уложила…

– Это хорошо. Давайте закругляемся. Мне завтра в шесть вставать.

Решение было совершенно правильным. Не останови Макаровну, в раж войдёт, тогда миру в доме конец, не только соседке, но и всей родне достанется, а так пусть себе мужа долбит.

– Евдокия Макаровна, вы у нас ночуете?

Тёща явно жалела, что зять остановил её. Но делать нечего, этот дом не её территория. Она с сожалением кивнула.

– Конечно, у вас, Ванечка. Куда идти, поздно уже.

Кузьмич как по команде вскочил, задвинул стул и засеменил в гостевую каморку. За ним степенно двинулась Евдокия Макаровна. Ушёл в спальную комнату и Затевахин, а через минут сорок, наведя в кухне порядок, под мужнин бочок прилегла Марина.

Свет потушен, дом притих.

Иван никак не мог заснуть. Разговор за ужином расстроил. Соседского Пашку он хорошо знал, мужик, в общем-то, нормальный, но мозги с червоточиной. Работать умел, однако на одном месте не задерживался, пару лет назад за воровство привлекался, ладно бы по-крупному, так по мелочи – чужой велосипед у магазина подрезал, на том и погорел. А тут вдруг такое! Бежать из страны… В Грузию уехать… Родни у них там точно нет, это Иван знал. Однако не своими извилинами Павел принял такое решение. Не своими. Наверняка жена подбила.

Иван легонько толкнул Маринку. Та отозвалась, словно ждала сигнала:

– Чего, Ванечка?

Иван повернулся:

– Мариша, кто Пашку бежать надоумил? А? Ты как думаешь?

Марина зашептала:

– Кто-кто! Светка, конечно. Ну и тётка Полина. Та вообще такое здесь несла, такое… Хорошо, тебя не было. И какая вражина надоумила её хаять Россию и Путина. – Жена прижалась к плечу Ивана. – Хорошо, что ты не слышал её разглагольствования, точно за шкирку вышвырнул бы.

Иван молча обнял жену. Умница. Спасибо, успокоила.

Продолжать разговор не стоило, то, что он не знал из сегодняшних сообщений, завтра почитает. А сплетничать бессмысленно. Главное он понимал: семья здесь, с ним, и всегда будет рядом, в это крепко верил.

С тем и заснул, Маринка тихо посапывала рядом.

Утром жизнь вновь закрутила: работа, жена, дом, сын. Но за обыденной суетой он всё же разобрался: объявлена частичная мобилизация, стало понятно, касается она трёхсот тысяч военнообязанных, и не всех, а тех, кто служил в войсках, есть и другие ограничения. В мелочи не вникал, понимал, и его могут призвать, даже не могут, а наверняка призовут. Но стоит паниковать по этому поводу? Конечно, нет. И уж во всяком случае, бежать от призыва он не будет. Его мужики в автомастерской были такого же мнения. Друг Тимоха, так тот заявил, что пойдёт в военкомат и запишется «на войну добровольно». Через два дня он действительно отпросился у мастера и съездил в областной комиссариат. Приехав, сказал:

– Всё, парни, жду вызова.

Ждал вызова и Иван.

И повестка пришла. Всё как положено: «На основании закона РФ “О воинской обязанности и военной службе” предлагаю Вам… дата, время, адрес, номер кабинета… при себе иметь…» и так далее. Сказать, что сердечно не ёкнуло, – значит покривить душой. Затевахин, конечно, был взволнован, однако виду не подал.

– Мариша, вызывают в военкомат, завтра к десяти велено прибыть, готовь рюкзак.

Жена в плач. Любят женщины поплакать, хлебом не корми, дай слезу пустить.

– Ну, ну! Спокойнее, повестка не похоронка. Рано отпевать.

Маринка за телефон, надо, мол, маме позвонить.

Иван трубку отобрал.

– Да ты что! Не надо паниковать. В комиссариате всё прояснится, если призовут, назначат день и время убытия, адрес, предписание на руки и прочее. Мать вызовешь, вновь шум будет. Не звони.

