Текст книги "Притяжение смерти"

– Две ложки сахара.

Пока Кайл заваривал себе и другу кофе, на Марти внезапно снизошло пугающее озарение. Он не взял с собой из комнаты записную книжку со всеми своими исследованиями и замечаниями. У него вошло в привычку всюду с собой ее брать, куда бы он ни пошел. Марти брал ее с собой в парк на ночные прогулки, в библиотеку, в другие места, где добывал информацию, всюду, но в этот раз почему-то оставил ее дома. Матери может запросто прийти в голову навести порядок в его комнате, и тогда она непременно найдет записи. Одна мысль об этом образовала испарину на лбу Марти.

«Все, хоть назад сейчас беги в надежде, что мама уже ушла и не успела прибраться», – думал Марти, ерзая на стуле.

Но бежать обратно он не собирался, это выглядело бы через чур глупо, ведь Марти только пришел. Оставалось надеяться на то, что Кайл поверит ему на слово, а мама уже ушла на работу.

– Что ты бледный такой? – обратился к другу Кайл, передавая ему большую кружку кофе.

– Да ничего, все нормально, – как можно увереннее ответил Марти.

– Ну смотри.

Оба друга сели за стол и стали размешивать сахар в кофе. Около минуты царило молчание. Марти думал, как преподнести Кайлу то, что ему от него будет нужно в случае необходимости, но тем не менее не открывать сразу ему все карты, подойти к вопросу деликатно. В голову не лезло ничего путного, и Марти, как обычно это делал, решил начать издалека, исходя от уже поднятой темы. Мало ли, может удастся узнать что-то важное, что в последствии может сыграть на руку.

– И все же, что с тобой происходит? На тебя это совсем не похоже, – поинтересовался он.

– А на что это может быть похоже? – Кайл начинал раздражаться.

– Не знаю.

– У меня друг умер.

Челюсть у Марти отвисла, глаза в изумлении расширились. Он был не в силах произнести что-то внятное, вместо этого издавал какие-то звуки, похожие на хрипы в удушье. Кайл молчал, безразлично глядя на Марти, и всем своим видом показывал, что в гробу он видел его сочувствие. В изумлении Марти забыл, зачем вообще пришел к Кайлу. Все слилось в единый кошмар, подталкивающий его к тому безумию, которое им едва не одолело в ту ночь, когда он увидел, во что превратился Ричи, увидел Зло.

Что это могло значить? Это могло означать лишь то, что Марти оказался не прав по поводу затишья, что на самом деле вчера или сегодня умер еще кто-то из десятиклассников.

– Кто? Когда? Где? Как? Кто-нибудь уже знает? – кричало в голове у Марти.

Он лихорадочно стал перебирать в голове имена своих одноклассников и знакомых из параллельного десятого класса, которые дружили с Кайлом. Загвоздка в том, что он почти не знал тех, кто был знаком с Кайлом, и в бессилии оставил бесполезный перебор имен.

Или… Марти не виделся с Кайлом больше недели. А вдруг это кто-то из уже умерших? Но кто? Ричи, Пит, Марго, Адам, имя которого он узнал уже после его смерти? Марго Кларк отпала сразу – она не знала Кайла. Они хоть и жили в одном городке, но учились в разных школах. Марго – в Новой надежде, Кайл – в Шотленде. На счет остальных Марти ничего не мог предположить.

– Ты его все равно не знал, – сказал Кайл в пустоту. – Хотя в твоей школе учился.

– Адам Гарсен?

В ужастиках после слов, сказанных таким тоном, обычно раздается оглушающий раскат грома и молнии на миг озаряют небо, но на кухне, где сидели Кайл и Марти, даже не скрипнула дверца. Эта давящая, ядовитая тишина буквально разрывала Марти на куски, заставляя тело съеживаться от холода, а пот вырисовывать огромные влажные круги в районе подмышек.

По мере разговора Марти и Кайла рот у последнего все сужался и сужался, пока не стал таким тонким, что почти сливался с остальным лицом.

