Текст книги "Бремя русских"

Сенатор Камерон по-военному отдал честь, хотя ни дня не служил в армии. Дело в том, что его отец был военным секретарем при Линкольне и позаботился о том, чтобы сынок занял пост директора снабжения армии в Военном департаменте.

Джордж Хоар отхлебнул из стакана еще портвейна и сказал, – И еще, господа. Все, что мы обсуждали сегодня, пока остается между нами. Если вы считаете, что тот или иной человек – наш потенциальный единомышленник, мы должны сначала обсудить его кандидатуру и решить, подходит он нам или нет. И лучше всего, если другие будут знать только то, что им необходимо для решения поставленной перед ними задачи, и ничего более. Даже в кулуарах Капитолия лучше быть как можно более осторожными. Если у вас будет новая информация, передавайте ее лично мне, или, в крайнем случае, моему дворецкому Колину – он человек надежный. Если же у меня будет какая-нибудь информация для вас, то я, разумеется, приглашу вас еще раз к себе.

8 октября 1877 года. Саванна, штат Джорджия. Адмирал и генерал Конфедерации Рафаэль Семмс

Если Чарльстон – это самый красивый североамериканский город, какой я когда-либо видел, то Саванну, застроенную уютными особняками, можно считать серебряным медалистом. Мимо ее прекрасных площадей лениво течет в океан река, давшая название городу, и сама названная в честь давно исчезнувшего племени. Жизнь в городе тоже по-южному размеренная и неторопливая. Это вам не гремящий и крикливый Нью-Йорк, забитый под завязку эмигрантами и искателями легкой наживы, и вскорости грозящий стать нашим современным Вавилоном.

Как и ожидалось, местная таможня совершенно не имела к нам никаких претензий. Достаточно было показать бумаги из Чарльстона, и сразу все оказалось улаженным. Команда уже успела размять ноги на Кайаве и в Чарльстоне, а сюда мы заглянули исключительно по делам Конфедерации. Нам нужно было высадить на берег генерала Форреста и провести переговоры с Луисом Гордином Янгом.

Немного поразмыслив, отправляясь на встречу, я взял с собой самого генерала Форреста и молодого Генри Янга. Может быть, я поступил опрометчиво – генерала Форреста часто узнавали на улицах. Люди при встрече с ним снимали шляпы и всячески выражали свое почтение. Конечно, рано или поздно эта информация дойдет и до янки, поэтому для введения их в заблуждение мы с активно насаждали придуманную нами легенду, что генерал Форрест – это мой новый партнер в торговых делах. Так как он был прирожденным коммерсантом, версия казалась нам вполне правдоподобной. Здесь в Саванне я ожидал от Янга примерно такой же помощи в логистике, как и в Чарльстоне от его брата Роберта Гордина.

Мы подъехали к парадному подъезду огромного особняка с французскими балконами, утопавшего в тени вековых виргинских дубов, и постучались в дверь. Открыл ее нам не черный дворецкий, как это обычно бывает на Юге, а сам хозяин – высокий, поджарый человек лет сорока пяти с острой бородкой клинышком и военной выправкой.

– Адмирал Семмс! Генерал Форрест! Какая честь для моего скромного жилища! – радостно воскликнул Янг, узнав наши известные многим физиономии, и тут же поздоровался со скромно стоящим чуть в стороне племянником:

– И ты, Генри, тоже здравствуй!

Через десять минут мы сидели уже за столиком на веранде, а слуги хлопотали вокруг нас, накрывая на стол. Картина типичного южного гостеприимства – неожиданно пришли гости, и теперь честь хозяев требует, чтобы они скончались от переедания. Капитан Рагуленко, было дело, рассказывал моему сыну, что у русских обычаи точно такие же. Наверное, именно за это нас одинаково не любят скупые и сухие, как песок пустыни, янки.

Наконец суета улеглась и слуги удалились, после чего Янг негромко сказал:

– Джентльмены, парк у меня большой, слугам в поместье можно доверять, так что никто чужой нас не услышит. Я не поверю, что вы сюда приехали просто так.

