Текст книги "Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока (сборник)"

Сначала дорога из Симферополя в Саки, вся забитая обугленными немецкими грузовиками и бронетранспортерами. Потом огромное поле, сплошь заваленное трупами немецких солдат. Мышастые серо-зеленые шинели хорошо видны на фоне рыжей крымской земли. А кое-где из-за этих шинелей земли и не было видно вовсе. Далее странно изломанные линии траншей – как я догадался, именно тут десантники держали оборону против всей одиннадцатой армии. А это что за прямоугольные ямы? Неужто у них в первой линии вместе с пехотой стояли и танки? Да вот точно – следы гусениц.

Закладываем вираж и заходим на посадку. Хозяева пропускают нас троих вперед, делая над аэродромом еще один круг. Где-то впереди сверкнуло серое море и на нем корабли, много кораблей. Но отвлекаться некогда, выравниваю истребитель и аккуратно касаюсь колесами полосы. Только не хватало в гостях «дать козла»! Но ничего, все нормально: теряя скорость, самолет катится по полосе. Вслед за мной садятся ведомые. Полет окончен.

На стоянке пусто, только стоят, похоже, оставшиеся от предыдущих хозяев одинокая «штука» со снятым мотором и такой же одинокий Хейнкель-111.

Заруливаю на указанную мне диспетчером стоянку, глушу мотор. Рядом останавливаются мои ведомые. И тут, с шумом и грохотом, мимо нас проносится один из спецсамолетов. За его хвостом трепещет странный крестовидный парашют. Следом садится и его ведомый.

Вот я и на секретном объекте. Что дальше? Что-то еще не дает покоя, и после некоторых раздумий понимаю – корабли на горизонте. Один из них по силуэту весьма напоминает авианосец, только почему-то с загнутым вверх, как у турецкой туфли, носом.

Расстегиваю ремни и вылезаю из кабины. Техник, только что подложивший башмаки под колеса моего МиГа, как-то странно смотрит на меня, потом спрашивает:

– Товарищ Покрышкин?

Оказывается, и тут все меня знают, даже техники. Киваю:

– Покрышкин я, Покрышкин…

А он как завопит:

– Ребята, к нам сам Покрышкин прилетел!

И что я вижу – в нашу сторону бегут какие-то люди в технических комбинезонах и совершенно не похожей ни на что незнакомой форме, с криком:

– Качать Покрышкина!

Стоим вместе с моими ведомыми, Карповичем и Лукашевичем, на полосе, и в голове мелькают мысли: форменный дурдом! куда бежать? как спасаться? куда мы попали?!

Внезапно гремит командирский рык:

– А ну отставить!

На небольшой открытой машине в нашу сторону мчится человек, одетый примерно так же, как в фантастическом фильме тридцать восьмого года «Полет на Луну». Бегущие к нам, заслышав этот голос, начинают резко тормозить и перестают быть похожими на толпу индейцев, жаждущих снять с меня скальп. Машина останавливается, похожий на героя фантастического фильма человек соскакивает на землю и козыряет:

– Майор Скоробогатов Виктор Сергеевич, ведущий звена.

Козыряю в ответ:

– Старший лейтенант Покрышкин Александр Иванович, тоже ведущий звена…

– Ну, вот и познакомились, – хлопает майор меня по плечу, – а на ребят ты внимания не обращай, они такую знаменитость, как ты, в первый раз видят.

Опять я ничего не понимаю – почему и откуда я тут знаменитость…

Но, что называется, утро вечера мудренее, и все мы идем в столовую БАО на ужин. Надеюсь, там никто не бросится меня качать.

7 января 1942 года, 18:35.

Внешний рейд Евпатории, ТАКР «Адмирал Кузнецов»

Адмирал Кузнецов Николай Герасимович

Когда товарищ Сталин сказал про эскадру из будущего, я, честно говоря, не поверил. Уж слишком невероятной была эта новость. Даже фотографии меня до конца не убедили – мало ли чего могут нарисовать в фотомастерских НКВД. Вдруг это им надо для стратегической дезинформации? Даже то, что мы срочно вылетели в Крым, причем группу возглавлял сам Берия.

