Текст книги "Конфессиональное религиоведение. Традиционные религии России в свете христианства"

Для христиан протестантского направления чрезвычайно важно понимать, что иудаизм не ограничивается Танахом. Огромную роль в нем играет предание (религиозная традиция) – Талмуд. Развитие иудейской традиции началось задолго до начала ее письменной фиксации в так называемом «Устном учении», которое, согласно самому преданию, было даровано Моисею вместе с Законом. Причем это утверждение вполне логично, поскольку ясно, что со дня получения Закона требовалось истолковывать и применять его к самым разным изменчивым жизненным условиям. Все авторитетное устное наследие, состоящее из комментариев, притч, дискуссий и рассуждений с веками накапливались и передавались устно от учителя к ученику. Со временем стали предприниматься отдельные попытки письменно фиксировать этот материал. Особенно остро необходимость записи и систематизации проявилась после подавления восстания Бар-Кохбы, когда угроза утраты традиции и религии стала слишком близкой.

Записанная, в конце концов, традиция получила название Мишна (евр. «повторение») и представляла собой сборник, включавший юридические решения, имевшие обязательный характер, дискуссии, объяснения, комментарии и выводы. Процесс ее оформления не был однократным и завершился к 200 году благодаря деятельности рабби Иегуды га-Наси (135–220 гг.). Мишна представляет собой шесть разделов («сдарим»), посвященных разным тематическим предписаниям:

1. Зраим («Семена») – законы, касающиеся земледелия.

2. Моэйд («Срок») – законы соблюдения субботы, праздников и постов.

3. Нашим («Женщины») – законы брака и развода.

4. Незикин («Вред», «Убытки») – гражданские и уголовные законы.

5. Кодошим («Святыни») – законы, касающиеся храмовой службы, жертвоприношений и ритуального убоя (которые, несмотря на отсутствие Храма, оставались в предании).

6. Тагарот («Чистота») – законы ритуальной чистоты.

Разделы в свою очередь дробились на более мелкие трактаты (масехтот), общее число которых 63. Момент окончательного оформления Мишны стал отправной точкой дальнейшего развития традиции и одновременно началом новой культурной эпохи – таннаитской, поскольку авторов, работавших над Мишной, называли таннаями. Именно они сменили прежних хранителей традиции – книжников (софрим).

Однако Мишна не стала окончательным выражением традиции. Со временем она также стала нуждаться в толкованиях и пояснениях, что привело к появлению Тосефты (арам. «прибавление», «дополнение»), созданной ок. 300 года как дополнение к Мишне, представляя первую попытку создания комментариев к ней. Хотя в наши дни основным комментарием на текст Мишны считается Гемара (арам. «учить, разбирать»), оформившаяся чуть позже Тосефты и составленная толкователями – амораями из Галилеи и Вавилона. Записанная в окончательном варианте к V веку, Гемара приобрела объем в несколько раз превышающий содержание самой Мишны.

Помимо этого деятельность амораев, сменивших в свою очередь таннаев, стала причиной появления наиболее известной формы выражения иудейской традиции Талмуда (евр. «учение»), который в своей основе представляет собой союз Мишны и Гемары. Причем амораи создали два варианта Талмуда – Вавилонский и Иерусалимский (Палестинский), поскольку их работа протекала в этих регионах параллельно и в некотором отрыве друг от друга. Талмуды не имеют существенных различий, кроме того, что Вавилонский более подробно говорит о тех же темах и посему является более авторитетным. Определенное различие есть также в языках написания: Иерусалимский Талмуд написан на западном диалекте арамейского языка, а Вавилонский – на восточном. Работа над Талмудами была в целом завершена к V веку. Легко себе представить, что общий объем Талмуда был огромен (в печатных вариантах он может представлять собой издание, состоящее из нескольких десятков томов), что вызвало потребность в его кратком изложении. Первая попытка была предпринята Маймонидом в работе «Мишне Тора», но окончательное краткое выражение талмудической традиции было воплощено Иосифом Каро в книге «Шульхан Арух» (евр. «Накрытый стол») в XVI веке. По сей день именно она является одним из основных учебников для будущих раввинов.

