Текст книги "Месть вогулов"

Глава V

Русские, опасливо оглядываясь, вошли в небольшой лагерь вогулов, состоящий из нескольких чумов, едва заметных среди пожелтевшей листвы. На поляне виднелись следы недавно горевшего костра, трава вблизи пепелища была красной от крови. Дружинники невольно вздрагивали, видя следы жертвоприношения. Чья жизнь оборвалась недавно в лесной чаще? Уж не человеческая ли? Им не суждено было узнать об этом.

Осмотрев место ночной трагедии, предводители отрядов ушли беседовать в просторный чум шамана. Воины, не зная чем себя занять, с любопытством разглядывали друг друга. Не часто удавалось вот так вблизи посмотреть на чужаков, разве что на поле брани. До чего же они казались непохожими! Люди Сотамына были невысокими и кряжистыми. Благодаря смуглой коже и по-восточному раскосым глазам они немного напоминали татар. Тёмные, курчавые волосы жителей тайги порой украшали разноцветные нити и медные побрякушки. Вся одежда и снаряжение их были дарами леса. Куртки-волчёвки, оленьи штаны, тёплая обувь на зверином меху делали и самих воинов похожими на диких животных. Острый взгляд, грация рыси и крепкие мускулы выдавали в воинах-зверях опасных хищников. Каждый из них был вооружён коротким тугим луком. Из колчанов за плечами виднелись стрелы, некоторые весьма причудливой формы. Дополняли снаряжение небольшие топоры, явно удобные для метания, и крепкие копья с железными наконечниками. На поясе у каждого висел длинный нож с костяной или деревянной рукоятью.

Словом, вид у лесных жителей был очень воинственным. Но в их тёмных внимательных глазах не читалось вызова, как это порой бывало у заносчивых татар. Напротив, они с дружелюбным любопытством разглядывали удивительных ратников, закованных в железо. Некоторые явно были не прочь подойти и поговорить, но природная скромность не позволяла им сделать этого.

„Как же мирные вогулы не похожи на вогулов в бою“ – размышлял Олег, десятник Михаила. Не верилось, эти что застенчивые лесные люди могли становиться неистовыми, одержимыми войной бойцами, не страшащимися ни боли, ни ран.

Русские, не менее храбрые в бою, в остальном были совершенно иными. Они не носили длинных волос, зато лица многих украшали усы и густые бороды; кожа дружинников была гораздо светлее. Одежда их тоже выглядела иначе. Стальные шлемы с бармицами[5]5
  Бармица – кольчужная сетка, прикреплённая к шлему сзади, для защиты шеи, затылка и плеч.


[Закрыть], защищающими шею и плечи, кольчуги двойного плетения резко отличались от убранства лесных воинов. Круглые тяжёлые щиты со стальными полосами казались тем и вовсе чем-то невиданным. Мечи и кривые сабли были более привычны вогулам, такое оружие они не раз встречали в стычках с татарскими отрядами. Поглядывали русские недобро и с опаской – всё ещё ждали, не полетят ли из кустов странные воющие стрелы, ранее нигде ими невиданные. Только десятник был спокоен. По опыту он знал, что если вогулы не напали сразу, то вряд ли нападут и потом.

Помявшись, Олег подошёл к четвёрке лесных жителей, стоящих отдельно от остальных. Навстречу ему шагнул крепкий воин, лицом похожий на волка. Вогул вопросительно посмотрел на десятника, трое молодых охотников за его спиной настороженно замерли. Не придумав, что сказать, Олег коротко, но вежливо поклонился. Вогулы переглянулись между собой. Подумав, воин с волчьим лицом ответил на поклон. Охотники за его спиной тоже торопливо закивали.

– Меня зовут Олег, а тебя? – спросил десятник.

– Потыр. – ответил вогул, приложив ладонь к груди. Олег протянул ему руку. Воин отступил на полшага, с непониманием глядя десятнику в глаза.

