Текст книги "Медаль за город Вашингтон"

Вот только рано утром Джим сообщил мне, что от Хоара пришел человек. Это оказался не Колин, как обычно, а некий юнец, который даже не представился, а сообщил мне достаточно наглым тоном:

– Сенатор, вице-президент поручил мне передать вам, что вчера вечером некий Добровольческий корпус высадился на побережье у Норфолка и захватил город.

– То есть как – захватил?! Как он посмел напасть на Норфолк?

Юнец продолжил, так и не ответив на мои вопросы:

– Сенатор сожалеет, что ему придется перенести разговор с вами на более позднее время. Об этом вам сообщат особо. Это все, что я могу вам сказать, – и с еле заметным поклоном вышел.

Я, конечно, не ожидал ни переноса нашего разговора, ни наглости человека Хоара. Обыкновенно я бы возмутился, но меня встревожило сообщение о том, что Добровольческий корпус, про который нам было известно лишь то, что он участвовал в ирландских событиях, каким-то образом не только материализовался в Норфолке, но и весьма успешно его занял. Я немедленно отправился в сенат, но там почти никого не было, и привратник-негр сообщил мне, что вице-президент сессии не созывал – а эта прерогатива принадлежала именно ему. Более того, здание Капитолия по его распоряжению пока еще закрыто.

Такого на моей памяти не было никогда. Я осмотрелся – на ступенях Капитолия и вокруг него расположились около дюжины сенаторов. У меня сложилось впечатление, что с подобной ситуацией столкнулся впервые не только я один. Большинство из присутствующих были из демократической партии, но я увидел однопартийца-сенатора от Нью-Гемпшира, Эдварда Роллинса. Он как раз подходил к своему модному двухколесному экипажу.

Я окликнул его, и он, криво улыбаясь, спросил:

– Джонни, ты хоть что-нибудь понимаешь? Что произошло, почему мы узнаем обо всем последними, как мужья-рогоносцы?

– Мне лишь сообщили, что Норфолк захватил какой-то Добровольческий корпус. Подробности я не знаю. Но надеюсь, что нас все же соблаговолят поставить в известность о случившемся.

– Ха, Джонни, захвачен не только Норфолк. Эти канальи уже в Чарльстоне, а с Ки-Уэстом связи нет вообще, и телеграфные запросы остаются без ответа. Конечно, вполне возможно, что кабель получил повреждения – да хоть тамошние аллигаторы его перекусили, – но все равно, то, что сейчас происходит, весьма странно – ты не находишь? Тем более что в таких случаях, как правило, оттуда посылают курьера в форт Лодердейл или форт Майерс, чтобы сообщить о неисправности… А ни там, ни там никто ничего не слышал.

Кроме того, выход из Чесапикского залива теперь блокирует некая эскадра под флагом Конфедерации. По крайней мере, такие сейчас ходят слухи – официальной информации нет никакой.

– Тогда почему не созвали сессию Конгресса?

– Ты меня об этом спрашиваешь? Знаю лишь одно – из города теперь так просто не выберешься. По воде не выйдешь из залива, путь через Балтимор опасен, вокруг него – еще больше, где-то в тех местах орудует этот проклятый бешеный русский генерал. Единственная возможность – по дороге до Гейтерсбурга, ведь дальше поезда не идут. И оттуда по железной дороге в Пенсильванию.

Я кивнул – эта информация прошла еще вчера, ведь поезда, следующие на Вашингтон, недавно перешли под контроль Департамента войны. Но оттуда уехать было можно со специальным разрешением, а для депутатов обеих палат Конгресса и их семей оно не требовалось. А Эдди продолжал:

– Так что я еще с утра послал Эллен с сыном домой в Нью-Гемпшир, и теперь мне приходится надеяться, что доберутся они туда без приключений. А как твои?

– Луиза еще в июле уехала в Массачусетс, она терпеть не может вашингтонскую жару, и мы недавно приобрели там дом. А дети уже взрослые и в Вашингтон не хотят, – улыбнулся я. – Ладно, попробую заехать к Хоару и узнать у него, в чем там дело.

