Текст книги "Притяжение смерти"

3

Вышли они чуть позже из-за заставшего их у порога дождя, и, переждав, тронулись в путь в дождевиках: Луис в зеленом, Нэнси в желтом. Луис нес лопату и сколоченный из белых досок гробик, на котором черным маркером было аккуратно выведено: «ФЕРДИНАНД. ЛУЧШИЙ ДРУГ ИЗ ВСЕХ». Когда-то пятнадцать лет назад он вывел похожую надпись на конуре своего лучшего друга, который тогда был еще большим щенком, а сейчас он вывел его имя на гробу. Жизнь циклична, понял в очередной раз Луис, итерация началась еще в его детстве и закончилась уже в зрелом возрасте.

Нэнси несла саженцы, маленький совочек из садоводческого магазина и хозяйственные перчатки, найденные в кладовке.

Кастел стрит, уходившая в многокилометровую лесную глушь, погрузилась в безмолвие. Фонарей здесь было немного, может, один на сто метров примерно, да и то остались только на устойчивых каменных столбах. В былые времена фонари на металлических столбах помяли любители газовать среди ночи на старых развалюхах, а новые фонари устанавливать никто не стал. Скоро исчезнут последние фонари, и тогда Кастел стрит погрузится во мрак.

Месяц скудно освещал дорогу Стюартам. Где-то лаяли собаки, приближался гул мотора и вскоре сверкнули фары рассекающего тьму «Шевроле Круз». За всю дорогу Луис с Нэнси шли молча, каждый размышляя о своем.

У Луиса промелькнула мысль, что рыть он будет с трудом, но обещание похоронить Фердинанда именно сегодня было выше какой-то сырой земли. Плюсом к этому служил взятый им однодневный выходной, и уже завтра он должен вернуться на работу, но в ту ночь это его мало заботило. Его голова была занята другим.

словами мужа, которые услышала от него в гараже. Сперва она услышала в них лишь охватившее ее мужа безумие, вызванное смертью его самого преданного друга. Но сейчас, шагая бок о бок с ним на похороны Фердинанда, Нэнси увидела в эго словах небольшую долю истины. Зря она так категорически себя повела, но и Луис хорош. Зачем так пугать ее?

Все мы состаримся, если не умрем раньше, и станем не нужны своим детям.

У Нэнси с Луисом не было детей, а был лишь старый пес Фердинанд. Луис заботился о нем, пожалуй, даже лучше, чем некоторые отцы заботятся о своих детях. Он никогда не забывал про него: всегда вычесывал, купал раз в неделю, кормушка и поилка пса никогда не пустовали, выгуливал его утром и вечером. Между ними искрила любовь, которую Луис демонстрировал своими поступками, а Фердинанд – преданностью. Он приветливо гавкал, когда хозяин подходил к нему, вставал на задние лапы и протягивал передние ему. И, главное, Фердинанд каким-то своим внутренним собачьим чутьем всегда знал, когда Луису нужна помощь и поддержка.

Бывало, родители маленького Луиса уезжали то по делам, то в гости, то в командировки и оставляли сына одного. День Луиса проходил нормально: он играл в компьютер, гулял с друзьями, пытался флиртовать с соседской девочкой и занимался прочими мальчишечьими делами.

Но вот когда солнце заходило, на него накатывала тоска и какое-то необъяснимое простыми словами чувство тревожности. Он один в пустом доме, медленно погружающийся во тьму вслед на уходящим солнцем, и Луису, как и дому, надо будет ложиться спать. А лечь спать, значит выключить компьютер и телевизор, вытащить наушники из ушей и попрощаться с друзьями до утра. И тогда приходил он – страх. Луис накрывал себя одеялом, надеясь, что у него за спиной не окажется Дементора из фильмов про Гарри Поттера или жуткой девочки, вылезающей из телевизора, как в фильме «Звонок». А, может, чего-нибудь и пострашнее.

Например, приведения. Скажите, глупо в пятнадцать-шестнадцать лет бояться приведений и полтергейстов. Но после первого просмотра фильма «Паронормальное явление» Луис с вами не согласился бы. Это будучи уже взрослым он пересматривал его с попкорном и усмешкой, а тогда, в подростковые годы, этот фильм напугал его до чертиков и вызвал бесчисленные бессонные ночи.