Я не знал что и думать. Первым шоком для меня были никогда не виданные мною истребители сопровождения, которые выслали нам навстречу из Крыма. Я, конечно, не летчик, но все равно видел, что здесь нечто запредельное, рассчитанное на совершенно другие скорости и высоты.

Потом был аэродром Сарабуз в Симферополе и мобильный КП Первой отдельной тяжелой механизированной бригады ОСНАЗ РГК, который по сути выполнял функции штаба фронта при генерал-лейтенанте Василевском.

Я в сухопутных делах разбираюсь слабо, но ведь получилось же у него с помощью командиров из будущего совершенно мизерными силами разгромить 11-ю армию Манштейна.

Товарищ Сталин поставил передо мной не менее важную задачу – объединить под своим командованием то, что осталось от Черноморского флота, и эскадру из будущего, после чего установить на Черном море господство нашего флота. Чтобы немцы из страха перед нашей новой десантной операцией держали бы по побережью такую же плотность войск, как и на фронте.

Потом за нами с товарищем Берией с эскадры прилетел маленький винтокрылый аппарат. То есть маленьким он был лишь для местных масштабов, а так вполне себе ничего аппарат, по сравнению с У-2 и Р-5, на которых мне уже доводилось летать. По крайней мере, разместились мы там почти с комфортом. Полет в облачную беззвездную ночь похож на висение в черной темноте. Вертолет, казалось, жужжал на месте, как муха, влипшая в черную смолу, ни на метр не приближаясь к нашей цели.

Потом впереди загорелся огонек, за ним другой. Вскоре перед нами открылась освещенная по-походному эскадра из будущего. Нельзя сказать, что тут все сияло и переливалось, как в городах Европы. Но и особой светомаскировки тоже не было. Это какое же у них должно быть ПВО, чтоб совершенно не бояться немецких налетов!

Вертолет заложил вираж, и перед нами оказался расцвеченный посадочными огнями настоящий плавучий аэродром. У меня захватило дух. Корабль был величав и огромен, и самое главное – он жил. По палубе перемещались острокрылые самолеты, вроде тех, что сопровождали нас от Ростова до Симферополя, и, подобно муравьям, двигались фигурки людей.

Мы с Берией, как по команде, прилипли носами к иллюминаторам. Протерев иллюминатор, я увидел стоящие в носовой части палубы авианосца три самолета, похожие на те, что я уже видел, но по габаритам все же крупнее. Точно, тех называли МиГами, а эти – Су.

Их двигатели уже работали – в темноте были видны голубоватые струи раскаленного газа, ударяющие в поднятые щиты. Самолет на левой передней позиции начал разбег. Удивительно, но ста метров стартовой дорожки хватило для взлета машине, которая, как я потом узнал, по своей массе не уступала тяжелому бомбардировщику ТБ-7. Я затаил дыхание, когда, подскочив на трамплине, тяжелая машина чуть просела, а потом устремилась в небо. Подобно эрэсам опираясь на два столба огня, машина продолжила карабкаться ввысь. Когда она только-только стала отрываться от палубы, я успел разглядеть под ее крыльями гроздья бомб. Значит, это уже не разведка, которая могла вылететь, еще когда мы были в Симферополе, а самая настоящая ударная группа.

Вслед за первым самолетом на взлет пошел его сосед справа, в то же время я обратил внимание, что на первой позиции начал опускаться щит, открывая дорогу на взлет третьему самолету. Взлетев один за другим, тройка собралась в боевой порядок и, обогнув нас по широкой дуге, с набором высоты ушла куда-то в сторону Одессы.

После того как самолеты скрылись из глаз, наш аппарат быстро пошел вниз. Когда мы снижались, краем глаза я успел заметить, что на стартовую позицию выдвигают следующую тройку самолетов. Да, у немцев будет веселая ночь! Пока мы летели от Ростова до Симферополя, я успел узнать от майора Санаева, какой погром эта авиагруппа учинила люфтваффе в ночь с четвертого на пятое января. Потом им мешал работать шторм, а вот сегодня у немцев, похоже, будет еще один ночной «праздник».

