Текст книги "Притяжение смерти"

25

Паркинсон гнал свой автомобиль с максимально возможной скоростью, не убирая ноги с педали газа. Он совершенно позабыл про папку старика Фреда Ричардсона на пассажирском сидении, про Новый Дувр с его ужасами и вообще обо всем на свете. Он думал только о несчастной женщине, которую сейчас успокаивал весь отдел полиции. Наверняка она сейчас сидит возле Моники укутанная полотенцем и сжимает в холодных дрожащих руках чашку крепкого кофе без сахара. Она словно призрак, навсегда лишенный своего физического тела, ведь у нее пропал ребенок. И что-то подсказывало Паркинсону, что он ученик одного из десятых классов школы Новой надежды. За последние лет двадцать здесь не исчезал ни один подросток.

Паркинсон свернул на Стелла-стрит, проходящую вдоль парка и отделенную от него каменной оградой. Дорога была прямая, и шериф посильнее надавил на газ. Мотор заревел еще сильнее, словно стая голодных псов, увидевших беззащитную добычу. Если ему ничего не помешает, то у здания муниципалитета он окажется максимум через две минуты.

Вдруг он увидел вдалеке картину, которая заставила его содрогнуться всем телом, захлестнуть чувством приближающейся беды и лихорадочно нажать на клаксон. Впереди у выхода из парка он увидел, как двое ребят бегут прямо на проезжую часть Стелла-стрит. На гудок приближающегося автомобиля они не отреагировали. Паркинсон надавил на клаксон еще раз и протянул подольше. Но ни один из них не остановился, будто они слепо бежали вперед, не замечая ничего вокруг. Автомобиль Паркинсона от ребят отделяло всего сто пятьдесят футов, шериф понял, если немедленно не остановить машину, то беды не избежать.

Двое ребят по-прежнему не замечали мчащуюся на них опасность. Паркинсон вложил все свои силы в правую ногу и нажал на тормоз. Свист новых покрышек об асфальт разлетелся на всю округу, подобно разбушевавшемуся соловью. Водителя отбросило вперед к лобовому стеклу, и, если бы не ремень безопасности, лицо Паркинсона запечатлелось бы там, как отсканированное. Машина стремительно начала сбавлять скорость, а вместе с тем левым боком уходить в занос.

Расстояние между машиной и ребятами неумолимо сокращалось, но скорость ее все еще была опасной, словно вселившийся демон не позволял машине сбросить скорость до нуля. Глаза Паркинсона скользнули по спидометру: двадцать пять миль в час. Стрелка застыла на этих показателях, и, как бы Паркинсон ни давил на педаль тормоза, машина не приблизилась к нулю ни на деление…

Вот уже первый мальчик выбежал на дорогу, но машина продолжила ехать, а затем выбежал второй. Бесполезно, тормоза отказали. Внутри Паркинсона все сжалось, когда бампер его авто задел развевающуюся на ветру куртку первого мальчика. Затем пришло облегчение на долю секунды – он не сбил его, пацан опередил свою смерть.

Но облегчение было всего мимолетным, меньше секунды, ведь уже в следующее мгновение Паркинсон услышал глухой, удар о бампер автомобиля, как снежок о стекло, а затем увидел подлетевшее на несколько футов в воздух тело другого парня, что бежал следом за первым.

И только после этого машина остановилась.

* * *

Паркинсон сидел на водительском сидении, уперев безжизненный взгляд в никуда. Его правая рука лежала на переключателе передач, а левая на коленях, его тело обмякло. Глаза его не хотели увидеть то, что он совершил. На табло укоризненно горел красным значок, означающий, что двигатель заглох.

Марти Ройс обессиленный и сломленный духом лежал на холодной земле, засыпанной щебнем. Когда он нашел в себе остаток сил приподняться на онемевших от холода и боли руках, Марти повернулся в сторону парка. Тут же он почувствовал нестерпимую боль в левой коленной чашечке, именно на нее пришлось падение на щебень. Зашипев от боли, он сел, оставив ноги вытянутыми.