– Капитан Янг, – произнес я, доставая из внутреннего кармана конверт, – мы привезли вам письмо от вашего брата.

Тот вскрыл конверт и прочитал письмо, после чего посмотрел на нас взглядом, исполненным надеждой. Он сказал:

– Господа, неужели тот день, о котором я молился каждый день с дня нашего поражения, настал? Неужели Юг станет свободным?

Генерал Форрест посмотрел на него и кивнул:

– Да, капитан Янг, так оно и есть. Юг будет свободным.

Капитан Янг стер платком со щеки непрошеную слезу.

– Тогда, господа, – вдруг сказал он, – позвольте и мне примкнуть к борьбе за правое дело. Я и сам кое-что могу, да и к тому же я выступлю на борьбу не один…

За сытным обедом он рассказал нам, как после поражения в Гражданской войне осел в Саванне, куда вернулось множество ветеранов армии Конфедерации. Многие из них пребывали в бедственном положении, и Янг, который очень быстро стал одним из самых успешных бизнесменов Саванны, организовал Союз Ветеранов Конфедерации, целью которого была взаимопомощь между своими.

Союз находил работу для ветеранов, находившихся в стесненных обстоятельствах, заботился об инвалидах, о вдовах и детях погибших, да и вообще поддерживал тех, кто, как и сам Янг, рискнул заняться бизнесом в условиях беззакония и наплыва саквояжников.

Постепенно у Союза появилась и своя военная организация – «Саваннская Милиция», в которую руководители Союза ветеранов зачисляли только тех людей, в преданности которых делу Конфедерации были абсолютно уверены.

Всего в отряде милиции состояло около двухсот пятидесяти человек, как ветеранов войны между Штатами, так и их детей, живущих в самой Саванне и в близлежащих к ней городах.

По несколько раз в году они отправлялись на учения в лагерь, расположенный где-то в местных лесах, на землях, принадлежавших семье одного из ветеранов. Кроме того, по ходу рассказа, у меня сложилось впечатление, что они иногда занимались и более деликатными делами. Как мне рассказал капитан Янг, в районе Саванны в последнее время совершенно прекратились нападения на поместья и путешественников, а негритянские банды, терроризировавшие район сразу после войны, куда-то исчезли.

– Так вот, господа, – закончил свой рассказ хозяин дома, – по первому зову я готов отправиться с моими ребятами куда угодно, если это послужит правому делу.

Подумав, я осторожно сказал:

– Капитан Янг, а если первым этапом возрождения Конфедерации будет освобождение, ну, скажем, Ирландии?

Тот с удивлением посмотрел на меня, подумал и сказал, – Адмирал, если это будет первым шагом – то я согласен. Более того, полагаю, что со мной согласятся и все мои люди. Тем более что англичане пообещали помощь в войне, но ничего и не сделали, ссылаясь на какую-то там мифическую русскую эскадру, пришедшую на помощь янки.

– Капитан, – ответил я, – увы, но русские действительно послали эскадру для защиты Нью-Йорка и прилегающих территорий.

– Даже так? – переспросил капитан Янг. – Что ж, никогда не имел ничего против русских, но этого я им не забуду.

Я покачал головой:

– Не спешите с выводами, капитан Янг. Они и сами теперь об этом сожалеют. И кстати, что если я скажу, что именно при поддержке русских, а точнее, югороссов, мы рассчитываем снова возродить Конфедерацию?

– Югороссов? – удивился Янг. – Тех самых, которые якобы сначала разгромили турок, а потом и англичан?

– Почему же якобы? – усмехнулся я. – Я совсем недавно лично побывал в Константинополе. Все так оно и есть. Оттоманская Порта перестала существовать всего за одну ночь, а броненосцы Средиземноморской эскадры британцев лежат на дне Саламинской бухты, рядом с персидскими триремами. Подобное тяготеет к подобному.

