Текст книги "Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока (сборник)"

– Если не есть и не спать, то три… – полковник Хмелев помял подбородок. – В крайнем случае четыре… Вы предлагаете устроить «птенцам Геринга» 22 июня, только наоборот? – В глазах полковника появилось понимание, сменившееся азартом. – Ну-ка, дайте-ка… – он сел за ноутбук и начал набрасывать примерный график полетов.

– Товарищ контр-адмирал, по три вылета каждой машиной можно гарантировать точно. Из расчета три тройки «сушек» и две пары «Мигов». Одну «сушку» с самым опытным пилотом использовать для ведения воздушной разведки в обозначенном радиусе…

– Сергей Петрович, – контр-адмирал Ларионов склонился над плечом полковника Хмелева, – оставьте в графике два окна. Одно примерно часовое, для сборки и выпуска в воздух вертолетов Ми-28. Другое – в районе двух часов ночи – примерно на двадцать минут: для запуска Ка-52. Не забывайте, группе полковника Бережного этой ночью работать и по Евпатории, и по штабу Манштейна. – Контр-адмирал повернулся к Тамбовцеву: – Александр Васильевич, а не перейти ли вам в мой штаб, в оперативный отдел? У вас неплохо получается…

– Не стоит, товарищ контр-адмирал, – ответил Тамбовцев, – у вас достаточно молодых и талантливых офицеров. Зачем вам нужен пенсионер? Я просто выдвинул вполне очевидную идею, которую они тут же довели до рабочего состояния.

Теперь смотрите – мы дадим по каналу СОР радиограмму в Ставку о своем присутствии и тут же начнем крушить немецкие аэродромы в пределах нашей досягаемости. Если мы не будем валять дурака, то завтра утром обстановка на южном участке советско-германского фронта может резко измениться. Германские панцерваффе за летне-осеннюю кампанию выработали практически весь моторесурс. Боеготовых машин в танковых группах остались единицы. Советские контрудары парируются только за счет превосходства в воздухе.

– И вы предлагаете это превосходство у немцев отобрать. – Адмирал задумался. – А если сделать это хотя бы здесь и сейчас, то толк все равно будет. Немцам придется зашивать дыру резервами, а они у них и так невелики. Теперь, товарищ Тамбовцев, насчет радиограммы… Каковы у вас мысли на этот счет?

– С радиограммой несколько сложнее, товарищ контр-адмирал. С одной стороны, если код вскрыли мы, то почему это не смогут сделать немцы или англичане… Есть и еще один фактор. Сколько вообще времени мы сможем хранить тайну о своем происхождении? Я думаю, что не больше полугода – год. Когда мы начнем участвовать в Великой Отечественной войне на стороне СССР – а мы фактически уже в ней участвуем – и включимся в структуры РККА и РККФ, то мы будем вынужденно контактировать с тысячами людей. Утечки в таком случае просто неизбежны…

Короче, если шифр продержится полгода, то значит, он выполнил свою задачу. Теперь по тексту. Начать надо примерно так: «Товарищ Сталин. Мы, личный состав сводного соединения Военно-морского флота Российской Федерации, вышедшего на учения в Средиземное море в конце декабря 2012 года…»

– А может, не надо про 2012 год и Российскую Федерацию, по крайней мере сразу так? – засомневалась полковник Антонова. – А то как-то неуютно. Вот пришлет Берию разбираться – кто тут дурака валяет…

– А вы, Нина Викторовна, попробуйте как-то иначе объяснить наши возможности и наш Андреевский флаг, – отпарировал Тамбовцев. – Тут столько всякого накручено и наверчено, что в своей радиограмме мы должны быть кратки и максимально близки к действительности. А все остальное Ставке должна сказать та «ночь длинных ножей», которую устроит летчикам люфтваффе полковник Хмелев со своими орлами… Ну, и Евпаторийский десант.