– Это русский обычай – пояснил тот. Мы жмём друг другу руки, чтобы показать, что не прячем оружие. Вогул не спеша, аккуратно пожал руку русскому, затем с удивлением посмотрел на свои пальцы. Внезапно широко улыбнулся, сразу перестав быть похожим на волка.

– Хороший у вас обычай, Олег! Мне нравится.

После этого он что-то сказал молодым охотникам. Те тоже стали по очереди подходить к десятнику и опасливо здороваться.

– Скажи, Потыр… – начал Олег, поздоровавшись со всеми. – А почему у тебя в колчане стрелы разные? Никогда таких не видал.

Вогул удивился вопросу. Сняв колчан, он начал показывать стрелы. Объяснил, какая лучше бьёт рыбу, какая для зверя лесного, а какая… для защиты, осторожно закончил он.

Олег с удивлением брал в руки необычные зазубренные стрелы. Некоторые из них походили на вилки, другие были в виде ножа – для зверя, третьи с зубцами – для рыбы, которую тоже стреляли вогулы. Две были и вовсе диковинными – с железным шаром вместо наконечника. Потыр объяснил, что такой стрелой можно сбить с дерева белку, не портя её шкурку. Прочие дружинники, заинтересовавшись разговором, подошли тоже, стали разглядывать непривычное оружие. Тогда один из вогулов помоложе спросил:

– А можно посмотреть это? – он указал на большой круглый щит Олега. Десятник кивнул, улыбаясь. Щит быстро пошёл по рукам. Вогулы с удивлением разглядывали его, как дети необычную игрушку. Кто-то попробовал постучать по щиту, как по шаманскому бубну. Услышав знакомый звук, он начал изображать шаманский танец с бубном, ритмично постукивая. Русские ратники грохнули со смеха.

– А десятник-то у нас, шаман, оказывается! – Смеялись они. – вот зачем свой щит в походы носит! Вогулы, глядя на русских, тоже заулыбались.

После этого стена отчуждения между воинами рухнула. Все наперебой начали расспрашивать друг друга, рассматривать одежду и оружие. Объяснялись где словом, где жестом. При этом подняли такой шум, что Михаил и Сотамын настороженно выглянули из чума: не случилось ли беды? Каково же было их удивление, когда они увидели русских и вогулов, наперебой здоровающихся и весело болтающих друг с другом. Олег и вовсе учился стрелять из вогульского лука, а Потыр терпеливо объяснял ему, почему стрела „поёт„в полёте, показывал незаметные прорези на острие. Подивившись, князь и шаман вернулись к своей невесёлой беседе.

– Я ждал тебя, Михаил. Садись, потолкуем. – сказал шаман, едва из-за откинутого полога показалась высокая фигура князя.

– Ждал меня? Но как ты узнал, что я приду? – удивился Михаил.

– Просто знал и всё. Не о том сейчас речь.

Князь с пониманием кивнул, удивляться тут было нечему. С детства общаясь с вогулами, он знал, что странный лесной народ обладает необычным свойством – умением видеть ближайшее будущее. Даром этим владело большинство вогулов, поэтому их трудно было удивить внезапным визитом. Чаще всего гостя с порога ждал тёплый приём, так как хозяева уже видели его приход во сне и с утра готовили угощение. Это же свойство помогало вогулам и на войне, врагам редко удавалось напасть врасплох. Чаще набежники сами попадали в засаду, устроенную лесными воинами.

Говорили Михаил и Сотамын вполголоса. Килим сидел возле входа, потупив глаза в пол. Чуял парнишка, что попадёт ему за то, что сразу к шаману не пришёл. Потому и сидел тихо, как мышь, делая вид будто и нет здесь его. Но князь знал, что смекалистый вогул внимательно вслушивался в каждое слово. Его живой ум рисовал красочные картины, стараясь понять, что же всё-таки произошло тогда в лесу…

– Когда, говоришь, ты первый раз увидел мёртвых? – спросил Килима шаман.