Мы сейчас действуем при полной поддержке властей в Константинополе и при молчаливом одобрении Петербурга. В нашем распоряжении имеется оружие, деньги и помощь лучшими в мире военными инструкторами и советниками. Только до определенного момента об этом не должна догадываться ни одна живая душа. Именно поэтому решено начать с Ирландии, чтобы там, на английском оселке возродить армию Конфедерации.

Янг задумался, после чего сказал:

– Если русские помогут нам вернуть свободу, то мы им этого тем более никогда не забудем.

Я кивнул:

– Вот и хорошо. Тогда мы ждем вас вместе с вашими людьми в бухте Гуантанамо через десять-пятнадцать дней?

Капитан Янг какое-то время не реагировал на мои слова. Я уже было решил, что он сейчас пойдет на попятную, но он кивнул в ответ.

– Адмирал, – сказал он, – все будет сделано. Не сомневайтесь. У меня три корабля с пшеницей как раз готовятся к выходу в Сантьяго-де-Куба. Конечно, там будет тесновато, но мы на них разместимся, даже вместе с нашими лошадьми. Но что насчет испанцев? Ведь они не любят, когда чужаки заходят в порты, не входящие в реестр.

– Это мы с югороссами берем на себя, – вместо меня ответил генерал Форрест. – У нас есть договоренность с испанским правительством, и оформленная аренда полуострова Гуантанамо на девяносто девять лет. Когда стреляет тяжелая артиллерия, добрым кавалеристам лучше постоять в сторонке и полюбоваться этим зрелищем. Так что, капитан Янг, добро пожаловать на борьбу за свободу нашего любимого Юга! До встречи в Гуантанамо!

9 октября (27 сентября) 1877 года. Утро. Гатчинский дворец

Это был, наверное, последний из ясных и тихих дней осени. Ярко-красные и желтые листья опадали с деревьев, а бледно-голубое небе уже дышало зимой. Император стоял у окна своего кабинета и задумчиво смотрел вниз, где перед завтраком занималась строевой подготовкой отдельная рота спецназа. Штабс-капитан Бесоев не особо изнурял своих орлов строевыми экзерцициями и шагистикой, больше напирая на различные способы умерщвления ближних и дальних неприятелей. Но перед приемом пищи пройти строем и с песней – это сам Бог велел. И вот над пустынным дворцовым парком разносился голос ротного запевалы:

 
Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля
Просыпается с рассветом вся российская земля…
 

После чего сотня молодых глоток подхватывала

 
Кипучая, могучая, никем непобедимая.
Земля моя, страна моя, ты самая любимая
 

Рабочий стол Александра III завален ворохом бумаг. Царь-труженик лично старался вникнуть во все, что происходило во вверенной ему Богом державе. А дел было много, очень много. Огромная страна, раскинувшаяся на одной шестой части суши, пока мирно дремала. Если оставить ее в той же вялой полудреме, то соседи-конкуренты уйдут вперед, и догонять их можно будет только с помощью мер чрезвычайных. Хотелось бы проделать все тихо и незаметно, но гирей на ногах висела огромная полуголодная масса крестьян, скученных в центральных и малороссийских губерниях.

Суть всего происходящего пришельцы из будущего в свое время объяснили императору. Методы обработки наделов и количество пахотной земли на крестьянскую семью не изменились со времен царей Бориса Годунова и Алексея Михайловича Тишайшего, а само население выросло в несколько раз. К тому же постоянные переделы земельных наделов по едокам приводило к тому, что крестьяне переставали заботиться о плодородии земли, от чего урожайность падала еще ниже. А еще чересполосица, при которой межи отбирали у пашни чуть ли не десятую часть площади, являясь при этом рассадником для сорняков и насекомых-вредителей.

