Текст книги "Медаль за город Вашингтон"

– Капитан, к вам некто, утверждающий, что он от Добровольческого корпуса. И что у него есть дело к генералу Тёрчину.

– Пусть войдет.

Лейтенант Иннесс ввел человека, одетого по-европейски. Присмотревшись, я ахнул:

– Вот так встреча! И почему-то мне кажется, что вы здесь не случайно, герр Шмидт.

– Капитан, не могли бы мы поговорить наедине?

Я сделал знак, и Иннесс попробовал мне возразить, но я нахмурился и сказал:

– Лейтенант, этого человека я знаю и не вижу причины ему не доверять.

Иннесс козырнул с недовольным видом и вышел, а я указал Шмидту на табурет. Ничего лучше у меня не было – ведь это был домик прислуги. Тот присел и неожиданно заговорил по-русски, причем без всякого акцента:

– Алексей Иванович, я здесь, как вы догадались, по важному делу.

Если бы лежавшая на кровати кошка вдруг обрела дар речи и заговорила со мной, я бы, наверное, был менее удивлен. Взглянув на Шмидта, я произнес:

– Никогда бы не подумал, что вы наш, русский. Или вы русский немец?

– Для вас я пока еще Макс Шмидт. И здесь нахожусь по поручению югоросского командования. Эту бумагу я хотел передать Ивану Васильевичу, но, как мне кажется, имеет смысл показать ее и вам.

Он открыл карман своей сумки, достал оттуда листок бумаги и протянул его мне. На нем было написано было без ятей и еров: «Настоящим подтверждается, что господин Шмидт действует по нашему поручению и в наших интересах. Он уполномочен вести переговоры с генералом Турчаниновым либо его представителями». И подпись: «По поручению Верховного правителя Югороссии адмирала Виктора Сергеевича Ларионова генерал-майор Вячеслав Николаевич Бережной».

Я вздохнул и вернул ему документ.

– Вы знаете, что сейчас меня радует больше всего? То, что мы теперь не одни. Мне до этого казалось, что мы делаем нечто, сходное с войной Дон-Кихота с ветряными мельницами. Ведь у янки есть все: промышленность, население, железные дороги. А у нас лишь желание выстоять перед этим гигантом. Пока мы действуем небезуспешно, но каждый раз мы теряем людей. А они, сколько бы мы их ни убивали, лишь присылают новых.

– Неужто вы думаете, что югороссы не вмешаются в события, происходящие там, где творится несправедливость? – невесело усмехнулся он. – В Болгарии, Ирландии и других местах они продемонстрировали это всему миру. Но времени у нас мало, так что, с вашего позволения, я перейду к делу.

Я кивнул, и Шмидт продолжил:

– Император Александр Александрович решил простить Ивана Васильевича за… В общем, за обстоятельства, при которых он оставил службу. Так что если он пожелает, то ему будет предоставлена возможность вернуться в Российскую империю либо посещать ее в любое удобное для него время.

– Полагаю, что Иван Васильевич и Надежда Дмитриевна с благодарностью воспользуются этим предложением. Конечно, после окончания военных действий.

– Именно так. Добавлю, что меня уполномочили сделать предложение и вам: переезд в Югороссию и обучение в Константинопольском университете. Видите ли, у нас несколько более совершенные технологии в области железных дорог, а также в других технических дисциплинах. И не только.

– Я подумаю, конечно, но, скорее всего, я соглашусь. После зверского убийства моей невесты меня в этой стране мало что держит. Вот только до этого надо еще дожить. Но это, я полагаю, не единственное, ради чего вы к нам прибыли.

– Вы правы. Но об этом я уполномочен говорить лишь с генералом Турчаниновым.

21 (9) августа 1878 года. Гленелг, Мэриленд

Макс Шмидт, коммерсант, он же Евгений Леонтьев, резидент военной разведки Российской империи

Изрядно попетляв по пыльным дорогам Мэриленда, мы наконец добрались до крохотного селения Гленелг, в котором американский Денис Давыдов развернул свой штаб. Меня удивил порядок среди его солдат – ведь многие из них до того были мирными фермерами или рабочими. Правда, и бывших вояк хватало – их мой взгляд определял с ходу.