Перед домом Хоара стоял экипаж работы явно пенсильванских немцев из графства Ланкастер – сейчас такие в моде разве что в Пенсильвании. Здесь же предпочитают двуколки, вроде той, на которой приехал я. Причем именно этот рыдван был мне знаком – на нем разъезжал Саймон Камерон, до недавнего времени сенатор от Пенсильвании и негласный лидер тамошней Республиканской партии. Ничего в этом штате не решается без его участия. И когда он в марте решил вернуться в Пенсильванию, он позаботился о том, чтобы законодательное собрание штата назначило вместо него его сына Джеймса[32]32
  До вступления в силу 17-й поправки к Конституции США в 1913 году сенаторов выбирали парламенты штатов.


[Закрыть]. С Саймоном мы, как правило, были союзниками, и сына Камерона-старшего я взял по его просьбе под свое крыло. Меня неприятно удивило, что Хоар не пригласил меня на разговор с моим старым знакомым, но, чуть поразмышляв, я решил не злить вице-президента и вернулся домой.

Незадолго до заката в дверь постучали, и я поручил Джимми Ратбону впустить нежданного гостя. Я ожидал увидеть кого-нибудь от Хоара – обычно это был его дворецкий Колин, – но стоявший там человек не был мне знаком. И не успел я что-либо сказать, как он протянул мне сложенную записку. В ней рукой Джеймса Камерона было написано: «Ханси – от меня». И больше ничего. Я вопросительно взглянул на этого Ханси, а тот, едва кивнув мне, заговорил с легким акцентом пенсильванского немца:

– Босс просил вам передать, что новым вице-президентом решили сделать именно его. А вам лучше бы покинуть город. Причем желательно не через Лорел.

– Почему?

– Вполне вероятно, что сегодня ночью и вас убьют «южане». Либо «люди Тёрчина» по дороге в Балтимор либо вокруг Балтимора. Босс просил еще передать, что дорожит вашей с ним дружбой и не хочет вашей смерти.

Ханси вновь поклонился и, не дав мне задать ни одного вопроса, вышел.

«Ну что ж, – подумал я, – теперь поведение Хоара становится понятным. Покинуть дом нужно сейчас, а вот ночью выезжать из города – самоубийство, это нужно будет сделать завтра на рассвете».

Я поручил Джимми собрать мои вещи и подготовить двуколку, а с наступлением темноты отъехал в знакомый мне гостевой дом на Джорджия-авеню, в полумиле от черты города, где я иногда встречался с… Впрочем, это не так уж важно. Клерк лишь кивнул мне, царственным жестом принимая, как обычно, долларовую купюру – дороговато за этот клоповник, да еще и далеко от центра, зато мое инкогнито не будет раскрыто. У меня сложилось впечатление, будто он подумал, что мой слуга – мой очередной… э-э-э… ночной спутник, а деньги он получал в том числе и за умение держать язык за зубами. Так что вряд ли кто-нибудь сможет меня найти этой ночью.

Разбудил меня Джимми еще до восхода солнца, и заставу мы пересекли, как я уже рассказал, беспрепятственно. Но то, что я здесь ночевал, скорее всего, станет достаточно быстро известно – и меня начнут искать на гейтерсбургском направлении. Именно поэтому, проехав через деревушку Сильвер-Спринг, практически примыкавшую к Вашингтону – на ее другом конце застава была, но на ней почему-то никого не было, – мы повернули направо у Уитонской почты и направились в Сэнди-Спринг, квакерский поселок вдали от главных дорог. Там жил Кейлеб Браун, один мой… скажем так, знакомый, который, я надеялся, не откажется предоставить нам кров. Или хотя бы позволит нам провести одну или две ночи. Ведь искать меня будут, скорее всего, либо на железной дороге, либо на трактах, ведущих на север, в мою родную Пенсильванию.

Дорога петляла между полями, а потом превратилась в длинную прямую улицу, посыпанную гравием, наверное, чтобы не размыло дорожное покрытие. По обе стороны ее окаймляли аккуратные дома, покрашенные в неброские цвета, с садами за деревянными заборами. Посередине находилась небольшая площадь, с одной стороны которой располагалось здание, в котором я без всякого сомнения узнал ратушу, а с другой – длинное здание без всяких украшений. Вскоре я услышал удары колокола, а затем из длинного дома начали выходить дети. То ли школа, то ли молельня, совмещенная со школой, подумал я. Высунувшись из двуколки, я подозвал одного мальчугана и спросил:

– Это Сэнди-Спринг?