Кстати, товарищ Сталин крайне не любит, когда его вводят в заблуждение или морочат голову. Так что, товарищи, давайте держаться фактов яко путеводной нити. И еще. Наш с вами любимый нарком и так здесь скоро будет – не с первой партией визитеров, так со второй точно. Ведь он не только нарком внутренних дел, но и куратор всех КБ, в которых разрабатывается почти весь местный хайтек. А наши корабли этим хайтеком забиты от киля до клотика. Но сейчас это к делу пока не относится…

А теперь давайте дальше, примерно так: «Мы переместились во времени и пространстве и оказались в Черном море 4 января 1942 года».

– Не стоит «Мы переместились», – сказал я, – можно подумать, что для нас такие перемещения в порядке вещей. Лучше написать: «По независящим от нас причинам произошло событие, которое перенесло нас…»

– Да, а про благодетелей-экспериментаторов мы расскажем уже в личной беседе, если таковая состоится, что называется, тет-а-тет. – Контр-адмирал задумался. – И обязательно надо вставить про самое совершенное и разрушительное оружие. Ну, и продемонстрировать его наглядно. Например, станция Джанкой – ключ к крымской логистике. Если снести ее ОДАБами, то это не только предотвратит маневр противника, но и произведет нужное впечатление на своих.

– Не годится, товарищ контр-адмирал, – возразил начальник штаба соединения, – в качестве демонстрационной выберите другую цель. В случае благоприятного развития ситуации, на второй – третий день Джанкой будет в наших руках, и весь этот склад на колесах окажется в распоряжении Красной Армии. На этом направлении мы с полковником Бережным сходимся на необходимости вывода из строя мостов на Чонгарском перешейке и одной из железнодорожных станций за линией Турецкого вала.

– Хорошо, тогда замените станцию Джанкой на железнодорожный узел Донецка, или как его сейчас называют, Сталино. – Контр-адмирал Ларионов посмотрел на часы. – Вы, товарищи, пока составляйте свое послание. Товарищ Тамбовцев, я надеюсь, что оно будет вылизано и безупречно по форме и содержанию, как заявление ТАСС в старые добрые времена. Закончите, занесите мне, я подпишу. А сейчас товарищи Иванцов, Бережной и Хмелев идут со мной.

Уже с порога контр-адмирал, пропустив вперед полковников, обернулся:

– Александр Васильевич, мое предложение пока остается в силе…

4 января 1942 года, 21:10.

Черное море, Стрелецкая бухта Севастополя

Уже в темноте началась погрузка десанта на корабли Черноморского флота. Для проведения операции флотское командование выделило из сил охраны водного района быстроходный тральщик Т-405 «Взрыватель», буксир СП-14 и семь катеров типа МО-4.

Каждый из катеров вмещал до пятидесяти человек десанта, остальные десантники, три противотанковые сорокопятки и два плавающих танка Т-37 были погружены на буксир СП-14.

В первый эшелон десанта входили: батальон морской пехоты – пятьсот тридцать три бойца под командой капитан-лейтенанта Бузинова. Отряд специального назначения разведотдела штаба Черноморского флота – шестьдесят бойцов под командой капитана Топчиева. Отряд погранохраны НКВД – шестьдесят бойцов. Группа разведчиков капитан-лейтенанта Литовчука – сорок шесть бойцов. Группа разведчиков Опанасенко – двадцать два бойца и отряд евпаторийских милиционеров во главе с капитаном Березкиным.

Всего в первой волне десанта должны были пойти семьсот сорок человек. Кроме того, в десанте участвовали партийные и советские работники, которые по прибытии в город должны были возглавить восстановленную советскую власть в Евпатории.

Ровно в 23:00 с тральщика «Взрыватель», флагмана десантной флотилии, был дан сигнал о начале движения. Корабли, выйдя из бухты, перестроились в кильватерную колонну – впереди тральщик, за ним пять катеров. Позже к ним присоединился буксир СП-14 в охранении еще двух морских охотников. Корабли, миновав траверз Стрелецкого поста, легли на курс в Евпаторию.