По дороге капитан Смирнов, или, как его здесь звали, Александр Смолл, осторожно расспрашивал меня о том, что произошло в мире. Как оказалось, знание жителей САСШ обо всем происходящем за пределами их страны чрезвычайно скудны и однобоки.

Их газеты взахлеб расписывали разного рода светские сплетни, особенно если это касалось тех людей, которые здесь признаны успешными. Зато об освобождении Ирландии от английского владычества написали, по словам Алексея Ивановича, лишь несколько строк. Про Дублинский трибунал над военными преступниками была лишь пара возмущенных комментариев – мол, как они смеют! Еще меньше было написано про то, что в Ирландии на стороне будущего короля Виктора воевали и американские добровольцы, а о том, что они сражались под флагом Конфедерации, в газетах не было ни единого слова. Да, такие слухи ходили, но им мало кто верил, и капитан Смирнов был очень удивлен, узнав, что это правда.

– Следует ли из этого, господин Шульц, что Югороссия и Российская империя поддерживают теперь южан-рабовладельцев? – осторожно спросил меня мой спутник. – Мы, конечно, готовы сражаться против насильников и убийц из Вашингтона, но помогать южанам снова восстановить рабство…

Смирнов пожал плечами и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Мне кажется, господин капитан, – ответил я, – вы не совсем правильно оцениваете расстановку политических сил. Рабство изжило себя, и восстанавливать его никто не собирается. Да и снова загнать негров в рабское состояние вряд ли возможно. Для этого надо перебить большую часть чернокожих, что, как вы понимаете, не собирается делать даже самый упрямый рабовладелец. Времена сейчас совсем другие.

Но вседозволенности и беззаконию, творимому солдатами так называемых цветных полков, следует положить конец. Это будет лучше и для самих негров – иначе их вскоре будут убивать родственники тех, кто пострадал от бесчинств и насилия чернокожих. Естественно, достанется не только виновным в преступлениях, но и тем, кто не имеет никакого отношения к грабежам и убийствам.

Смирнов согласно кивнул и о чем-то задумался. Тем временем наши кони начали мотать гривами и всхрапывать – я с раскаянием подумал, что мы их изрядно вымотали по дороге из Вашингтона, и я даже не подумал взять свежую лошадь.

– Далеко ли нам еще ехать? – спросил я капитана.

– Не более получаса, – ответил тот. – А вы что, господин Шульц, уже устали?

– Есть немного, – я и в самом деле уже несколько отвык от дальних конных прогулок, да и ноги у меня одеревенели от напряжения.

– Ничего, – усмехнулся капитан, – отдых после пути гораздо более приятен, чем просто возлежание на диване после обеда.

Селение Гленелг, в котором дислоцировался генерал Турчанинов, состояло всего лишь из пары дюжин зданий. Самое главное – оно не было разграблено, и строения в нем не имели следов пожаров. У первого из них нас остановил вооруженный караул солдат, среди которых был и один негр. Внимательно осмотревшись, я заметил, что рядом с постом, стоявшим прямо на дороге, находится еще один, хорошо замаскированный и состоящий, как мне показалось, из бывалых вояк. Такая постановка караульного дела мне пришлась по душе – генерал Тёрчин сумел заставить своих подчиненных бдительно нести службу, и противнику было бы трудно застать его врасплох.

Капитан Смирнов назвал пароль, дождался отзыва, после чего направился к одному из зданий, ничем особо не выделявшемуся среди прочих. Я тоже отметил сей факт. Ведь даже если противник и сумел бы ворваться в селение, то он не смог бы с ходу определить, в каком из домов находится командование отряда.

Генерал Турчанинов встретил нас у дверей своего штаба. Я сразу узнал его по фотографии, которую показывала мне госпожа Антонова. Только сейчас он выглядел значительно постаревшим и донельзя усталым. А так все то же самое: большие залысины, открывающие высокий лоб, изрядно поседевшие бородка и усы. Да и волосы сильно поредели, и седина густо украсила их. Только глаза у командующего повстанцами, поднявшимися на борьбу против бесчинства североамериканской армии, оставались проницательными и умными.