Больше всего он боялся остаться один в пустом доме. Кто знает, может, призраки не любят большое количество народу в доме. Но одинокая пугливая жертва для них самый лакомый кусочек. Они так и ждут, пока она ляжет под одеяло, чтобы стянуть его и начать скидывать предметы с полок, хлопать дверью и разбивать фотографии своей жертвы в районе лица.

Как герой Iron Maiden в «Страхе темноты», он каждый раз вздрагивал, когда на его пути внезапно погасал уличный фонарь, не мог долго находиться в темной комнате, аж до трясучки, рука лихорадочно ощупывала стену в поисках выключателя, только, когда свет зажжется, Луис мог спокойно выдохнуть.

Дошло до того, что он всерьез стал задумываться над камерами видеонаблюдения в доме и в своей комнате особенно. Понятное дело, что призраков не существует, думал он в зрелом возрасте, и эти камеры стали бы бессмысленной тратой родительских денег и вскоре оказались бы на доске объявлений. Но всегда стоял этот вечный вопрос: «А что, если?». Что было бы с его впечатлительным подростковым мозгом, увидь он вживую призрака? Не на обработанном в «Фотошопе» снимке, не в низкобюджетной киноленте, а именно лицом к лицу со своим главным страхом.

В такие моменты приходил Фердинанд. Луис в свои одинокие дни выпускал пса из конуры, обмывал его и пускал в дом. Фердинанд понимал это всякий раз, когда хозяин приходил отцеплять его. Пес ложился к Луису в ноги и клал морду поперек хозяина, чтобы тот мог его гладить. Тогда страхи отступали, но не пропадали.

С возрастом Луис стал верить, что поборол их, но, когда Фердинанд умер, он стал сомневаться.

Неприкаянных духов он больше не боялся, но появилось то, над чем Луис раньше не хотел задумываться. Смерть. Впервые он осознал ее близость и собственную никчемность перед ее лицом, раз его убить настолько просто, хватит одного разрыва аорты. Человек не бессмертен, а очень даже смертен. Какова вероятность того, что на тебя свалится кирпич? Не нулевая. Каков шанс, что ты заболеешь раком простаты? Вот-вот. Фердинанд умер, преподав хозяину бесценный урок. Но раз случилось, что случилось, то кто теперь защитит Луиса от прожорливых внутренних демонов? Нэнси, – напрашивается ответ. Но способна ли она на это?

Нэнси думала о неизбежном старении. Что, если она станет ненужной своим детям? Что, если они не станут заботиться о ней с Луисом, как он заботился о своем псе? Может быть, это глупое сравнение, но именно это и приходило в голову Нэнси в тот вечер, когда они шли хоронить Фердинанда.

Конечно, все зависит от воспитания. Нэнси верила, что сможет стать хорошей матерью, а Луис – замечательным отцом. Ведь то, что его, он будет хранить и заботиться как о самом сокровенном. Но опять это паршивое: «А что, если?». Что, если дети не вырастут такими, какими их видит Нэнси? Вдруг кто-то из них сопьется, начнет вкалывать тяжелые наркотики, свяжется с дурной компанией? А потом кого-нибудь из них зарежут на шумной гулянке или его размажет на асфальте. Сможет ли она это пережить? Пережить потерю того, на кого потратила свои лучшие годы, в кого вкладывала все свои лучшие качества и растила самоотверженно? А Луис? Он сейчас держится относительно хорошо после смерти Фердинанда, с которым прожил пятнадцать лет. Но внутри него сейчас бушует колоссальной силы шторм, желающий накрыть его рациональную часть огромной волной безумия. Что будет, когда он узнает о гибели собственного ребенка? Нэнси было больно и страшно это представить без наворачивающихся слез.

Пока рано. Ей всего двадцать шесть, а ему двадцать восемь. Еще есть время подумать об ответственности завести детей, тем более вся жизнь впереди и есть куда стремиться. За это время они смогут создать для своих детей лучшие условия, чем есть сейчас, могут набраться опыта от друзей со своими детьми, у родителей посоветоваться в конце концов, излить им все свои эмоции, переживания и душевные терзания. И, если они дадут совет, то пусть он окажется правильным.