Параллельно с оформлением «Устной традиции», воплотившейся в Талмуде, шла работа по созданию правил и принципов толкования Священного Писания, поскольку проблема интерпретации Писания, а впоследствии и книг предания, возникла сразу. Так родился метод, а точнее методы толкования, получившие название Мидраш (евр. «разыскивать», «искать», от глагола «дарош» – «требовать», «расследовать»). Наиболее ранние формы мидраша представляли собой своды различных законов и правил, которые были выведены из Торы. Это в свою очередь дало начало еще одной форме письменной традиции, которую назвали Галаха (евр. «принятый путь»), т. е. сборник правил и предписаний на различные жизненные ситуации, записанные рассуждения о жизни в полном соответствии с Торой, о поведении в конкретных жизненных ситуациях и причинах именно такого поведения. Впоследствии Галаха, самостоятельно развиваясь, превратилась в своеобразное законодательство, которым иудеи руководствуются до сих пор. Можно даже сказать, что во многом сохранение иудейской религии и культуры во всех критических событиях их истории было возможно благодаря строгому выполнению заповедей Галахи.

Помимо Галахи существуют также сборники текстов иного рода: притчи, нравоучительные истории, размышления. Это своего рода иллюстрации на разные случаи, которые не имеют четкого формального вывода. Этот вид Устной традиции получил название Аггада (евр. «сказание»). Аггада также используется мидрашами и вместе с Галахой включена в Мишну. На сегодняшний день Мидраш представляет собой сборники последовательных стих за стихом толкований Библейского текста, такие как «Мехилта» – комментарий на книгу Исход, «Сифра» – на книгу Левит, «Сифре» – на книгу Числа, другая «Сифре» – на Второзаконие. По стилю составления эти мидраши подобны Галахе. Тогда как комментарий на книгу Бытие – «Бытие-рабба» написан в стиле Аггады. Эти сборники предназначены не просто для истолкования, но и с целью подчеркнуть единство учения Писания и предания и устранить всякие противоречия между ними.

Учитывая то, что иудеи и христиане имеют один и тот же текст Священного Писания, вплоть до того, что способны пользоваться любыми качественными переводами, сделанными друг другом, единственный вопрос несогласия лежит в аспекте не Писания, а предания. Именно оно, в свою очередь, формирует разницу в подходах и понимании тех или иных текстов Писания.

Зачастую бытует мнение, что христиане-протестанты не приемлют никакой формы предания. Подобную точку зрения можно слышать даже от христиан, для которых его наличие является догматической нормой, в первую очередь католиков и православных. На самом деле Новый Завет, а вслед за ним и протестантский подход, совсем не против предания, как собрания ценнейшего многовекового опыта праведников и подвижников прежних поколений. Бесспорно, что данного рода знания содержат глубочайшую мудрость и наставления, благодаря которым мы можем в очередной схожей ситуации не «изобретать велосипед» повторно, а сразу получить верное направление.

Прекрасным доказательством тому являются отрывки из иудейских преданий, попавших в новозаветные тексты. Один из наиболее известных примеров упоминается Павлом в II Тим. 3:8, где используется Таргум Ионафана на Шмот. 7:11. Таким образом, в новозаветный текст попадает информация, которой нет в самой книге Исход. Тот же Таргум используется и Иудой в его послании (14–15 ст.) в рамках цитаты апокрифического текста из книги Еноха (I Енох. 1:9). С определенными оговорками можно привести в пример и цитату Иуды из сохранившегося в отрывках апокрифа «Успение Моисея» (9 ст.). Влияние мидраша Мириам прослеживается также в I Кор. 10:4 в словах о «духовном камне».

Пример Иисуса в отношении иудейских преданий несколько осложнен тем, что Он чаще всего изображен критиком, а не их сторонником. Однако без труда можно заметить, что Иисус противостоит лишь нескольким совершенно определенным проблемам, связанным не собственно с преданием, а с его искажением. То есть во всех остальных вопросах, которые в реальной жизни регламентировались преданиями, Иисус вполне соответствовал всем иудейским требованиям. Его критика, как правило, касалась только трех основных аспектов: субботы (Мрк. 2:23 – 3:5), ритуальной чистоты (Мрк 7:1–8; Мтф. 15:1–2) и вопроса «корвана» (Мрк. 7:9-13).

Таким образом, ранние христиане-евреи в первую очередь в лице Иисуса Христа и Его апостолов придерживались преданий в своей жизни и вполне свободно использовали их в проповедях и учении, подчас представляя собой многочисленных «ревнителей закона» (Деян. 21:20). Но при этом они однозначно были против возвышения предания над Писанием и даже не считали предания принципиально важным для обращенных язычников, которым «писали, положив, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда» (Деян. 21:25), т. е. ограничив свои требования к ним лишь кратким списком важнейших положений.