Затеянная его отцом, императором Александром II, крестьянская реформа, о которой писал поэт Некрасов: «Порвалась цепь великая, порвалась – расскочилася: одним концом – по барину, другим – по мужику!..» – уже обрисовала общие контуры грядущей катастрофы, готовой разразиться в будущем. Класс помещиков гнил на корню, разорялся, закладывал имения в Дворянском банке, а полученные деньги тратил не на развитие хозяйства, а спускал в казино Ниццы и Висбадена.

Сводка по помещичьим имениям, находящимся в залоге и в том числе уже выставленным на торги, лежала на столе императора среди прочих бумаг, и сведения, изложенные в ней, ужасали самодержца.

Александр III, чем глубже вникал во все эти вопросы, до которого у него в прошлом варианте истории просто не доходили руки, тем больше убеждался в том, что основной причиной будущего краха Российской империи явилось разложение дворянства и превращение его из служивого сословия в прослойку паразитов.

Конечно, среди помещиков есть и те, кто всерьез занимается своим хозяйством, покупает сельхозмашины и обучает рабочих правильно вести хозяйство, применяя новейшие агрономические приемы. Но таких помещиков среди землевладельцев все же меньшинство. И именно это меньшинство поставляет на внешний рынок подавляющую часть товарного зерна, при том, что основная часть земледельцев едва-едва способна прокормить сама себя и живет, по существу, натуральным хозяйством.

Император пока не знал, как взяться за эту огромную, неподъемную ношу и кому поручить сей титанический труд. Стоит только расшевелить этот гадюшник, как поднимется вонь до небес. И еще неизвестно тогда – удастся ли осуществить все задуманное.

А ведь, кроме того, не стоит забывать и об огромной армии российского чиновничества, оклады которого низки и заставляют эту массу людей в вицмундирах заниматься казнокрадством и мздоимством. С этим тоже надо что-то делать. Причем, и здесь работы не на один год, и даже не на десять лет.

Рота ушла, песня затихла вдалеке, и император снова вернулся за свой рабочий стол. Ответ на все вопросы таился в людях. Еще не рожденный великий политик скажет через полвека: «Кадры решают всё». И он будет абсолютно прав.

Король Артур окружал себя своими рыцарями Круглого стола, Карл Великий – паладинами, Петр Великий – гвардейцами, среднеазиатский тиран Тамерлан – доверенными гулямами, турецкие султаны – янычарами.

Если нужных людей нет, значит, их надо найти, вырастить, воспитать, создав специальные училища полного кошта для сирот офицеров и сверхсрочнослужащих, павших, защищая Отечество. Есть же в России еще честные чиновники и храбрые офицеры, которые могут стать воспитателями для подрастающего поколения и образцами для подражания. Да, и люди из Югороссии тоже не должны остаться в стороне. Часть воспитателей можно взять оттуда.

Взяв в руки подаренную адмиралом Ларионовым шариковую ручку, император снял колпачок и начал набрасывать проект указа о создании, помимо обычных кадетских корпусов, десяти специальных училищ полного кошта для мальчиков и пяти таких же училищ для девочек. Оставалось только решить – кому поручить заняться этим делом и кому из членов императорской семьи стать их попечителями.

Дописав бумагу, император отложил ее в сторону и приготовился заняться следующим документом. Но тут в дверях его кабинета появились «душка Минни» и сестра Мария. Александр отложил в сторону документ и встал из-за стола.

– Саша, – сказала Мария Федоровна со вздохом, – ты, извини, мы, наверное, не вовремя, но у нас с Мари к тебе есть одно дело…

– Какое дело, Минни?! – спросил император. – Ты только скажи, а я сделаю для вас все, что смогу.

– Собственно, вопрос вот в чем, – сказала Мария Федоровна, – мы тут поговорили с Мари… – императрица замялась…

– Саша, – сказала брату Мария Александровна, – отпусти бога ради Минни с детьми в Константинополь. Жоржи необходимо показать тамошним врачам, да и с Ники тоже может быть не все в порядке. Ты же знаешь, что их врачи не в пример нашим, могут лечить даже таких больных, которых у нас считают безнадежными.