* * *

– Ну, вот и пришли, про это место я говорил. – Луис со скорбью смотрел на заросшую травой клочок земли, спрятанный во мраке ночи.

Позади полянки за высоким забором виднелась еле различимая часовенка. Представляла она собой вагон списанного пассажирского поезда с вмонтированным сверху маленьким позолоченным куполом. Как пригнали вагон под часовенку в Новую надежду – никто точно сказать не может. Некоторые жители городка утверждают, что его пригнали на тягаче с огромным прицепом. А другие, необремененные интеллектом, говорят, что вагон спустили в парк на вертолете, которых в поселке отродясь не замечали даже высоко в небе.

Служения Господу в часовенке проходят редко, в основном все местные ездят в Дестаун или в близлежащий Шотленд, где есть полноценный католический храм. Но тем не менее в крупные церковные праздники здесь собирается много верующих Новой надежды.

На ее территории стоял закрытый уже добрых два года церковный павильон. Либо прихожане обделяли его вниманием, то ли случилось что, но факт есть факт. Закрылся павильон, и теперь прихожане вынуждены закупать свечки в церковной лавке на мини рынке. А про местного священника, Отца Харрингтона, ходит множество грязных слухов. Ведь он обычный священник в небольшом городке, население которого едва ли больше десяти тысяч, а владеет крупной усадьбой в сельской части Новой надежды и «Бентли» из салона. Помимо нечистого имущества святого отца также ходят по языкам слухи о его пьянстве, что только подтверждает владелец магазинчика алкогольной продукции в Шотленде мистер Уиллер. По его словам, у священника превосходный вкус, ибо берет он только элитный шотландский виски.

– Думаешь, это хорошее место? – обратилась Нэнси к Луису.

– Думаю, ему здесь будет хорошо. Особенно, когда саженцы подрастут.

Нэнси спорить не стала.

– Черт, мы не взяли фонарь! – всполошился Луис. – Как я мог забыть? Нэнс, тебе придется светить мне телефоном.

– Постараюсь.

Луис поставил гробик на землю, взялся за лопату и вгрызся ею в землю.

– Свети. Тут тьма, хоть глаз выколи, – настойчиво велел Луис.

Нэнси положила саженцы и достала смартфон. Экран на максимальной яркости ослепил лицо, и она поспешила убавить ее. Затем включила фонарик и подошла к Луису поближе. Тот с поразительной интенсивностью вгрызался в землю и отбрасывал ее в сторону, точно торопился побыстрее закончить это неприятное дело.

– Луис, ты не мог бы поспокойнее? – испугалась Нэнси, посчитав, что на Луиса снова налетела та волна безумия, что и сегодня днем.

– Просто свети! – прикрикнул он.

– Да что с тобой? С каких это пор ты начал на мне срываться?

Луис с неохотой выпрямился и воткнул лопату в землю. Лицо его было спокойное, а глаза изучали молодую жену. Он хотел что-то сказать, но на вздохе его голос дрогнул, и тогда Луис не нашел ничего лучше, как вернуться к копке. Теперь он копал сдержаннее, и Нэнси немного успокоилась.

Через десять минут Луис вырыл яму в полтора метра глубиной. Она так и смотрела на них с призывом заполнить ее темную пустоту.

– Ну что, вместе? – обратился Луис к Нэнси.

Нэнси отвела взгляд и прочистила горло.

– Он же был твоим… С самого детства. Помнишь, он не воспринимал меня сначала? Мне кажется, я так и осталась для Фердинанда чужой. Тебе лучше сделать все самому.

– Милая. – Луис обнял ее. – Что ты такое говоришь? Фердинанд любил тебя также, как и меня, просто…ему нужно было время.

– Да, наверное, – согласилась Нэнси.

– А помнишь, как вы встретили в этом парке Чихуахуа? Это декоративное лысое нечто, чья хозяйка – миссис Уолберт – разодела ее в розовый свитер с черной каймой. – Луис приободрился. – Фердинанд, когда увидел эту Чихухахуа, вытаращился на нее так, словно это дурно пахнущий фрукт. А потом эта собачонка выпрыгнула из-под мышки женщины и погналась прочь, а он за ней. Когда ты мне рассказала, я катился со смеху. – Луис улыбнулся, из глаз покатились слезы. – Он поймал ее за воротник кофточки и в зубах принес к вам и выставил как кот пойманную мышь перед хозяевами.