В ответ Кайл лишь кивнул. И вновь повисло молчание. Марти заметил, как у друга вновь задергался левый глаз. Казалось, будто он едва сдерживает гнев и готов в любой момент, когда этого меньше всего ожидаешь, перевернуть стол, выбросить стул в окно, разбить о стену телефон и закричать во всю глотку. Но он молчал, глядя куда-то в стену, Марти сидел с опущенной головой и сложенными на макушке руками и надеялся, чтобы Кайл, наконец, нарушил тишину, сам же он боялся и не знал, что сказать.

Вдруг Кайл резко опустил голову вниз и уставился на что-то под столом.

– А ну кыш от меня, пушистое дерьмо! – Через секунду от глухого удара кот выбежал из-под стола и у двери вздыбился, оскалив зубы и зашипев так, словно увидел призрак.

– Я тебе что сказал? Кыш, иначе на улицу выброшу! – Кайл пригрозил коту кулаком, тот, видимо, понял угрозу и скрылся в соседней комнате, откуда позже донеслись его трения челюстью о дверной косяк.

– Задрал уже, – проговорил Кайл к превеликому облегчению Марти. – Хоть убей, не понимаю, зачем мать завела этого дурачка. Она, походу, сама не знает. Вроде никогда кошек не любила, а тут принесла в дом эту морду, причем не абы какую, а породистую, и теперь сам все видишь.

Марти с сочувствием смотрел на друга в ожидании, что он еще скажет.

После недолгой паузы Кайл продолжил негодовать:

– И ведь никому он не сдался уже через год. То его мать чуть ли ни каждую неделю сама купала, шампуни специальные подбирала, корма ему дорогие со складов заказывала, кастрировали в конце концов…

Тьфу ты, какой смысл в этом был! Ведь сейчас что? Ходит как призрак по дому, трется о каждый угол, с матерью и со мной спать перестал, словно мы ему надоели, так еще и трахаться захотел, самец недоделанный. Вроде кастрированный, но ведет себя как… – Кайл махнул рукой. – Еще и мать заставляет мыть его каждые две недели, сама же только гладит и изредка кормит. Повесила на меня это хвостатое чудище, будто я его для себя заводил. Как нужна ей моя машина, так она сразу общая, а чуть кот, так он вдруг мой все это время был!

– Неудивительно, что вы так часто ссоритесь, – сказал Марти тихим голосом.

– Да, – прискорбно ответил Кайл. – Последнее время все через жопу идет. С бабушкой поругались из-за машины, видите ли, не хочет она видеть это корыто, как она выразилась, у себя во дворе, ставь, мол, в гараж его. Если бы все так было просто!

Отчим постоянно ремонтирует свой драндулет в моем гараже, видимо считает, раз усыновил меня, значит гараж отныне и его тоже, а он мне от родного отца достался! Какое он вообще право на него имеет? А мою приходится оставлять во дворе этого дома или возле бабушкиного, смотря где живу. Мать приходит домой поздно вечером, еды наготовит на один ужин, на завтра уже не остается, раздаст указания и спать уйдет. И все остальное ложится на нас с отчимом, а он в свою очередь не чурается все на меня спихнуть.

И даже не знаю теперь, где лучше жить. Здесь у меня куча дел и мозготрах каждый вечер, у бабушки вроде бы спокойней, но с ней до сих пор живет моя тетка, которая меня на дух не переносит, понятия не имею, почему. А, ну и машина еще! Да кому я это рассказываю! Ты и так все это знаешь, не первый год знакомы.

– Тоже верно, – ответил Марти. и вновь ненадолго воцарилось молчание, нарушаемое звуками трения челюсти кота об дверной косяк в соседней комнате.

– А теперь еще и Адама не стало. – добавил Кайл. – Шестнадцатого нашли в гараже. Уснул в своей машине с заведенным двигателем, так и задохнулся. Понятия не имею, почему он уснул, не заглушив машину.

– Может, он завел его, оставив ключи зажигания в замке. Думал, если двигатель оживет, то он сразу затарахтит и разбудит его, – предположил Марти.

– Блин, а об этом я не думал, – расстроился Кайл. – Голова у тебя варит, Марти. Одно мне только непонятно, над этим я все эти дни ломаю голову и не сплю: как мог ожить двигатель? Это было невозможно без чьего-либо вмешательства, ведь Адам двигатель так и не починил.