– Да недавно же! Два дня как. Когда ты к Чопырр пошёл, я на охоту собирался. А как выгнала она тебя, уже по лесу бежал… – начал было парнишка. Но старик вдруг так цыкнул на него, что Килим оборвал речь на полуслове.

– Ну что за дурень! – в сердцах воскликнул шаман. – Мало тебя били, всё одно дураком остался. Килим скромно потупился. Опять ругают… А за что? Он же правду сказал.

– Ладно. – кивнул шаман князю. – Про это после речь будет. Объясни, Михаил, что это за люди такие были? Почти все воины, а один уж больно человек непростой. Одет богато, да и денег у него ваших много было. Кто он? Уж не князь ли, вроде тебя?

– Не князь это. – огорчённо покачал головой Михаил. Царя грозного посланник. Шёл ко мне, в Чердынь. Указы важные нёс. Остальные – просто охрана.

– Это плохо. – сказал шаман. – Разгневается царь твой, коли узнает, что такого человека в лесу убили.

– Разгневается – мало сказано – ответил Михаил. – Как бы вовсе голову не снял. Давно он зуб точит на Чердынь-град. А на меня – особе.

– А много ли у него воинов? – поинтересовался шаман.

– Больше, чем людей в здешних лесах. Случись что, ни в жизнь мне не отбиться. – печально закончил Михаил. – Ты мне лучше вот что скажи, Сотамын… Знаешь ли, что с людьми царскими случиться могло? Ведь не вогулы их побили и не разбойники. Деньги в кошелях остались, и оружие дорогое не – Не знаю, как и сказать тебе, княже, чтоб поверил. Человек ты умный, знаешь много, но об ужасах старых времён, верно не слыхивал.

– Всякое я слышал, Сотамын. Но царские посланники не были разорваны чудовищами, их сразило людское оружие.

– Создания тьмы тоже носят оружие, Михаил. Тот, кто убил русских, говорят, тоже был когда-то человеком. Но теперь это ночной шайтан[6]6
  Шайтан – бог, демон, дух у вогулов.


[Закрыть], убийца, не знающий жалости. Пришёл он из далёких северных земель в те годы, когда и деда моего на свете не было.

– Дивные вещи ты говоришь, шаман. – поразился Михаил. – Кому другому бы не поверил, а тебе верю. Скажи, что нужно этому чуду-юду? И как от него защититься?

– Не порадую тебя, князь. Пришёл шайтан за тобой и твоими людьми. Прислала его ведьма могучая, которой твой народ поперёк горла стал. Всё прогнать вас мечтает, ни о чём другом и думать не может.

– Так может, мне самому с ней встретиться? – нахмурился князь. В наших сказах воины завсегда злых колдунов побеждают.

– Даже не думай об этом, Михаил. Лесные люди хорошо охраняют её, да и сама ведьма умеет за себя постоять. Загубит тебя, а после большая война начнётся.

– Что же тогда делать, Сотамын? Ещё одно такое побоище, и царь пришлёт своё войско.

– Пока оставь это мне. Буду говорить с богами. Сила леса велика, а этот шайтан чужой в наших местах. Может и смогу изгнать его. Ты же отправляйся пока в Чердынь, да шли скорее царю послание, пока другие тебя не опередили. И ещё, князь… Всякое может случиться. Скажи своим людям, чтобы бдели.

– Думаешь, демон может явиться в город?

– Непременно придёт, если от него не избавиться. Жди и готовься защитить людей. Пошлю тебе весть, как закончу обряд. Михаил поблагодарил шамана и собирался уйти, но тот остановил его.

– Вот ещё что. – Сотамын достал из оленьих шкур длинный меч, лезвие которого покрывали странные рунные символы. – Не думал, что это когда-нибудь пригодится…

– Что за странный меч? Откуда он у вогулов? – Спросил Михаил, удивлённо разглядывая руны, по которым пробегали еле заметные голубые искорки.