– А что с Ники и Жоржи не в порядке, Мари? – встревожился император, который очень любил своих сыновей и души в них не чаял.

– Ты же знаешь, Саша, – вздохнула Мария Федоровна, – не может быть, чтобы тебе не сказали обо всем. Ведь в их времени у Жоржи найдут чахотку, от которой он умрет совсем молодым.

– Господи, – императрица вытерла слезы платочком, – даже подумать страшно – у Жоржи – чахотка! Говорят, что у этих югороссов есть такое средство, которое на начальной стадии полностью излечивает ее, а если он еще не заболел, то может быть, можно хоть укрепить его организм, чтобы эта противная болезнь к нему никогда и не пристала.

– Конечно, Минни, поезжай – смущенно сказал император, – как это я сразу не подумал. Я попрошу адмирала Ларионова, и вас там устроят в самом лучшем виде…

С этими словами император потянул из нагрудного кармана черную коробочку рации.

– Виктор Сергеевич, – сказал он в микрофон, – день добрый. У меня вот какое дело… Тут моя Минни к вам в Югороссию собралась. Детишек наших хочет вашим докторам показать. Могу ли я вас попросить, чтобы ее там встретили и направили к лучшим медикам.

– Кхм, – ответила коробочка голосом адмирала Ларионова, – Александр Александрович, разумеется, пусть ваша супруга с сыновьями съездит в Югороссию. Наши врачи, конечно, будут рады вам помочь. Ну, а мы сделаем все возможное, чтобы Мария Федоровна и ваши дети чувствовали себя у нас, как дома.

Да и, раз уж такое дело, то и мне со товарищи следует собираться домой. Загостились мы тут у вас, пора бы и честь знать. Поскольку все наши общие дела с немцами мы уже закончили, то надо и возвращаться.

После этих слов пришла очередь смущенно хмыкать уже императору.

– Наверное, Виктор Сергеевич, вы правы, – сказал он нехотя, – пора, значит, пора. Впрочем, обговорим все это за обедом. До встречи, Виктор Сергеевич.

– До встречи, Александр Александрович, – произнесла рация и умолкла.

– Ну вот, – сказал Александр, убирая рацию в карман, – раз, два и вот все решили. Ты, сестренка, иди пока к себе, а с Минни у меня будет еще один разговор, тот, что называется конфиденциальным. Хочу поручить ей одно очень важное дело.

10 октября 1877 года. Лондон. Вестминстерский дворец. Церемония открытия новой сессии парламента Соединенного королевства

Парламент Великобритании – источник власти, могущества и процветания, а также символ двуединой политической системы, объединяющей и республиканские и монархические начала. В те времена британские монархи еще не были так пассивны и бессильны, как сейчас, и принимали участие в политической жизни Соединенного королевства. Не зря же эпоху наивысшего процветания и максимального подъема могущества королевства назвали Викторианской, даже не вспоминая многочисленных премьеров, министров иностранных дел и спикеров, ибо сами по себе они были никто и ничто, без их поддерживавшей и направлявшей злобной и могучей воли королевы Виктории.

Но теперь эта воля дала сбой, наткнувшись на не менее могучее противодействие. Нельзя сказать, что адмирал Ларионов, полковник Бережной или капитан Тамбовцев, каждый в отдельности превосходили силой воли одну из величайших злодеек истории. Но пришельцев из будущего было много, и действовали они сообща, создавая резонансное поле, в которое уже втягивалась и огромная Российская империя во главе с молодым императором и его семьей. Люди, пришедшие из будущего, были заряжены энергией более высокого порядка, жили в опережающем ритме, в результате чего всегда были на корпус впереди. Когда две антагонистичные системы вступают во взаимодействие, то слабейшая из них обязательно будет разрушена постоянно нарастающим диссонансом, нарушающим обычное течение жизни.

Pax Britania, целый мир с доминированием британского влияния, готов был рухнуть не сколько от экономических и военных трудностей, сколько от смятения, вносимого в умы его правителей от противостояния с неодолимой по мощи силой.