После этих слов сердце Марти гулко забилось, и он сдавленно застонал.

Он не хотел знать, как это происходит. Оно просто происходит, словно утренняя эрекция. Этот процесс ужасный, но от него никуда не денешься. Что-то убило Адама Гарсена тогда в гараже, что-то специально оживило двигатель, превратив его в орудие убийства. Марти знал, что убило парня, но догадывался ли об этом Кайл? На вид он был в смятении, одоленный депрессией, но знал ли он, что произошло на самом деле?

Картина смерти Адама, как и предыдущих жертв, не раз посещала мысли Марти, будто глупая, написанная бездарным музыкантом, но до боли въевшаяся в память, песня. Он словно присутствовал при их гибели, картинка в голове вырисовывалась четкой и ясной, что и пугало его, заставляя всякий раз вздрагивать. Никогда в своей жизни Марти не видел таких правдоподобных эпизодов в своих мыслях, словно сам все видел собственными глазами. Может, это только так работает? То, о чем ты больше всего не хочешь думать, как та самая надоедливая глупая песня, вырисовывается в твоем мозгу четче всего.

– Вот и я чувствовал примерно то же, когда узнал о его смерти. Сказать, что меня с головой накрыло – ничего не сказать. Я был потрясен, всю ночь не спал, думал о нем. С того дня я почти не сплю.

Марти понимающе кивнул. Лицо его по-прежнему оставалось бледнее мела и выглядело оно так, будто у него прихватило живот.

– Да и мысли всякие в голову лезли странные, – как бы невзначай сказал Кайл. «Не бери в голову, друг мой», – гласили они, это так, мое разыгравшееся воображение. Не обращай внимание.

Внезапно Марти словно поймал нужную ему волну, которую искал долго и упорно целый день. Глаза у него загорелись огнем, к щекам подкатил румянец.

«Вот оно! Вот то, зачем я пришел, выкладывай же скорее и не стесняйся, мы тут одни!»

– Можешь рассказать о них? – оживился Марти и тут же изменился в лице.

– Да какая разница? Сказал же, бред всякий.

– Ну, бред или не бред – разберемся. Расскажешь, а?

Кайл пожал плечами.

– Ну, раз интересно, пожалуйста. Хоть я и не понимаю, зачем оно тебе. Короче, слушай…

Кайл поведал Марти свои мысли как можно короче и старался подбирать слова так, чтобы они не казались бредом сумасшедшего. Безумие это или кошмар наяву для Марти уже не имело значения. Возможно, он сам уже тронулся умом на всей этой мерзкой почве. А кто не тронулся бы? Только, наверное, самый закаленный жизнью, крепкий духом человек, столкнувшись с тем же кошмаром, что и Марти, смог бы удержать свою крышу на месте и не дать ее сдвинуть. Но Марти все равно получил то, что хотел – надежду, что, Кайл потенциально может ему помочь.

– Пока я не мог уснуть и думал о нем, мне вдруг показалось, что Адам умер не просто так… Нет, не то слово, как бы тебе сказать, чтобы понятнее было? – Кайл стал щелкать пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.

– Он умер не случайно. Вот, так понятнее. За неделю умерло еще трое ребят, причем из твоего класса и из класса Адама. Но я тогда не придал этому особого значения, хотя вся Новая надежда на ушах стоит, за ужином мать с отчимом так или иначе упоминают эту тему и спрашивают меня. Уж кто-кто, но я…как ты знаешь, человек такой, которому безразлична судьба людей, которых я не знаю. Вот и на них мне плевать было. Ну умерли и умерли. Горе? Для кого-то да, но не для меня. Хотя… Смерть той девочки из класса Адама, как мне рассказали, «подорвала» всю школу.

– Да, зрелище то еще. Я до сих пор вижу, как все выбегают на крыльцо, по ногам, как по бульвару, толкаются, лишь бы увидеть, как тело увозят на скорой, – вставил Марти.

– Представляю, – бросил Кайл. – Ну так вот, умер Адам, и тогда я задумался. А вдруг? Вдруг это все взаимосвязано, как, например, ты знаешь, что за зимой следует весна, а за ней лето. Надеюсь, ты меня понимаешь, а то у меня самого голова вверх тормашками.