– Именно так, мистер, – вежливо ответил тот.

– Не подскажешь мне, где здесь дом Кейлеба Брауна?

– Вон он, на окраине, – тон мальца стал уже не таким почтительным. Он указал мне рукой на большой, но давно не крашенный дом посреди заросшего бурьяном участка. Над отдельным входом висела вывеска «Почта Сэнди Спринг и Бруквилла. Почтмейстер Кейлеб Браун», и туда вела более ухоженная тропинка.

Я вошел в дверь и увидел Кейлеба, сидящего за столиком рядом со шкафом с ячейками, в которых виднелись конверты. Рядом с ним лежал полупустой мешок из рогожи – наверное, для исходящей почты. Увидев меня, он ойкнул, но затем лицо его приняло неприветливое выражение.

– Здравствуйте, сенатор. Чем обязан?

– Не мог бы ты меня приютить на какое-то время? Меня и моего слугу.

На Джимми Кейлеб посмотрел еще более неприязненно – решив, наверное, что я и с ним… впрочем, бывало и такое – вот как вчера ночью, когда я долго не мог заснуть. Впрочем, Кейлеба это не касалось.

– Видишь ли, Джон… тут могут не понять.

– Дай хоть заночевать у тебя три-четыре ночи… Мне очень надо.

– Очень надо, говоришь? А почему?

– Мне пришлось срочно покинуть Вашингтон. Я заплачу, ты не бойся. А потом, когда все уляжется, переберусь в Пенсильванию.

– Ладно. Только… по отдельности.

– Не проблема, – понял я его намек.

– И за… сто долларов.

– Пятьдесят, – произнес я твердо, хотя заплатил бы и сто, лишь бы оказаться в безопасности. Хотя, конечно, наглость этого мерзавца была невероятная: Кейлеб был мне не просто знакомым, да и заночевать у незнакомца в деревне стоило, как правило, не более четверти доллара за ночь.

– И вперед. Это за три ночи. Каждая дополнительная – еще по… двадцать.

– Хорошо, – вздохнул я и протянул ему одну из купюр, которые я заранее заготовил для подкупа людей на заставах. Вот только кто ж мог подумать, что мне эти деньги понадобятся здесь.

Кейлеб не спеша отпер один из ящиков, сунул туда банкноту, запер ящик вновь, встал из-за стола и повел нас вглубь. Джимми он завел в сырое полуподвальное помещение, а меня – этажом выше. Выделенные мне апартаменты когда-то, наверное, были детской спальней, вот только не было у Кейлеба отродясь ни жены, ни детей. Два топчана, один шкаф, явно квакерской работы. Мебель была добротная, но облупившаяся и вся в пыли.

– Жил здесь ребенком. Если тебе надо, – он подчеркнул слово «надо», – то белье – в том сундуке. И еще… – тут он замялся и сально осклабился: – Я – здесь, рядом с тобой, – и показал на дверь соседней комнаты. «Понятно зачем», – подумал я.

– Устраивайся пока, а мне нужно обратно в офис. И не выходи из дома. Да, вот еще что. Я бы очень не хотел, чтобы ты виделся с… этим.

– Это мой слуга, он мне нужен.

– Вот когда отъедешь, тогда и увидитесь. Не раньше, – в голосе у него прорезались нотки, как у моей Луизы, когда она интересовалась, где это я был допоздна. Хотя, если честно, у меня сложилось впечатление, что и у нее были, скажем так, увлечения на стороне. Вот только никаких доказательств у меня не было.

На полках над небольшим столиком были Библия и какие-то квакерские книги для молодежи – ни единого романа. Я от нечего делать взял Священное Писание, открыл его наугад, но первое, что я увидел, была книга Левита, глава 18, стих 22: «Не ложись с мужчиной, как с женщиной; это мерзость».