– Этот меч – реликвия моего народа. Он очень древний и бывал во многих битвах. Береги его! Если лезвие переломится, сила меча уйдёт навсегда.

– Чем мне поможет это старое оружие? – недоумённо спросил князь.

– В нём заключена власть над теми, кто прячется во тьме. Этим мечом можно ранить того, кому не причинит вреда человеческое оружие. И ещё… Он пришёл из тех мест, откуда явился шайтан.

Михаил задумчиво шёл по лесу, уводя свой отряд обратно в Чердынь. Десятник шёл рядом с ним, на языке его застыло много вопросов. Но князь дал знак – „поговорим после“ – и Олегу пришлось замолчать. Хорошо, что Килим остался с Сотамыном. Любопытный вогул наверняка замучил бы князя вопросами, а говорить совсем не хотелось. Многое нужно было обдумать, прежде чем решить, что делать дальше. Положение становилось опасным. Мало того, что Грозный мог воспользоваться случаем и прислать войско, дабы навести в Чердыни порядок. Так ещё и эта странная история с демоном… Князь не очень-то верил в нечистую силу. Но он хорошо знал мудрого шамана и понимал, что тот зря языком трепать не будет. Ещё думалось про удивительный меч – Михаил до сих пор не мог поверить, что Сотамын отдал ему реликвию лесного народа. Значило это только одно: опасность очень велика, гибель грозит не только русским, но и вогулам.

Вернувшись в город, Михаил долго думал, что написать царю Ивану. Сказать, что боярина загубили лесные жители? Тот разгневается и захочет наказать их. Сослаться на разбойников? Не поверит, откуда они в такой глуши. Решил написать, что отряд царского посланника был изрублен неведомыми людьми. При этом намекнул, что это могли быть пришлые татары, явившиеся пограбить местный народ. Может и не поверит, но больше сказать нечего. И, конечно, сказал что бросил все силы на розыск виновников. Не забыл приложить к посланию богатые дары и уверения в верности ему, царю русскому. Авось обойдётся…

Едва закончив писать, Михаил услышал стук в сенях. Явился тот, кого меньше всего хотелось бы сейчас видеть. Архимандрит Амвросий вошёл, коротко кивнув князю, и внимательно, испытующе посмотрел ему в глаза.

Глава VI

Архимандрит мрачно разглядывал князя, думая, как начать непростой для него разговор. Сам вид священника отнюдь не напоминал о христианском смирении. В глубине его зелёных глаз полыхал огонь затаённой ярости, грозящий в любую минуту обратиться в пламя пожара. Высокая, измождённая фигура, длинная борода, густые тёмные брови делали Амвросия больше похожим на разбойника, чем на святого отца. Мрачная, чёрная ряса, перевязанная верёвкой вместо пояса, дополняла жутковатый образ. Не раз добрым прихожанам случалось с ужасом вздрагивать, встретив архимандрита в тёмном переулке.

– Что-то случилось, владыка? – спросил Михаил, стараясь добавить смирения в голос. Князь не любил Амвросия, хоть и знал, грешно это. Не нравилась излишняя строгость священника, его стремление обратить всех лесных жителей в православие, чего бы то не стоило. А карательные походы против местных шаманов с истреблением идолов, Михаил и вовсе считал варварством. „Ох, добьётся Амвросий того, что вогульские князья объединятся и дадут бой тем, кто оскорбляет их святыни“ – так, не без оснований, думал Михаил. Но вразумлять архимандрита было бесполезно, тот только тряс бородой и грозил адским пламенем строптивому князю.

– Случилось, князь, ох недоброе случилось на земле русской! – как всегда нараспев, витиеватым языком начал Амвросий. – Покачнулась вера православная, нет больше в людях древнего благочестия. Смущают народ бесы лесные, чудища безбожные, шаманы дикие. – У князя чуть зубы не заломило от завываний архимандрита. „Опять за своё, козёл бородатый! Как бы от тебя отделаться поскорее“ – подумал Михаил, и тут же устыдился своих мыслей.