Марти кивнул и сложил руки у рта.

– Понимаю, звучит, как полный бред, и наверняка это так и есть. Но… Что-то мне кажется, тьфу-тьфу-тьфу. – Кайл пару раз постучал по столу. – Что Адам не последний.

Кайл пристально смотрел на Марти, ожидая его ответа. Тот сделал большой глоток уже почти остывшего кофе и отрезал:

– Это не бред.

– Ты уверен? – Кайл перегнулся через стол поближе к Марти и скосился. Его мнение завлекло Кайла, о чем он раньше и подумать не мог. Он ни с кем не привык считаться, особенно с таким слабохарактерным человеком, как Марти.

– Потому что все происходящее действительно ненормально. Взять хотя бы Адама. Неработающий двигатель не мог завестись сам по себе при всем желании машины. Из твоих же слов я понял, что Адам его так и не смог починить даже с твоей помощью. А ты, Кайл, всегда был с автомобилями на «ты». Или случай Марго. Говорят, она ничем не болела и держала себя в превосходной форме, не зря же она являлась объектом вожделения многих пацанов.

Кайл внимательно выслушал Марти, и только сейчас понял, что не узнает в своем госте того Марти, с которым они неделю назад гуляли в парке, поедая донеры. Он всегда не мог нормально связывать слова в предложение, часто заикался и психовал из-за всякой ерунды. Скажи ему что-то неприятное – он сразу обижался и выглядел похуже любой капризной избалованной девчонки, от чего Кайлу хотелось лишь прописать ему хорошую пощечину. А найти общую тему для разговора – задача та еще. Чтобы разговорить Марти, ему как только ни приходилось изощряться, а если и получалось, то он сталкивался с препятствиями в виде отсутствия у Марти банального умения поддержать тему и связывать слова, не говоря уж о шутках и взаимных колкостях.

Сейчас перед ним сидел совершенно другой Марти. Говорил он уверенно, слова выходили из уст осмысленными и складывались в несущие логику предложения. Он умел себя контролировать, голос не срывался, заикания пропали без следа. Казалось, что Марти действительно знает, о чем говорит, а не несет всякую ахинею, в которой ни черта не понимает. Это одновременно напугало Кайла (не при таких обстоятельствах он хотел увидеть преображение Марти Ройса) и обрадовало. Кайл впервые за годы общения с Марти не испытывал дискомфорта при разговоре с ним. Ему это нравилось, ведь, может оказаться, что он ошибался в нем.

– Да, черт подери, с этим трудно спорить, – обезоружил себя он. – Но я уверен, всегда, слышишь, всегда есть логическое объяснение. Просто… – Кайл развел руками. – Просто мы многого не знаем.

– И что же ты намерен делать? – прямо спросил Марти.

– Ничего, – без зазрения совести ответил Кайл.

– Как это ничего? – недоумевал Марти.

А вот это уже говорил прежний Марти. Дотошный и настырный мальчишка, которому хочется все про всех знать. Но что он собирался делать с этими знаниями? Хранить у себя в памяти и припоминать при каждом удобном случае? Такого Марти Кайл прекрасно знал, поэтому решил подыграть ему.

– Сам подумай. А что я могу сделать?

«Ты можешь помочь мне. Я уже начал делать хоть что-то, чтобы выйти из этой русской рулетки победителем и вытащить остальных, ты же только прожигаешь свою жизнь, губишь здоровье и ищешь вокруг себя виноватых».

Но вслух Марти этого не сказал и только пожал плечами.

– Ну вот. Что и требовалось доказать. Так, кажется, говорят в математике? – подытожил Кайл.

Наконец, Марти собрался духом подвести их разговор к концу. То, что Кайл сейчас ответит, решит судьбу дальнейших действий Марти. Ему предстояло решить, можно ли Кайлу доверить столь ответственную миссию или нет.

– Представь, что те слова, которые ты посчитал за бред, на самом деле не бред, что смерть Адама не последняя, и у тебя есть шанс повлиять на ситуацию. Ты бы им воспользовался?

