Текст книги "Бремя русских"

Русские кавалеристы, положив свои карабины на спины лошадей, открыли по британскому пароходу частую прицельную стрельбу. Машина все еще пыталась выдернуть бьющийся в конвульсиях корпус «Агаты» из ловушки, а над палубой корабля уже засвистели русские пули. Зазвенело разбитое остекление рубки, истошно завопил раненый матрос. И в этот момент кэптен Смит понял наконец, что произошло.

Не он один оказался умным. Русские додумались притопить корпуса кораблей на фарватере. Причем сделали это так, чтобы арабские лодки могли плавать над ними свободно, а вот любой европейский корабль с большой осадкой застрял бы, напоровшись на «топляки». Пока еще есть надежда выдернуть застрявший форштевень и убраться восвояси. Конечно, где-то должен быть оставлен проход. Но ночью, под обстрелом, нет никакой возможности найти его.

Как только догорела очередная осветительная ракета, как на смену ей тут же в небо взлетела другая, снова залив все вокруг ярким мертвенным светом. Там, на берегу, где ранее кэптен Смит заметил суету, сверкнула яркая вспышка, донесся звук выстрела, и с недолетом в полкабельтова из воды поднялся подсвеченный изнутри вспененный столб воды. Несколько секунд спустя выстрелило второе орудие, и его снаряд упал совсем рядом с бортом. Третий выстрел дал перелет, а четвертый, шрапнельный снаряд с трубкой, поставленной на удар, угодил «Агате» прямо в борт, в район мидель-шпангоута. Вспышка, грохот, удар, от которого пароход содрогнулся всем корпусом, дымное облако, и бесформенная рваная дыра, появившаяся в месте попадания русского снаряда.

Получив точную установку прицела, русская полубатарея открыла по британскому пароходу беглый огонь, словно на показательных стрельбах во время императорского смотра. Пенные фонтаны вздымались рядом с бортом, снаряды попадали в корпус. «Агата» содрогалась от ударов. Непросто потопить железный пароход в четыре тысячи тонн водоизмещения снаряженными черным порохом четырехфунтовыми шрапнельными снарядами, поставленными на удар.

Но команда «Агаты» уже кинулась к спасительной лодке-дхоу. Кэптен Смит бросился вслед за своими матросами. Но он успел увидеть, как на месте подтянутой к корме лодки вырос высокий пенный столб. Кто-то был убит сразу, кто-то утонул, будучи сброшен в воду. Но это уже было неважно, потому что с ужасным грохотом очередной снаряд разорвался внутри только что оставленной им рубки.

Взрывная волна бросила британца на палубу, и каждый последующий разрыв снаряда заставлял его прижиматься к ней все сильней и сильней. От одного из разрывов на носу загорелся палубный настил, и удушливый черный дым понесло в сторону берега. Потом что-то рвануло особенно сильно, и «Агата» начала крениться на левый борт. Сделав еще несколько выстрелов, русские орудия умолкли, и только треск горящего палубного настила и вопли тех, кто барахтался в воде, нарушали тишину.

Вскоре в гавани Порт-Суэца взвыл мотор катера, и досмотровая партия отправилась посмотреть на попавшую в их сеть добычу. Британскому офицеру и остаткам его команды пришлось сдаться. Так закончилась авантюра Эдварда Смита, кэптена флота ее величества.

Причина же его неудачи заключалась в том, что план британцев был рассчитан на генерала Жданова, мыслившего на уровне своего времени. А вот штабс-капитан Давыдков в своем XXI веке как раз считался специалистом по контрдиверсионным действиям, и имел на то особые полномочия.

Выходец из будущего, он хорошо помнил, как в русско-японскую войну под Порт-Артуром русские моряки обороняли проход во внутренний бассейн от японских брандеров. Для предотвращения попыток блокировать Суэцкий канал прямой доступ к нему был загражден баррикадой из затопленных английских пароходов и парусников, что были захвачены на самом канале и во время рейдерства по Средиземному морю. Для того чтобы из Красного моря попасть в Средиземное, любой корабль должен был сначала зайти в Порт-Суэц и пройти досмотр. Лишь потом он мог следовать дальше. Боновые заграждения при этом были лишь отвлекающим элементом.