Преследуемый хулиганом парень едва не лишился чувств, когда увидел, что за ним больше никто не гонится. Он вспомнил: его рюкзак вместе со всем содержимым остался в проклятом переулке, где его владельца едва не изрезали ножом и где он дал по шарам Стенли Берку. Непривычная легкость на спине стала для Марти дискомфортной.

Справа от себя он увидел измазанный грязью черный «Хендай», за рулем которого как будто сидел мертвец. Лицо мужчины выглядело безжизненно бледным, он не двигался и смотрел в какую-то одну точку. Проследив за его взглядом, Марти понял, куда тот смотрел…

Слева от него у ворот парка сидел Кори Марш. Точкой опоры ему служила невысокая каменная ограда, как по всему периметру парка. Поправив очки, Марти увидел за его головой огромный кровавый след; кровь медленно стекала на землю, окрашивая сухую траву в багряно цвет. Голова Кори опустилась вниз на правое плечо так, что не удалось разглядеть его лицо.

«Он мертв… Мертв! – поддался панике Марти. – Господи, надо убираться отсюда!»

Но ноги не слушались его, тогда Марти наконец понял, что чувствуют люди с ампутированными ногами, как, например, подруга его матери миссис Дрисколд. Марти нашел в себе силы лишь пошевелить правой ногой, что уже причиняло ему боль, левая с травмированным коленом осталась лежать мертвым грузом на земле. В легких по-прежнему жгло, вдыхаемый холодный воздух стал глотками пара, обжигающий внутренности.

Марти заметил, как из машины вышли. Водителем, сбивший Кори, оказался полный, полуседой мужчина лет за пятьдесят. Марти узнал его. Именно этого мужчину он видел несколькими часами ранее у Морти вместе с тремя стариками. Но вспомнить, видел ли он его раньше, у Марти не получилось.

Мужчина провел рукой по бледному лицу, не сводя глаз с Кори. Затем его внимание привлек сидящий на земле Марти, и он направился к нему.

– Эй, парень, вставай, – сказал ему Паркинсон, потормошив за плечо. – Иди лучше домой.

Марти посмотрел на него и ответил:

– Сэр, я не могу. – И указал на больное колено.

Паркинсон помешкал и в конце концов подхватил парнишку под плечи и поставил на ноги. Марти пошатнулся, но устоял.

– Ты как, идти можешь?

– Думаю, да.

Марти безжизненно смотрел на сбившего Кори мужчину и также пусто отвечал. Он не знал, как реагировать. То ли это произошло по чистой случайности, и никакое зло тут не дергало за ниточки, либо оно все устроило с самого начала, столкнув нос к носу Марти с Кори Маршем и Стенли Берком, а, дабы осуществить предначертанное, использовало этого несчастного мужчину.

– Эй, я тебя, кажется, видел сегодня. Ты к Морти заходил, да?

Марти кивнул.

– Боже, тебя будто пустили на вырезку, – ужаснулся шериф, проведя пальцем по длинной ножевой ране от щеки до губы парня. – Кто же тебя так?

Марти устремил взгляд в сторону Кори. Паркинсону все сразу стало ясно. Этот хулиган напал на парня с ножом, но тому, к счастью, удалось вырваться. Хулиган погнался за ним, они выбежали на Стелла-стрит и…

В голове Паркинсона творилась полная неразбериха. Бездна отчаяния и смертельного страха пожирала его внутренности. Сегодня пропал ребенок, а он сбил еще одного. Зло решило отыграться за несколько дней бездействия. Его уверенность в этом подтверждалась внезапно отказавшими тормозами и мгновенной остановкой машины с заглохшим двигателем сразу после того, как бампер коснулся пробегавшего хулигана.

До сегодняшнего дня смерти десятиклассников напрямую не касались Паркинсона, но смерть этого парня на его руках, пусть и косвенно. Но он никому не сможет доказать свою версию случившегося, ему просто никто не поверит.