Кайл в непонимании уставился на Марти, нахмурив брови. Все же ему не показалось, с Марти происходят какие-то перемены. Он уверенно шел по пути от жалкого хлюпика до уверенного в себе человека, которого не стыдно и со своими друзьями познакомить. Да, они сочтут его чокнутым, но друзья Кайла именно таких и любят – сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных. Маменькиному сыночку в их компании места не нашлось бы никогда.

– Что за странный вопрос?

– Ответь на него и закроем эту проклятую тему, – нажимал на друга Марти.

– Ну…да, думаю, я бы что-нибудь предпринял. Я вовсе не хочу, чтобы у нас люди дохли, хотя тебе могло показаться обратное. Я не желаю другим зла, а лишь отметил, что мне плевать на тех, кого я не знаю. Блин, какую же чушь я сейчас несу! И все из-за тебя.

– Ладно, Кайл, хорош уже, я тебя понял. Давай закроем эту тему? – предложил Марти.

«Надежда есть, тусклая, но есть».

– С удовольствием, – облегченно выдохнул Коля.

Кайл отметил в Марти еще одну особенность, которую также раньше за ним не замечал. Он начал называть его по имени! «Боже, сколько еще сюрпризов мне предстоит в нем разглядеть», – подумал Кайл в предвкушении.

Друзья допили уже остывший кофе, и Марти стал собираться домой.

– Э… Марти, ты уже уходишь? – удивился Кайл. – Оставайся, тебе все равно дома делать нечего, а мне тут скучно одному. – К собственному изумлению Кайл действительно не хотел, чтобы Марти его покидал. Ему хотелось получше узнать нового Марти, он желал этого больше всего.

– Извини, Кайл, но мне правда надо идти, дома ждут неотложные дела. Если что, вечером сходим погулять, – предложил Марти.

– Ладно, видно будет. – На самом деле Кайл был только за.

Марти надел куртку и шапку, обулся и стал выходить на промозглую улицу, как вдруг к нему подошел Кайл и положил руку ему на плечо.

– Знаешь, хочешь верь, хочешь нет, но мне правда стало легче. Все же надо было кому-нибудь выговориться. Спасибо тебе.

Марти улыбнулся.

– Рад был помочь. Ты это… не запускай себя, вид у тебя действительно неважный. Когда ты последний раз в школе был? – с улыбкой спросил Марти.

– Предпочту не говорить об этом.

Друзья дружно рассмеялись.

– Ладно, постараюсь впредь себя не изводить, – сказал Кайл. – Может, даже уснуть сегодня нормально смогу. До встречи!

– До встречи!

Они пожали друг другу руки, и Марти направился домой.

19

Этим же днем к дому Тамары Спрюс подъехал невзрачный черный автомобиль. Хозяйка сначала не заметила его, так как была целиком вовлечена в стряпню на кухне, готовясь к приезду дочери с мужем и двумя внуками из города. Кухня пропиталась ароматами запекающегося мяса и отварной картошки. Сама же пожилая женщина в спешке нарезала помидоры, огурцы и зелень для салата.

Неожиданно для себя она услышала стук в дверь с улицы, от чего сердце ее стремительно забилось, а на лице появилось выражение полнейшей растерянности.

«Приехали. Господи, ничего не успела. Позвонили бы хоть, что подъезжают, ну где это видано-то, что за люди, боже мой…»

С этой мыслью миссис Спрюс поковыляла настолько быстро, насколько позволяли ей больные ноги, через кухню и узенький коридор, которому давно требовался ремонт, к двери. И какого же было ее удивление, когда вместо дочери с семьей на ее пороге стоял местный шериф Дональд Паркинсон в гражданской одежде. Женщина охнула и схватилась за сердце. Уж не совершила ли она что по глупости или наклеветал на нее кто, подумала она. Или он снова по делу Стюартов…

– Ох, Господи, Дональд, это вы! Чем я могу быть вам полезна? – обратилась к нему миссис Спрюс и тут же добавила:

– Только вы уж извините меня, вот-вот дочь со своей семьей должны приехать, я вся в делах, ничего не успеваю.

Рот Паркинсона в смущении сузился. Ему и в голову не приходило, что эта пенсионерка может быть чем-то занята после обеда. Не зная, что ответить, Паркинсон процедил:

– Извините, что оторвал от дел, я позже зайду. – И стал разворачиваться к выходу.

