Текст книги "Дочь генерала"
Автор книги: Александр Петров
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Дочь маршала
Женщина в заляпанной грязью телогрейке сидела на крыльце и смотрела на свои кирзовые сапоги, измазанные свежим навозом. Обветренные руки с землей под ногтями лежали на гудящих коленях. Седые волосы выбились из-под платка и в беспорядке торчали во все стороны. Только что бычок сломал загон и убежал в поля. Она гонялась за ним, бегала по скользкой грязи и, наконец, выбилась из сил. Сняла с цепи овчарку и попросила ее вернуть «непослушного коровьего мальчишку» домой. Собака рванула за беглецом, а она села отдышаться и задумалась.
Когда-то, давным-давно, и так недавно, будто вчера − Оля была яркой красавицей. Олег − обычный «волосатик» в очках, к тому же косноязычный. Она − волевая, порывистая, вся в отца. Он − не умел настоять на своем. Она училась на «отлично», он − середнячок. Разве могла такая девушка обратить внимание на этого увальня? А ведь смогла! Как все самое главное в жизни, это произошло случайно. На День Победы ее вместе с однокурсницами затащили в компанию ребят в какую-то двухэтажную развалюху в переулке близ Таганки. Оля и зашла-то на часок: ее ждали дома, где в этот день всегда накрывался роскошный стол, за который садились солидные военные в чине не ниже генерала. Отец Оли сам был генералом армии и ждал повышения.
В «развалюхе» располагалась студия художников-модернистов. Среди них оказался и Олег. Веселые разбитные гении оглушили девушек саморекламой и блеском шедевров. Олег как всегда понуро молчал, оставался в стороне и оттуда смущенно поглядывал на Олю. Она чувствовала на себе его взгляд, но, привычная к мужскому вниманию, не придавала этому значения. Наконец, кто-то из друзей вспомнил и об Олеге. Шумная гурьба прошла в самое дальнее крыло особнячка и там, в пыльной тени, в безобразном беспорядке и сырости − она увидела нечто…
С небрежно расставленных картин Олега на Олю хлынул мощный свежий ветер. Ей показалось, будто она попала в океанский шторм. Такого она еще не видела: виртуозно, фотографически прописанные люди, животные, птицы, рыбы, вполне узнаваемые будничные предметы − совершенно необычно выстроились в фантастические композиции. Но именно виртуозная техника «гиперреализма» сообщала мистическим образам вполне реальную ощутимость. Зритель входил в распахнутые двери другой реальности и начинал там жить. О, тут жила тайна, космически глубокая и притягательная. Отсюда на крыльях мечты обычные люди улетали в сказочную страну, такую отличную от серой окружающей реальности. Мысли отрывались от пыльной земли и взлетали в звездные высоты.
Оля была ошеломлена, она онемела!.. Едва сдерживая рыдания, выскочила на улицу − и только здесь дала волю слезам. Она поняла, что это именно то, чего она так сильно желала! Это самое важное и чистое, самое глубокое и главное… В тот праздничный день любимая дочь будущего маршала не смогла порадовать отца: она сидела за роскошным генеральским столом тихая, как серая мышка, и вяло ковыряла серебряной вилкой оливье.
А перед ней медленно проплывали фантастические, реальные, ощутимые и непостижимые картины Олега.
Могла ли предположить эта сильная яркая девушка, что какой-то тихоня, слабачек, серенькая посредственность обрушится на нее столь мощным ураганом. Этим потоком свежего ветра всю ее прежнюю жизнь смело напрочь. Придя в себя, Оля поняла: всю свою жизнь, все силы до последней капли, она отдаст этому богатырю. Да, да, не слабачку, не тихоне, а реальному живому богатырю, в руке которого было не копье, не меч, не пулемет − а всего-то колонковая кисть. О, эта энергичная девушка, эта волевая натура − она знала, что такое сила! Она уважала силу. Но с такой ураганной мощью, исходившей от молчаливого тихони, она столкнулась впервые. И эта сила − Божественный дар таланта!
…Ольга Борисовна смотрела вдаль и наблюдала на широкой панораме сразу две картины: овчарка загоняла бычка в загон, а по дороге к дому подъезжал красивый внедорожник. Она поднялась, закрыла ворота за присмиревшим бычком, погладила овчарку и посадила ее на цепь. Из подлетевшего на лихой скорости автомобиля вышла парочка молодых людей. Мужчина бросил на нее рассеянный взгляд и спросил:
− А что, бабуля, это Лысая Горка? Здесь проживают отец Олег с матушкой?