Шли без огней, соблюдая полную светомаскировку. Погода была тихая, ветер слабый, направление норд-ост, волны почти нет, двигатели переведены на подводный выхлоп и работают приглушенно. Справа багровым заревом проплывал осажденный Севастополь. Пока корабли шли к цели, начался инструктаж личного состава, подразделениям ставились конкретные задачи. Например, разведгруппа капитан-лейтенанта Литовчука должна была захватить здание гестапо. Группе разведчиков Опанасенко, путем разведки боем, была поставлена задача выявить огневые точки и расположение сил противника. Батальон капитан-лейтенанта Бузинова после разгрома вражеского гарнизона должен был удержать город до подхода главных сил. Потом на кораблях начались митинги.

А в это время…

4 января 1942 года, 21:31.

Черное море, пятьдесят пять километров западнее Евпатории.

Тяжелый авианесущий крейсер «Николай Кузнецов»

Самолетоподъемник один за другим выталкивал на полетную палубу из глубины ангара хищные силуэты Ми-28Н, похожие на огромных стрекоз. Извлеченные на палубу ударные вертолеты спешно готовили к вылету. Пока прикомандированные с базы в Торжке техники монтировали к ротору снятые на время транспортировки лопасти, вооруженцы подвешивали к пилонам блоки НАР Б-8 и вставляли в них длинные «карандаши» авиационных ракет. Охрану штаба 11-й армии вермахта ожидал хитрый коктейль из осколочно-фугасных, объемно-детонирующих и осветительных боеприпасов. А команду, готовящую вертолеты к вылету, чем дальше, тем больше трясло от возбуждения. Ведь подготовленные ими машины через пару часов пойдут в настоящий, а не учебный бой. А эти вот самые снаряды взорвутся не на полигоне в окружении мишеней, а среди лютых врагов, собрав с них обильную дань кровью.

Тем временем внизу, глубоко под палубой, спецназовцы готовились к рейду, надевали черную униформу без знаков различия и эмблем, которые могли бы указать их принадлежность государству, пославшему их в бой. Бойцы подгоняли снаряжение, чистили и проверяли оружие и средства связи. Тут атмосфера была спокойней, разговоры вполголоса, перебиваемые лишь тихим лязгом и щелчками деталей при сборке оружия.

Дело было даже не в том, что они не были возбуждены всем произошедшим. Нет, просто они были профессионалами, рабочими войны, и умели контролировать свои чувства. Здоровые, взрослые мужики, средний возраст бойцов двадцать восемь – тридцать лет. Они повоевали в Чечне, Южной Осетии, были признаны медиками и психологами годными к спецоперациям в Сирии. Таких бойцов, с сопоставимым опытом Испании, Халхин-Гола и финской войны, в данный момент в РККА были единицы.

В соседнем помещении совещались командиры. Полковник Бережной скинул свой щегольской серый цивильный костюм и теперь, с полуседой головой, одетый в полевую униформу, напоминал Акелу, возглавляющего стаю перед большой охотой.

Он сам поведет группу, состоящую из двух усиленных взводов, на захват штаба генерала Манштейна. Рядом с ним командиры взводов и адъютант – тот самый Бес, он же старший лейтенант Бесоев – спарринг-партнер и боевой напарник полковника. Впрочем, старлею предстоит не менее трудная работа в Евпатории. На столе расстелили план села Сарабуз, где квартировал генерал, который никогда, наверное, уже не станет фельдмаршалом. Полковник обвел карандашом два объекта.

– Смотрите и запоминайте: вот здесь при советской власти была школа. Теперь там штаб 11-й армии. По ней работает третий взвод. Оттуда вы, капитан Зайцев, должны любой ценой вытащить все документы – все до последней бумажки. Здание не поджигать и не взрывать. Насколько я знаю контр-адмирала Ларионова, через пару дней там снова будет школа.