В этот самый момент в кармане домашнего халата миссис Спрюс затренькал старенький кнопочный телефон. Она достала его, прищурилась и увидела, что звонит ее дочь. Она жестом попросила шерифа немного подождать и взяла трубку.

– Але, Трейси? Что ты хотела, моя дорогая?

Голос на другом конце провода почти не доносился до ушей Паркинсона, и он не мог понять, что пожилой женщине говорила ее дочь, но по ее лицу стало понятно: эта информация ее не сильно радовала.

– То есть, получается, вы еще дома что ли? – удивилась она.

Снова неразборчивый ровный голос на проводе.

– Боже мой, какое несчастье! Так мне вас ждать сегодня или нет? – сникла миссис Спрюс.

И через какое-то время:

– Хорошо, пускай так, пускай, мне очень жаль. Ну, давай, до скорого, а то у меня тут гости, – сказала она, выключила телефон и положила обратно в карман халата.

– Боже ты мой, раньше не могла предупредить? – сказала миссис Спрюс то ли Паркинсону, то ли самой себе.

– Все в порядке? – поинтересовался Паркинсон. – А то, если я не вовремя, заеду позже.

– Нет, нет, что вы! Проходите в дом, у меня как раз появилась свободная минута.

Они вошли в скромный холл, где едва разминулись вдвоем. Паркинсон снял начищенные лаком туфли и повесил куртку на вешалку у двери.

– Чай будете? – поинтересовалась хозяйка дома.

– Спасибо, не откажусь.

Миссис Спрюс прошла на кухню, налила воду из пластикового фильтра в чайник и поставила его на огонь. Паркинсона она проводила в гостиную и усадила на небольшой диванчик с журнальным столиком на колесиках возле него и вскоре сама присоединилась к гостю.

– Ужин готовите? – догадался Паркинсон.

– Да, дочь с семьей должны были приехать с минуты на минуту. Но…вот беда-то – внучок мой заболел, а его оставить не с кем. Пришлось Трейси сидеть с ним и поить лекарствами.

– Сожалею, что так вышло.

– Да ладно, пустяки, он мальчик крепкий – поправится, – отмахнулась миссис Спрюс, – вот только куда девать всю эту еду – я ума не приложу. Приедут теперь неизвестно когда, а у меня и цыпленок в духовке, и картошка отварная, и печенье сдобное, и салат из овощей… Все утро и день на это потратила, а все пошло коту под хвост.

– Понимаю, – вздохнул Паркинсон, – добру нельзя пропадать. Позовите гостей, сметут вкуснятину, не заметите.

– Кого уж мне звать, если дочь родная в лучшем случае раз в месяц навестит…

Паркинсон в этот раз промолчал.

– Вы, наверное, по поводу Стюартов ко мне? Еще раз простите за тот случай и за доставленное неудобство. Уж очень я впечатлительный человек. Как вспомню ту картину в их доме, так сразу, как тогда: едва в обморок не падаю. Ужас, ужас, бедные люди, упокой Господь их душу.

– Нет, я немного по другому поводу, – поправил ее Паркинсон.

– А можете хотя бы сказать, что случилось с ними? Извините, если навязываюсь, уж сильно душу терзает.

– Пока особо ничего неизвестно, странный случай, весь отдел голову ломает, – ответил Паркинсон. – Увы, больше сказать не могу.

– Служебная тайна.

– Что-то типа того. – Паркинсон горько улыбнулся. – Но я к вам не за этим.

– И чем я могу быть полезна? – поинтересовалась миссис Спрюс. – Только вы меня сильно не забалтывайте, у меня курица в духовке.

– Не волнуйтесь, я не задержу вас надолго. – Шерифу самому хотелось в это верить. – Скажите мне вот что… С каких пор вы живете в Новой надежде?

Женщина задумалась.

– Ну, точно вряд ли скажу, но почти всю жизнь. Семья моя переехала сюда, когда городок только основали, вскоре после Карибского кризиса. Лет четырнадцать-шестнадцать мне тогда было.

– Отлично, я как раз ищу человека, который застал те времена.

Миссис Спрюс рассмеялась.

– Нужны вам мои детские воспоминания, что в них такого?