– Грешны люди, владыка. На то и поставлена на земле церковь божия, чтобы народ к добру, к Богу оборачивать.

– Добро ты речёшь, княже. – ответил архимандрит. – Но знаешь ли, в лесах здешних живут приспешники дьявола, что людей смущают и во мрак безбожия вергнуть пытаются?

„Опять он о шаманах“ – подумал Михаил. – „Вот привязался к ним, чёртов фанатик. Лучше бы язык вогульский выучил, да в леса ходил, о Боге рассказывал. А то дожили! народ местный священника как огня боится, чуть увидят – сразу разбегаются“. Но вслух смиренно ответил:

– Дикий народ здесь живёт, владыка. Бога отродясь не знали, винить их не за что. От дикости неверие их.

– Не о том говоришь ты, князь! – Повысил голос архимандрит. – Слыхал ли, что люди русские от закона нашего древнего, к идолам богомерзким обращаются?

„Древнего!“ – подумал князь, теряя терпение. – „Как будто православие не чужая вера, взятая нашими предками у другого народа. И не так уж давно“. Ох и разозлился бы Амвросий, услышав такие мысли!

– Владыка, не сочти за дерзость. Ведь не учить ты меня пришёл. Вижу, есть у тебя дело. Скажи, о чём мыслишь? Глядишь, и надумаем вместе что доброе.

– Ох, непочтителен ты, княже. Но прощаю – человек военный, не научен беседу благочестивую вести. Потому скажу, как есть… Слыхал ли ты, что в лесах близ Чердыни живёт ведьма богомерзкая? Все вогулы к ней на поклон ходят, она поучает жить их по-своему, идолам безбожным молиться. А про Господа нашего, Иисуса Христа, речи недобрые богохульные ведёт. А хуже всего то, что мужички наши русские, неразумные тоже рассказы её слушают, да на ус себе мотают.

– Слыхал, владыка, как не слыхать. Такой уж народ здесь – чуть ли не каждый второй у них шаман. Не убивать же всех!

– Как сказать, княже, как сказать… Подумали мы тут и замыслили дело богоугодное совершить. Только помощь нам твоя понадобится.

С этого момента Михаил напрягся и стал слушать внимательнее. Знал он, если архимандрит какое дело замыслил, добра не жди. Опять с местными перессорится, беду наживёт на его, князя, голову.

– Хотим мы собрать христово воинство да отправиться в лес тёмный, где ведьма та живёт. А как найдём её – сжечь неверную, да жилище её по ветру пустить, дабы не осталось скверны этой на свете белом. Чтобы ярче засияли кресты на наших церквах, да вернулся народ к вере праведной, православной! – разгораясь, вещал священник, глядя Михаилу в глаза. „Совсем обезумел“ – подумал князь.

– Опасное дело ты задумал, владыка. Вогулы не простят нам убийство ведьмы. Десять лет не ходили они набегами на Чердынь. Неужели хочешь, чтобы погибали опять люди православные?

– А на что нам войско царское дано? На что нам ты, княже, защитником поставлен? Бог даст, отобьёмся от орды нечестивой. Да так, чтобы впредь боялись нам дорогу переходить.

– Нет, Амвросий. – Нахмурился князь. – Не стану я воинов своих в лесах губить понапрасну. Случалось мне драться с вогулами. В лесу они как рыба в воде, каждую травинку знают. Другое дело – крепость защищать, тут мы сумеем отбиться. А в тайгу дружину посылать – пустое: загубим добрых ратников да на город беду накличем.

– Знал я, что не радеешь ты за дело божие, князь! – в гневе воскликнул Амвросий. – Давно на тебя смотрю. Вижу, как ты дружбу водишь с язычниками, в веру святую обратить их не пытаешься! Погоди же, как бы и тебе беды не было!