Место, где брандер мог попытаться прорваться в канал, было взято под прицел полевой артиллерии. Со стороны Порт-Саида все было устроено точно так же. Все остальное оказалось делом техники.

26 (14) октября 1877 года. Югороссия. Мраморное море. Принцевы острова. Императрица Мария Федоровна

Наше с мальчиками путешествие из Петербурга в Константинополь было по-русски неспешным. Из Петербурга мы выехали вместе с адмиралом Ларионовым. Сначала ехали поездом до Одессы. Там нас уже поджидал боевой корабль югороссов, названный в честь древнего киевского князя Ярослава Мудрого. Путешествие на нем было недолгим и очень комфортным. На следующий день после отплытия из Одессы наш корабль уже находился у входа в Босфор, где на небольшом катере адмирала поджидал Александр Васильевич Тамбовцев – как рассказывал мне мой супруг, человек, исполняющий в Югороссии обязанности канцлера.

Пожилой мужчина с небольшой седоватой бородкой и с доброжелательной улыбкой на лице, сердечно приветствовал адмирала Ларионова, а потом вежливо поздоровался со мной и моими сыновьями. Почему-то он особенно долго и внимательно разглядывал не Джоржи, которого, собственно, и надо было показать югоросским чудо-докторам, а Ники, который на здоровье отнюдь не жаловался.

Потом господин Тамбовцев, пригладив ладонью редеющие волосы на седой голове, сказал:

– Ваше императорское величество, в клинике Игоря Петровича Сергачева вас уже ждут. Георгий пройдет там полное обследование, и я думаю, что со здоровьем у него больше проблем не будет. Виктор Сергеевич же на «Ярославе Мудром» отправится в Константинополь. Мы же на катере возьмем курс на Принцевы острова, где расположена клиника. Потом, когда у вас появится время, можно будет совершить небольшую экскурсию по бывшей столице Османской империи.

Я согласилась с Александром Васильевичем. Ведь мы, действительно, приехали сюда в первую очередь для лечения бедного Джорджи, который, как рассказал мне супруг, в их истории заболел чахоткой и умер совсем молодым.

Поэтому, полюбовавшись на красоты Константинополя прямо с борта катера, который только в представлении югороссов был небольшим, мы вошли в Мраморное море, и через пару часов оказались у цели нашего путешествия – острова Принкипо – одного из Принцевых островов.

Там нас встретил доктор Сергачев – улыбчивый мужчина неопределенного возраста, которому можно было дать и сорок и пятьдесят лет. Позднее господин Тамбовцев сказал, что с Игорем Петровичем они ровесники и учились вместе в одном классе. Следовательно, ему было уже почти шестьдесят.

Нас поселили в красивом летнем дворце, принадлежавшем ранее одному из родственников султана Абдул-Гамида. Ныне бывший султан правит в Ангорском эмирате, и, как это ни странно, считается одним из самых верных союзников Югороссии. И это несмотря на то, что именно Югороссия разгромила его империю, а самого султана захватила в плен. Мне это трудно понять, но, видимо, политика – это не мой удел.

Сославшись на неотложные государственные дела, Александр Васильевич вскоре уехал в Константинополь, а вместо него на остров Принкипо прибыл Аристидис Кириакос, полицмейстер Константинополя. Он привез десяток служанок и вдвое больше слуг, которые должны будут поддерживать порядок в нашем дворце, готовить еду и выполнять все наши поручения. Кроме того, как конфиденциально сообщил мне господин Кириакос, служанки будут нести и внутреннюю охрану дворца. Я попыталась было протестовать, но он напомнил мне о печальной судьбе императора Александра II, который тоже часто пренебрегал своей личной безопасностью.