Сам тем временем позвонил мастеру, Павлу Сергеевичу, рассказал, что так, мол, и так, вызывают. Сергеич мужик толковый, говорит, конечно, езжай, удачи тебе.

К назначенному времени Иван сидел у двери кабинета, указанного в повестке. В комиссариате последний раз был давно, лет пятнадцать назад, после увольнения из армии. За прошедшие годы здесь почти ничего не изменилось: те же крашенные светло-зелёной краской стены; массивные двери; вдоль стен деревянные кресла, как в кинозалах доперестроечных времён; тяжёлые подоконники, правда, вместо обычного стекла установлены стеклопакеты.

Ожидание длилось недолго.

– Следующий…

И в кабинете не задержался. Усталая пожилая дама посмотрела документы, внесла уточнение в персональную карточку и пожелала доброго пути.

– Что, и всё? А когда погрузка?

Дама улыбнулась:

– Мы не хватаем людей на улицах, вы, наверно, обратили внимание на это, и мобилизация осуществляется строго по разнарядке. По вашей военно-учётной специальности набор остановлен, заявок пока нет. А пригласили, чтобы уточнить личные данные. Так что работайте, если смените место жительства, обязательно сообщите, телефон в карточке. Всего вам доброго.

Автобус, электричка…

И только в шумном вагоне Иван стал соображать. Значит, он получил отсрочку? Здорово! А почему «здорово»? Обидно! Это что же, недоверие? Какое недоверие, его время ещё придёт!

Так с раздвоенными чувствами он и ехал домой. На пути от платформы к дому Иван встретил Пашку.

– Что, сосед, к родне в Тбилиси?

Пашка засмущался. Притормозив, попытался съязвить:

– И ты, я вижу, не очень-то в армию стремишься, в рабочее время разгуливаешь, наверно, за белым билетом ездил.

Ну, это слишком…

Иван, сбросив рюкзак, схватил Пашку за грудки. Давненько бил он Пашку, лет с десяток назад, но кулаки помнили скулу засранца. Тряхнув пару раз, Затевахин бросил парня на землю, сел сверху.

– Запомни, сволота, Затевахин никогда предателем не был. Я-то домой иду. Призовут, пойду в войска, а ты, щенок, за границей болтаться будешь, как г… в проруби. Езжай, вспомнишь когда-нибудь наш разговор.

Через полчаса Иван был дома.

Как он и предвидел, домашние были в сборе, даже Серёжку из садика Марина забрала. Лица серьёзные, сосредоточенные. У тестя лицо пунцовое, явно принял стопку, а тёща встречала зятя почему-то в траурном чёрном платье.

– Кого хороним? Евдокия Макаровна, в честь чего траурное платье?

Кузьмич хохотнул:

– Ванечка, так у бабули это выходное платье, другого просто нет. – И повернулся к жене. – Говорил тебе, красное надень, так нет, самое лучшее… самое хорошее… эх ты… А ещё любящая тёща.

Маринка перебила отца:

– Да о чём вы?! Ванечка, ну что с призывом?

Иван знал, томить семью шутками и театральными паузами нельзя, не тот случай, хотя хотелось съязвить по поводу траурного вида тёщи.

– Всё в порядке. Пока я призыву не подлежу, это главное. Проверили и уточнили личные данные, семейное положение, адрес проживания. По моей армейской специальности заявок нет.

Тесть тут же влез в разговор:

– Это какая такая дефицитная специальность. Солдат, он и есть солдат. Вот я, к примеру, танкистом был…

Иван улыбнулся:

– Егор Кузьмич, что вы меня пытаете, я же сказал, пока я Вооружённым силам не нужен. В запасе я. В за-па-се!!! Понятно?

И Мариша одёрнула отца:

– Папа! Хватит. Дай человеку прийти в себя.

Егор Кузьмич согласился:

– И то правда…

Затевахин вновь посмотрел на родню. После утренней поездки, напряжённого ожидания, переживаний в стенах военкомата внимание родных людей было приятно, и на душе стало спокойнее.