Депутаты британского парламента, в полном составе собравшиеся для открытия очередной парламентской сессии, понимали, что тронная речь королевы будет не рутинной и формальной, как это обычно бывало, а станет судьбоносной, из которой можно будет понять – есть ли шанс у Соединенного королевства на дальнейшее существование.

После традиционного обыска королевскими алебардщиками с фонарями в руках – память о пороховом заговоре Гая Фокса, все стали ждать прибытия королевы Виктории в карете, в сопровождении королевской конной гвардии в начищенных до зеркального блеска кирасах.

Виктория прибыла вовремя, и над Вестминстерским дворцом Юнион Джек сменился королевским штандартом. Как и положено, королеву встретил лорд великий камергер с длинным деревянным жезлом и герольдмейстер со своей тяжелой тростью. Они провели Викторию по коридорам дворца, выкрикивая традиционное: «Гости, шапки долой!».

В помещении Палаты лордов, предназначенном для встречи монарха со своими подданными, королева плюхнулась в приготовленное для нее кресло, пригласила членов Палаты лордов сесть и стала ждать появления депутатов Палаты общин, за которыми был отправлен герольдмейстер.

В зал вслед за парламентским приставом, несущим на плече свою булаву, стали входить депутаты парламента. Скоро зал напряженно гудел, как гудит осиное гнездо, когда человек, обнаруживший убежище зловредных насекомых, является к нему вооруженный огнем, чтобы пресечь и покарать их.

Присутствующие с изумлением смотрели на свою королеву, сидящую в кресле и тупым взглядом наблюдавшую за всем происходящим. Люди, видевшие ее всего несколько месяцев назад, были удивлены и шокированы ее внешним видом. Перед ними сидела старуха, окончательно впавшая в маразм. Не хватало только капающей слюны изо рта для полноты картины.

Наконец, Виктория, видимо пришедшая в себя, кивнула присутствующим, и дребезжащим голосом проговорила:

– Милорды, джентльмены, вашей королеве сегодня нездоровится, а потому тронную речь за меня прочтет сорок третий премьер-министр Соединенного королевства сэр Уильям Юарт Гладстон.

Внешность Виктории, ее лицо, пылающее нездоровым румянцем, даже далеким от медицины парламентариям и лордам говорило о том, что слова о нездоровье королевы были чистой правдой. Пока премьер-министр шел к трибуне, зал замер в ожидании его слов. Затихла даже вечно беспокойная галерка с праздной публикой, зеваками и газетными репортерами.

– Милорды, джентльмены, – сказал Уильям Гладстон, обведя зал внимательным и усталым взглядом, – Британская империя находится в страшной опасности. Угроза сейчас так же высока, как и триста лет назад, когда к берегам Англии приближалась Великая Армада испанского короля Филиппа Второго.

Британский премьер сделал паузу, дожидаясь пока все сказанное им дойдет до лордов, парламентариев и отчаянно скрипящих карандашами газетных репортеров.

– Сейчас, – сказал Уильям Гладстон, – мы сражаемся уже не за вечные британские интересы, а за само существование Соединенного королевства. Мерзости, которые сотворило предыдущее правительство для поддержки Османской империи, привели к тому, что Бог теперь не с нами. Да, милорды и джентльмены, Бог не с нами, и я даже не знаю, что мы должны сделать, чтобы вернуть себе обратно его милость.

Меня призвали на этот пост, как врача к постели тяжелобольного. Но, боюсь, что врач окажется бессилен, и Соединенному королевству понадобится уже не целитель, а священник, чтобы отпустить ему грехи. Но вы все должны знать, что пока мы живы, я останусь с вами, и по доброй воле никуда не уйду с этого поста.