На всякий случай Паркинсон огляделся по сторонам в надежде не застать случайного зеваку. Но удача отвернулась от него уже во второй раз, и судьба не закончила вколачивать все новые и новые гвозди в крышку его гроба. На другой стороне улицы стоял лысый мужчина в деловом костюме спортивного покроя и с черной кожаной сумкой, лежащей на земле в пыли. Вид его выказывал глубокое потрясение и ужас. Он застыл на месте с раскрытым ртом и округлившимися глазами смотрел на шерифа и мальчика. Мужчина достал из кармана телефон и быстро набрал нужный номер.

Паркинсон спохватился и бросился к нему с криками:

– Эй! Эй, стой! Ты кому звонишь?

Мужчина-свидетель среагировал моментально и бросился наутек, подхватив упавшую сумку. Паркинсон не стал его преследовать. Он остановился, вознес руки к небу и закричал: вся его прежняя жизнь разрушилась в одночасье. Теперь его ждет то, чего Паркинсон боялся, как огня – позорное отстранение от службы и тюрьма. Осознание реальности всего случившегося медленно, но верно заволакивало его разум, приближая срыв.

А ведь подумать только, он боялся, что его могут заменить из-за частного проявления трусости при исполнении во время проверки дома Стюартов. Господи, что за наивность, сейчас он убил человека! Его не только сместят с поста шерифа округа, а упекут далеко и надолго, чтобы лишний раз о нем никто не вспоминал, и до конца жизни дорога в органы правопорядка ему будет отрезана.

И все из-за этой неведомой чертовщины, о которой писал Ричардсон в своих трудах, собранных в толстой старой папке. Зло будто бы убирало помехи на своем пути, охраняло свои многовековые тайны и сводило старые счеты с неугодными, ведь оно – часть Новой надежды, оно обитало в этой земле испокон веков. Никому не позволено узнать жуткую правду, все попытки здесь пресекаются на корню.

Сначала был старик Фред Ричардсон. Он всю свою жизнь посвятил истории своего городка и тому, что скрыто от людских глаз. Он поплатился за это смертью всех своих родных, старческим маразмом и прогрессирующим Альцгеймером. Как бы он ни хотел рассказать людям правду, его либо не слушали, принимая за спятившего старикашку, либо ему не позволяла болезнь. Ричардсон плотно сидел на таблетках и употреблял их сверх нормы, рано или поздно они его убили бы, и зло это прекрасно понимает и добивается этого всеми силами.

Осознание неведомого ужаса в своем родном доме проснулось и в Паркинсоне, и он тоже захотел докопаться до правды. Ему в какой-то степени везло: он стал очевидцем методов воздействия на своих жертв того самого зла, вышел на нужного человека и приблизился к разгадке тайны вплотную, она словно находилась в комнате, дверь в которую Паркинсон первым открыл за много лет. Но зло никого к себе не подпускает, и любопытный шериф не стал исключением.

Он стоял, прислонившись спиной к своей грязной машине, и смиренно ждал, пока за ним приедут его уже де-факто бывшие коллеги и друзья. Он представлял лицо Моники, когда этот лысый хрен сообщил ей, что ее любимый шериф Дональд Паркинсон прямо сейчас сбил насмерть парня на Стелла-стрит и едва не унес следом за ним ещё одного. Или он не узнал в несчастном водителе Паркинсона? В прочем, какая разница, узнал или нет – исход один.

Все это время Марти стоял в стороне и молча наблюдал за мужчиной, имя которого не удосужился спросить. Он понимал, что ему лучше уйти, не дожидаясь полиции, в противном случае его и родителей в следующие несколько часов ждет увлекательная беседа с полицией в здании муниципалитета на Центральной площади. Но его держало здесь другое.

Марти, как и Паркинсон, понимал, что зло начинает возвращать свое. Оно всегда доводит начатое до конца, как это было раньше, никто не ускользает от его теневых щупалец. Марти терзало сомнение: стоит ли говорить этому потерявшемуся в себе человеку, что он на самом деле не виноват?