– Ваше величество, – сказал мне Аристидис Кириакос, укоризненно покачивая седой головой, – адмирал Ларионов лично обещал вашему августейшему супругу обеспечить безопасность вам и вашим детям. А Виктор Сергеевич человек слова. Так что вы должны понять нас.

Кроме красавиц, которые будут нести свою службу внутри дворца, к вам будут прикомандировано несколько сотрудников нашей полиции и специалисты с эскадры адмирала Ларионова. Они установят приборы, которые не дадут злоумышленникам, если, конечно, таковые объявятся, приблизиться к вашему жилищу.

В конце концов, я махнула рукой и сказала господину Кириакосу, чтобы он делал все, что считает нужным. Ведь я плохо разбираюсь во всех этих тайных делах. Лишь бы с моими сыновьями за время проживания здесь ничего не произошло.

Ну, а на следующий день, позавтракав, мы отправились в клинику доктора Сергачева. Вот там я увидела настоящие чудеса. С помощью удивительных приборов югороссов можно, оказывается, без хирургического вмешательства заглянуть внутрь человека, осмотреть все его органы и увидеть, как они работают, здоровы они или нет.

Джорджи увели в кабинет, где велели ему раздеться до пояса, после чего поместили его в тесную камеру, велев прижаться грудью к одной из ее стенок и не дышать несколько секунд. Потом в кабинете что-то зажужжало и щелкнуло, камеру открыли, и врач – женщина лет тридцати, одетая в зеленовато-изумрудный халат, сказала, чтобы Джорджи одевался.

В другом кабинете врач с помощью шприца сделал укол моему мальчику в предплечье, велев три дня не мочить место, в которое был сделан укол. Доктор Сергачев, сопровождавший нас, сказал, что с помощью всех этих процедур специалисты клиники определят – болен или нет Джорджи той страшной болезнью, от которой у нас практически невозможно вылечиться.

Мне сказали, что ответы на сделанные анализы будут готовы лишь через несколько дней. А пока Игорь Петрович предложил нам отдыхать, любоваться синим морем и играть в разные активные игры. На Принкипе было несколько маленьких и смешных пони. Они были предоставлены в полное наше распоряжение. На них мои мальчики в сопровождении своих прекрасных телохранительниц могли совершать небольшое путешествие по острову и любоваться на виллы и дворцы, построенные еще во времена Византии.

В общем, детям здесь было не скучно. Они веселились, набирались новых впечатлений и знакомств, видели много нового и необычного. А чтобы немного скрасить мое времяпровождение на острове, доктор Сергачев принес прибор, именуемый ноутбуком. С помощью него можно было смотреть фильмы. Это такие ожившие картинки, с помощью техники югороссов записанные на круглые металлические диски.

Фильмы он принес самые разные. Среди них были в основном комедии и трагедии. Мне больше нравились комедии, правда, не совсем мне иногда понятные, но очень забавные. Особенно мне нравилось, когда актеры в них танцевали и пели веселые песни.

Из трагедий мне понравился фильм «Гамлет» по трагедии Вильяма Шекспира. У себя на родине я не раз бывала в замке Кронборг, который когда-то назывался Хельсингёр. Это тот самый замок, который описан Шекспиром в трагедии «Гамлет». Помню, как в первое мое посещение Кронборга у меня по спине пробежал холодок, и я на минуту представила, что из-за угла вот-вот появится тень злодейски убитого короля Дании. В фильме же я увидела совсем другой замок, но удивительная музыка, которая потрясла меня, и игра актеров, заставили поверить меня в реальность всего происходящего. Снова, как в детстве, мне стало жутко, и по моей спине побежали мурашки.

А вечером я была приглашена доктором Сергачевым на чаепитие. Так как я находилась в Югоросии на положении частного лица, и о моем присутствии на Принцевых островах из посторонних лиц никто не знал, мое приглашение к нему не могло считаться нарушением этикета.