Вертолет ударился о палубу всеми четырьмя колесами, спружинил, и вот свист двигателей над головой стих. Распахнулась дверь, и в ее проеме, в лучах прожекторов, показался… золотопогонник, будто шагнувший сюда из времен до семнадцатого года.

Хорошо, майор госбезопасности Санаев заранее провел со мной инструктаж по тем порядкам, какие царят у потомков. Оказалось, что через год товарищ Сталин снова введет в армии и флоте погоны в знак единства прошлой и будущей истории и окончательного завершения Гражданской войны. А у моряков погоны на парадной форме как раз золотого цвета.

Я напряг свою память – две маленькие звездочки при одном просвете – лейтенант. А нарядился этот мальчик как раз для нас, уже один раз бывших для него историей. Козырнув ему в ответ, я ступил на палубу корабля, носившего мое имя. Обернувшись, я увидел, как лейтенант так же старательно козыряет Берии.

М-да-с! Это что же должно было произойти в будущем, чтоб Берия вызывал у молодых командиров чуть ли не щенячий восторг? А вот Лаврентию Павловичу такая встреча понравилась, стекла пенсне сверкнули одобрительно.

Я стоял на палубе этого прекрасного корабля, и ком застрял у меня в горле. Значит, я не зря прожил жизнь, если моим именем через столько лет назовут авианосец. Не зря мы отрывали от людей их последние копейки и рубли, строили новые и ремонтировали старые корабли. И вот на том самом Севере, где я впервые вышел в море еще совсем мальчишкой, теперь несет службу корабль моего имени!

Старший помощник командира корабля проводил нас наверх, в главный командный пункт. Оттуда, с высоты пятиэтажного дома, весь корабль был как на ладони. Он был прекрасен и грозен. У меня снова замерло дыхание…

Контр-адмирал Ларионов оказался невысоким, чуть плотноватым мужчиной, с редеющими, зачесанными набок волосами. Особенности добавляли быстрые точные движения крупных рук и прищуренный оценивающий взгляд серых глаз.

Я служу на флоте всю жизнь, дослужился до адмирала и наркома военно-морского флота. Так вот, эта работа требует умения мало-мальски разбираться в людях. Увидев контр-адмирала Ларионова, я не удивился, что с первых же минут пребывания в нашем времени он, убежденный в ценности советского государства и правильности курса товарища Сталина, начал наносить немцам удары сокрушающей силы. Это же можно сказать и о других командирах и бойцах соединения из будущего, которые своим участием помогли сломать хребет фашистской гадине и перенести войну в ее логово в Германии.

Все они – моряки, летчики, морские пехотинцы, разведчики-осназовцы, танкисты, артиллеристы – скоро стали настоящим ужасом для немецко-фашистских захватчиков. Ну, а мы, командование Красной Армии и Рабоче-Крестьянского флота, со своей стороны, делали все, чтобы и остальные советские бойцы были для врага так же страшны, как наши потомки. Разрабатывалось и принималось на вооружение новое оружие, совершенствовались уставы и боевые наставления. В минуты затишья войска проходили боевую учебу.

Но все это будет потом. А пока мы стояли в главном командном пункте авианосца моего имени, и у меня зрела уверенность, что если в прошлом наших потомков мы победили фашизм без их помощи, то теперь наша победа должна прийти быстрее и с меньшими для нас потерями. Сколько жизней наших людей сберегли с их помощью – трудно даже сосчитать.

– Товарищи, этой ночью нам многое предстоит сделать, но сперва… – контр-адмирал Ларионов сделал паузу, – но сперва, товарищ Берия и товарищ Кузнецов, должен поставить вас в известность о том, что полчаса назад со мной на связь выходил товарищ Сталин. Верховный Главнокомандующий интересовался обстановкой и просил, как только вы прибудете, немедленно с ним связаться.

Контр-адмирал Ларионов снял трубку большого красного телефона.

– Здравия желаю, товарищ Сталин. Так точно, товарищи Кузнецов и Берия прибыли. Спасибо, товарищ Сталин, справимся. Вы прислали нам на помощь самую тяжелую артиллерию. – Потом адмирал протянул трубку Берии: – Вас!