– Ты что же, поп, грозить мне вздумал? – разозлился Михаил. – А из окошка летать не пробовал? Могу и поучить! – Архимандрит опешил от этих слов, не ожидал такого от сдержанного князя. А Михаил продолжал уже мирно:

– Занимался бы ты, владыка, делами божьими. А земное нам, воинам, оставил. Не к лицу священнику отряды водить, да людей убивать, хоть и диких.

– Попомню я твои слова, князь! Во век не забуду! – сверкая глазами, вскричал архимандрит. – Обо всём царю-батюшке расскажу! И про посланника не забуду, которого язычники убили! Узнает он, что не можешь ты здешний народ в послушании держать! – Лицо Михаила омрачилось от этих слов. Велел он своим воинам, ни единой душе не рассказывать о том, что в лесу видели. Выходит, есть в его дружине предатели-доносчики. А ведь брал самых верных, с кем огонь и воду прошёл вместе. Кому ж теперь доверять…

Архимандрит ушёл, оставив дверь нараспашку, даже не простился. „Ну и пёс с ним!“ – решил Михаил. Рано или поздно такого разговора было бы не миновать. Подумав, он позвал к себе десятника Олега. Многое хотелось обсудить с верным другом. Да и просто поговорить по-человечески, после разговора с Амвросием на душе было гадко. Олег всегда поддерживал князя в его нелюбви к священнику, при нём можно было говорить свободно.

Архимандрит тоже был сильно не в духе. В последнее время священника мучили грешные мысли: занесла же нелёгкая в северные леса! Убраться бы отсюда подальше! Куда как лучше было б прожить счастливую жизнь на родной земле, в сердце Руси, среди добрых христиан. Дело его, конечно, богоугодное – подобно великим святым в пустыне молиться, да народ неразумный просвещать. Но до чего же трудно лесным дикарям втолковывать простые истины, понятные всякому русскому! Они ведь будто дети малые!

С горечью вспоминал Амвросий, что было, когда случалось ему приводить вогулов в церковь. Православный люд, глядя на них, не знал – смеяться или плакать. Где уж там христианское благочестие! Зайдут дикари, непременно каждому святому поклонятся, да только не из усердия в вере, а чтобы никому обидно не было. Любопытные – страсть: только дьячок пойдёт в алтарь – все туда, за ним; откроет царские врата – то же. Начнёт Апостол читать – прямо в рот заглядывают: дивятся, какой у служителя голос. Станет ходить, да кадилом помахивать – бродят за ним неотступно. С колокольным звоном и вовсе беда! Как пойдёт трапезник благовестить – дикари всей толпой бегут за ним на колокольню. Так любят этот звон, что готовы всё время на колокольне торчать, другой раз и спустить их оттуда невозможно. А спустишь – обидятся, да и уйдут вовсе из церкви, даже службы не достоят. Иной раз и дверь поленом подпирать приходится, чтобы раньше времени не сбегали. Беда с ними. И за что ему, Амвросию, такое наказание! Не иначе как за грехи перед Господом.

А тут ещё и эта размолвка с князем. Знал священник, что Михаилу не понравится затея охоты на ведьму, но всё же не ожидал такого категорического отказа. Мало того, идея собрать народ на проповеди, призвать, чтобы постояли за веру православную, тоже грозила провалиться. Мужики конечно понимающе кивали, ругали адское отродье. Но хвататься за топоры и идти в тайгу не спешили. Долгие годы жизни в лесной глуши научили людей осторожности. Понимали, что воевать с лесными жителями – совсем не то, что разорять двор опального боярина. Корысти никакой, а головы можно лишиться запросто. Пришлось архимандриту прибегнуть к старому, проверенному способу имя которому – подкуп. Весёлый звон монет лишал покоя даже ленивых и трусов. Амвросию без труда удалось собрать три десятка отчаянных, решивших рискнуть собой мужиков. Ещё столько же денег ушло, чтобы придать этому сброду хоть сколько-то воинственный вид. Но всё же ощущение тревоги не покидало священника. Даже страстная молитва, против обыкновения не вернула ему боевой дух.