Теперь… Вот правление плодоовощного колхоза. Тут немецкие офицеры устроили себе квартиры. Объект работает четвертый взвод старшего лейтенанта Голикова. Товарищ старший лейтенант, задача тебе такая. Обязательно надо взять живьем самого Манштейна, его начальника штаба и начальника армейского узла связи. Интенданта армии я от вас не требую, поскольку эта служба расположена в самом Симферополе, и здесь он бывает наездами. Но подвернутся под руку чины гестапо, СД, абвера или других спецслужб – хватайте живьем, не задумываясь.

Сначала вертушки подвесят десяток осветительных «люстр», и лишь после того как проявившие себя огневые точки противника подавят «ночные охотники» – повторяю, лишь только после этого, – начнете десантироваться. Всем все понятно?

Офицеры дружно закивали. Полковник посмотрел на часы.

– Двадцать два сорок два – время минус тридцать восемь минут. Выводите личный состав на исходную.

Ровно в двадцать три пятнадцать четыре ударных вертолета Ми-28Н и четыре транспортно-штурмовых Ка-29 поднялись с палубы «Адмирала Кузнецова» и ушли в направлении Симферополя. На полпути к цели они выберут тихую уединенную поляну, вышлют в сторону Сарабуза группу доразведки и будут ждать условленного сигнала. Первый ход был сделан. Началась операция под кодовым названием «Ночная гроза».

День Д. 4 января 1942 года, 23:20.

Черное море, тридцать пять километров западнее Евпатории.

Тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов»

Лишь только успели растаять в туманной полутьме силуэты вертолетов группы полковника Бережного, как на освободившейся палубе снова началась суета. Из ангара начали поднимать истребители-бомбардировщики Су-33. Второй, после уничтожения командования 11-й армии, задумкой адмирала Ларионова была операция под кодовым названием «Длинная рука». Это была схема поэтапного уничтожения люфтваффе на южном крыле советско-германского фронта путем регулярных ночных налетов на аэродромы противника. По информации, найденной в военно-мемуарной литературе, было установлены аэродромы немцев, на которых в течение войны базировались самолеты люфтваффе. Для уточнения этой информации в 23:55 в воздух поднялся первый Су-33, оснащенный подвесными топливными баками и контейнером с разведывательной аппаратурой. Говоря более понятным языком, эта машина, пролетая на семнадцатикилометровой высоте, видела по сто километров в стороны и три метра вглубь земли. Пилотировал самолет-разведчик майор Коломенцев.

Поднявшись в воздух, разведчик с набором высоты направился в сторону Севастополя. Адмирал Ларионов и оперативный отдел соединения хотели уточнить линию фронта вокруг города-героя. Особо ценными были съемки германских позиций в инфракрасных лучах. В зимнюю погоду такие фото есть прямое целеуказание для нанесения бомбоштурмовых ударов с целью поражения живой силы противника, ибо четко выявляет месторасположение окопов и блиндажей.

Сделав над Севастополем «круг почета», Коломенцев направился далее по маршруту. После более чем часового полета он должен был приземлиться обратно на «Кузнецов».

Не успел гул двигателей одиночной «сушки» затихнуть вдали, как на старт уже начали выкатывать первую тройку бомбардировщиков. Из-за двадцати восьми РБК (разовые бомбовые кассеты), боевые самолеты казались домохозяйками с переполненными авоськами, возвращающимися с рынка. Их цель – аэродром в Николаеве, на котором базировалась 3-я группа 51-й бомбардировочной эскадры люфтваффе, бомбардировщики Ю-88A, штаб эскадры и штаб 4-го авиакорпуса.

Но прежде чем «сушки» поднимутся в воздух, в эфир была передана следующая радиограмма, закодированная шифром, используемым для связи Ставки Верховного Главнокомандования со штабом Севастопольского оборонительного района.

«Хронос» – тов. «Иванову».

Отправлена 00:05 05.01.1942

Принята, расшифрована и зарегистрирована 02:15 05.01.1942

Верховному Главнокомандующему

Вооруженными силами СССР

товарищу Сталину И. В.

Товарищ Сталин. Мы, личный состав сводного соединения кораблей Балтийского, Северного и Черноморского флотов Российской Федерации, вышли на учения в Средиземное море в конце декабря 2012 года. По независящим от нас причинам, мы переместились во времени и пространстве и оказались в Черном море в окрестностях Севастополя 4 января 1942 года.