Луис заплакал. Нэнси прижала его голову к своему плечу и стала гладить темные волосы. Когда Луис стал успокаиваться, на них с неба упали первые капли вновь начинавшегося дождя. Тогда он отошел от Нэнси, и они оба взялись за края гробика Фердинанда. «ФЕРДИНАНД. ЛУЧШИЙ ДРУГ ИЗ ВСЕХ», – гласила надпись, которая была чистой правдой.

Гробик они погрузили в яму надписью вверх, все, как полагается. Затем, несмотря на бурно моросящий дождь, Луис медленно стал засыпать яму землей. Вышло небольшое углубление, которое он засыпал оборванной сухой травой. Нэнси тем временем подготавливала ямки для посадки саженцев по обоим сторонам сзади могилки. Слева она посадила и прикопала яблоню, Луис сделал тоже самое справа с вишней.

Оба супруга встали рядом друг с другом и с грустной удовлетворенностью глядели на свои труды. Через года эти саженцы начнут прорастать, и они смогут приходить сюда, чтобы вспомнить старого пса и собрать дары природы возле его могилы. Возможно, когда-нибудь, очень нескоро, эти деревья спилят. Тогда о Фердинанде останется только память в сердцах Стюартов.

Сначала они шли пешком, а когда полил ливень – побежали, прижав руками капюшоны дождевиков и шлепая ногами в резиновых сапогах по бурлящим лужам. По дороге обратно они также не сказали друг другу ни слова. Весь этот день они крайне мало разговаривали друг с другом.

Сразу они спать не пошли. Оба из супругов ни на шутку проголодались и решили доесть вчерашнюю курицу с салатом из крабовых палочек. Хоть на ночь есть вредно, но у них был повод, пусть и грустный. Луис нашел в подвале полусухое вино, подаренное Симонсами в прошлом году. Таким образом они решили устроить поминки по Фердинанду.

– Прости, что я на тебе сорвался, – сказал Луис и отпил кисло-сладкого вина из бокала, следом почувствовав приятное тепло в горле. – Я правда не знаю, что на меня тогда нашло.

– Забудь, уже не важно. Мы сделали благое дело, остальное – пустяки, – заверила Нэнси.

– Нет, не пустяки. Я не должен на тебя кричать, Нэнс, также, как и ты на меня. Помнишь, ты мне сама говорила, когда мы только познакомились в колледже: «Крик крайне негативно влияет на отношения». Я тогда окончательно понял, что мы созданы друг для друга. Но вот я на тебе сорвался, тем самым нарушил обещание никогда не кричать не тебя, и теперь прошу прощения.

– Не давай обещания, сдержать которые ты не готов, – с застенчивостью ответила Нэнси.

– А ты знаешь, как на меня надавить. – Луис уставился на бокал и слегка улыбнулся. – Завтра перед работой я скошу там траву. Ты же не против, да?

4

Утром десятого октября Луис Стюарт проснулся в начале шестого. Сон его длился каких-то три с половиной часа, почти как дневной. Чтобы привести тело в чувство и разомкнуть слипшиеся веки, он выпил две здоровые кружки крепкого растворимого кофе без сахара. Нэнси еще крепко спала наверху с откинутым на ноги одеялом. Ночка выдалась душной, а кондиционером они пока не обзавелись.

Луису в восемь часов нужно было ехать в ресторан, где он работал помощником шеф-повара. Вчера он еле договорился об одном выходном ради Фердинанда, сегодня ему край появиться на месте, иначе шеф сожрал бы его с потрохами.

Но встал он ни свет, ни заря не по этой причине. Он хотел сходить парк на могилу Фердинанда и скосить там траву, как обещал жене, а давать обещания, которые не мог сдержать, Луис после вчерашнего не стал бы. Допив кофе, он оделся потеплее и вышел на улицу, бесшумно закрыл дверь, дабы не потревожить Нэнси, и открыл гараж. Там он среди инструментов, промасленных тряпок и разобранных табуреток нашел газонокосилку.