– Что хорошего вы хотите сообщить мне, капитан? – обратился он по-русски к Смирнову. – И что за люди рядом с вами? Как я понимаю, они не случайно оказались в наших палестинах.

– Вы правы, Иван Васильевич, – произнес я по-русски, не дожидаясь ответа капитана Смирнова. – В ваших краях мы оказались не случайно. Для начала я хотел бы передать вам привет от вашего старого приятеля, с которым вы во время войны проводили рекогносцировки и картографические съемки побережья Балтийского моря. От Николая Павловича…

Услышав мои слова, Турчанинов опешил. Впечатление было такое, как если бы стоявший перед ним индеец-апач вдруг стал читать «Илиаду», причем на языке Гомера. Но генерал быстро пришел в себя.

– Так значит, господин, простите, я не знаю вашего имени и отчества, пришли ко мне от графа…

Тут я предостерегающе поднял руку.

– Иван Васильевич, я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз. А имя и отчество мои – Евгений Максимович. Добавлю, что мы с вами однокашники – и вы, и я в свое время окончили одно и то же учебное заведение в Санкт-Петербурге, расположенное на Английской набережной[30]30
  Николаевская академия Генерального штаба до 1901 года находилась на Английской набережной в доме 32.


[Закрыть].

– Тогда я попрошу пройти в дом. Я велю супруге приготовить нам кофе.

– Я бы предпочел чаю. Впрочем, вы хозяин, а на востоке говорят: «Гость – ишак хозяина».

Попрощавшись с капитаном Смирновым, мы зашли внутрь. Там нас встретила женщина лет пятидесяти от роду, опрятно одетая и приветливая.

– Надин, – сказал ей по-русски генерал, – познакомься, Евгений Максимович приехал к нам из Петербурга. Если бы ты знала, как я рад тому, что в России обо мне еще помнят. Видимо, настал тот момент, когда я снова понадобился Отчизне. Впрочем, наш гость, я надеюсь, объяснит нам цель своего приезда.

– Обязательно, Иван Васильевич. Вы правы – в России о вас помнят. У меня при себе небольшая записка от графа Игнатьева, адресованная вам. А более подробно то, что просил передать вам Николай Павлович, а также некоторые другие особы, мне поручено доложить вам лично.

21 (9) августа 1878 года. Гленелг, Мэриленд

Макс Шмидт, коммерсант, он же Евгений Леонтьев, резидент военной разведки Российской империи

Мне показалось, что генерал Турчанинов меня не узнал. Неудивительно – с того времени, когда мы вместе с ним обучались в Академии, прошло уже немало лет. Да и мы оба достаточно сильно изменились, причем не в лучшую сторону. Возраст – штука хитрая. Он, конечно, прибавляет знаний и опыта, но убавляет здоровья и юношеского задора.

Но в скромно обставленной комнатушке, куда радушная хозяйка вскоре принесла чайник с заваркой и чашки с блюдцами и куда еле-еле пробивался свет из небольшого оконца, он посмотрел на меня и неожиданно произнес, задумчиво почесывая переносицу:

– Скажите, Евгений Максимович, а мы с вами ранее не были знакомы?

– Очень может быть, – кивнул я. – Ведь мы получали военные знания в нашей альма-матер еще во времена императора Николая Павловича. Правда, в 1852 году вы уже оканчивали ее, а я, тогда еще совсем молодой поручик, только приступил к постижению таких наук, как стратегия, тактика и военная статистика.

– Значит, вы еще застали генерала Ивана Онуфриевича Сухозанета? Не забыли еще его?

– Как его, Иван Васильевич, забудешь? Суровый был служака. Держал всех нас, молодых повес, что называется, в ежовых рукавицах. Впрочем, может быть, так и надо было.

– Может быть, может быть… – задумчиво произнес Турчанинов. – Кстати, по нашей старой традиции, «академики», каких бы чинов они ни достигли впоследствии, имеют право обращаться друг к другу на ты.