Туманным утром, на рассвете, отряд Амвросия тронулся в путь. Провожать „христово воинство“ высыпал весь город. Одни смеялись над незадачливыми вояками, другие неодобрительно качали головой. Трудно было воспринимать всерьёз пестрое воинство, состоящее в основном из местных пропойц да бездельников. Некоторые женщины смахивали слезу, провожая тех как в последний путь. Архимандрит шёл во главе отряда, высоко неся святую хоругвь. Лицо его казалось потемневшим от злости. Совсем иначе выглядело бы это войско, будь в нём воины Михаила в сверкающих шлемах и звенящих кольчугах! Но князь лишь нахмурился, встретив пылающий гневом взор архимандрита, после чего отвернулся и ушёл. Помощи от него ждать было бесполезно.

Небо над городом было затянуто густыми тёмными тучами. Казалось, будто наступил уже вечер, хоть было раннее утро. Лес встретил странное шествие тревожным шелестом листвы. Вековые деревья старчески скрипели, под порывами ветра. Ратники понуро брели, угрюмо глядя себе под ноги. Воздух был холодным и влажным, плетёные башмаки насквозь промокали от болотистой почвы. От назойливой мошкары и кусачих муравьёв чесалось всё тело. Казалось, многие уже сожалели о своей вчерашней браваде, когда, напившись подаренным архимандритом вином, задорно кричали: „Постоим за землю русскую! Защитим царство божие!“. Но отступать было поздно. Мрачно шли они, поглядывая на Амвросия – не одумается ли, не повернёт ли обратно? Архимандриту больше всего хотелось так и сделать, плюнуть на всё и вернуться в город. Но когда он представил усмешки чердынцев, втихомолку отпускаемые ими шутки о „непобедимом христовом воинстве“, сердце его вновь ожесточилось. Наконец, забрели они так далеко в чащу, что мысли о возвращении были забыты. Совсем стемнело, в небе послышались первые раскаты грома. Ну вот и повоевали, переглядывались мужики. Сейчас польёт дождь, земля совсем раскиснет. Много навоюешь в такую погоду…

Внезапно, в шуме ветра тонкий слух архимандрита уловил неистовое ржание лошадей. Сначала он не придал этому значения, но странный звук повторялся вновь и вновь. Амвросий истово перекрестился. Ржание утихло. „Никак, ведьма злобная морок на нас насылает, чувствует свою гибель скорую!“ – так подумал священник, но вслух говорить ничего не стал. Не хватало ещё, раньше времени народ пугать, людям и без того не по себе было. Казалось, что-то тяжёлое повисло в воздухе, не давало дышать. Как будто сама природа возмущённо наблюдает за жалкой кучкой людей, решивших бросить ей вызов именем неведомого Бога. Внезапно один из мужиков закричал, на что-то указывая пальцем.

Его крик подхватили другие. В небе над отрядом быстро проносилось что-то тёмное, но из-за верхушек деревьев было не разобрать, что это. Ясно было одно, приближалось нечто нечеловеческое и очень опасное.

В этот момент, когда все были готовы дрогнуть и бежать куда глаза глядят, архимандрит доказал, что не зря столько лет был воином, прежде чем принять духовное звание. Резкие, отрывистые команды его были не кличем священника, а приказами опытного, битого жизнью командира: „Занять круговую оборону! Первый ряд – достать топоры и палицы! Сдержать натиск! Середина – зарядить луки, стрелять по готовности! Всем – держать строй!“. Готовое уже разбежаться разношёрстное войско быстро успокоилось. С ними был настоящий командир и неважно, что он в рясе, а в руках держит православный крест.