Как ваши прямые потомки, мы считаем себя обязанными принять участие в войне советского народа с немецко-фашистскими захватчиками и потому намерены оказать Советскому Союзу всю возможную помощь.

Наше соединение состоит из кораблей, оснащенных самым совершенным на наше время оружием. В том числе и таким, аналогов которому в вашем мире еще нет и долго еще не будет. Флагманом соединения является тяжелый авианесущий крейсер, на борту которого базируется авиакрыло, состоящее из четырнадцати многоцелевых боевых самолетов и более двадцати вертолетов. В состав соединения входят четыре больших десантных корабля и два батальона морской пехоты Балтийского и Черноморского флотов, оснащенные бронетехникой и средствами усиления. На грузопассажирском лайнере «Колхида» для участия в учениях по высадке десанта складировано большое количество сверхсовременного, даже по нашим временам, тяжелого вооружения.

Сегодня в ноль часов тридцать минут командование Севастопольского оборонительного района начинает Евпаторийскую десантную операцию, которая в нашем прошлом закончилась тяжелым поражением советских войск. Имея в своих руках такую мощь, мы не можем спокойно смотреть, как сражаются и погибают наши деды и прадеды. Мы пойдем в бой плечом к плечу с бойцами капитан-лейтенанта Красной Армии Бузинова. В операции примут участие палубная авиация, корабельное соединение и подразделения морской пехоты.

Кроме военной мощи и желания сражаться, мы обладаем информацией не только о текущих событиях этой войны, но и о планах немецкого и союзного командования на ближайшее время, и о многом другом, что мы, из-за конфиденциальности информации, не можем сообщить по радио даже в зашифрованном виде.

Мы просим Вас прислать своего представителя, которому Вы полностью доверяете, на флагманский корабль нашей эскадры для передачи сведений, имеющих особую государственную важность, и согласования дальнейших операций в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Командующий сводным соединением

контр-адмирал Ларионов В. С.

Передатчик еще отправлял в эфир последние группы цифр, а с трамплина «Адмирала Кузнецова» один за другим срывались в небо тяжелые машины. Первым на взлет пошел майор Садыков со стартовой позиции номер два, за ним с позиции номер один в небо поднялась машина капитана Гордина. Пока он взлетал, газоотбойник на второй позиции успел опуститься, и через тридцать секунд с третьей позиции стартовал старший лейтенант Ганочкин, один из пилотов так называемого молодого пополнения.

Они ушли, растворились в темноте, а неугомонные техники готовили к вылету следующую тройку, которую возглавлял майор Хамбурдыкин. Ее целью являлся аэродром в Херсоне, на котором базировалась 3-я группа 27-й бомбардировочной эскадры люфтваффе, бомбардировщики Хе-111Н. Группа майора Хамбурдыкина начала взлет ровно в полпервого, а в ноль часов тридцать пять минут последняя машина группы оторвалась от родной палубы.

Предпоследней в воздух была поднята тройка, возглавляемая самим командиром авиакрыла полковником Хмелевым. Ее цель одна из самых ответственных – это одна из узловых железнодорожных станций Донецкого (Сталинского) узла, под завязку забитая эшелонами с горючим, боеприпасами, войсками. Задача – снести эту станцию с лица земли, ну а потом, в ходе последующих налетов, и несколько ее соседок. Пусть у Клейста тоже немного поболит голова. Тем более что он единственный, кто хоть что-то способен перебросить на выручку 11-й армии в Крыму. Просто средство предосторожности.

Под каждый самолет подвешено по восемь полутонных объемно-детонирующих боеприпасов. Они будут у цели примерно через двадцать минут после взлета. Немецкие солдаты и офицеры, спящие в своих землянках, теплушках или стоящие на постах, еще не знали, что они уже умерли. Их смерть была уже измерена, взвешена и висела под крыльями самолетов XXI века. Оставшиеся минуты жизни их – это не более чем отсрочка исполнения приговора.