В разговоре со мной Игорь Петрович повторил совет Виктора Сергеевича о том, чтобы я побольше закаляла моих детишек, и чтобы я убедила их заняться спортом. Ну, и чаще бывать на воздухе. Словом, воспитывать их по-спартански. Государству нужен крепкий и здоровый монарх, а не больной и немощный телом и духом. Ведь телесное здоровье вполне сочетается со здоровьем душевным. Не зря же древние говорили: «Mens sana in corpore sano» – «В здоровом теле здоровый дух».

– С Георгием, как я полагаю, будет все хорошо, – сказал доктор Сергачев, отхлебывая душистый чай из фарфоровой чашки, – судя по всему, процесс в легких у него только-только начался, и с помощью наших лекарств мы сможем побороть его болезнь раз и навсегда. А вот Николай…

– А что с Николаем? – озабоченно спросила я. – Он что, тоже чем-то болен?

– Нет, – ответил доктор, – но с его потомством у нас были большие неприятности. Я подготовил для вас подборку материалов о невесте Николая и о той наследственной болезни, которую она принесла в императорскую фамилию. Это похуже, чем туберкулез, который мы уже научились лечить. А вот ту болезнь, которой был болен сын Николая, даже у нас лечить пока не умеют.

Вот документы о семейной жизни вашего сына, о его будущей супруге, об их детях и о болезни будущего наследника престола. Вы можете взять их с собой и внимательно с ними ознакомиться. А завтра вечером я снова готов с вами встретиться и продолжить этот нелегкий разговор.

И Игорь Петрович протянул мне папку, сделанную из какого-то неизвестного мне материала…

27 (15) октября 1877 года, Лондон, здание новосозданного Отдела уголовных расследований на Набережной, известного в народе как Скотленд-Ярд. Сэр Чарльз Эдвард Говард Винсент, глава ОУР

В просторной комнате на стенах, обшитых пластинами из черного дерева, висели портреты королевы Виктории и легендарного сэра Роберта Пила, основателя Лондонской полиции. Над столом индийской работы с тонкими резными гнутыми ножками клубился ароматный дым трех трубок. С одной стороны стола на жестких стульях сидели двое мужчин в строгих черных костюмах-тройках, белых рубашках и полосатых галстуках. Их можно было принять за близнецов – широкие лица, носы картошкой, серо-голубые глаза, практически одинаковые аккуратно подстриженные усики. Вот только тот джентльмен, что слева, был несколько потолще, а у того, что справа, каштановые волосы были чуть посветлее.

С другой стороны стола в удобном кресле расположился франтоватого вида светловолосый молодой человек в модном фраке; впрочем, пиджак от фрака висел на специальной вешалке чуть поодаль. С первого взгляда можно было подумать, что он – секретарь или мальчик на побегушках при его собеседниках. Но подобострастность, с которой они к нему обращались, показывала, что именно он и есть их начальник. Это был не кто иной, как сам сэр Чарльз Эдвард Говард Винсент, глава недавно созданного Отдела уголовных расследований, в народе именуемого Скотленд-Ярд и расположенного по адресу здания, в котором ранее находилась Лондонская криминальная полиция.

– Сэр Говард, – обратился к нему джентльмен, тот, что потолще, – вот в этой папке те самые сведения, ради которых мы с сэром Робертом решили вас потревожить.

– Да, сэр Эндрю, – сказал молодой человек, – я вас внимательно слушаю. То, что в папке, я смогу прочитать после вашего доклада. Мне важнее именно ваш анализ ситуации и ваше мнение. Ваше и сэра Роберта.

Сэр Эндрю Кэмпбелл и сэр Роберт Пейсли были старыми сыщиками, выписанными им из Ирландии. Ведь ранее в Великобритании не было национальной полиции, и появилась она ровно неделю назад, после коррупционного скандала начала сентября этого года, который привел к полной реорганизации полиции Англии.

Вообще-то новая структура должна была быть торжественно создана лишь в начале следующего, 1878 года, но недавний инцидент с ее величеством привел министра внутренних дел, виконта Кросса, в состояние тихой паники. Больше не было надежды на гений ее величества, обратившийся в свою прямую противоположность, что и заставило всячески ускорить создание этой организации. Масла в огонь подлили и агентурные сведения полученные из надежных источников, о «Короле Викторе» и планах подготовки восстания в Ирландии, что в кратчайшие сроки заставило сформировать и Ирландское отделение ОУР.