Я захлопнул Священное Писание – настроение у меня испортилось окончательно. Вскоре Кейлеб принес мне хлеба и ветчины, а также кувшинчик весьма скверного пива. Наевшись и напившись, я почувствовал, что меня сморило, улегся, не раздеваясь, на один из топчанов и заснул.

Разбудили меня скрип дверных петель и визгливый голос Кейлеба:

– Вот он! Хватайте его!

В комнату вошло несколько человек в синей форме и в кавалерийских шляпах. Первый из них – видимо, старший – подошел ко мне и торжественно объявил:

– Сенатор Паттерсон, вы арестованы по подозрению в совершении серьезных преступлений и проступков. Эй, кто-нибудь, свяжите ему руки.

22 (10) августа 1878 года. Бруквилл, Мэриленд

Бригадный генерал Иван Васильевич Турчанинов, известный также как Джон Бейзил Тёрчин

Мой отряд добрался до своего нового пункта дислокации всего за три часа. Во время пути я расспрашивал господина Леонтьева о том, что произошло за последние несколько месяцев в мире, а главное – о югороссах, которые казались мне героями эпических сказаний. В самом деле, у них были и ковры-самолеты, и самодвижущиеся боевые повозки, изрыгающие огонь, и своего рода «мечи-кладенцы», с помощью которых эти былинные витязи истребляли своих врагов.

Евгений Максимович посмеялся, услышав мои слова, а потом сказал, что югороссы – люди как люди, чем-то похожие на нас, а чем-то и нет.

– Понимаешь, Иван Васильевич, – произнес Леонтьев, – по-русски они говорят почти так же, как и мы, но часто в их речи встречаются словечки, которые нам незнакомы. Но не это у них главное отличие. Нет у югороссов нашей созерцательности и расслабленности. Они живут, если так можно выразиться, словно все время куда-то спешат. Решают быстро и делают все быстро. Вот этому у них стоит поучиться.

– Как американцы? – спросил я.

– Нет, – покачал головой Леонтьев, – американцы быстро соображают, когда дело касается прибыли. Да и американцы американцам рознь. Среди них встречаются такие, которые будто спят на ходу. А югороссы просто живут в таком темпе, они привыкли к нему и считают, что так и должно быть.

– Занятно… – я прикинул, что с этими самыми югороссами мне, пожалуй, будет не так-то просто иметь дело. Ну, ничего, если милейший Евгений Максимович нашел с ними общий язык, то, как мне кажется, и я сумею это сделать.

Так, за разговорами, мы не заметили, как добрались до Бруквилла. Но там нас ожидала не самая радостная новость. Рядом с этим селением расположен городок чуть побольше – Сэнди-Спринг, также населенный квакерами. Во время Мятежа – или, как его называют мои южные друзья, Войны Северной агрессии – мэрилендские квакеры были практически единственными, кто сразу поддержал Север, ведь они всегда выступали за освобождение рабов и сами рабским трудом не пользовались. Но в самом начале того, что наши враги именуют Второй Реконструкцией, через город прошли части 75-го Цветного полка. Они принялись за обычные свои геройства, и хоть их художества быстро пресекло их командование, случившегося хватило, чтобы до глубины души возмутить и миролюбивых квакеров. Поэтому разведка, которую мы выслали еще позавчера, отметила, что ни в Бруквилле, ни в соседнем Сэнди-Спринг нет солдат янки, зато симпатии населения теперь на нашей стороне.

На всякий случай с утра и туда, и туда были высланы передовые отряды. В Бруквилле все прошло гладко, а вот в Сэнди-Спринг как раз вошел кавалерийский эскадрон янки. Посланная мною туда Первая цветная рота под командованием Эзры Джонсона приняла бой, и если бы не Аннаполисская рота капитана Льюиса, поспешившая им на помощь из Бруквилла, их бы уничтожили полностью. Впрочем, и так из состава роты выжили лишь семеро раненых, некоторые, включая самого Эзру, тяжело. Зато и янки были разгромлены целиком и полностью. Скрашивало эту грустную весть лишь то, что у Льюиса, сумевшего весьма грамотно построить бой, не погиб ни один человек, да и раненые все захотели – и смогли – остаться в строю.