Вот тройка Су-33 снизилась до малых высот и, совершив пологий вираж, вышла на станцию вдоль железнодорожных путей. Автопилоты отрабатывают режим огибания местности. Немцы, стоящие у зенитных орудий, абсолютно ничего не слышат. Их смерть мчится впереди собственного звука.

Вот он, рубеж атаки. Бомбы отделяются от самолетов, позади них раскрываются маленькие парашюты, и на станцию горной лавиной обрушивается страшный грохот. Но это не сама смерть, это всего лишь ее герольд, возвещающий пришествие костлявой дамы в саване и с косой. А смерть бесшумно накрывает станцию ковром из длинных продолговатых предметов.

Немецкие зенитчики еще трясут контужеными головами, но все уже кончено. Взрыв единого поля из синхронно сработавших двадцати четырех ОДАБов был такой силы, что эту вспышку в полнеба видели даже советские бойцы на Миус-фронте. Следом громыхнули эшелоны с боеприпасами, предназначенные для 1-й танковой армии. Загоревшиеся эшелоны с горючим превратили станцию в настоящий ад.

Полковник Хмелев, обернувшись, посмотрел на полыхающее зарево, расплывающееся на том месте, где только что была железнодорожная станция, и которое стало братской могилой для сотен немецких солдат.

– Ну что, с-суки, мы вам покажем, что такое настоящая война!

Им еще надо было вернуться на авианосец, заправить и осмотреть машины, подвесить бомбы и совершить еще один вылет, а за ним еще и еще…

А на аэродромах Херсона и Николаева началось светопреставление. Если по-честному, то в январе 1942 года единственным врагом немецких солдат в этих краях был только Генерал Мороз. Советские самолеты давно уже туда не залетали, а партизанское движение еще только начало развертываться, и всех прелестей горящей под ногами земли немецкие солдаты еще не успели узнать.

А этот русский мороз щипал уши, хватал пальцами за нос и холодными, б-р-р-р, руками лез под тонкую шинель из эрзац-сукна. Фельдфебеля на него нет, чтоб он пропал. Так что немецкие солдаты, поеживаясь, ходили вокруг выстроенных рядами самолетов с черными крестами на крыльях и паучьими свастиками на хвостовых оперениях. Расчеты зенитных пушек дежурили на своих постах. Хотя налетов советской авиации не было уже давненько, но орднунг есть орднунг!

Хваленый немецкий порядок однако не помог, когда над аэродромами люфтваффе совершенно бесшумно появились по три стреловидные краснозвездные тени. Потом на летное поле с неба свалился страшный грохот! А из-под крыльев нежданных ночных визитеров посыпались бомбы, разлетаясь по пути веером сотен маленьких боевых элементов. Секунду спустя стоянки самолетов, позиции зенитных батарей, склады боеприпасов и ГСМ утонули в тысячах взрывов. На каждый аэродром было сброшено по двенадцать тысяч шестисоткилограммовых боевых блоков осколочно-фугасного действия. То, что осталось на стоянках от самолетов, выглядело так, будто боевые машины тщательно пропустили через шредер, а местами и не по одному разу. Крики раненых заглушались гулом пожара и грохотом рвущихся боеприпасов.

В соседних частях завыли сирены воздушной тревоги, наводчики зенитных орудий внимательно вглядывались в темное небо. Но они ничего не заметили. А «сушки», обогнув горящие немецкие аэродромы по широкой дуге, легли на обратный курс. В этом мире их никто не смог бы догнать.

5 января 1942 года, 03:00.

Рейд Евпатории. Борт катера МО-4 (бортовой номер СКА-042)

Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов

Как я попал в десант? Да вот так и попал, молча. Вызвали меня в штаб и приказали – пойдешь в Евпаторию. Капитан Топчиев собрал нас, разведчиков, и сказал, что командованию Севастопольского оборонительного района поступил приказ – произвести высадку тактического десанта на Евпаторию, откуда в дальнейшем можно будет нанести удар на Симферополь, в тыл основной немецкой группировке. Какими силами, никто не знает, но наша задача – захватить Евпаторию и восстановить там советскую власть. Ну, а за нами должен пойти полк морской пехоты, который и доведет дело до конца.