В конце концов Марти решился с ним заговорить.

– Я – Марти, Марти Ройс. – Он протянул мужчине руку.

Паркинсон посмотрел на него слезившимися глазами, вяло пожал протянутую руку и ответил:

– А я – Дональд Паркинсон, сынок, пока что еще шериф этого округа.

Голову Марти словно пронзила насквозь стрела. Он никогда раньше не видел здешнего шерифа; тот с утра до вечера сидел в своем кабинете, изредка выезжая на вызовы, потому что Новая надежда считалась тем самым маленьким американским городком, где сроду ничего не происходит. Так считала семья Ройсов и многие в Новой надежде, сами же родители Марти никогда при его жизни в полицию не обращались, потому и со шерифом никто из них знаком не был. Они просто знали, что в 2017 году они и другие жители городка выбрали некоего Дональда Паркинсона и посадили его в кресло шерифа.

– Послушай, Марти, лучше тебе пойти домой, пока сюда не приехала полиция. И никому не говори, что ты сегодня видел, пусть все думают, что этот хулиган гнался за каким-то другим мальчиком. Мы договорились? – в надежде на понимание обратился к нему Паркинсон.

– А как же вы?

– Со мной все будет в порядке, главное не ввязывайся в это дело, если не хочешь своей семье лишних проблем. А теперь иди. – Паркинсон сделал жест руками, призвав Марти оставить его одного. Но парень никуда не ушел.

– Но вы же не виноваты! – вскричал Марти.

– Что? – В глазах Паркинсона слилось недоверие и любопытство.

– Это не вы сбили Кори, это Оно так захотело. Вы же сами видели, как резко остановилась машина на скорости, чего быть не может!

«БАБАХ!», – почувствовал Паркинсон у себя в голове. Этот пацан все понимает, также, как он сам и Ричардсон, хоть тот и забывается постоянно. Но этот парень знает, что на самом деле не Паркинсон убил этого Кори, а, значит, знает и про всех остальных.

Паркинсон схватил Марти за плечи и вскричал:

– Откуда тебе это известно?

– Полегче! Вы делаете мне больно, – сказал Марти.

– Прости. – Паркинсон ослабил напор. – Я все думал, что один такой… Будто только я знаю, что в Новой надежде все это не просто так. Но, оказывается, я не одинок! Надеюсь, ты меня понимаешь и не считаешь за психа, а то я сам начинаю сомневаться.

– Нет, что вы. – В знак подтверждения Марти покачал головой. – Прямо в школе, буквально в соседнем кабинете от нашего, в припадке умерла девочка.

– Марго Кларк?

– Д-да! – Марти всего трясло, он начал заикаться.

Он не один! Это прекрасное чувство захлестнуло его, как прохладная вода на лицо после сна. Марти все время думал, что только он один столкнулся со злом и знает о нем, начал потихоньку открывать карты Кайлу. И все это время в Новой надежде был человек, который мыслил точно так же!

– Что тебе еще известно? Ты мне – я тебе, давай, пока время есть. Боюсь, от меня больше не стоит ждать помощи, но сейчас есть немного времени.

– Это зло, оно очень древнее. Возможно, вы думаете, что оно поселилось в Новой надежде, но оно и есть Новая надежда, всегда ею и было. – Марти сделал короткую паузу и указал на парк. – Там. Там его логово, оно в самой земле. Все, кто умер недавно, лежат там, под кустами и деревьями. Там же остались и их души, которые тщетно борются за жизнь и вскоре исчезнут навсегда, поглощенные им.

Вдалеке послышался вой полицейских сирен. Паркинсон и Марти повернули головы в сторону Центральной площади, которую не видно с северной стороны парка.

– Это за мной. Уходи отсюда, Марти, но сначала…

Паркинсон открыл пассажирскую дверцу своей машины и достал оттуда папку Ричардсона. Он сунул ее в руки Марти и сказал:

– Я взял ее у одного старика. Он живет в лесу, Эпл-стрит, 67, зовут Фред Ричардсон. У него проблемы с памятью, но разговорить его можно. Найди его. А теперь иди!