– Лаврентий, – донесся до Берии знакомый голос вождя, находящегося за две тысячи километров, – этот Октябрьский совершенно вывел меня из терпения своей пассивностью. Он не выполнил прямой приказ Ставки вывести флот в море и подвергнуть обстрелу Ялту. Ссылается на плохую погоду и возможность налета немецкой авиации. То, в какую дыру товарищ Ларионов и его авиагруппа засунули немецкую авиацию, знают все, кроме товарища Октябрьского. А вот теперь ты скажи мне, как там с погодой?

Берия вздохнул и ответил:

– Самолеты с авианосца летают, товарищ Сталин, уже где-то в течение часа – значит, товарищи потомки считают эту погоду вполне приемлемой для боевых действий.

В воздухе повисла пауза.

– Товарищ Берия, передайте трубку товарищу Кузнецову.

Всем абсолютно было понятно, что идут последние минуты, когда адмирала Октябрьского называют еще «товарищ», а не «гражданин». Отчего все испытывали определенную неловкость, даже Берия. С таким вот тяжелым чувством трубку взял и я, непосредственный начальник проштрафившегося адмирала.

– Слушаю вас, товарищ Сталин.

– Это я вас слушаю, товарищ Кузнецов, – ответил Сталин и четко, с нажимом выговаривая каждое слово, спросил: – Так как, можно в такую погоду воевать на море, или нет? Да или нет, товарищ Кузнецов?

– Так точно, товарищ Сталин, можно! – словно бросаясь в ледяную воду, ответил я. Ведь эта непонятная пассивность Октябрьского каждую минуту уносит жизни наших бойцов и командиров.

– Хорошо, товарищ Кузнецов, – ответил Сталин, – и довольно об этом. Передайте трубку товарищу Берии.

Вообще этот аппарат из будущего говорит достаточно громко, и мы все слышали, что говорил товарищ Сталин.

– Товарищ Берия, арестуйте бывшего командующего флота Октябрьского за неоправданную и преступную пассивность в боевой обстановке. Выясните, эта пассивность вызвана его личными качествами, или… – в воздухе снова повисло тяжелое молчание. – Если вы не уверены в сотрудниках Севастопольского управления НКВД, то попросите людей у полковника Бережного. У них очень хорошо получилось с Козловым. Дураки и предатели в нашем командовании хуже врага, потому что они бьют нашей Красной Армии в спину. Товарищ Кузнецов!

– Слушаю, товарищ Сталин, – я схватил трубку дрожащей от волнения рукой.

– Товарищ Кузнецов, немедленно примите командование Черноморским флотом, – услышал я голос Сталина, – но помните, что от обязанностей наркома вас никто не освобождает. Крымская операция должна быть завершена в кратчайшие сроки. На ликвидацию окруженной ялтинской группировки противника даю вам двое суток. Я вам доверяю, а товарищи Берия, Ларионов, Василевский, Рокоссовский, Бережной вам помогут. У вас там собралась такая сильная команда, что с ней можно войну выиграть, а не только Крым освободить. Вы все поняли?

– Так точно, товарищ Сталин, понял, – подтвердил я полученное приказание Верховного. – Разрешите выполнять?

– Разрешаю, и чем вы быстрее все это сделаете, тем будет лучше. Удачи вам, товарищи, и успехов! И вот еще что… Товарищи командующие, краснофлотцам и командирам соединения, попавшего к нам из будущего, знаков различия не менять, над кораблями флаги РККФ не поднимать, временно оставить на мачтах Андреевский флаг. У нас тут появилась идея, как использовать этот факт для политической дезинформации противника. Пусть поломают головы, что бы это значило, и в Лондоне, и в Берлине. Пока вы в море, торопиться вам некуда. До свиданья, товарищи…

На главном командном пункте повисла глухая тишина.

Первым прервал ее Берия:

– Ну, вот и поговорили, товарищи, – блеснули стекла его пенсне, – как будем исполнять поручения Верховного Главнокомандующего?

Мы с Ларионовым непроизвольно переглянулись, почувствовав какую-то нутряную солидарность флотских перед чекистом. И неважно, что когда он родился, я был уже глубоким стариком. Сейчас-то он, пожалуй, и постарше меня будет.