И сэр Эндрю, и сэр Роберт происходили из шотландских переселенцев-протестантов, которые издревле были опорой английской власти в Ирландии. Они знали ирландские реалии и ненавидели ирландских католиков, что очень нравилось сэру Говарду. Сэра Эндрю, одного из ведущих сыщиков в полиции Дублина, у которого уже была вполне заслуженная репутация специалиста по организациям ирландских националистов, порекомендовал сэру Говарду лично виконт Кросс. Сэр Говард решил, что времени у него мало, а начальство лучше не злить, и выписал сэра Эндрю, заодно попросив его найти себе заместителя. И не прогадал – сэр Эндрю оказался кладезем информации и нестандартно мыслящим человеком, а сэр Роберт, в прошлом его визави из Белфаста, чуть более конвенциональным, зато необыкновенно работоспособным.

Сэр Эндрю смущенно откашлялся.

– Как вы знаете, – сказал он, – в сентябре во Франции прошел съезд ирландских мятежников. Увы, узнали мы о нем чуть позже – когда один из них, Фергус Мак-Сорли из Белфаста согласился работать на нас, естественно, за денежное вознаграждение.

– А я слышал, – рассмеялся сэр Говард, – что вы его подловили на том, что он интересно проводил время у некой мисс Мейбел Малоун. И когда ей стало известно, что он на самом деле давно уже женат, то она пошла в полицию и рассказала про него все. А потом вы ему намекнули, что сообщите его благоверной о существовании мисс Малоун – после чего мистер Мак-Сорли отправится к праотцам – от удара скалкой или сковородкой.

– Ну да, и это также сыграло свою роль, – хитро прищурился сэр Эндрю.

– И что же он вам успел сообщить? – улыбнулся сэр Говард.

– Главное то, – сказал сэр Эндрю, – что он составил нам полный список всех тех, кто участвовал в том съезде. Поименно он знает далеко не всех, но два десятка имен у нас есть, как и описания прочих. Тут, конечно, не все так просто. Возьмем одно из описаний: «Полный джентльмен с красным носом, рыжими волосами и зелеными глазами»… Да оно подойдет к каждому третьему ирландцу-католику. К тому же и имена, под которыми они присутствовали на съезде, не всегда соответствуют их настоящим именам.

А большинство из тех, кого мы смогли опознать по его рассказам, мы найти не можем и не знаем даже, где их искать. Кое-кто – как, например, Джон Девой или Джеймс Стивенс – в Америке или Франции, вне досягаемости нашего правосудия. Хотя, конечно, от несчастного случая даже они не гарантированы.

– Вы правы, сэр Эндрю, – кивнул сэр Говард. – Продолжайте.

– Потом, конечно, ирландские парламентарии, – сказал сэр Эндрю. – Их мы решили пока не трогать, чтобы не провоцировать ирландский электорат. Тем более что в активных операциях они замешаны не будут.

– Резонно, – заметил сэр Говард, – хотя я надеюсь, что у вас есть планы по их аресту в нужный момент?

– Конечно, сэр Говард, сэр Роберт занимается этим вопросом.

Сэр Роберт поклонился сэру Говарду и сказал:

– Но вот двоих мы смогли найти в Ирландии. И они, судя по всему, занимают примерно такие же посты, как Мак-Сорли в Белфасте.

– А почему вы так решили? – спросил сэр Говард.

– Мак-Сорли рассказал, – ответил сэр Роберт, – что инструкции в экстренных случаях они должны получать голубиной почтой из неизвестного ни нам ни им места. Мак-Сорли, например, передал в свое время десяток почтовых голубей со своей голубятни. Так вот, эти люди точно так же разводят голубей. Более того, они, как и Мак-Сорли, внешне вполне уважаемые граждане с безупречной репутацией.

– И что это за люди? – лениво осведомился сэр Говард.