Марти сжал в руках папку и прижал ее к груди, затем развернулся и как мог быстро зашагал к своему дому. Напоследок он повернулся в сторону шерифа и увидел, что тот с опаской смотрит ему вслед, словно беспокоится за него, как за собственного отпрыска. Когда Марти заметил у южной части парка полицейскую машину с включенными мигалками, он перестал оборачиваться.

Паркинсон, удостоверившись, что Марти скрылся из виду, сел в свою машину на водительское сидение и стал ждать ареста.

Глава 5. Притяжение смерти

1

Из камеры Паркинсона на улицу выходило единственное решетчатое окошко, открывшее взору мужчины задний двор здания муниципалитета, где он еще совсем недавно нес свою нелегкую службу. Следственный изолятор Новой надежды предоставил ему еще весьма комфортные условия для заключенного под стражу убийцы, в его положении это был чуть ли не номер люкс: в углу металлическая кровать, на ней чистая постель, из мусора на которой лишь тот, что сыпался песком с его ног, тумбочка, на ней старенький телевизор с то и дело меняющимся изображением с цветного на черно-белое (совсем как в доме родителей из детства Паркинсона), стол и стул.

Другие же заключенные содержались в менее приятной обстановке: в камере с восьмью кроватями и общей столовой на этаже. Паркинсону же приносили еду лично в камеру четыре раза в день: на завтрак, в полдень, в обед и к ужину. В сравнении с другими заключенными его условия были просто королевскими, но это не отменяло того факта, что он находился за решеткой и был лишен возможности лично следить за обстановкой в городе.

Только одно грело душу бывшего шерифа – он отдал папку Ричардсона тому пареньку Марти, которого едва не сбил в парке. На вид он оказался чуть младше того, кого сбила машина Паркинсона, из десятого он класса или нет – Паркинсон не успел узнать. Но он получил от него более ценную информацию, которая и не позволила ему упасть лицом в дерьмо и впасть в безмерное отчаяние.

Этот Марти тоже обо всем знал и не побоялся рассказать постороннему дяденьке, когда весь остальной городок предпочитал отмалчиваться или вовсе блуждал в неведении. Он будет бороться, верил Паркинсон, и теперь у него для этого имелось все необходимое. Но что Марти предпримет, Паркинсон уже вряд ли когда-нибудь доведется узнать.

Тюрьмы бывший шериф не боялся, а принял ее с достоинством. Он знал, что невиновен в смерти того хулигана, как и Джун, ради которой в глубине души Паркинсон и продолжил служить обществу после ее ухода. Что бы было, если у нее тогда, много лет назад, не нашли ту злосчастную опухоль, истощившую ее крепкое тело, но не сломившее волевой дух? В дни своего заключения Паркинсон все чаще вспоминал свою Джун – любовь всей его жизни. Он скреплял себя верой, что она бы ему поверила несмотря на самые убедительные доказательства в суде обвинительной стороны. Джун бы верила в него до самого конца, ведь она знала – муж ей никогда не врал.

Однако в суровом настоящем на стороне Паркинсона был только мальчик, который за него и вступиться не сможет.

Тюрьма ждала Паркинсона и готовилась распахнуть свои двери перед ним после оглашения приговора двадцать второго ноября. Всеобщего прозрения ждать не приходилось, а лишь гордо принять свою судьбу.

Поздно вечером в день ареста Паркинсон поставил стул ближе к окошку и смотрел сквозь решетки на унылый задний двор полицейского участка на Центральной площади Новой надежды, где проведет весь следующий месяц, если его не решат переселить в камеру поскромней. Вид ему открывался поистине многозначительный.

Окно выходило на мусорные баки высотой чуть больше четырех футов, окруженные битым стеклом и стекшей водой из труб. Воняло там, наверное, как в канализации, подумал Паркинсон, и он в какой-то степени порадовался, что находится в теплой камере, а не в холодном смердящем переулке.