Паркинсон вновь горько улыбнулся и отвел взгляд от пожилой женщины.

«Ее правда, кому это интересно? Разве что отчаявшемуся полицейскому, который, быть может, намеревается совершить самый значимый поступок за всю его служебную карьеру. Об этом вряд ли напишут в школьных учебниках наших внуков, разве что промелькнет мимолетная статья в СМИ да коротенький репортаж на региональных каналах. Ну и что с того, разве я ищу славы?» – размышлял Паркинсон, пока хозяйка рассказывала о том, как их семья поселилась в Новой надежде.

– … Отец работал на металлургическом заводе в Дестауне в коксохимическом отделении, мать швеей в ателье. Я же ходила в местную школу. Не в ту, что сейчас стоит, раньше здесь была другая, куда меньшего размаха. С ростом городка школа расширилась, появились дополнительные классы и новые учителя. Раньше было всего двенадцать классов на всю школу, от первого до выпускного, где каждый друг друга знал, а теперь не знаю: двадцать четыре или больше уже.

Эта история наверняка интересная, но Паркинсон пришел не за ней. Однако невежливо было перебивать человека посреди повествования, Паркинсон сам это не любил, но пора переходить к сути.

– Извините, что прерываю. Ваша история наверняка богата и разнообразна, но я не за этим к вам пришел. Я пришел по очень серьезному делу, – поправил себя шериф.

– Неужели случилось что плохое? – моментально прервала себя миссис Спрюс и подвинулась к собеседнику ближе.

– К сожалению, случилось. – Паркинсон покачал головой. – Помните историю с вашими соседями из дома напротив, которых нашли мертвыми?

– Боже упаси, как такое забыть можно! – Женщина перекрестилась. Паркинсон не обратил на это внимание, американцы порой бывают слишком набожными.

– И вы оказались единственным человеком, которому я могу об этом рассказать, потому что вы видели и знаете достаточно, чтобы помочь мне, я абсолютно в этом уверен.

– Дональд, не пугайте меня так, прошу вас. – Сердце женщины уже неистово билось, в животе кишки как будто выворачивались, словно змеи в спутанном клубке. Ей дико захотелось принять успокоительного.

– Я постараюсь, но само это дело не из приятных. Понимаете. – Паркинсон сложил руки у ног. – В Новой надежде уже больше недели гибнут подростки. Все из одной школы, все из десятых классов. Возможно, для вас это прозвучит глупо и необоснованно, но, поймите, я считаю, что смерть ваших соседей и смерти тех подростков неразрывно связаны.

У миссис Спрюс округлились глаза, рот приоткрылся, левой рукой она схватилась за грудь. Она пыталась вымолвить слова, но получалось лишь шевелить губами.

– В-вы что такое говорите?

«Неужели я пришел не к тому человеку? Да эта женщина сама не своя от страха. Как бы чего дурного не произошло…», – думал Паркинсон.

– Я сам был напуган не меньше вашего, – попытался успокоить женщину шериф. – Был весь на взводе. Это ужасно, я знаю, и мне срочно надо знать, почему так происходит. Я подумал, вы сможете мне что-то рассказать, вы ведь давно тут живете, здесь происходило раньше подобное?

Теперь глаза расширились у самого Паркинсона, говорил он быстро и напористо, сам того не замечая. Такой тон обычно используют на допросах с пристрастием, но миссис Спрюс он не допрашивал, она спокойно могла отказаться что-либо говорить. Она уже немолода, сердце у нее слабенькое, о чем говорит ее постоянное сжимание рукой груди, не дай бог случится что, и это что-то окажется на его совести. Зря Паркинсон вообще приехал к ней.

Пока миссис Спрюс отходила от шока, Паркинсон быстренько себя поправил.

– Нет, лучше скажите, было ли что-то странное в Новой надежде? Выходящее из ряда логики.

Миссис Спрюс оказалась в замешательстве. Сначала шериф говорил ей о смертях ее соседей и подростков, теперь спрашивает о каких-то странных вещах в Новой надежде. Наверное, он имел в виду одно и то же, просто с запозданием преподнес ей, чтобы не сделать хуже. Но что он хочет от нее? Что она должна ему ответить?