Скажу честно, стало как-то не по себе – страшновато было высаживаться так далеко в тыл врага. Но по нашим разведданным, в Евпатории немцев не было, только румыны и татарские изменники. А вояки они еще те.

Вечером четвертого января началась погрузка на корабли десанта. Флагманом у нас там был БТЩ (быстроходный тральщик) «Взрыватель». На нем и шли основные силы. Ну, и еще семь «мошек» (катеров МО) и один буксир. Всего десантников было человек семьсот. Были среди них и моряки с Дунайской флотилии, и пограничники, и наш брат-разведчик. Были даже милиционеры из Евпатории.

На буксир СП-14 погрузили две плавающие танкетки Т-37 и три 45-миллиметровые пушки.

Уже ближе к полуночи корабли с десантом вышли из Севастопольской бухты. Шли без огней, соблюдали светомаскировку. Да и за звукомаскировкой следили – катера шли с подводным выхлопом двигателей. Волнения практически не было. В районе Севастополя что-то гремело, взрывалось и горело.

Пока мы шли, командиры провели инструктаж, где каждой группе поставили задачу. Мы, разведчики, с приданными нам бойцами должны были захватить и удержать Товарную пристань, а потом продвигаться в город, где захватить артиллерийскую батарею на мысе Карантинный и электростанцию. Ну, а далее, как сказал нам капитан Топчиев, мы броском продвинемся в сторону кладбища и освободим наших военнопленных, которых в лагере охраняли румыны.

После был короткий митинг, где мы пообещали нашему народу и лично товарищу Сталину бить немецко-румынских захватчиков до последней капли крови.

Где-то в час ночи, когда мы были уже на полпути, на море опустился туманный кисель. Видимость сократилась метров до ста. С неба посыпалась мелкая морось, не пойми что – не то дождь, не то снег.

В два часа сорок минут наш катер подошел к точке развертывания. Согласно плану, буксир с танкетками, наш СКА-042 и еще две «мошки» с десантом пошли налево. Тральщик «Взрыватель» с тремя МО пошел по центру, а еще два катера повернули направо.

Вот мы подошли к Торговой пристани. Сердце забилось сильнее.

«Сейчас начнется высадка!» – подумал я. Катер мягко ткнулся в причал, и я, подхватив свою «светку», вместе с остальными товарищами бросился на берег. Что удивительно, по нам никто не стрелял. И тут в центре высадки, на пассажирской пристани, кто-то сдуру выпустил в небо красную ракету.

Сразу такое началось, что и вспомнить страшно. На всех высоких зданиях города: на куполе мечети Джума-Джами, на колокольне храма Святого Ильи, на соборе Святителя Николая Чудотворца, на крышах гостиниц «Бо-Риваж» и «Крым» – зажглись прожектора. Стало светло, как днем. Оглянувшись, я увидел, как с буксира выгружают пушки. Часть причала была разрушена, и наши бойцы, стоя по грудь в ледяной воде, руками придерживали мостки, по которым на берег артиллеристы спускали сорокапятки.

Я зажмурился от обиды. Стало понятно, что немецкое командование ждало наш десант и успело основательно подготовиться. Отовсюду по нам ударили вражеские пулеметы. Почти тут же к ним присоединились минометы и артиллерийские батареи, расположенные на мысе Карантинном, на улице Эскадронной, возле складов «Заготзерно» и на Пересыпи. Но недолго музыка играла.