− Туточки, барин, − тонким голоском пропела Ольга Борисовна. − Да вы заходьте. Поди щас выйдут хозявы-тыть.
Она прошмыгнула в избу и бросилась в спальню переодеваться. Не успели молодые войти в горницу и как следует оглядеться, дверь открылась, и к ним вышла хозяйка, в эффектной шали и строгом вечернем платье из тонкой шерсти. Сергей вгляделся в ее лицо и покрылся пятнами. Наташа всплеснула руками:
− Так вы и есть матушка?
− Простите меня, детки, − улыбнулась Ольга Борисовна, − вы меня застали не в лучшем виде. Пришлось поспешно преображаться. Да вы садитесь. Я за батюшкой схожу. Он наверху, в мастерской работает.
Сверху что-то грохнулось, раздались шаги, и в горницу вошел седой бородач в застиранных джинсах и футболке с надписью «Pink Floyd». Матушка, бережно поддерживая его под локоть, посадила в кресло у стола. Отец Олег познакомился с молодыми, извинился за болезненное состояние. Матушка энергично бегала по избе, вынося из кухни закуски. На столе собиралась типичная деревенская композиция из квашеной капусты, соленых груздей и огурцов. Только всё это подавалось не в помятых алюминиевых плошках, а в хрустале. В завершение, из печи перенеслась на стол тефалевая кастрюля с гречневой кашей, а из старинного резного буфета − бутылки вина «Лыхны» и виски «Блэк лэйбл»: «дети оставили».
Отец Олег с легкой иронией рассказывал, что только неделю, как вернулся домой из «ракового корпуса, что на Каширке». Прошел очередной курс химиотерапии. Как узнали, что он священник, повалили к нему в палату больные. Он их исповедовал и причащал из походной дароносицы. Так что ни поболеть по-человечески, ни пострадать всласть ему не удалось.
Насколько отец Олег был бледен и немощен, настолько матушка брызгала искрами здоровья и неиссякаемой энергии. Ее большие карие глаза задорно и шаловливо сверкали, полные улыбчивые губы не нуждались в помаде, румянец покрывал гладкие щеки, а крепкие зубы удивляли естественной здоровой белизной. Лишь батюшка обессилено замолк и принялся за кашу, матушка Ольга обрушила на гостей водопад информации. Говорила она сильным голосом, размашисто жестикулируя:
− У нас тут что ни день, то приключения. То губернатор на вертолете прилетит. То батюшкины американские почитатели элитного бычка привозят в подарок. То дети с внуками десантируются. А то мужики наши банкет в рабочее время затевают дня на два-три. А ведь батюшка болен. Ему храм восстанавливать нужно. Ему служить, ему картины писать, иконы храмовые реставрировать. На письма ответить некогда, − кивнула на ящик с разноцветными конвертами. − Батюшку в Нью-Йорк, в Париж, в Рио приглашают, студии предлагают. Его картины в тридцати странах мира висят. А сейчас батюшка готовит картины к областной выставке. А что! Пойдемте, наверх, я вам их покажу.
В мастерской матушка с тряпкой в руках доставала холсты на подрамниках, вытирала с них пыль и расставляла перед зрителями. Сергею довелось видеть много разных полотен, но эти несли на себе отпечаток могучего таланта. Некоторые из ранних работ были достаточно известны. Они писались под явным впечатлением от творчества Сальватора Дали. А вот и сам мэтр − на одной из картин! Стоит на облаке, иронически наблюдая за полетом в лазурном небе огромных рыбин, пиратского корвета и штурмовика СУ-25. Внизу картины на эту круговерть задумчиво смотрела молодая красавица в деревенском сарафане с венком из ромашек на непокорной гриве разлетающихся волос.
− Матушка, такое чувство, − протянул Сергей, − будто отец Олег всю жизнь писал только вас. Все женские образы так или иначе на вас похожи.
− Это наверное, потому что муж и жена − едина плоть. Женщина без мужа – как вода без стакана, сразу растекается и превращается в лужу… Жена послушанием своим добавляет в жизнь мужа недостающую половину женственного начала. Поэтому, наверное, батюшка в каждом женском образе и видит меня, грешную.
− Матушка Оленька, какая же вы красивая, − прошептала Наташа.