– Ну, Виктор Сергеевич, – посмотрел я на адмирала, – какая у нас программа?

– Программа у нас, Николай Герасимович, простая, – ответил тот, – мы их дерем, они визжат! – Все улыбнулись, даже Берия. – На рейде Евпатории мы оставляем отряд из вспомогательных судов и двух эскаэров. Транспорт «Колхида» вот-вот снова встанет под разгрузку. Там еще осталось много приятных сюрпризов для германского командования. Дизель-электрическая подлодка «Алроса» находится на боевой позиции на траверзе Констанцы. Как вы знаете, она уже открыла свой счет на этой войне…

– Товарищ контр-адмирал, а что это за название такое странное – «Алроса»? – задал вдруг вопрос Берия.

– Лаврентий Павлович, можно из уважения к тому, что вы сделали для страны и еще сделаете, я буду обращаться к вам по имени-отчеству, как принято у нас, у моряков?

Берия кивнул, по его лицу было видно, что он ошарашен и польщен таким отношением к себе. Ведь до сих пор его, всесильного наркома внутренних дел с весьма специфической репутацией, все только боялись. Так все же что у них там случилось в будущем такого? Ведь Ларионов это не из страха сказал, а с истинным уважением. Жаль, что я не воспользовался возможностью расспросить майора госбезопасности Санаева обо всем еще в самолете.

А Ларионов, выдержав паузу и, как истинный ценитель, полюбовавшись на все оттенки эмоций на обычно непроницаемом лице Берии, продолжил:

– Так вот, Лаврентий Павлович, «Алроса» – это название горнодобывающей акционерной компании «Алмазы России». Эта самая компания вела над лодкой шефство, финансировала ремонтные работы, ну и делала много чего полезного. А взамен лодке было присвоено личное имя, совпадающее с названием компании.

Сама лодка относится к классу дизель-электрических подводных лодок пониженной шумности проекта 667В «Палтус», именуемые еще «Варшавянка». У вероятного противника этот класс проходил под прозвищем «Черная дыра». Были известны случаи, когда такие лодки внезапно всплывали посреди англо-американского флота. Например, у матроса приступ аппендицита, просьба принять в госпиталь. А потом снова погружались и исчезали. И хоть ты бей акустика гаечным ключом по голове, вот она была – и нету.

Я улыбнулся, представив себе истерику на акустическом посту, уж очень бы хотелось на это взглянуть, а Виктор Сергеевич тем временем продолжал:

– Я думаю, что немцы с румынами вообще не поняли, что это была атака подлодки, потому что стреляла «Алроса» бесследной и малошумной электроторпедой. Я ответил на ваш вопрос, Лаврентий Павлович?

– Да, – Берия улыбнулся, – ответили, Виктор Сергеевич. Продолжайте, пожалуйста.

– Итак, в действующий отряд войдут: авианесущий крейсер «Кузнецов», ракетный крейсер «Москва», большой противолодочный корабль «Североморск» и эсминец «Адмирал Ушаков». Этого вполне достаточно, чтобы в случае мало-мальски вероятного немецкого налета организовать непробиваемую систему зенитного огня.

– Откуда налет? – не понял я. – Вы же вроде…

– Эх, Николай Герасимович, Николай Герасимович, – покачал головой контр-адмирал Ларионов, – вы забыли про немецкие авиабазы в Греции и на Крите. Они для нас недосягаемы по двум причинам. Во-первых, удар через территорию формально нейтральной Турции должен решаться совсем не на моем уровне. И во-вторых, зачем облегчать жизнь нашим заклятым друзьям англичанам?

А вот Берлин вполне может выкрутить президенту Иненю руки, чтобы тот разрешил пролет немецких самолетов над турецкой территорией. Так что налет маловероятен, но вполне возможен.

Это же касается и Евпатории. Два эскаэра плюс уже выгруженные там самоходные зенитки «Панцирь» быстро отобьют у асов люфтваффе желание летать. Теперь понятно, Николай Герасимович?