– Я помню об этом. Так что, уважаемый Иван Васильевич, прежде чем мы попьем чаю и поговорим о наших планах на будущее, я попрошу вас – простите, тебя – прочитать записку, адресованную тебе графом Игнатьевым.

С этими словами я протянул Турчанинову послание канцлера Российской империи. Генерал присел за стол поближе к горящей свече, вскрыл конверт и начал внимательно перечитывать адресованное ему письмо. Во время чтения он несколько раз хмыкал, качал головой и искоса поглядывал на меня.

– Вот, значит, как, – произнес генерал, закончив чтение. – Отечеству снова понадобился его блудный сын. Мои скитания могут закончиться, и я могу хоть завтра отправиться домой, чтобы дожить там отпущенные мне Господом годы в тишине и покое. Ведь так, Евгений Максимович?

Я не стал уговаривать Турчанинова послужить России, а лишь молча кивнул. Он человек умный, и по обращенным к нему словам графа Игнатьева сам должен понять, что у человека есть не только право, но и долг. Мне вдруг вспомнилось стихотворение неизвестного мне поэта, которое я услышал от господина Тамбовцева. Правда, не все в нем было мне понятно, но главное я уловил:

 
Молвит, умирая: или – или;
Долг – стоять, но право – отойти.
Егерей эсэсовцы сменили,
А у нас резерва нет почти.
 
 
Слева полк эсэсовский, а справа…
Не договорил…
Навечно смолк…
Есть у человека долг и право…
 
 
Долг и право… долг и право… Долг…
Навсегда из этого доклада
Понял я: покуда жизнь жива,
Исполнять обязанности надо,
А не просто предъявлять права[31]31
  Александр Межиров, «Долг и право».


[Закрыть].
 

Я не знал, кто такие эсэсовцы, но стихотворение это мне очень понравилось. Надо будет потом попросить Александра Васильевича дать мне почитать стихотворения поэтов из будущего.

Тем временем в комнату вошли супруга генерала и чернокожая служанка. Они быстро накрыли на стол.

– Кушайте, Евгений Максимович, – предложила мне Надин. – И ты, Ваня, поел бы, ведь с утра на ногах, наверное, сильно проголодался.

– Благодарю вас, Надежда Дмитриевна, – поклонился я. И в самом деле, я с удовольствием отведал бы что-нибудь повкуснее галет, которыми нам приходилось перекусывать на ходу. – А мадам Турчанинова приготовила дивный ужин: на тарелке передо мной лежал сочный бифштекс, обложенный печеной картошкой.

– Вы побудьте с нами, – предложил я супруге генерала. – Вопросы, которые мы сейчас будем решать с Иваном Васильевичем, полагаю, будут интересны и вам. Вы ведь всегда сопровождали мужа в его походах. И, как мне рассказывали, даже фактически командовали полком в то время, как генерал был болен и не мог исполнять свои обязанности.

– Да, Надин, останься, – кивнул Турчанинов. – Тебе наверняка будет интересно то, о чем мы будем говорить с Евгением Максимовичем.

– Хорошо, – Надежда Дмитриевна присела на стул и, по-бабьи подперев кулачком щеку, наблюдала за тем, как мы с генералом с аппетитом поглощаем пищу.

Утолив голод, мы решили выкурить по сигаре. Я предложил Турчанинову настоящую «гавану». Коробку этих сигар мне привез с Кубы Александр Васильевич Тамбовцев. Генерал с удовольствием затянулся и произнес:

– Давно уже не курил ничего подобного. Откуда у тебя такие дивные сигары, Евгений Максимович?

– С Кубы, – ответил я. – Югороссы создали на острове свою военно-морскую базу. Их флот находится совсем рядом с берегами Америки.

– Гм, – произнес Турчанинов, – значит ли сие, что югороссы намерены выступить на стороне конфедератов? В записке, которую ты мне передал, прямо об этом не говорится, но из слов графа Игнатьева я понял, что нечто подобное вполне вероятно.