1. Что такое Танах и как расшифровывается это название?

2. Из каких частей состоит Талмуд? Каким образом они формировались исторически?

3. Какое отношение к иудейскому преданию демонстрируют авторы Нового Завета?

Учение о Боге в иудаизме очень близко к христианским представлениям об ипостаси Бога-Отца, поскольку в основном базируются на текстах Танаха – общим для тех и других Священным Писанием.

Согласно иудейскому вероучению Бог наделен тремя неотъемлемыми характеристиками, которые включают в себя все черты и особенности, присущие Богу: трансцендентность, личностность и нормативность.

Трансцендентность (отдаленность от материального мира) Бога проявляется, прежде всего, в Его положении по отношению к творению. В отличие от языческих верований, имеющих пантеистические представления (в которых творец и творение не разделены) о богах, Бог Танаха не является частью материального мира и не принадлежит ему. Он является высшей духовной сущностью, стоящей над миром. Он лишен материального начала и поэтому в общении с человеком не предстает перед ним в физическом обличье. Он является Творцом всего видимого и невидимого, а не просто устроителем хаоса, подобно языческим богам, из которого те формировали вселенную. Он полностью универсален и не ограничен временем и пространством. Его власти нет предела. Он не зависим ни от чего, кроме Самого Себя. Он Единственный Бог и грань между Ним и Его творением четко проведена. Нет каких-либо посредников-полубогов или богов альтернативных Ему. Все «сыны» Бога, неоднократно упоминающиеся в Танахе – это существа, обладающие более высоким статусом, нежели человек, но все же и они существа сотворенные. Вместе с этим трансцендентный Бог – это духовное существо. Но Его духовность не является бестелесной ущербностью, а часто встречающаяся фраза «Дух Божий» – это описательное обозначение силы Божьей.

Личностность Бога вместе с Его трансцендентностью подчеркивает уникальность природы Бога, открывающегося в Танахе. Языческие боги обладали либо тем, либо другим качеством, поскольку трудно представить Бога, Который бы сочетал в Себе одновременно два этих начала. Это возможно только в том случае, если этот Бог реально открывает себя и в этом случае можно лишь констатировать, а не объяснять тайну Его существования, что Танах и делает. Он доносит до нас истину о трансцендентности через непосредственный эмоциональный опыт пророков. В этом одна из уникальных черт Бога Танаха. Именно личностность позволяет человеку иметь близкие взаимоотношения с трансцендентным Богом и видеть проявление Его характера во всем творении. Антропоморфность (т. е. описание с использованием человеческих характеристик) трансцендентного Бога в Танахе лишь вынужденная мера, позволяющая примирить трансцендентность и личностность. Это необходимо, поскольку именно личные взаимоотношения с Богом занимают в Танахе центральное место. Фактически Танах – сборник свидетельств людей, которые встретились и предстояли перед Богом.

Нормативность (провозглашение четких норм поведения) Бога последняя важнейшая Его характеристика. На первый взгляд она также противоречит трансцендентности, но именно она есть прямое следствие Его личностности. Требования Бога относительно поведения напрямую связывают человеческую мораль и религиозные предписания, подчеркивая присутствие Божьей природы в самом человеке. Столь прямая и прочная связь религиозных требований и моральных норм характерна только для Танаха. Этот сплав морали и религии ясно отразился в заповедях, провозглашенных Богом через пророков.

Также особый акцент в иудаизме делается на имена Бога, которые непосредственно выражают природу и характер Бога. Важность и уникальность имени Бога для иудаизма подчеркивается тем, что его употребляли как эквивалент Божьего присутствия могущества и славы. Вот наиболее важные из этих имен:

1. Яхве (Иегова) – «Я тот, Кто Я есть».

Одно из современных прочтений этого имени звучит как «Тот, Кто является основой бытия». Именно оно считается самым основным и священным именем Бога. Однако на самом деле не известно как читается это имя, под которым Бог открылся Моисею, поскольку впоследствии традиция его прочтения была утрачена из-за чрезмерно строгого подхода к выполнению заповеди, запрещающей произносить имя Господа без должной надобности и благоговения. Данное имя обозначается четырьмя еврейскими буквами и известно как «тетраграмматон» (греч. «четырехбуквие»).

2. Элохим – «Бог» (с множественным окончанием).