Я кивнул, и контр-адмирал продолжил:

– Кроме ударных кораблей в действующий отряд будут включены все четыре больших десантных корабля. Без техники, по поговорке – в тесноте, да не в обиде, каждый из них сможет поднять не менее двух тысяч штыков.

Мой план такой. Сейчас в районе Феодосии находятся линкор «Парижская Коммуна», крейсер «Красный Крым», эсминцы «Незаможник», «Железняков», «Шаумян». Корректировать огонь группировки можно будет с «Ушакова», там есть специальная радарная система управления артиллерийским огнем. От эсминцев как от кораблей артиллерийской поддержки толку будет не особо много, зато для подавления береговой группировки немцев будут крайне полезны «чемоданы» с «Парижской коммуны». Но это уже ваша епархия, Николай Герасимович, это вам решать. Все, что я хочу вам предложить, – это артиллерийский удар перед рассветом, с высадкой десанта на заре непосредственно на причалы в Ялте. Как только немцы втянутся в бой с десантом, вдоль берега от Фороса и Алушты ударят сухопутные части. Как вам мой план, товарищи?

Я не знал, что сказать. Конечно, жаль, что боекомплект кораблей потомков нельзя пополнить с наших складов. Но, в конце концов, у нас тоже силы не маленькие. Если к соединению «А», которое сейчас находится на траверзе Феодосии, добавить корабли, находящиеся в Севастополе, то немцам будет несладко. Переподчинить себе соединение «А» я смогу и отсюда как нарком военно-морского флота. За всем прочим надо идти в Севастополь и разбираться с Октябрьским. Я посмотрел на Ларионова и кивнул:

– Примем это как возможный вариант, Виктор Сергеевич.

Мы посмотрели на Берию, тот тоже кивнул.

– Теперь в Севастополь?

– В Севастополь! – контр-адмирал Ларионов вызвал по телефону своего начальника штаба и отдал ему соответствующие указания. Некоторое время спустя вибрация корпуса корабля стала сильнее – мы набирали ход.

7 января 1942 года, 20:05.

Симферополь, пос. Сарабуз. КП ОТМБ-1 ОСНАЗ РГК

Старший лейтенант СПН ГРУ Бесоев Николай Арсеньевич

Напротив меня сидит майор госбезопасности Санаев, глаза усталые, настроение – как в понедельник.

– Товарищ старший лейтенант! – майор задумчиво перебирает бумаги, потом поднимает голову и смотрит мне в глаза. – Перед вашей группой поставлена ответственная задача. Вы должны немедленно выехать в Севастополь и оказать содействие в задержании бывшего командующего Черноморским флотом гражданина Октябрьского Филиппа Сергевича, 1899 года рождения, уроженца деревни Лукшино Старицкого уезда Тверской губернии.

Содействие в смещении с поста и аресте бывшего командующего ЧФ будете оказывать лично наркому внутренних дел Лаврентию Павловичу Берия и наркому Военно-морского флота Николаю Герасимовичу Кузнецову. Для чего не позднее двадцати двух ноль-ноль вы вместе с вашей группой должны прибыть на аэродром Херсонес. С задержанным обращаться вежливо, излишней грубости не допускать, физическое воздействие – по необходимости. Вам все понятно?

Козыряю:

– Так точно, товарищ майор госбезопасности, все!

Я тоже, считайте, не спал трое суток, и у меня тоже гудит голова, но очевидно – это еще не финиш. Вопрос, за что арестовывают Октябрьского, я задавать не стал. Это было известно всей бригаде.

Та поза лежачего камня, которую он принял, наверняка наконец-то вывела Иосифа Виссарионовича из равновесия. Первая молния ударила в командующего Кавказским фронтом генерала Козлова. Да это я со своими парнями сопровождал тогда генерал-лейтенанта Василевского в Феодосию, в штаб Кавказского фронта. И стрелял начальник охраны Козлова не в кого-то из нас, а именно в генерал-лейтенанта Василевского – сей факт, надеюсь, еще станет предметом тщательного изучения следствием.

И вот очередь дошла и до Октябрьского. Ведь в нашей истории, несмотря на все художества, к примеру, при эвакуации Севастополя, его так и не репрессировали. А зря! Хорошие репрессии тут совершенно не повредят. А то распустились, понимаешь!