– Югороссы и волонтеры из числа подданных императора Александра Александровича собираются оказать помощь войскам, созданным из числа тех, кто желает возрождения Конфедерации. Ты прекрасно понимаешь, что Вторая Реконструкция, которую провозгласил Вашингтон, послужила причиной начала Второй Гражданской войны. Южане – да и не только они – не собираются терпеть бесчинства федеральных войск, введенных на территорию южных штатов. Ты ведь сам, честно сражаясь на стороне правительства Линкольна во время той войны, не смог удержаться и с оружием в руках выступил против федеральных войск.

– Любой порядочный человек поступил бы так, как я, – ответил Турчанинов. – Но скажи мне, какая выгода для Югороссии и Российской империи помогать конфедератам? Люди могут поступать бескорыстно, но государства…

– Скажу прямо: мы собираемся вместе с Югороссией возродить не только Конфедерацию, но и Русскую Америку. Покойный император поступил опрометчиво, решив продать Аляску. А император Николай Павлович не менее опрометчиво продал русские владения в Калифорнии этому проходимцу Саттеру. К тому же он обманул нас, не полностью рассчитавшись за купленные им земли.

– Вот, значит, как… – задумчиво произнес Турчанинов. – Но хватит ли сил у Югороссии и Российской империи переварить полученные ими территории? У нас и Сибирь как следует не освоена. А тут Аляска…

– Хватит, Иван Васильевич. Когда вы познакомитесь с югороссами, то сразу поймете, что эти люди могут очень многое. Ведь им вполне оказалось по силам в считаные дни уничтожить Османскую империю и захватить Константинополь. Они стали хозяевами Средиземного моря и Суэцкого канала. Под ударами сформированной югороссами армии англичане трусливо бежали из захваченной ими Ирландии, и теперь в Дублине на королевском троне сидит король Виктор I, бывший офицер флота Югороссии.

– Удивительные дела творятся в мире, – всплеснула руками Надин. – Мы многого не знали из того, что произошло в Европе. Скажите, Евгений Максимович, чем мы можем помочь России? Ведь мы с Ваней начали борьбу с бандитами из числа федеральных войск лишь потому, что не смогли спокойно наблюдать за тем, как они убивают и унижают мирное население. А у вас, как я поняла, имеются вполне определенные политические цели, которые вы намерены достичь путем участия в войне между Севером и Югом.

– Надин, – генерал с улыбкой посмотрел на жену, – во время той войны мы тоже считали, что сражаемся за справедливое дело – освобождение чернокожих рабов. А чем все закончилось? Грабежом и насилием над жителями южных штатов. Не всегда благородные цели, декларируемые политиками, приводят к торжеству добра и справедливости. Вспомни, сколько раз мы обманывались, поверив в политические лозунги.

Он повернулся ко мне и продолжил:

– Я хотел бы узнать, Евгений Максимович, какую роль отводит моему отряду командование югороссов и российских волонтеров. Мы, конечно, добились некоторых успехов, но в то же время если федеральные войска возьмутся за нас всерьез, то нам несдобровать. Нас просто задавят и сотрут в порошок.

– Иван Васильевич, помимо послания от графа Игнатьева я привез вам предложение от командования югороссов о совместных действиях с их специальными силами. Если вы примете это предложение, то я отправлю сигнал, и в течение нескольких часов прямо сюда прилетят боевые машины с военными из числа так называемого спецназа Югороссии. Поверьте мне, каждый из этих бойцов стоит сотни солдат федеральных войск. Я видел их в деле. Именно они ночным штурмом захватили дворец султана в Константинополе и взяли в плен правителя Османской империи.

Генерал недоверчиво покачал головой. Он даже не мог представить, каким оружием обладают люди из будущего. Если бы им была поставлена задача захватить в Вашингтоне Сенат и Капитолий со всеми конгрессменами и сенаторами, то они бы легко это сделали. Только такой приказ им не дали. Пока не дали…

– Послушай, Евгений Максимович, – произнес наконец генерал, – я очень бы хотел посмотреть на этих югороссов. Ведь они, по твоим словам, прямо-таки не люди, а чудо-богатыри из русских былин. Но как они получат твой сигнал? Ведь они даже не знают, где я нахожусь в данный момент. Тем более что в два часа пополудни мы покидаем Гленелг и направляемся в городок Бруквилл. Я помню заветы нашего славного партизана Дениса Давыдова: нельзя надолго задерживаться в каком-либо населенном пункте. Иначе враг быстро узнает, где мы находимся, и нанесет по нам удар.