Надюша моя сразу побежала к раненым неграм, но, увы, когда я подошел к ней, она лишь бросила:

– Уходи, Ванечка, не до тебя сейчас. Боюсь, не спасем мы никого.

В стороне со связанными руками сидели девять пленных янки – и двое гражданских лиц, все в синяках. Один, как мне сказали, был местным почтмейстером, Кейлебом Брауном, которого избили сами местные квакеры – явление беспрецедентное для этого мирного народа. Оказалось, что именно он вызвал янки, когда к нему приехал второй гражданский, который был избит уже самими янки. По словам Брауна, он являлся неким сенатором Паттерсоном. Но почему янки за ним охотились, он не знал, а сам Паттерсон отказывался говорить, пока не увидел моего генеральского кителя. Тогда он заговорил, с трудом открывая рот, из которого торчали окровавленные обломки зубов:

– Генерал… Тёрчин, я полагаю?

– Именно так.

– У меня есть важные сведения. Но для этого прошу гарантий, что меня не убьют.

– Хотелось бы узнать, что за сведения.

– Я был близок к вице-президенту Хоару и могу многое рассказать. Вот только вам лично и желательно не в присутствии этих, – и он показал на Брауна и на янки.

– Хорошо. Я вам гарантирую жизнь. Но пусть вас сначала осмотрят врачи. Поговорим вечером.

– Не знаете, что произошло с моим слугой?

Один из пленных встрепенулся:

– Это тот, который был в подвале? Он оказал сопротивление. Его убили.

Паттерсон лишь кивнул, но лицо его еще более погрустнело. А я, отдав необходимые распоряжения, отошел в сторону.

Солдаты наши собрали сухие ветки и на полянке на окраине городка соорудили три костра. Томми Льюис, которого я взял к себе посыльным, поинтересовался было у меня, зачем это нужно делать, но я напустил на себя таинственный вид и сказал: «Увидишь!»

Смеркалось. Евгений Максимович достал свою рацию и снова начал связываться со штабом югороссов.

– Первый, я Кузнец, – произнес он. – Мы в условленном месте. К приему вертушек готовы. Пришлите врачей. Как поняли меня, прием.

– Кузнец, я первый, – ответил немного хрипловатый мужской голос. – Вертушки уже в воздухе. Врачи на борту. Включите маячок. Костры зажгите по команде. Как поняли меня, прием.

– Первый, вас понял. Включаю маячок и жду команду зажечь костры.

– ОК. До связи.

Нажав на какую-то кнопку, Леонтьев поставил рацию на землю и предложил мне сигару. Сам он курить не стал. Я велел Томми держать наготове коробочку со шведскими спичками, чтобы по моей команде зажечь первый костер.

Ждать нам пришлось недолго. Рация неожиданно запищала, словно крыса, которую прищемили в дверях. Потом она заговорила: «Кузнец, я на подходе. Обозначьте ориентиры».

Я махнул рукой, Томми зажег спичку и сунул ее в ворох сухих веток. Они затрещали и задымили. Скоро костер разгорелся. Увидев огонь, солдаты подпалили два других костра.

Леонтьев тем временем прислушался к чему-то и улыбнулся.

– Вот они, летят, голубчики. Слышите, Иван Васильевич? Надобно вам велеть вашим солдатам ничему не удивляться и не бояться. А то, увидев такое, они могут пуститься наутек. Или, что еще хуже, с перепугу открыть огонь по вертушкам.

Прислушавшись, я в звенящей тишине услышал, как в небе над нашими головами раздался странный звук. Словно огромный кузнечик кружил над нами. Постепенно стрекот этот стал громче, и в воздухе мелькнули две тени.

– Парни, – громко крикнул я, – ничего не бойтесь. Это прилетели наши друзья. Они помогут нам победить проклятых янки.

Томми, открыв рот от удивления, выпучил глаза. Он был явно испуган, но верил своему командиру.

Тем временем шум двигателей вертолета становился все сильнее и сильнее. Вскоре один из них завис над поляной. Вниз упали тросы, по которым начали быстро спускаться человеческие фигурки.

– Югороссы пустили вперед своих разведчиков, – пояснил мне Леонтьев. – Если они обнаружат, что все в порядке, то дадут команду на приземление вертолета. Сейчас я им подсвечу.