− Спасибо, детки, − всплеснула она руками. − Совсем вы меня засмущали. А теперь гляньте сюда, − она показала широким жестом на картины с ликами святых. Вот эта − «Торжествующий собор» − на прошлой выставке мироточила три дня. Как чудотворная икона…
Сергей с Наташей по очереди приложились к чудотворной иконе и почувствовали тонкий аромат ландыша, исходивший от ее шероховатой холщовой поверхности.
Спустились они в горницу тихие и задумчивые.
Батюшка мирно спал в кресле. На его бледном лице сияла кроткая детская улыбка.
Странный
Старушка Харина захватила Наташу в плен. Так она сама объявила. Наташа помогала няне по хозяйству и выслушивала старушку, которая никак не могла наговориться «напоследок». Сергей что-то где-то прибил, выправил и направился в храм.
Только прикрыл за собой калитку, как за спиной раздался душераздирающий крик. Он галопом вернулся во двор и остолбенел. Перед высоким малиновым кустом стояла Наташа по стойке «смирно» и, крепко зажмурившись, самозабвенно вопила. На нее снизу вверх удивленно смотрел соседский козел, присев на тощий зад, открыв рот и высунув на бок язык. Но, как она вопила! Сергей со старухой, козел с петухом, куры и жаворонки − застыли в восторге от этого мощного «си» четвертой октавы, растянувшегося на двадцать четыре такта.
Наташу успокоили, погладили по головке, напоили водичкой; животные с птичками вернулись к своим делам. А Сергей шагал в сторону церкви и восхищенно повторял: «Но как она вопила! Как вопила!!! Это уже второй раз. Фильм ужасов: «Крик-2»».
На скамейке у церкви под роскошной плакучей ивой сидел человек с посохом и глядел вдаль. От него исходили незримые волны покоя, того самого, который от опытной мудрости. Откуда он взялся? Куда идет? Сергей присел рядом и, не зная что сказать, молчал.
− Иногда сказать нужно так много, что лучше помолчать, − произнес неожиданно незнакомец глуховатым голосом. − Не правда ли, брат?
− Мне в самом деле хочется тебя расспросить, − признался Сергей.
− Вижу, − прошептал тот, не отрывая глаз от горизонта. − Странствую я.
− Давно?
− По меркам вечности – секунды. По человеческим − вечность.
− Не понимаю.
− Значит и не надо. Незнание − сила! Павлу Фивейскому стоило узнать только первую строчку из Псалтири и ушел он в пустыню, и стал выше самого Антония Великого. А иной все энциклопедии в голову себе утрамбует, ну все знает… А спроси его, что с ним будет, когда ангел смерти через минуту возьмет его душу, и услышишь какую-нибудь галиматью про астралы, буддийскую нирвану и воландовский покой. Сколько я этого наслушался!.. Знаешь, человеческий разум без просвещения Духом святым настолько элементарен и предсказуем, что вряд ли он может обмануть даже первоклассника воскресной школы. Откроет такой умник рот, а ты уже заранее знаешь, что он скажет. И что за его словами стоит. Или кто…
− Говоришь, «незнание − сила»? Это звучит парадоксально.
− Так христианство и есть величайший парадокс человечества. У нас все наоборот. Все противоположно мирскому. Вместо смеха − плач, вместо богатства и процветания − ничтожество, от славы бежим, от похвалы отшатываемся. Вместо осознания успешно прожитой жизни − «где сатана, там и я буду» Пимена Великого.
− Скажи, странник, ты об этом размышляешь в пути?
− Нет, Сергей, я вообще не размышляю. Молюсь и созерцаю. Когда хорошо, плачу; когда плохо, славлю Господа… − внезапно замолчал, будто что-то недоговаривая.
− Что? Что еще? − спросил Сергей.
− Так… тени прошлого… знаешь, брат, иной поступок за пару секунд совершишь, а каяться приходится столько, что тебе, христианину от рождения, и представить невозможно. Может быть потому, что именно с тобой этого не случалось.
− Ты откуда-то знаешь мое имя. Может, свое откроешь?
− Иосиф.
− Мне кажется, тебе, Иосиф, пришлось много пройти. Где ты успел побывать?
− Везде, − вздохнул тот. − И не раз. Так вот и хожу, год за годом… только от себя никуда не уйду: «грех мой предо мной есть выну». Крест − это такая ноша!..
Иосиф вынул из-за пазухи темный крест из цельного куска дерева, приложился к нему и приблизил к лицу соседа. Касаясь губами гладкой поверхности плотного дерева, Сергей вдохнул тонкий аромат, который через ноздри сразу проник в грудь и разлился там приятным теплом.