– А сколько туда идти?

– Если все пойдет по плану, то мы там будем около пяти часов. В любом случае, исключая форс-мажор, не позднее шести.

– Друг мой, – я улыбнулся, хитро взглянув на Турчанинова, – у меня есть способ передать сведения о твоем местонахождении и о твоей готовности принять югоросский спецназ. Есть у них такая штука, которая называется рация. Пойдем, я покажу тебе ее, а заодно отправлю условный сигнал в штаб югороссов.

Донельзя изумленный генерал вместе со своей супругой вышли вместе со мной из дома и подошли к лошади, среди вьюков которой находилась тщательно упакованная в деревянный сундучок радиостанция. Я открыл сундучок и, вспомнив наставления, которые получил от специалистов на флагмане югороссов «Адмирале Кузнецове», установил антенну и нажал на кнопку включения питания. На панели радиостанции загорелись лампочки. Надин от неожиданности даже охнула.

Сделав все предварительные манипуляции, я поднес ко рту микрофон и произнес:

– Первый, я Кузнец. Как вы меня слышите, прием?

– Кузнец, я первый, слышу хорошо, прием, – ответила рация.

– Первый, генерал к приему посылки готов. Мы находимся в населенном пункте Гленелг, уходим в Бруквилл рядом с Сэнди-Спринг, будем там около шести часов. Прием.

– Кузнец, вас понял. Ждите два борта в восемь вечера. Они обозначат себя ракетами. Вы же включите маячок и разожгите костры треугольником. Как меня поняли, прием.

– Первый, вас понял. В восемь вечера два борта. Костры разведем, маячок включим, прием.

– Тогда ждите. До связи.

– До связи, – ответил я и выключил рацию. – Вот и все, Иван Васильевич, через три часа будем встречать гостей с неба. Дай приказ передовым частям найти поляну не менее двухсот футов в диаметре и подготовить хворост для трех костров, расположенных треугольником. Когда мы получим сигнал о том, что вертолеты на подходе, надо будет их зажечь…

– Все понятно, Евгений Максимович, – растерянно произнес Турчанинов. – Хотя, по правде сказать, ничего не понятно. Но я полагаю, что ты мне успеешь рассказать до их появления, кто они такие, эти югороссы, и откуда у них эта чудо-техника. Эх, нам бы такую, чтобы можно было связываться со своими людьми!

21 (9) августа 1878 года. Форт Джефферсон, острова Драй-Тортугас. Флорида

Полковник Сергей Рагуленко, позывной «Слон», командир Отряда особого назначения армии Югороссии, приданного Южному флоту КША

Из-под каменного свода с выбитой на нем строчкой из Данте один за другим, медленно шаркая подгибающимися и дрожащими ногами, выходили на пятачок, освещенный кострами, те, кого Вторая Реконструкция обрекла на медленную смерть. Большей частью это были мужчины, но хватало и женщин, и детей, а нескольких стариков, которые не могли передвигаться самостоятельно, пришлось выносить на руках. Меня удивило, что среди них попадались и черные. Получается, что и они каким-то образом не угодили новой власти, подумал я.

Прежний гарнизон захваченного нами форта теперь ждал своей очереди провести незабываемые дни в этом подземном «раю» – впрочем, их и было-то два взвода, всех же остальных – а здесь совсем недавно располагался целый 82-й Цветной пехотный полк – отправили на усмирение флоридских городов, от Джексонвилла и Таллахаси до Сент-Огустина и Монтичелло, и до Ки-Уэста. Когда мы ворвались во двор форта сквозь недостроенную стену с северо-восточной стороны острова, там, где находится маяк, а за ним на небольшой островок Буш-Ки, то стали свидетелями свирепого разноса, который белый лейтенант учинил своим подчиненным. Почти все они оказались неграми, которые были вусмерть пьяными и едва держались на ногах «после литры выпитой». Именно этого лейтенанта по фамилии Левенворт янки оставили командовать фортом в отсутствие основных сил.