Женщины засуетились, оказалось, стол уже накрыт, и вот она, поляна на все случаи жизни: здесь тебе и проводы, и встречи, и свадьбы, и рождение деток, да и поминки.

Куда без всего этого верующему человеку.

За разговорами незаметно прошёл день.

И вновь не спится Ивану. Перед глазами военкомат, призывники: молодёжи почти нет, народ степенный, крепкий, одежонка не парадная. Разговоры всё больше о насущном, голоса приглушённые, смешков почти нет. Улыбки? Есть улыбки, как без них. Поразили серьёзные, сосредоточенные лица работников военкомата. В бытность его первого посещения этого заведения в кабинетах витал крепкий запах недорогого парфюма, цветы в огромных горшках, повсюду чайники, стаканы и даже электроплитки на подоконниках, и ни одного офицера, всюду дамы далеко не юного возраста. Нынче всё по-другому, вроде и чайники остались, и цветы. Кстати, и дамы те же, но лица, их лица совсем иные. Поразила скорость, с которой работают эти женщины, тут не до шоколадок или шуток: присел посетитель, две минуты и вперёд, кому на комиссию, кому в пенсионный отдел, всё чётко, без лишних вопросов. И офицеров он увидел, старлея с золотистой нашивкой о тяжёлом ранении и седого подполковника.

Крутится в кровати Иван, вертится с боку на бок.

Маришка поняла, не спит Иван, переживает. Прижалась к мужу.

– Ванечка, ты знаешь, я решила на курсы медсестёр пойти. Я ведь после школы не работала нигде и не училась, всё дом да дом, потом Серёжка, а годы идут. В колледж поздновато, возраст не тот, да и долго там учиться, а на курсах самое то, уже и посмотрела, где курсы, когда начало и прочее. Серёжа в школу ходит, забот меньше, и мама, если что, поможет. Как ты думаешь?

Делать вид, что спит, Иван не мог, вопрос жена подняла важный. Ещё полгода назад он и разговаривать на эту тему не стал бы – дома сиди, сына воспитывай. А сейчас… Вдруг призовут? А если что с ним случится?

Он повернулся к жене:

– Ты это серьёзно?

– Ванечка, конечно, серьёзно. Я и с мамой это обсудила, она поддерживает. И место для работы подобрала. В фельдшерско-акушерском пункте через три месяца место младшей медсестры освобождается. Анютка в декрет уходит, Мария Сергеевна меня будет ждать. Я всё просчитала, за три месяца допуск и удостоверение получу и на работу.

Затевахин помолчал. В общем-то, молчал из-за приличия, сразу нельзя соглашаться, Маришка запаникует, мол, решил жену на работу сплавить.

Спустя пару минут ответил:

– Что же, я не возражаю. Наверно, в этом есть смысл.

Маринка чмокнула мужа в маковку.

– Спасибо! Спокойной ночи.

И ночь та была действительно спокойной для супругов, все переживания позади. А впереди их ждал новый день и, как всегда, суетной, беспокойный. Но неопределённости, тревожных ожиданий этот новый день вряд ли принесёт.

И ведь что произошло?

Всего-то! Затевахин по повестке прибыл в военный комиссариат. Шёл с неким напряжением. Было такое. После начала специальной военной операции, что уж темнить, дрогнуло было сердечко. И не только у него дрогнуло.

А вдруг… А если…

Да! Да! Действительно было такое.

Однако, получив повестку, он не спрятался под кровать, не сбежал, нет. Шёл с чётким пониманием: поставят в строй, значит, его силы, знания, опыт нужны стране, нужны его семье, его сыну. И семья поддержала, ни паники, ни шума. Вон как лихо соседку на место поставили, когда та пришла сыну попутчика в Грузию искать, причём без него обошлись. Молодцы! Это ли не поддержка. Спасибо им.

Так что неопределённости в его жизни нынче нет. Всё в порядке.