– Некто Элайас Свифт из Дублина и Шон О’Малли из Корка, – сказал сэр Эндрю.

– Вот как! – воскликнул сэр Говард. – И вы их арестовали?

– Нет, мы решили установить за ними негласное наблюдение. В обоих городах мы сняли по квартире в домах, из которых хорошо видны как их дома, так и их голубятни. – И сэр Эндрю с некоторым беспокойством посмотрел на сэра Говарда.

Сэр Говард задумался на секунду и сказал:

– Что ж, мне кажется, вы поступили правильно. Но в вашей докладной записке вы просили меня принять вас из-за срочной информации государственной важности. О чем эта информация?

Сэр Роберт склонил голову и ответил:

– По сообщению от майора Ле Карона, в Корке на Рождество начнется восстание. Об этом он узнал от руководства фениями.

Сэр Говард кивнул:

– Майор Ле Карон – патриот Британской империи. Дезинформация с его стороны практически исключена. Но его вполне могли ввести в заблуждение.

Сэр Эндрю достал из папки полоску бумаги и протянул ее сэру Говарду.

– Вот эту бумагу Мак-Сорли получил позавчера вечером голубиной почтой, – сказал он.

На полупрозрачной полоске папиросной бумаги механическим способом были отпечатаны серые буквы:

«Ни в коем случае не отлучайтесь из Белфаста в период от 24 декабря до 3 января. В этот период в Белфасте все должно быть спокойно, какой бы информации вы ни получали из других частей Ирландии. Будьте готовы поднять восстание 4 января. Сигнал голубиной почтой – “Тара”. Сигнал отбоя – «Ольстер»».

Сэр Говард поднялся и сказал, – Ну что ж, господа, спасибо за ценную информацию. Понятно, что Свифт – не единственный агент фениев в Дублине. Следите за ним. Если у него будут посетители, то узнайте – кто такие, где живут, чем занимаются. Обо всем докладывайте мне незамедлительно. Усильте слежку и за О’Малли, да и за Мак-Сорли. Пусть посматривают, мало ли что – вдруг ему захочется покаяться. А я уж позабочусь о том, что восстание будет подавлено. Хорошего вам дня, господа. Если что, я буду в своем клубе, заодно и поговорю там с министром.

И сэр Говард, надев пиджак и взяв трость, стремительно вышел из кабинета.

28 (16) октября 1877 года. Ранее утро. Зона Суэцкого канала, Порт-Суэц. Командующий Особой Суэцкой бригадой генерал-майор Жданов Владимир Петрович

Уберег Господь от разорения, не попустил до греха… И все это благодаря Сергею Петровичу Давыдкову, по своему хитроумию не уступающему древнегреческому герою Одиссею. Это мы привыкли воевать по-честному, и потому нас часто обманывают британцы да французы – для которых честь и совесть пустые слова. А потомки наши совсем по-другому думают, недаром они в Царьграде обосновались – мудрость и хитрость у них, как у византийцев.

Вроде и не показал ни одного из своих технических чудес, обошелся лишь нашими возможностями, или, как он любят говорить, подручными средствами. А все равно британец оказался в дураках, а мы грешные в именинниках. Теперь им, наверное, придется придумывать какую-нибудь новую хитрость.

Но, скорее всего, теперь сильнее всех оборонительных средств нас будет защищать вошедшая в Красное море эскадра под командованием Степана Степановича Лесовского и Ивана Ивановича Бутакова. По пути к месту своего назначения они обещали заглянуть в Джидду и показать там российский флаг. Пусть все тамошние шейхи знают – власть Британии и Оттоманской Порты в этих краях кончилась. И править здесь будет Российская империя, ныне, присно и во веки веков.

Кстати, об арабах, будь они неладны. Сразу после завершения обстрела на британский пароход с портового буксира мы высадили досмотровую партию, которая разоружила и взяла в плен всех уцелевших членов его команды. Тут же был устроен, как выразился Сергей Петрович Давыдков, «походно-полевой допрос с элементами экстренного потрошения».