А майор-то смотрит на меня внимательно, не отпускает. Потом он все-таки решается заговорить:

– Товарищ старший лейтенант, у меня к вам личный вопрос. Я понимаю, что мы никак не могли встречаться раньше, но у меня постоянно такое ощущение, что я вас где-то видел…

Я вздыхаю.

– В зеркале вы меня видели, товарищ майор, ну, или почти меня. Особенно когда были моложе, примерно лет десять назад. – Майор уставился на меня непонимающим взглядом. – Ведь вы же Санаев Иса Георгиевич, тысяча девятьсот пятого года рождения? – Майор машинально кивнул. – Ваша младшая сестренка Нина, двадцать четвертого года рождения, приходилась матерью моей матери, а вы мне, Иса Георгиевич, соответственно двоюродный дед.

С остолбенелого майора можно было с натуры писать картину про библейский соляной столп. Было так тихо, что, казалось, было слышно, как в голове майора ворочаются шестеренки.

Я лично его не знал, да и не мог знать. Его, полковника госбезопасности, расстреляли вслед за Берией в пятьдесят третьем. Но у бабушки Нино был альбом с фотографиями времен ее молодости… Я узнал своего двоюродного деда сразу, как только увидел его вместе с генерал-лейтенантом Василевским на КП бригады. Тогда он не заметил нашего сходства – лицо у меня было перемазано боевым гримом.

Что-то я отвлекся. Дедушка-то, кажется, хоть еще и держится за голову обеими руками, но уже начал приходить в себя. Эх, дед, дед… А еще кровавая гэбня!

Кашлянув, майор поднял на меня глаза.

– А ведь точно, стервец, похож! А я-то голову ломал! А Бесоевы – это какие будут: владикавказские или…

– Алагирские! – вздохнул я и постучал пальцем по циферблату часов. – Время, товарищ майор госбезопасности.

– Ах, да, – встрепенулся тот и, вскочив, начал быстро одеваться. – Поеду с вами, а то не ровен час… – чего не ровен час он не уточнил, а вместо этого спросил: – Ну и как там?

– Плохо там, товарищ майор, – ответил я. – Опять была война, опять горе, опять кровь. Не надо об этом, тут этого своего хватает.

– Да, хватает! – майор госбезопасности надел полушубок. – Но все-таки, так вот какие у нас внуки, холодные и безжалостные! Манштейна брал?

Я мотнул головой.

– Нет, товарищ майор, в это время я со своей группой брал Евпаторийское гестапо. Поверьте, после этого любой Манштейн – это такая преснятина.

– Оба-це! – Санаев остолбенел. – Так Евпаторийское гестапо – это твоя работа?! Не знал! Вы что, в самом деле там всех в ножи взяли?

– В ножи не в ножи – не в этом суть. Есть такие девайсы для бесшумной стрельбы…

– Что, что? – не понял майор. – Какие такие девайсы?

– Ну, устройства по-аглицки! – я показал ему глазами на часы. – Товарищ майор госбезопасности, времени же совершенно нет!

– Ах, да! – он затянул ремень, снял с крюка трофейный МП, и мы вышли в коридор.

Это была та самая школа, в которой еще двое суток назад размещался штаб Манштейна. Мои парни квартировали в самом конце коридора, в угловом классе. После давешней шутки с подрывом подстанции, резервные генераторы едва справлялись с освещением, вольфрамовые волоски в лампочках едва рдели. Так, в багровой полутьме, почти на ощупь, мы дошли до нужной двери. Я распахнул ее и рявкнул внутрь:

– Парни, подъем, выходи строиться, есть работа срочная и вполне не пыльная!

Ну, а дальше было все как всегда. У нас же не пехота какая-нибудь. Парни понимают, что ради забавы после трех суток боев я их от отдыха отрывать не буду. Вышли и построились как миленькие.

Пока они обмундировывались и экипировались, я связался с дежурным по бригаде и договорился взять для выполнения задания особой важности два «Тигра» и один тентованный КамАЗ. Во-первых, понадобится возить товарищей Берию и Кузнецова. Во-вторых, арестованного, в-третьих, для целого взвода моих головорезов в полной боевой экипировке КамАЗ – это самое то.