− Это часть того креста… Самого главного. Чего только с ним не происходило. Я его в огонь бросал, в воду. Крали его у меня. Продавал… А он всякий раз ко мне возвращался. И жег мне сердце, и лечил его. Видимо, и на Страшном суде мне с ним в руках стоять.
− А как он тебе достался?
− Обычно: с мусорной свалки. Той самой, где его потом целиком обнаружили. Я отщепил часть и вырезал его себе на память.
− Значит, это чудотворный крест? А то ведь есть такие, нерукотворные.
− Да нет, этот − рукотворный. Но чудотворный, конечно. За ним тянется целый шлейф чудес.
− Ну, расскажи, расскажи, Иосиф, как там в других странах? Есть ли вера?
− Конечно есть. Иной раз в мрачном месте такой луч света в человеке блеснет, что диву даешься. Только знаешь, долгая жизнь научила меня больше на свою веру смотреть, которая в собственном сердце. Там ведь в маленьком казалось бы объеме живет целая вселенная. И я не думаю, что у младенца эта вселенная меньше, чем у самого великого святого. Просто святой ее терял, потом вновь обретал, поэтому и ценит это незаслуженное богатство больше.
− Ой, Иосиф, что-то ты загадками говоришь, − протянул Сергей, − мне тебя трудно понять.
− Да не переживай ты, брат. Иди по своему пути с верой и молитвой и, поверь, мы с тобой встретимся в одном пункте − конечном − под названием «Прощение». И ты меня прости.
Странник встал и быстро зашагал вдаль, оставляя за собой облако легкой золотистой пыли. Сергей, проводив его взглядом, опустил глаза и просидел так до самой темноты. Всю ночь он провел за столом, покрывая тетрадь плотным текстом, почти без помарок. Прилег на постель, часа на три провалился в глубокий сон. Проснувшись, улыбнулся, умылся и на одном дыхании прочел молитвенное правило. На цыпочках вышел из спальни. На кухне Харина засадила его за стол. Он выпил большую кружку молока с теплым хлебом. Сунул подмышку тетрадь и вышел наружу.
После уютной полутени комнаты и густого мрака сеней, солнце внезапно облило его порывом солнечного ветра. Сергей на миг прикрыл глаза ладонью, проморгался и быстро пошел в сторону холма у самого горизонта. Под ногами россыпью алмазов сверкала роса, над головой в полнеба светило солнце. Прохладный воздух, густой, золотистый, как абрикосовая наливка, поднимал от земли прозрачный туман, вибрировал птичьими трелями, сиял внезапными радугами и разливал всюду потоки света.
Разговор со странником, путаный, загадочный, полный недомолвок, выстроил в сознании Сергея почти осязаемую сюжетную линию. Голова и сердце соединились в единый орган, который фонтанировал множеством идей − только протяни руку и, как звезды снимая с неба, клади на бумагу. В такие минуты все остальное становилось неважным, отлетало в сторону. В такие часы, все предыдущие годы представлялись тщательной подготовкой к самому главному, ради чего он жил, ради чего носил в груди неразделимую никем муку вселенского одиночества. Он превращался тогда в чуткую антенну, принимающую нужную волну из шумного эфира. Он становился золотоискателем, неустанно вымывающим из песка крупицы золота. Он получал дар свыше, проживал счастье великого открытия − и все остальное неважно.
До сумерек просидел он на вершине холма над тетрадью. Он поднимал глаза к небу и провожал взглядом полет огромной птицы, наблюдал обширные перекаты полей, петляющую между сизых перелесков сверкающую голубым серебром ленту реки, глубоко вдыхал упругий ветер… Но душой находился он не здесь, а где-то совсем в другом месте, в ином времени. Там хоругви и знамена хлопали на горячем ветру, дробно звенели пули и булатные мечи, протяжно ревели двигатели танков и конские глотки, гудел колокольный набат храмов и концлагерей. И над всем этим − сухие монашеские губы едва слышно шептали спасительную мольбу Тому, Кто внимал воплю сердец обезумевших сыновей. Там, на необъятном поле человеческой жизни, непрестанно происходила война между добром и злом, свободный выбор каждого человека − с кем ты: со Спасителем или губителем, с Любовью или ненавистью, с жизнью или смертью. Кто ты: человек или полено в адской печи?
Ближе к полуночи вернулся Сергей домой. Притихший. Сел на завалинке.
…Однако ночь! Время стихов и молитв, поэтов и монахов. Тишина, покой, лиловые сумерки и звезды, как россыпь алмазов по фиолетовому бархату. Поднимаешь глаза к ночному небу и глубоко вдыхаешь черный воздух, насыщенный звездной пылью.