Он достал из кармана какую-то круглую штуку, из которой неожиданно вырвался яркий луч света.

Один из спустившихся по тросу разведчиков подбежал к нам. Это был среднего роста мужчина, на мой взгляд, лет тридцати, не более. Одет он был в странную униформу – мешковатый пятнистый комбинезон со множеством карманов и шлем, закрывавший большую часть его лица. В руках у югоросского разведчика был короткий карабин непривычной для меня формы с серпообразным предметом неизвестного назначения внизу.

– Господин генерал, – обратился он ко мне, – группа офицеров вооруженных сил Югороссии прибыла в ваше распоряжение. Заместитель командира группы лейтенант Морозов.

Я представился и поинтересовался у лейтенанта, не надо ли им чего.

– Спасибо, господин генерал, – ответил он, – нам нужно знать, безопасно ли это место для посадки вертолета. Нет ли на участке, обозначенном кострами, деревьев или каких-либо строений, которые могут помешать посадке машин.

Я вопросительно посмотрел на Евгения Максимовича. Тот, кивнув, вступил в разговор.

– Лейтенант, площадка проверена, на нее можно садиться. Меня предупредили, что у вас будет спецгруз для генерала Турчанинова. И еще, у нас есть несколько тяжелых раненых – не возьмут ли их вертолеты для доставки в госпиталь?

– Господин майор, – ответил югоросс, – я сейчас дам сигнал летчикам, чтобы они приземлялись и разгружались. А насчет раненых – такое распоряжение было. Пусть их доставят к месту посадки вертушек.

– Хорошо, лейтенант, – сказал Леонтьев, – мы все сделаем как надо.

Дальше все произошло следующим образом. Две отчаянно ревущие машины, похожие на большие сараи, к которым сверху зачем-то приспособили крылья от мельницы, сметая с поляны сор и пыль, плавно спустились с неба на землю. Из открытых дверей вертолетов стали выскакивать увешанные оружием люди. Потом, по просьбе старшего этих людей, мои солдаты помогли принять и отнести подальше от удивительных машин югороссов мешки и ящики с привезенными для нас грузами. Правда, некоторые, особенно из цветных, испуганно смотрели на вертолеты и сперва категорически отказались подходить к этим, как они их назвали, колесницам сатаны.

Услышав эти разговоры, их командир перекрестился – по-нашему, по-православному, а потом расстегнул ворот и показал серебряный крестик. Алексей Смирнов, присутствовавший при высадке, лишь сказал:

– Ну что, ребята, так и будете здесь стоять?

И решительно направился к вертолету. Он подхватил на свое могучее плечо увесистый ящик и потащил его к тому месту, куда югороссы велели складывать свои грузы.

Тем временем двое прилетевших с группой подошли к нам:

– Господин генерал, мы – военные врачи. Прикажите провести нас к раненым!

Осмотрев две дюжины раненых и оказав им первую помощь, они отобрали с десяток – включая Эзру и его людей, – и старший сказал:

– Этих нужно будет срочно отправить в военный госпиталь. Остальных мы сможем вылечить и здесь. Лекарства мы вам оставим.

– Господин генерал, – обратился ко мне старший, – разрешите представиться. Штабс-капитан Николай Бесоев. Мое командование велело оказать вам практическую помощь в организации партизанского движения в тылу федеральных войск. Где бы мы с вами могли это обсудить?

– Вон в том домике будет мой штаб. Вот только ещё такой момент – к нам в руки попал некий сенатор Паттерсон, который, по его словам, до недавнего времени был близок к вице-президенту Хоару. Он утверждает, что готов поделиться с нами важной, по его словам, информацией.

– Это тот, в гражданском, который был среди раненых? Его решили отправить в госпиталь – его сильно избили, в частности, по словам врачей, у него повреждена челюсть и сломана рука. Мы собирались отправить его на вертолете – но можно, если хотите, оставить его здесь. Либо его допросят наши специалисты.

– Думаю, лучше второе – там он будет в безопасности, да и у нас не будет лишней обузы.