Часто это имя становилось предметом споров и критических замечаний о явно политеистических корнях иудаизма. Однако любопытно, что эти «корни» больше ни в чем и нигде не проявляются столь явно. И если предположить, что более поздние монотеисты «подредактировали» древние тексты, то не ясно, почему они оставили столь явное и неудобное для них свидетельство о языческом прошлом. Один из ответов со стороны иудеев на подобную критику заключается в том, что множественная форма имени может свидетельствовать об особом уважительном отношении к личности Бога (эквивалент уважительного обращения к человеку в русском языке).

3. Шаддай – «Всемогущий».

Одно из древнейших имен Бога, под которым Его уже знали патриархи. Смысл этого имени выражает один из наиболее важных атрибутов и основных критериев того времени – всевластие и могущество Божества.

4. Адонай – «мой Господин».

Это имя известно и как самостоятельное, и как замена имени Яхве, что особенно часто делали масореты – еврейские ученые, специалисты по языку Танаха (VII–IX вв.).

5. Цваот (Саваоф) – «Господь воинств».

Первоначальный смысл этого имени заключался в представлении о присутствии Бога в рядах израильских войск и Его непосредственной помощи в боевых действиях. Позже это понимание было обогащено представлениями о Боге, как предводителе небесного воинства, выступающего на стороне народа Божьего.

Непосредственных сведений об Иисусе Христе и Троице в Танахе нет, поэтому, что касается Священного Писания, то данный вопрос лежит в плоскости трактовки различных стихов и отрывков, которые христиане и иудеи понимают по-разному. Однако мнение о личности Иисуса Христа у представителей иудаизма складывается не на основе Танаха, а на основе преданий. Все известные свидетельства Талмуда об Иисусе представляют его еретиком и вероотступником, хотя далеко не во всех текстах можно достоверно идентифицировать его персонажей с историческим Иисусом. Наиболее распространенные имена, под которыми Иисус фигурирует в талмудических текстах: Иешу бен (бар) Пантира и Иешу га-Ноцри, причем первое имя имеет более раннее происхождение. Его связывают с талмудической версией внебрачного происхождения Иисуса от некоего Пантиры, которого Ориген называет римским солдатом. Тем более известно, что подобные имена или прозвища («пантира» или «пантера» – т. е. черный леопард) были характерны для римских легионеров. Некоторые исследователи обращают внимание на то, что этот персонаж мог быть вполне реальной исторической личностью, поскольку, если фигура Пантиры была бы плодом фантазии, то вряд ли ее авторы стали бы использовать нееврейское имя, поскольку чистый вымысел в подобных случаях обычно тяготеет к привычным именам, что наглядно иллюстрируют апокрифические тексты. Хотя, если это и так, установить, насколько он мог быть связан с ранними христианами и окружением Иисуса, а также, кто именно был этот человек, не представляется возможным[50]50
  Иисус Христос в документах истории. СПб., 1999. С. 312.
  Пожалуй, Ориген высказал наиболее вероятную версию, вообще не связывая это имя с неким реальным человеком и утверждая, что «пантира» – это всего лишь искаженное греческое «partenos» («дева, девственница»), то есть искаженный иудеями эпитет Христа – «Иисус, сын Девы».


[Закрыть].

Наиболее ранние талмудические упоминания об Иисусе относятся к периоду 40 – 220 гг., где Иешуа бен Пантира представлен просто как глава еретического учения, чьим именем его последователи лечили больных, что говорит об их представлении о своем учителе, как о божественной личности. Более поздние относятся к 220–375 гг., т. е. в период наибольшего распространения христианства до его превращения в государственную религию. В них информация о персонаже уже под именем Иешу га-Ноцри дополняется обвинениями в колдовстве и обожествлении себя, сведениями о Мириам, его матери-блуднице, и его отце Паппосе бен Иуде (реальном историческом лице II в., но никак не связанным с ранним христианством). Все это время, и особенно во второй период, авторы Талмуда старались как можно больше связать Иешу с отрицательными моментами, полагая, по-видимому, что так они смогут лучше защититься от возрастающего влияния христианства.