Короче, со всеми делами, выехали мы в сторону Севастополя в 20:28. Сто километров за полтора часа езды? Успеем! Хорошо, что шоссе Симферополь – Севастополь при советской власти держали в более-менее приличном виде, да и водители у меня сами понимаете какие. Так что получилась не езда, а смертельный номер – «Только у нас и только для вас».

Машины – тоже звери: моторы ревут, скорость за сто. На что майор ГБ Санаев боевой мужик, но и он, побледнев, сидел на заднем сиденье «Тигра», прихваченный ремнем безопасности. Было видно, как перегрузки на виражах швыряют его из стороны в сторону. Да, такие гонки для местных – слишком много адреналина. Отсюда, наверное, и общий успех наших действий. Немцы просто не успевают ничего понять, когда мы их начинаем месить.

Короче, домчались до Севастополя ровно за час и пять минут. Майор госбезопасности сунул под лобовое стекло картонку с энкавэдэшным «вездеходом», так что на блокпостах нас вовсе и не останавливали, только завистливо провожали взглядами большие мощные машины незнакомых очертаний.

Первым делом мы заехали в городское управление НКВД, там Санаев предъявил страшную ксиву личного порученца ЛПБ, чем произвел эффект разворошенного муравейника. Туда-сюда забегало все городское управление. Вскоре к нам присоединилась еще одна полуторка с бойцами НКВД и капитан госбезопасности Осадчий.

Следующий пункт назначения – аэродром. Не тот, который на мысу Херсонес, а второй – поближе. Капитана Осадчего посадили в нашу машину рядом с майором Санаевым. Гонки по ночному городу были не такими крутыми, но все равно впечатляющими.

Ровно в двадцать два ноль пять наша автоколонна ворвалась на окраину аэродрома. С юга, в облачной мгле, уже довольно близко были видны фары заходящего на посадку вертолета, и был слышен довольно специфичный, ни на что не похожий свист турбин. Фары поставленных полукругом машин высветили площадку на окраине аэродрома. Пилот все понял и плавно опустил вертолет в самой середине светового пятна. Из раскрытого люка на землю спустились два человека, придерживая от ветра головные уборы. Майор госбезопасности Санаев шагнул вперед, прикладывая руку к шапке:

– Товарищ народный комиссар внутренних дел…

Я непроизвольно бросил взгляд в сторону капитана ГБ Осадчего. Боже ж ты мой, с человека можно в натуре писать картину «Приплыли»: трепет и благоговение во взоре. Пока мой двоюродный дед рапортовал, капитан Осадчий просто млел от присутствия столь высоких особ.

– Товарищи, – выслушав рапорт, Берия быстро оглядел собравшихся, – не будем зря терять времени. Николаю Герасимовичу как можно быстрее надо принять командование, – он посмотрел на майора ГБ Санаева. – Товарищ майор, на какой машине мы поедем? А то, гляжу, вы здесь целую автоколонну собрали.

– Сюда, товарищ нарком, – майор показал на наш «Тигр». – Товарищ Кузнецов поедет во второй машине с капитаном госбезопасности Осадчим.

– И много у вас людей? – Берия бросил быстрый взгляд на стоящие чуть в стороне КамАЗ с полуторкой.

Майор Санаев козырнул:

– Товарищ нарком, к операции привлечены: взводная тактическая группа Осназа РГК, командир старший лейтенант Бесоев и опергруппа Севастопольского отдела НКВД, командир – капитан НКВД Осадчий.

– Так, так, – Берия сделал шаг в мою сторону и прищурился, – слушай, товарищ майор, мне кажется, что старший лейтенант Бесоев чем-то на тебя похож?

Мой двоюродный дед тяжело вздохнул.

– Так точно, товарищ народный комиссар, он внук моей младшей сестры, Нины.

Тут челюсть капитана НКВД Осадчего совершенно отвалилась и осталась висеть на специальных страховочных веревочках, придуманных как раз на такой случай. А то грохоту бы было! А в НКВД лишнего шума не любят.