Газонокосилку Стюарты использовали только несколько раз в году. Они были не из тех, кто брался скащивать траву, как только она подрастет на несколько сантиметров. Колени не щекочет, значит стричь рано, считал Луис. А вот его родители придерживались другого мнения.

Говард и Салли увлекались садоводством, потому терпеть не могли высокую траву, поросшую на их прекрасной подъездной лужайке и возле огорода под яблонями. Как только Говард обучил Луиса пользоваться этой дьявольской машиной, газон в их семье стал стричь только он. Отец наотрез отказывался с тех пор выполнять эту работу за сына. А если он, не дай Бог, халтурил, то Говард заставлял его все перекашивать с самого начала, пока газон не станет идеально ровным. И даже если он замечал хотя бы одну нескошенную травинку, Луису приходилось проходить косилкой заново по всей площади. С тех пор у него к этому аппарату развилось стойкое отвращение.

Но времена меняются, и косилка пригодилась вновь, на этот раз не для дома.

Луис погрузил ее в багажник «Фольксвагена» вместе с хозяйственными перчатками и защитной маской, завел двигатель, включил подогрев сидения и медленно тронулся со двора.

В парк он приехал в начале седьмого, за два часа до того, как в парк пришли школьники сажать деревья. «Фольксваген» Луис оставил на обочине из щебенки в двухстах футах от могилы пса. В воздухе за ночь устоялась не докучающая прохлада, на ветру слегка покалывало щеки, пахло свежестью после дождя, но по собирающимся с юга тучам было понятно, что дождь сегодня еще пройдет, а то и не один раз. Парк покрывала легкая утренняя дымка, сквозь которую проглядывали из-за туч первые лучи солнца. День обещал стать поистине прекрасным.

Луис подошел к могиле Фердинанда и задержался, прежде чем надеть свое снаряжение. Ему все еще не верилось, что это случилось, ведь вчера утром Фердинанд был жив. И тем же утром он с Нэнси повез его в ветлечебницу, где его и не стало. Поняв, что чем дольше он стоит так, тем быстрее подступают слезы. Он надел перчатки и маску и завел газонокосилку.

Участок был небольшой, всего лишь пятнадцать на десять футов, и выкашивать его оказалось сложнее, чем большой родительский газон – Луис старался не задеть саженцы жены.

Как вдруг он стал чувствовать себя нехорошо.

Не сразу, но его состояние стало ухудшаться. Сначала он почувствовал настойчивое биение в сердце и давление из груди, затем закружилась голова. Явных болей не было: ни в голове, ни в животе, ни в спине. Ему постепенно становилось плохо непонятно из-за чего. Но работу он свою закончил.

К тому времени голова его будто плавала в невесомости, появилось помутнение в глазах. Луис никак не мог понять, с чем это связано: с их поминальным ужином или скудным завтраком из одного только кофе или еще от чего неведомого. Пока он шел до машины, то успел поставить под сомнение явку на рабочее место. Дадут ли ему больничный? В любом случае шефу это не понравится – он прогульщиков ох как не любил, даже если те отсутствуют на работе по уважительной причине.

Когда он сел в машину, стало чуточку легче. Луис напомнил себе выпить дома обезболивающее, название которого так и не смог запомнить, поэтому всегда просил Нэнси оставлять его на видном месте. Но остановить рябь перед глазами, головокружение, болезненное сердцебиение и непонятно чем вызванную дурноту он пока не мог. Он все не мог взят в толк, от чего ему стало хуже, ведь ничего способствующего ухудшению его состояния он не делал. Язва в двенадцатиперстной кишке была маловероятным событием, ведь она у него окончательно зарубцевалась еще в семнадцатилетнем возрасте после долгой диеты.

Обратно Луис ехал со страхом куда-нибудь влететь, поэтому всю дорогу боролся с желанием поддать газу. Он испытал несказанное облегчение, когда с одного маху загнал «Фольксваген» во двор. Луис не стал вытаскивать газонокосилку из багажника и медленно поплелся домой, держась руками за живот.

У него хватило сил только на то, чтобы открыть дверь. Луис подался вперед, и его глаза в автоматически включившемся свете перестали различать предметы. Холл вокруг него заходил ходуном и стал похож на закручивающийся туман. Он с треском рухнул на деревянную табуретку у стены и тут же отключился.