22 (10) августа 1878 года. Бруквилл, Мэриленд

Штабс-капитан Бесоев Николай Арсеньевич

И где только не найдешь соотечественников! Даже в американской глубинке, где койотов больше, чем людей, а полуграмотные ковбои, если верить вестернам, с утра до ночи хлещут виски. Конечно, в Мэриленде ни койотов, ни ковбоев нет, здесь фермеры – часто немецкого происхождения – и волки вместо койотов, но менее провинциальной глубинка от этого не становится[33]33
  В 1950-х, после того как на востоке США и Канады истребили волков, там появились восточные койоты, или кой-волки (coywolves), помесь пришедших из более западных краев койотов с остатками волков и домашними собаками.


[Закрыть].

Как мне объяснили в штабе перед отправкой в штаб повстанцев, их командир генерал Турчанинов и в самом деле закончил в свое время Николаевскую академию Генерального штаба. И не просто закончил, а с малой серебряной медалью. Да и в военном деле он разбирался неплохо – в армии, пусть и американской, генеральские звания так просто не давали.

– Помни, Николай, – напутствовал меня наш Дед, Александр Васильевич Тамбовцев, – ваша задача – преобразовать довольно рыхлое полупартизанское объединение в полноценную воинскую часть. К этому, между прочим, стремится и сам генерал Турчанинов. Так что будете ему помощниками.

И еще – мы хотим предложить Турчанинову создать своего рода броневой кулак. Танки и БМП мы вам выделить не сможем, так что придется импровизировать.

– Вы имеете в виду бронепоезда? – догадался я. – А что, учитывая наличие достаточно развитой железнодорожной сети в тех местах, это неплохой вариант.

– Тем более что пионером использования бронепоездов считается генерал Турчанинов, – усмехнулся Александр Васильевич. – Во время Гражданской войны в США он, командуя 19-м Иллинойским полком, построил импровизированный бронепоезд. Он состоял из трех-четырех вагонов, открытой платформы и паровоза. Обшитые стальными листами вагоны не пробивались пулями. А из здешних орудий попасть в движущуюся цель было затруднительно.

Этот бронепоезд попортил немало крови южанам. С двумя пушками на платформе он курсировал в глубине вражеской территории и наносил значительный урон. Стремительными атаками этого бронепоезда были захвачены несколько стратегических мостов и узловых станций в Виргинии и Северной Джорджии. Он же прикрывал наступление янки вдоль железнодорожной линии на Атланту, причем так успешно, что подобраться к нему не было никакой возможности. Кавалерийская бригада нашего общего знакомого Нейтана Бедфорда Форреста, попытавшаяся захватить эту крепость на колесах лобовой атакой, потеряла чуть не треть своих людей.

– Понятно, – кивнул я. – Это хорошо, что генерал Турчанинов имеет подобный опыт применения бронепоездов. Значит, все, что мы ему предложим, он сразу поймет. Ну а вам, спецам, найдется работа и по профилю. Диверсии, стратегическая разведка и прочее.

Должен признаться, что в штабе все выглядело достаточно просто. А когда Турчанинов пригласил меня войти в небольшой домик, где располагался его штаб, я поначалу немного растерялся. Но первый же вопрос генерала растопил лед:

– Господин штабс-капитан, скажу прямо: я очень рад познакомиться с офицером армии Югороссии. Не желаете ли отведать чаю? Или предпочитаете кофе?

– Благодарю вас, господин генерал, от чая я не откажусь. Вот только зовите меня Николаем Арсеньевичем, а лучше просто Николаем – так привычнее.

Тот усмехнулся:

– Согласен. Ну, а мои имя и отчество вам известны.

– У меня для вас послание от адмирала Ларионова, Верховного правителя Югороссии, – и я передал генералу конверт с письмом Виктора Сергеевича.

Турчанинов прочитал его и сказал мне:

– Там сказано, что детали предложения господина адмирала вы, Николай Арсеньевич, – я про себя отметил, что он все-таки употребил в обращении ко мне отчество, что говорило как об уважении ко мне, так и о некоторой дистанции, – вы сообщите мне лично.