И в одном из этих баков рылся какой-то мужчина без определенного места жительства в рваной грязной одежде и сползшей на затылок шапке. Он поднялся на носках, залез поглубже в бак и начал что-то там усердно перебирать. Паркинсон равнодушно следил за ним несколько минут, пока бездомный не вылез оттуда с пожелтевшим огурцом и бутылкой из-под пива, на дне которой плескалась так желанная ему жидкость. Бездомный с довольным видом осмотрел находки и улыбнулся наполовину беззубым ртом, а те зубы, что остались, по цвету своему больше напоминали ржавчину.

В какой-то момент бездомный заметил в решётчатом окошке наблюдавшего за ним Паркинсона. Мужчина еще сильнее растянулся в улыбке, выставив на показ отвратительные зубы мудрости. От вида его рта, в котором никогда не бывал дантист, Паркинсон скривился в отвращении, и бездомный это заметил, демонстративно откусив попку перезрелого огурца и отхлебнул немного жидкости из бутылки. К горлу бывшего шерифа подступила тошнота, следом во рту появился кисловатый привкус, но он смог сдержать себя.

Противная ехидная улыбка не стерлась с лица бездомного, а наоборот: его голова и плечи затряслись, точно у игрушечного солдатика. Паркинсон понял, что бездомный над ним смеется. Он смеется, потому что свободен и волен делать все, что пожелает, только отсутствие денег его стесняет, но для него они это явно не играли ведущей роли.

Больше Паркинсон не выразил ему никаких эмоций. Бездомный на прощание показал ему средний палец, надкусил огурец и ушел в неизвестном направлении. Паркинсон отодвинулся от окна и опустил взгляд. Так он просидел до тех пор, пока к нему в камеру не вошла Моника, еще сегодня его секретарша, а по ощущениям прошли целые годы.

– Ну как ты, Дони? – отсутствующим голосом спросила Моника.

– Стараюсь не унывать, красавица, – отозвался Паркинсон. – Сама как?

Моника отвела от него взгляд и вытерла салфеткой глаза.

– Ради тебя я задержалась допоздна. Решала организационные вопросы по поводу твоего пребывания здесь. Я поручилась, чтобы тебя поместили именно сюда и приносили еды на пару ложек больше. – Последовал горький смешок.

– Право, я премного тебе благодарен, но не стоило ради меня так заморачиваться, я бы и в обычной камере побыл.

Эти слова Паркинсона вогнали гостью в злость, и она не постеснялась выплеснуть ее на нем.

– Ты хоть представляешь, как мне было тяжело, когда тот тип позвонил, ей богу, даже имя его забыла, и сообщил, что ты кого-то сбил… и сбил насмерть? Ты это понимаешь? Да после такого тебя весь город линчевать готов. Люди на взводе, озлоблены, а тут еще всеми любимый шериф Дональд Паркинсон сбивает их ребенка, пополнившего список мертвых ребят.

– Моника, послушай…

– Нет, ты послушай! – резко оборвала его Моника. – Ты дорог мне, Дони, правда дорог. Вопреки возражениям я попросила, чтобы тебе выделили отдельную камеру. Все же пока ты шериф, то можешь и пожить в камере вроде этой, да и не позволила бы я, чтобы мой дорогой Дони спал на грязной кровати с тремя соседями, или сколько их там сейчас. И после всего этого ты мне заявляешь, что я зря старалась?

– Прости, Моника, видимо, я сейчас не в положении шутить.

– Это уж точно.

В камере Паркинсона повисло молчание. Моника отошла к выходу и сказала напоследок:

– Если тебя это утешит, то в суде я буду на твоей стороне. Пусть все свидетельствует об обратном, но я должна так поступить. И ничего не говори мне, я пошла.

Моника вышла и закрыла за собой дверь, оставив Паркинсона одного в плохо освещенной камере.