На несколько минут повисла тишина. Неведомый враг не спешил показываться. Амвросий собрался было скомандовать отбой тревоги и двинуться дальше, но тут в лесном полумраке появились они…

Конники в чёрных плащах и древних стальных доспехах не спеша, в молчании выступали из-за деревьев. От них веяло могильным холодом. В воздухе повис тяжёлый затхлый запах склепа. Увидев лица врагов, архимандрит ужаснулся – то были черепа с тёмными провалами глазниц. Кони также были истлевшими скелетами. Настоящая нечистая сила настигла их сегодня в тёмном лесу – с пугающей ясностью осознал священник. Он не был трусом. Не давая своим воинам опомниться, Амвросий во весь голос скомандовал: „к бою!“ В воздух полетели стрелы, их наконечники со звоном разбились о тяжёлую броню конных. Те что всё-таки нашли цель, не причинили врагам никакого вреда. Шедший впереди скелет на огромном коне что-то проревел громовым голосом, перекрыв все остальные звуки. И жуткая кавалькада бросилась в атаку. Раздался страшный стук железа о железо, который тут же сменился диким скрежетом. На глазах архимандрита один из ратников обрушил палицу на голову коня-скелета и раздробил её. Но всадник, казалось, даже не заметил этого. Ударом двуручного меча он мгновенно снёс голову воина. Она покатилась к ногам священника, заливая траву кровью. И это было лишь начало. Всюду, куда бы не повернул голову Амвросий, уже кипел бой. Оружие русских ратников бессильно отскакивало от стальной брони, тогда как мечи скелетов мгновенно разрубали тела людей пополам, их булавы опускались на головы пеших с жутким треском, после чего люди медленно оседали на землю. В воздухе висела кровавая пыль, всюду валялось брошенное оружие и куски изрубленных тел.

Архимандрит понял, что настал его последний час. Ряды русских быстро таяли, а вокруг них носился целый сонм демонов, не давая никому отступить, спастись бегством.

– Отходим! Всем отступать! – запоздало закричал Амвросий.

Несколько бойцов, явно бывших царских солдат, обступили его и попытались вывести с поля боя. Построившись клином, они начали двигаться сквозь строй призрачных всадников, раздавая удары направо и налево. Внезапно напротив бойца, шедшего во главе клина, появился предводитель всадников. Их мечи столкнулись. От удара призрака оружие русского воина раскололось на части. Следующим ударом скелет отсёк ему руку, всё ещё сжимающую рукоять меча и поверг ратника на землю. Копыта коня опустились на голову беззащитного воина и докончили дело. После этого строй распался, люди Амвросия разделились и стали биться по одиночке, погибая один за другим. Архимандрит дрожащими руками схватил сверкающий золотой крест, опустился на колени и вознёс последнюю в своей жизни молитву. Время как будто застыло вокруг него. Глаза священника всюду видели смерть: конные с дикими кличами наносили страшные удары, русские ратники тщетно пытались защититься от них и падали, обливаясь кровью. Иные обращались в бегство – беспощадная сталь настигала их повсюду. Жуткая картина напоминала преисподнюю, где демоны карали нечестивых грешников. „Отче наш, иже еси на небеси… Да святится имя Твое…“ – страстно шептали губы священника. Молясь, Амвросий вспоминал свою жизнь. Сколько проповедей провёл он, призывая людей к вере и страху Божию! Сколько лесных идолов поверг, сжёг, обратил в ничто! Неужели же Бог отступится от него в этот последний час? Амвросий уже не видел и не чувствовал ничего вокруг себя, в мыслях своих он возносился на небеса, окружённый ангелами. Лицо священника озарилось безумной улыбкой. Но вдруг что-то разорвалось в его голове и ангелы сменились чёрными демонами, кружившими вокруг него и кричащими что-то жуткими, резкими голосами. Они призывали Амвросия сесть на коня и скакать вперёд, без остановки, бесконечно ища новую жертву. И у архимандрита больше не оставалось сил противиться этому зову.

А где-то далеко, в глубине леса, ведьма наконец пришла в себя после колдовского сна. Её яркие синие глаза всё ещё метали молнии, но лицо озарилось радостной улыбкой.