– Извините, Дональд, я пока курицу проверю, – почти шепотом произнесла хозяйка дома и тихой поступью направилась к кухне.

«Уходи, пока она не вернулась, тебе нечего тут делать. Ты ничего от нее не узнаешь, а лишь навредишь этой пожилой мадам», – говорил внутренний голос Дональда Паркинсона.

Но вскоре миссис Спрюс вернулась и принесла с собой заварочный чайник и две кружки, наполовину наполненные кипятком. Трясущимися руками она поставила посуду на журнальный столик перед диваном и уселась.

Только сейчас Паркинсон понял, как переменилась его собеседница с того момента, как он постучал к ней в дверь. Его встретила живая, вся в делах и заботах, энергичная пожилая женщина с лицом, предвкушающим наступление праздника, ведь для всех людей на старости лет праздник – это когда приезжают родственники, которых давно не видели, а расставание с ними оставляет на душе глубокий след, похожий на кровоточащую рану, который не закроется до следующего приезда родственников, а потом откроется вновь.

Сейчас же перед Паркинсоном находилась совершенно другая женщина. Она как будто пережила инсульт и пока не могла полностью вернуться к привычной жизни. Лицо выглядело задумчивым и отстраненным, глаза стеклянными, из их уголков вытекали крохотные хрустальные слезы и стекали по сморщенной щеке.

– Зачем вы мне это рассказали? Зачем? Вы смерти моей хотите? – Последнее миссис Спрюс произнесла с отвращением. – Я думала, вы хороший человек.

– Что вы, бросьте, я вовсе не хотел причинять вам боль.

– Я знаю, – отрезала хозяйка дома. – Кто-то еще умер? Кто? Говорите же, Дональд! Вы ведь за этим пришли, добить меня совсем.

– Несколько дней назад умер еще один мальчик, – проговорил Паркинсон не своим голосом.

Ему показалось, что миссис Спрюс это приняла, как удар по лицу, но виду не подала.

– Дальше так продолжаться не может, нужно прекратить смерти, но мне сначала надо узнать, почему так происходит. Вы давно тут живете, я подумал, вы можете как-нибудь пролить свет на эту кошмарную историю. Пока что моя единственная зацепка – это то, что смерти ваших соседей и четверых подростков связаны. Этого мало, вы сами это понимаете не хуже меня.

– Звучит так, словно мы в сериале про полицейских. Поверить не могу, что все это происходит на самом деле при мне! Господи, спаси! – Миссис Спрюс всхлипнула и вытерла слезы хлопковой салфеткой со стола.

– К сожалению, мы не на кабельном, это действительно происходит с нами, – уверенно сказал Паркинсон, и ему стало почему-то легче на душе.

Воцарилось молчание. Каждый думал о своем. Паркинсон решил, что, будь Джун жива, она бы им гордилась. Его поступок вряд ли бы получил широкую огласку, но лично для нее он стал бы собственным героем, который не носит яркого плаща.

Миссис Спрюс же с каменным лицом наливала чай из заварочного чайничка в кипяток, даже не спросив Паркинсона, сколько он хочет сахара. Со стороны казалось, что она его скрытно презирает.

Паркинсон же думал о своей умершей от опухоли мозга жене и той ночи, когда он едва не свел счеты с жизнью. От этого он съежился и побледнел. Паркинсон пообещал себе никогда не возвращаться в тот день своей слабости, но мысли о Джун заставили его вновь там очутиться, словно Бог дал ему крылья, чтобы вернуться назад и вновь пережить его.

Паркинсон отхлебнул горячего чая и почувствовал, что в нем совершенно отсутствует сахар. Но попросить пожилую женщину, сидящую рядом с ним, сходить на кухню за сахарницей он побаивался.

Конечно, она зла на него. Паркинсон заставил ее вспомнить о том, о чем весь городок предпочитает не распространяться. О смерти уже шестерых людей. А, как известно, о покойниках говорят либо хорошо, либо ничего. Попробуй кто сказать что-то об этих несчастных, так сразу все стараются перевести тему в другое русло или просто отвечают неопределенно. До миссис Спрюс Паркинсон уже говорил с парочкой своих знакомых, и результат был одинаков: они предпочли отмолчаться.