Англичане: штурман Хансен и кэптен Смит были сразу отделены от основной массы пленных. А «задушевную беседу» начали с пленными индийскими мусульманами из Карачи. Как выяснилось, господин штабс-капитан прекрасно знал, как вести такие допросы. Не прошло и часа, как мы уже знали все о планах британцев.

Утром, проведенный первым по каналу клипер «Джигит», как говорят моряки, быстренько «сбегал» к оконечности Синайского полуострова, где были захвачены арабские лодки с остальными бандитами, возглавляемыми старшим помощником Андерсеном.

Узнали мы и о готовящемся нападении арабских разбойников… О них же сообщили нам и посланцы нескольких кочующих по Синайской пустыни бедуинских кланов, с вождями которых у нас были налажены прекрасные отношения. Штабс-капитан посоветовал им на время откочевать в сторону от пути движения бандитов и выждать. Лишь после того, как основные их силы будут нами разгромлены, бедуины могут отправиться на перехват остатков отступающих разбойников и, добив их, захватить хорошую добычу. Ведь мы все равно не сможем преследовать их в песках пустыни.

Вообще-то Сергей Петрович давно уже предлагает мне взять этих бедуинов на российскую пограничную службу, в качестве туземной кавалерии. Можно было передать им некоторое количество трофейного холодного и огнестрельного оружия, да время от времени снабжать пулями, порохом и патронами. Другой платы им и не нужно. Полномочия для формирования вспомогательных туземных частей, данные мне государем, имеются. Но я пока еще не решил окончательно. Боюсь, что обманут, нехристи.

Но штабс-капитан Давыдков уверяет, что если мы их не обманем, то и они нас не обманут. Если нынешний набег немирных арабов закончится для нас благополучно, то я, пожалуй, послушаюсь его совета. Без воинов, для которых пустыня – дом родной, нам будет нелегко. Ну, а пока мы готовимся отразить врага, который рассчитывает, что его удар по нам будет внезапен. И пусть он так думает.

Солнце едва только показало свой ослепительный краешек из-за горизонта. Со стороны пустыни тянет холодный ветерок, но все мои люди подняты еще затемно, накормлены горячей едой и отправлены в полевые укрепления, прикрывающие канал с востока. Для картечниц Гатлинга-Горлова на расстеленных попонах разложены уже снаряженные магазины, а в зарядные ящики к четырехфунтовым пушкам уложены снаряды: шрапнель и картечь. Их огневые позиции, как и исходные позиции уланских эскадронов, пока не определены, поскольку мы не знаем точно, откуда на нас нападут основные силы бандитов и куда будет нацелен их удар – на Порт-Суэц или на Исмаилию. Сообщить об этом должны были бедуинские лазутчики, которых штабс-капитан Давыдков выслал вперед, предварительно снабдив нашей пустынной маскировочной одеждой.

Человек, скачущий на коне, покрытом песчаного цвета попоною, был похож на оживший бархан, вздумавший с наступлением рассвета совершить конную прогулку по пустыне.

– Там, – хрипло каркнул он пересохшим ртом, и, к своему удивлению, я без переводчика почти понял то, что он сказал, – там тысяча сабель идет на Исмаилию, и вдвое больше сюда – на Порт-Суэц. На Порт-Саид не идет никто, дети гиен боятся железного корабля и его больших пушек.

Я отцепил от пояса флягу с водой и дал ее бедуину. Скажу, что не каждый аристократ сможет с таким достоинством пить шампанское из фужера, как этот бедуин пил воду из фляги. Сделав несколько небольших глотков, он чуть улыбнулся мне пересохшими губами.

– Добрая вода, – сказал бедуин, сверкнув черными глазами и протягивая мне флягу, – и добрая одежда. Ползал у самых костров, слушал разговоры этих шакалов, и никто меня не заметил.

– Зря ты так рисковал, брат, – по-арабски сказал бедуину Давыдков, – но за доброе слово спасибо. Если тебе нравится эта одежда, то она теперь твоя. Это сверх того, что тебе было обещано за разведку. Пойдем, мои люди покажут тебе место, где ты сможешь наполнить свою флягу и бурдюки хорошей водой, напоить коня и поесть, поджидая своих товарищей.