– Нам известно, что его величество император Александр III приглашает вас вернуться в Россию. Мы же, со своей стороны, будем рады видеть вас в Югороссии. Если вы согласитесь, мы вам найдем интересную работу. Мы организуем ваш переезд в нашу столицу, обеспечим жильем, а также проведем медицинское обследование. Врачи у нас прекрасные. Естественно, что предложенное вам распространяется и на вашу супругу.

– Вот, значит, как… – невесело усмехнулся генерал. – Здоровье мое действительно оставляет желать лучшего. Сейчас, во время боевых действий, я чувствую себя вполне сносно, но не знаю, как долго это продлится. Хотя, конечно, мне не хочется на покой… По крайней мере, не сразу.

– В любом случае вам и вашей супруге будет назначена достойная пенсия – если понадобится, то и немедленно.

– Ну что ж, благодарю вас и ваше командование. Если позволите, я обговорю это все с Надеждой Дмитриевной – вполне возможно, что она отдаст предпочтение Российской империи. Но как бы то ни было, сначала нам надо будет победить в этой войне.

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Вообще-то армия и флот Югороссии готовы оказать помощь Конфедерации. Но президент Дэвис попросил нас этого пока не делать, по крайней мере в открытую. А вот всякую другую помощь мы готовы вам оказать, в том числе и в форме поставок определенного рода оружия, разведки и, скажем так, негласных операций.

– Мы будем очень вам благодарны.

– Как только мы получим запрос от президента Дэвиса, в бой вступят наши регулярные части, и тогда янки мало не покажется. Ну, а в данный момент я хотел бы обсудить с вами один конкретный вопрос. Иван Васильевич, раз вы совершили марш-бросок на Бруквилл, находящийся вдали от основных дорог и населенный квакерами, то я не удивлюсь, если вашей следующей целью является Роквилл. Ведь до него отсюда миль, наверное, десять, не больше?

– Именно так. Роквилл находится на ветке Балтиморской и Огайской железной дороги, ведущей в Вашингтон. К юго-востоку от него – Сильвер-Спринг на границе с Вашингтоном, рядом с которым расположен крупный лагерь янки. К северо-западу – Гейтерсбург, с самого начала Второй Реконструкции конечная для большинства поездов с новыми частями, а также с оружием, боеприпасами и обмундированием. Поэтому этот городок они превратили в настоящую крепость. Но железнодорожная станция в Гейтерсбурге не приспособлена к приему большого количества поездов, и в Роквилле находится отстойник – туда отгоняют грузовые поезда в ожидании разгрузки. Там же имеются и железнодорожные мастерские, в которых в данный момент есть и паровозы, и вагоны, и платформы. Там же и склады с запчастями и углем.

А вот гарнизон там небольшой – одна рота 73-го Цветного полка. Службу они несут спустя рукава, проводя большую часть времени за бутылкой. Так что взять Роквилл будет не так уж сложно. После чего мы уничтожим весь подвижной состав, подожжем склады и приведем железную дорогу в негодность. И вновь уйдем – уже в другом направлении. Ведь, узнав о нашем появлении в Роквилле, туда достаточно быстро придут янки либо из Сильвер-Спринг, либо из Гейтерсбурга.

– Иван Васильевич, мы хотим предложить вам другой вариант. Дорогу в Роквилл с указанных вами направлений блокировать, насколько я понимаю, вполне реально.

– Не скажите, Николай Арсеньевич. Роквилл находится на тёрнпайке[34]34
  Платная дорога, обычно хорошего качества, от устаревшего turnpike – поворотный шлагбаум.


[Закрыть] из Сильвер-Спринг в Гейтерсбург – а еще есть несколько второстепенных дорог, в частности, в деревушку Бетезда к югу. Но они, как правило, весьма скверного качества. Но главная опасность – это железная дорога из Гейтерсбурга в Вашингтон. Особенно со стороны Гейтерсбурга.

– У нас есть оружие, которое позволит вам выставить заслоны на каждой дороге. Нечто вроде митральез, только намного более совершенное и мощное.

– Понятно… Тогда можно выиграть время для мобильного резерва подтянуться к направлению удара и отбить любое нападение. Если, конечно, оно не будет со всех сторон, но это маловероятно. А что насчет железной дороги?