Помимо Талмуда существует также и независимое произведение, возникшее, скорее всего, в V веке – «Толедот Иешу» (арам. «Родословие Иешу»), которое претерпело некоторое развитие в течение нескольких последующих поколений. Оно появилось как реакция на начавшиеся гонения в Палестине или Месопотамии, т. е. территориально было связано с талмудическими текстами. С расселением евреев это произведение распространяется на арамейском языке, иврите и идиш. Фактически никакой новой информации в «Родословие» не вошло, оно просто представляло собой развитие тех сюжетов, которые уже были в Талмуде, за исключением некоторых по-своему интерпретированных историй из апокрифических евангелий. Лейтмотив «Родословия» – похищение Иешу из Иерусалимского Храма тайны имени Бога, т. е. правильного произношения тетраграмматона, что и стало источником его впечатляющей колдовской силы.

Иудейские представления о Боге имеют известную разницу с христианскими. Как уже отмечалось, учение о Боге в иудаизме практически идентичны христианскому пониманию ипостаси Бога-Отца. Но христианское учение не ограничено им, поскольку содержит догмат о Троице. Иудаизм однозначно не приемлет данного учения, считая его в лучшем случае своеобразным послаблением, придуманным для того, чтобы язычникам легче было перейти из политеизма хоть к какому-нибудь близкому пониманию Единого Бога. В иудаизме это называется шитуф (евр. «компаньонство»). В худшем случае Троица признается вариантом многобожия.

Однако, во-первых, христианство никогда не выражало сомнений в единственности Бога. Троица не является посягательством на единство Высшей Личности. Во-вторых, трудно согласиться с иудейской версией «промежуточной» ступени, якобы необходимой язычникам для более легкого понимания. Ведь догмат о Троице столь сложен для осмысления, что даже в самом христианстве не имеет окончательного выражения. Вряд ли родоначальники христианства для «облегчения» стали бы придумывать нечто, что запутывает еще больше. В то же время с логической точки зрения единственность Абсолютного Бога не столь уж сложно для понимания и, к слову, известно в том или ином виде практически во всех существующих религиях.

Поэтому для христиан учение о Троице столь же библейское, как и учение о единственности Бога. Обоснование этому имеет место не только в Новом Завете, но и в Танахе. Содержится оно, в первую очередь, в одном из важнейших текстов – Шма[51]51
  Своеобразный иудейский символ веры, в оригинальном тексте начинающийся с призыва «шма» (евр. «слушай») и состоящий в общей сложности из трех отрывков: Втор. 6:4–9; 11:13–21; Чис. 15:37–41. Играет важную роль в ритуальной повседневной жизни и является основным выражением веры.


[Закрыть], провозглашающего единство Бога, и на первый взгляд, полностью противоречащего концепции троичности: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4). Заметим, что этот стих цитировал и Иисус Христос, выражая с ним Свое полное согласие (Мрк. 12:29). Солидарны с ним и авторы новозаветных посланий (I Кор. 8:4; Иак. 2:19). Упомянутое противоречие лишь кажущееся, поскольку слово «един» в этом отрывке, то есть еврейское «эхад», вовсе не обозначает математическую единицу. Очень наглядно это иллюстрируется словами заповеди, где провозглашаются брачные отношения: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24). В оригинальном звучании этого отрывка слово «одна» в еврейском тексте также звучит как «эхад». То есть, данное слово используется не только в отношении Бога и при этом явно имеет смысл многосоставного единства, а не собственно единицы. Это же подтверждается и другим отрывком: «И пришли к долине Есхол, и срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод, и понесли ее на шесте двое; [взяли] также гранатовых яблок и смокв» (Числ. 13:24), где слово «эхад» относится к виноградной грозди. Любопытно также отметить, что в первой фразе Шма имя Бога повторено трижды, что тоже можно рассматривать как аллегорическое указание на триединство.

Интересным подтверждением принципиальной сложности Божьей Личности являются также слова: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба» (Быт. 19:24). Здесь имя Яхве использовано дважды и создается впечатление, что оно относится к двум разным Личностям. Подобный смысл звучит также в ряде текстов Исаии (Ис. 6:8; 48:16). Помимо этого похожую мысль озвучил Иисус, ссылаясь на Пс. 109:1: «Сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?» (Мтф. 22:41–46). Окончательно выраженное Им учение о Троице прозвучало в словах перед вознесением: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матф. 28:19), где «имя» стоит в единственном числе.

Итак, христианское учение о триединстве Бога имеет вполне четко выраженные обоснования в Танахе, благодаря чему можно сделать однозначный вывод: новозаветные авторы и первые благовестники ни в коем случае не противоречили иудейской вере, в которой были воспитаны с детства. Понимание Бога как Троицы не было создано ими, оно лишь получило свое окончательное выражение на очередном этапе откровения.