Чуть позже вернулись и другие разведчики. Все они говорили примерно одно и то же. Разбойники, разделившись на два отряда, идут на Порт-Суэц и Исмаилию.

Приняв решение, я стал отдавать распоряжения, и вскоре артиллерийские упряжки и картечницы начали занимать свои места на позициях. Всю нашу артиллерию – шестнадцать орудий, а также четыре эскадрона кавалерии и половину картечниц я направил под Порт-Суэц, который, в отличие от Исмаилии, был большим торговым городом, весьма привлекательным для грабителей. Оставшихся два кавалерийских эскадрона и восемь картечниц я отослал к Исмаилии, подкрепив окопавшийся там пехотный батальон. Еще по одному батальону защищали Порт-Саид и Порт-Суэц. И один батальон пехоты оставался в резерве.

Солнце было уже довольно высоко, когда мы услышали гул и топот. Вскоре мы увидели поднимающиеся над холмами клубы пыли. Через десять минут показалась толпа конных воинов, одетых в живописные, развевающиеся на ветру одежды.

Стараниями Сергея Петровича наши окопы были замаскированы, так что их можно было заметить, только подъехав совсем близко. Получилось что-то вроде засады. Когда высокий, одноглазый араб на статном буланом жеребце пересек мысленно намеченную мною запретную черту, я выпустил вверх звуковую сигнальную ракету. С пронзительным воем она ушла вертикально вверх и распустилась в небе тремя зелеными звездами. И тут началось самое настоящее светопреставление.

Со страшным грохотом все шестнадцать пушек подпрыгнули на своих окованных железом деревянных колесах, выбросив в сторону конной толпы арабов новейшие шрапнельные снаряды Шкларевича с переменной трубкой. Я впервые наблюдал действие диафрагменной шрапнели на живых людях. И, скажу вам, что зрелище это не для слабонервных.

Не долетев шагов сто до скопления конницы противника, снаряды лопнули, выбросив белые ватные облачка, а в людей и коней с визгом ударил град свинцовых пуль. Истошно закричали раненые люди, жалобно заржали покалеченные кони. По толпе конных арабов словно прошла кровавая коса. Мгновение спустя слитно ударил залп пехотных берданок, а потом длинными очередями застрекотали картечницы Гатлинга-Горлова. Это уже был не бой, а самое настоящее истребление.

Пушки еще раза три выстрелили залпом. Остатки арабской кавалерии, сумевшие вырваться из зоны поражения, попытались скрыться за гребнем холма, из-за которого они, не подозревая о нашей засаде, так неосторожно выехали. Выпустив вторую ракету, на этот раз с тремя красными звездочками, я приказал прекратить стрельбу, велел трубачу, который все это время находился со мной рядом, дать сигнал находящимся в резерве уланским эскадронам в конном строю атаковать отступающего в панике неприятеля.

Уланы гнали уцелевших еще несколько верст. От их сабель и пик спаслись лишь единицы – те, у кого не были хорошие и не очень уставшие кони. Но я подумал, что им еще рано радоваться – в десятке-другом верст от поля боя их уже поджидали союзные нам бедуины. И повезет тому, кто останется навеки в песках Синайской пустыни. Они, в отличие от своих живых соплеменников, не окажутся с деревянной колодкой раба на шее на одном из невольничьих рынков какого-нибудь из аравийских эмиратов.

Почти одновременно стихли звуки боя и в Исмаилии. Чуть позже мне доложили, что и там противник был отбит с очень большими для него потерями, а остатки неприятельского отряда вырублены моими уланами.

Теперь мне надо было садиться за стол и писать донесение о случившемся в Петербург, на имя государя. Мы отбили еще один набег. А сколько их еще будет? Дай бог, чтобы все они заканчивались так же хорошо, как сегодняшний. Полным поражением неприятеля и без потерь с нашей стороны.