Позади нас в море раздался пульсирующий гром и рев. Я оглянулся назад и увидел, как сквозь туман пробиваются бело-оранжевые сполохи, будто там заработала грандиозная электросварка. Прямо на наших глазах румынскую батарею на мысе Карантинном, которая и была нашей целью, накрыл лес артиллерийских разрывов. Неизвестные корабли накрыли артиллерийским огнем и минометную батарею у складов «Заготзерна». По румынской батарее на Пересыпи ударили чем-то страшным, по сравнению с которым наши «Раисы Степановны» – реактивные снаряды РС-13, – действие которых я видел в Одессе, это просто детская хлопушка. Пламя взрывов, казалось, поднималось до самых небес. От стоящего в воздухе грохота туман почти распался, и стали видны темные силуэты стоящих на рейде Евпатории крупных кораблей, ведущих беглый артиллерийский огонь по вражеским позициям.

«Какие еще корабли, и откуда они?!» – подумал я. И тут прямо над нашими головами со свистом и воем пронеслось нечто напоминающее большой винтокрылый автожир. Еще до войны я читал о них в журнале «Техника – молодежи». Почти над нашими головами эта машина выпустила реактивный снаряд по румынскому прожектору, находящемуся на крыше гостиницы «Бо-Риваж» и освещавшему пассажирскую пристань и буксир СП-14. Пламя ракетного выхлопа высветило на голубом брюхе винтокрылого аппарата большую красную звезду. Крыша гостиницы поднялась вверх, и обломки ее, медленно кружа в воздухе, стали падать на стоящие рядом домики.

Другие винтокрылые машины обнаружили себя, выпустив ракеты и открыв огонь из пушек по немецким и румынским пулеметам, которые в этот момент обстреливали корабли десанта из окон жилых домов, гимназии, гостиницы «Крым». Мы все, сорок здоровых глоток, единодушно заорали «ура», когда от каких-то удивительно, снайперски точных попаданий эрэсов вражеские огневые точки стали замолкать одна за другой.

И в этот момент прожектора с пулеметами, расположенные в мечети и церквях, вдруг развернулись в сторону опорных пунктов противника – зданиям гимназии и гостиниц «Бо-Риваж» и «Крым», залив их как потоками света, так и перекрестным пулеметным огнем. Уже после боя я узнал, что проникшие заранее в город осназовцы взяли в ножи расчеты румынских огневых точек и по команде открыли огонь по противнику.

Капитан Топчиев хлопнул меня по плечу:

– Шевелись, Борисов, ишь рот открыл, как в цирке. Это товарищ Сталин для немцев с румынами такую баню устроил, чтоб мы не скучали. А у нас еще одно задание есть – занять мыс Карантинный.

Бойцы тихо засмеялись, и отряд перебежками направился к подавленной артиллерией неизвестных кораблей румынской батарее.

Живых румын мы по дороге так и не встретили, так что и повоевать нам не пришлось. Сама батарея была разбита в хлам. Повсюду валялись обломки зарядных ящиков, разбитые станины и исковерканные стволы орудий. Дополняли картину изуродованные тела румынских артиллеристов. Ужас. Делать тут нам было уже нечего.

Правда, вид на эскадру, стоящую на Евпаторийском рейде, открывался великолепный. В сполохе разрывов и отблесках пламени было видно, как два больших корабля идут к берегу в сторону курортной зоны, да так быстро, будто они собирались со всего хода выскочить на берег. Но вот они сбросили скорость. Неожиданно их носовые части стремительно раскрылись, словно ворота средневековых замков. И из внутренностей кораблей, рыча двигателями и окутанные сизыми клубами выхлопов, выехали танки неизвестной мне конструкции с приплюснутой маленькой конической башней. Я поднял к глазам бинокль. Интересно, из башни торчали сразу два орудия – одно большое, второе поменьше.

Нырнув в воду, танки поплыли в сторону ближайшего пляжа. За ними из подошедших к берегу кораблей вышли еще несколько таких же машин. Когда с берега по ним ударила пара румынских пулеметов, в ответ загрохотала пушка головной машины, калибром этак в восемьдесят пять миллиметров, а может, и все сто. Пулеметы заткнулись и больше не возражали против высадки. Короче, на наши плавающие танкетки Т-37 эти танки были так же похожи, как автомобиль ЗИС-5 на телегу.