Впрочем, в Ки-Уэсте все обстояло практически так же, разве что в форте Тейлор присутствовала целая рота того же 82-го полка. Мы без шума и пыли сняли полупьяных часовых у ворот крепости, после чего безо всякой пиротехники и насилия ворвались внутрь, где и захватили казарму, арсенал и тюрьму, в которой содержались около двух сотен горожан. Условия там были, конечно, не ахти, но такого ужаса, как здесь, мы там не обнаружили. Может быть, конечно, что тамошний гарнизон просто не успел как следует развернуться.

А в порту оказалось всего два корабля – плоскодонные мониторы с громкими названиями «Антитам» и «Геттисберг». Остальной флот, равно как и практически весь гарнизон, отправили несколькими днями раньше в Мобил, а мониторы, которые годились лишь для прибрежной зоны, да и то с натяжкой, решили оставить. Об их мореходности можно судить по тому факту, что их послали в Ки-Уэст по Флоридскому заливу, к северу от Флорида-Кис, где мелко и спокойно, – но третий из них, «Чаттануга», сломался у Бёрд-Ки, и его так там и оставили.

Впрочем, и остальные корабли вряд ли были намного лучше. Когда-то давно я прочел «Кентервильское привидение» Оскара Уайлда по-английски, и мне запомнилось, что, когда Вирджиния сказала, что в Америке нет развалин и странностей, привидение ответило, что есть – «ваш флот и ваши манеры». Про манеры всякое можно сказать, хотя у наших друзей-южан они, как правило, безупречны. А вот про флот…

Георг Робсон, военно-морской секретарь при президенте Гранте, попытался было хоть как-нибудь исправить ситуацию, но в 1877 году администрация недавно убиенного президента Хейса назначила новым военно-морским министром Ричарда Томпсона. Заняв эту должность, Томпсон был ошеломлен действиями своего предшественника и финансовым состоянием американского флота. На бюджете ВМФ висели долги общей суммой в семь миллионов долларов. Чтобы выйти из создавшегося положения, Томпсон был вынужден урезать расходы. Одновременно военно-морской секретарь начал расследование. В результате все действия Робсона были признаны незаконными, и все заключенные им контракты разорвали. Незаконченные корабли (считающиеся собственностью флота) остались стоять на стапелях верфей строителей, которые безуспешно пытались добиться от правительства выплаты недоплаченных средств.

Из-за хронического недофинансирования на кораблях не только не проводились регламентные работы, но и зачастую задерживали жалованье экипажей, часто по нескольку месяцев. Впрочем, по словам капитана «Геттисберга», Томпсона сразу после убийства Хейса заменили на адмирала Дэвида Диксона Портера, который немедленно выделил денег на погашение долгов личному составу, а также на проведение срочных работ, которые, впрочем, так и не успели закончить.

На мой вопрос, не опасалось ли командование нападения «внешних сил» на Ки-Уэст, раз уж его так оголили, мне было сказано, что ста сорока пушек форта Тейлор вполне хватило бы для отражения любой атаки, да и в возможность подобной атаки никто не верил. Равно как и никто не подумал о том, что в 82-м полку артиллеристов попросту не было, а орудия без персонала – всего лишь стальные (а также и чугунные) трубы. Оставили лишь четыре орудийных расчета, которые благополучно дрыхли, когда мы их несколько невежливо разбудили.

С мониторами ребята поступили очень просто: в каждый из них через открытые орудийные порты запулили по «Гвоздю» – гранатометному выстрелу с начинкой, состоящей из газа CS. У нас его называли нежным именем «Сирень». Газ, попадая на слизистую носоглотки и глаз, надежно выводил человека из строя.