Стала очевидной еще одна причина, по которой королева нарушила обычай и не стала зачитывать перед депутатами речь своего премьера. Когда с парламентской трибуны говорятся такие вещи, монарху лучше посидеть и помолчать, оставаясь, так сказать, над схваткой. Тем более что все помнили – кабинет Дизраэли исполнял ее и только ее волю.

– Мистер Гладстон, – выкрикнул со своего места один из депутатов-тори, – как и триста лет назад, нам снова угрожает русское вторжение?

– Совсем нет, – ответил премьер-министр, тряхнув своей растрепанной шевелюрой, – русские не пожертвуют для нашего покорения ни единым своим солдатом или офицером. Сейчас их оружием являются голод, смута и болезни.

В данный момент нам не угрожает вражеское вторжение, совсем нет. Скорее угрозу для Соединенного королевства представляют: брожения в Ирландии, Шотландии и Уэльсе, внутренний хаос управления и голодные бунты городской черни.

Вы же знаете, что Британия не обеспечивает себя продовольствием и наполовину обычной потребности. На своих запасах мы не продержимся и до Рождества. Кроме того, наши так называемые деловые круги тоже играют на стороне русских, взвинчивая цены на продовольствие.

Как докладывают наши люди на местах, югоросская агентура уже ведет активную вербовку наших рабочих, подбивая их переезжать на постоянное жительство в Константинополь. Условия им предлагаются совершенно сказочные, но факт в том, что все знают, что в этой Югороссии так оно и есть.

Премьер-министр вытащил из-за отворота сюртука смятую прокламацию, напечатанную на листе дешевой серой бумаги.

– Бесплатное образование детям, – стал зачитывать он, – бесплатное обучение взрослых русскому языку, бесплатное жилье, бесплатное лечение всем. И, самое главное – заработок, предлагаемый разнорабочему, равен заработку за то же время квалифицированного мастера в Англии.

Уильям Гладстон убрал бумагу в карман.

– Пока это движение, к счастью, не приняло еще массового характера. Но уже сейчас рабочие закрывающихся предприятий Манчестера, Ливерпуля, Шеффилда и даже Лондона прячут агитаторов от полиции и начинают все больше и больше волноваться. Стоит начаться настоящему голоду, и нам будет угрожать массовое, и самое главное, организованное движение наших городских низов, желающих лучшей жизни. Нас не завоюют, нас просто разграбят.

Для того, чтобы противостоять такому исходу событий, уже сейчас необходимо взять на учет все имеющиеся в Британии запасы продовольствия, и наладить его бесплатный отпуск малоимущим, а так же продажу всем остальным по твердофиксированным ценам. Недопустимо, чтобы в критический для Империи момент кто-то из наших сограждан пытался сколотить себе капитал на наших бедствиях. Запомните все – мы находимся на краю гибели в адской геенне огненной, разожженной нашими же усилиями. Я не знаю, как долго продлится существующее положение, но до полного устранения угрозы голода о свободной торговле продовольствием лучше пока забыть.

После последнего заявления британского премьера парламент охватил приступ самого настоящего безумия. Депутаты свистели, топали ногами, орали, пытаясь заглушить голос премьера. А то как же – ведь только что этот мерзавец попытался покуситься на двух священных коров англосаксонского мира: свободную торговлю и право неограниченной наживы для власть имущих. И это в условиях, когда Англии даже не угрожает вражеское вторжение!

– Послать против них войска, – орали депутаты-тори, – перевешать всех зачинщиков и отправить на каторгу в Австралию остальных. Никаких уступок мятежной черни!

Были у премьера сторонники из либеральной партии, пытавшиеся успокоить своих коллег. Но куда там! Они находились в явном меньшинстве, и кое-где словесные споры между депутатами начали переходить в кулачные потасовки. Вот в ход пошли дубовые трости, и парламентские бейлифы приготовили свои дубинки для того, чтобы разнимать парламентариев, сошедшихся между собой в рукопашной.