Больше Луис Стюарт никогда не проснулся.

А тем временем наверху в спальне лежала неподвижная Нэнси. Лежала в той же позе, в которой ее ранним утром в половине шестого застал Луис. Но только теперь она не дышала.

Глава 4. Тень над городом

1

Весь следующий месяц сотрясал жителей Новой надежды, словно эпидемия чумы. В городке стали один за другим умирать десятиклассники, некоторые по одиночке, другие целыми группами.

Абсолютное большинство смертей выглядели как несчастный случай или чья-то преступная халатность. Прямой вины в своей смерти у умерших школьников не было. Косвенно, по неосторожности, исчезновение без вести – все это имело место.

В одной семье за другой таинственным образом умирали их дети, словно по велению дьявольского заговора. Телефон в муниципалитете разрывался сутками напролет, вгоняя шерифа и его помощников в нервную дрожь. Обстановку нагнетали еще и рассказы одного безумного старика о какой-то проклятой земле, которая забирает детей к себе. Но в эти старческие россказни никто не хотел верить.

Звали этого глубокого старика – Фред Ричардсон. В 2019 году ему исполнялось восемьдесят восемь лет, одной ногой он уже стоял в могиле. Ричардсон был самым старым жителем городка и по совместительству одним из первых, кто поселился в Новой надежде в шестидесятых годах. Приехал в новый городок он из какой-то сельской глуши, а из какой – не помнит уже никто, даже он сам. У Ричардсона прогрессировал Альцгеймер. Он забывал порой не только, зачем пошел на кухню, но и имена своих детей.

Кстати о детях. У него их было двое: дочь и сын, и оба уже лежат на глубине два метра под землей. Младший – Джейсон – погиб в боснийском конфликте в 1993, а старшая дочь – Карен – покинула этот бренный мир всего три года назад, немного не дотянув до шестидесяти, из-за повторного инсульта, который не оставил ей никаких шансов. Жена Ричардсона – Фелиция – также скончалась в 1993 почти сразу же, как узнала о смерти своего любимого Джейсона. Трижды после похорон попадала в больницу из-за нервного срыва, и третий раз стал последним, увозили ее из палаты сразу в холодную камеру морга.

Долгих двадцать шесть лет Ричардсон жил практически в полном одиночестве, если не считать посиделок с другими стариками в заведении Морти. Там они говорили о погоде, о последних новостях городка, из которых самой серьезной в последнее время была лишь измена Джона Мюррея со своей секретаршей. Карен навещала отца не часто, раз в месяц примерно. Она еще в конце восьмидесятых удачно вышла замуж и уехала в Вермонт. А как не стало и ее – здоровье старого Ричардсона еще сильнее подкосилось, благо, по воле Божьей, хотя бы парализованным не остался.

Альцгеймер у него выявили еще раньше, но прогрессировать он стал только после смерти дочери. Он забывал буквально все: имена детей и жены, свой домашний адрес, зачем пошел в то или иное место, терял суть беседы в мгновение щелчка. Да и постарел он заметно. Сейчас он выглядел на все свои восемьдесят восемь лет, без трости уже не передвигался, одевался даже летом в сто одежек, от чего на всю спину у него постоянно зияло огромное мокрое пятно.

Мало кто знал, что Ричардсон любил коротать время в штудировании истории своего родного штата Мэн. Но о своем хобби он почти никому не рассказывал. До той поры, пока в Новой Надежде ни стали умирать десятиклассники. Тогда-то Ричардсон наведывался к Морти каждый день несмотря на свое ухудшающееся здоровье и высказывал крайне безумные предположения насчет происходящего. Он все твердил о том, что земля в городке отравлена, что в нее ни в коем случае нельзя ничего сажать. Но единственное, чего Ричардсон добился – это почетный титул городского сумасшедшего. Стоило ему только завести этот разговор, так от него тут же отсаживались подальше или настойчиво просили сменить тему беседы. Народ в Новой надежде понимал, что у старика проблемы с головой, начавшиеся после смерти его дочери, а некоторые даже считали, что они начались еще раньше – после смерти жены и сына, поэтому, кто мог, всячески старался избегать общения с ним.