Часовых же на борту сняли снайперы, и обе посудины взяли также без шума и пыли. Что, может быть, и не было гут – одно дело, мои архаровцы, те успели повоевать в Ирландии, но многие приданные нам южане никогда до того не нюхали пороху. А я могу гарантировать, что далеко не везде будет так же просто, как здесь. Но как бы то ни было, город наш, над мониторами развевается косой флаг Конфедерации, а форт занят специально подготовленным гарнизоном.

Большая часть населения – включая, как ни странно, и кубинцев, бежавших в свое время в этот городок – встретила новости об освобождении городка ликованием, но пару корабликов, отчаливших на следующий день в западном направлении, ребятки Семмса сумели перехватить. И один из них направлялся именно в форт Джефферсон. А так как он не дошел до цели, наше появления стало сюрпризом для янки. Приятным для нас, хотя у личного состава 82-го полка, возможно, имелось другое мнение на сей счет.

Ну что ж, первые шаги сделаны. Еще днем нам сообщили, что операция в Виргинии прошла без сучка и задоринки, лишь в самом Норфолке были небольшие потери среди личного состава конфедератов. Из моих же ребят был ранен ровно один, да и то легко.

Зато, как ни странно, в Чарльстоне все оказалось намного сложнее. Ни форт Самтер, ни форт Молтри с наскока взять не получилось, наши потери составляли около двух десятков, к счастью, в основном легкоранеными, но среди них был югоросс Вася Лентулов, командовавший штурмовой группой. К тому же у конфедератов оказалось пара «двухсотых». Впрочем, подошедшие корабли флота Конфедерации смогли артиллерийским огнем проложить нам дорогу в оба форта, а начавшееся в городе стихийное восстание не позволило янки отправить туда резервы.

Теперь и в Виргинии, и в Чарльстоне идет массовая высадка южан, а в Ки-Уэст переводится из Матансаса эскадра флота Конфедерации. Мы же завтра рано утром отправимся в Мобил поддержать Лорету и ее людей. Да, подумал я, все-таки эта дама не может не влипнуть в очередную историю. Равно как и выйти из нее с честью.

21 (9) августа 1878 года. Где-то в Мэриленде

Джон Паттерсон, сенатор от Южной Каролины. Пока еще сенатор

– И зачем вы, сенатор, направляетесь в Гейтерсбург? – спросил хмурый первый лейтенант, возвращая мне документы.

– Мне нужно срочно вернуться в Нью-Гемпшир – получил от семьи телеграмму. Еду в Гейтерсбург, на железнодорожную станцию. Хотя вас это касаться не должно.

– Вообще-то нет. Но вы должны понимать, чрезвычайные обстоятельства… Впрочем, счастливого пути!

– Надеюсь, между нами и Гейтерсбургом нет людей этого русского?

– Насколько нам известно, они сейчас находятся северо-восточнее. Гейтерсбург мы превратили в крепость, и на том направлении шансов у них нет.

Когда в сопровождении своего слуги Джима Ратбона я отъехал от заставы, то наконец смог вздохнуть полной грудью. Мне повезло, что на этом выезде из Вашингтона никого не успели предупредить о том, что меня ищут.

Еще вчера утром жизнь мне казалась если не радужной, то вполне терпимой. Да, затея Хоара со Второй Реконструкцией удалась не полностью, по крайней мере пока. И если в большинстве городов Юга наводился железный порядок, пусть ценой запредельной жестокости новонабранных цветных полков, то в Мобиле и на северо-востоке Мэриленда возникли очаги сопротивления. Но, по заверениям генерала Говарда, их усмирение – вопрос времени. Тем более, газеты освещают лишь официальную сторону событий, и общественное мнение в северных штатах на нашей стороне.

Мне же в ближайшее время было обещано кресло вице-президента. Конечно, для этого было необходимо устранить действующего главу государства, этого недотепу Уилера, но, зная Хоара, ждать покушения на него руками очередных «южан» осталось совсем недолго. С Хейсом это сработало на ура, с Бёрнсайдом и Шериданом тоже, а пресса поднимет очередной патриотический вой с требованиями как можно строже наказать «убийц-рабовладельцев». О точном времени и месте покушения мне пока ничего известно не было, но Хоар пригласил меня на обед в час дня, чтобы обсудить ряд тем, включая и эту.