Галерка тем временем выла, хохотала и мяукала, на все лады подзуживая драчунов. Нельзя сказать, что такое здесь раньше бывало часто. Но мордобой в старейшем парламенте мира не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Нынешнее заседание, конечно, оказалось сорванным, но спустив пар, парламентарии остынут и примут более или менее разумное и взвешенное решение.

Не исключено, что кто-то после столь активной потасовки может загреметь в больницу или даже переехать на кладбище. Но, в конце концов, демократия стоит жертв.

Маленький седой, растрепанный человек стоял на трибуне и смотрел, как сливки британского общества, сбросив с себя налет цивилизованности, изо всех сил утверждают в своей среде право грубой силы. Сейчас он ничего не мог сделать – первобытная дикость, охватившая парламентариев, должна была схлынуть сама. Все бы закончилось вполне хорошо, если бы не одно обстоятельство.

О присутствии в зале королевы Виктории все в общем-то и забыли, поскольку все время, пока премьер-министр пытался произносить свою речь, она сидела в своем кресле тихо и безмолвно, подобно бесформенному черному мешку, набитому тряпьем.

И вот, в момент наивысшего накала страстей, старуха вскочила со своего кресла и с диким криком сначала стала стряхивать с себя что-то, а потом принялась топать ногами по полу, давя что-то невидимое и крича во весь голос о каких-то маленьких русских человечках, «которые тут повсюду».

Этот леденящий душу женский вопль, казалось бы, на мгновение привел парламентариев в чувство, но с галерки кто-то заорал:

– Она же сошла с ума!

И рукопашная вспыхнула с новой силой.

С большим трудом Уильяму Гладстону, Роберту Сесилу Солсбери и еще нескольким парламентариям, сумевшим сохранить здравый рассудок, удалось окружить дергающуюся и бешено озирающуюся по сторонам королеву и силой вывести ее из зала.

День, несомненно, удался, и что там еще будет дальше – не знал пока никто.

10 октября 1877 года, за час до полудня, остров Куба, город и порт Сантьяго де Куба. Адмирал и генерал Конфедерации Рафаэль Семмс

Как любой уважающий себя моряк с американского Юга, я уже бывал на Кубе, причем не один раз. Вот и сейчас, завидев мощную крепость Эль Морро на высоком мысу над лазурно-синим морем, я предался воспоминаниям о своих предыдущих визитах в Сантьяго, старую столицу Кубы, древнюю, обшарпанную, но все еще прекрасную, как может быть прекрасной дама в летах, которая следит за собой и знает себе цену. Как та сеньора, с которой я провел незабываемую ночь в Сантьяго, когда впервые попал сюда еще безусым юнцом. Впрочем, не будем об этом…

В порту у пирса, как обычно, суетились какие-то личности: белые, мулаты, даже парочка негров, которых в Сантьяго не меньше, чем у нас на Юге. Конечно, большинство местных чернокожих – рабы. Здесь, как и на Пуэрто-Рико, рабство до сих пор существует. Эти же, негры, похоже, свободные люди, иначе почему они сейчас болтаются здесь, а не вкалывают в поте лица на сахарных плантациях?

Пока наша «Алабама» швартовалась к пирсу, я собрался с мыслями. В Сантьяго перед нами стояло несколько задач. Для начала нам надо было найти покупателя на наш груз пшеницы и индиго. Куба уже давно живет на пшенице из САСШ – или, точнее – САСШ и КША. Поэтому такой товар тут всегда в цене. Потом необходимо было обеспечить разгрузку «Алабамы» и провести весь груз через таможню, Куба – это все-таки другое государство. Самой важной задачей, которую предстояло выполнить мне и майору Рагуленко, был визит к губернатору провинции для предъявления бумаг из Мадрида на право аренды полуострова Гуантанамо.

Пшеницей, индиго, разгрузкой, погрузкой, таможней и прочими торговыми делами я доверил заниматься капитану «Алабамы» Джорджу Таунли Фуллэму. Ну, а мы с майором Рагуленко прифрантились для визита к сеньору губернатору, тем более что его дворец располагался недалеко от порта.