Вспоминаются ночи юности, когда сердце сладко сжималось от предчувствия любви. Звучат волшебные мелодии, опьяняющие, как густое красное вино, смех возлюбленных, плеск морской волны и стрекотание невидимых цикад…
А из будущего доносятся прохлада сонно-малодушного восхода и тончайший перезвон кристаллов росы.
Не хочется отпускать эту чарующую ночь, но она капризно выскальзывает из рук и черным шелком струится, улетая прочь. Пора зажигать свечу и высказать всю боль и всю радость прошедшего дня. Чтобы отпустить душу в свободный полет на ангельских крыльях. Туда, где нет ничего плохого и темного, но всё − бескрайний ликующий свет. Взлетаем!..
НД
− Где вы сейчас? − раздался голос Валентина в телефонной трубке.
− Проехали Ростов, движемся на юг, − сообщил Сергей, лихо обгоняя пыхтящий лесовоз.
− Тогда вы недалеко от «Лазури» и можете познакомиться с одним интересным парнем по имени Михаил. − Валентин подробно объяснил как проехать и отключился.
Сергей вспомнил, как и что Валентин рассказывал о Михаиле. Прошлое этого человека породило много легенд. Кем он только не успел побывать после увольнения из армии! Например, «смотрящим» в крупной преступной группировке. Он умел виртуозно «разводить» и «строить» простоватых братков, используя в дебатах тайную информацию о слабостях сторон. А кому из «крутых» хочется выглядеть в глазах других слабаком? Казалось, на него работает армия осведомителей, так много он знал обо всех и каждом. При этом, кто он на самом деле − «реально по жизни» − вряд ли кто знал наверняка.
Михаил выглядел мужественно, стильно, со вкусом одевался, никогда не употреблял криминального сленга, зато часто цитировал классику, поэзию. Никто не видел его испуганным или хотя бы нерешительным. Невозмутимо и с достоинством приходил он один без оружия к полным отморозкам. Те с величайшим трудом сдерживались, чтобы не встать по струнке, заложить руки за спину, или не выпустить в него обойму. Впрочем, его сумасшедшая храбрость всегда подкреплялась обширной информацией и ссылками на высоких авторитетов. Может быть это или то, как он говорил, заставляло прислушиваться к нему самых отчаянных беспредельщиков.
Однажды на какой-то мутной сходке мясистый авторитет, небрежно привалившись к стене, сказал ему что-то унизительное. Тогда Михаил, как всегда безоружный, выхватил у ближайшего охранника чешский автомат «Скорпион». Пули пронзили стену в сантиметре от авторитета, не задев его. Тот стал белее стены и сгоряча приказал пристрелить его. Михаил вернул охраннику автомат, расстегнул пуговицы на рубашке и вплотную подошел к обрезу ствола: «Стреляй, если сможешь» и взглянул в глаза бандиту. Тот не шевельнулся. Тогда Михаил отобрал автомат у охранника и подошел к авторитету: «Теперь ты попробуй».
Ни тогда, ни после в него никто не сумел выстрелить, ударить или даже толкнуть. Его спокойная безрассудная храбрость действовала на врагов парализующе. Михаил же объяснял это тем, что ему известен день и час смерти − и это еще не скоро.
Ко всему прочему он считался удачливым бизнесменом. Состояние Михаила оценивалось девятизначной цифрой и было надежно защищено.
Сергей проехал указатель «Пансионат «Лазурь», они въехали в ворота с вензелем «НД» по центру ажурной стальной перекладины. С помощью охранника определили машину на стоянку и спросили, как найти Михаила. Охранник вызвал по телефону дюжего молодца в тропической военной форме, который Сергея с Наташей подвел к дому, провел на второй этаж и указал на открытую дверь. В просторной комнате за компьютером сидел мужчина лет тридцати. Он встал, познакомился и предложил сесть в кресла. Извинился за то, что ему придется поглядывать на компьютер и нажимать клавиши: «Деньги зарабатываю».
Сергей подсел поближе к столу и увидел, как по монитору ноутбука медленно извивалась графическая кривая.
− Это Интернет-биржа? − спросил Сергей. − Ничего, если я понаблюдаю за процессом?
− Конечно, − кивнул Михаил и показал на нисходящую кривую графика: − Видишь, как стабильно сегодня доллар падает? Есть возможность на этом неплохо заработать. Ну ты слегка поглядывай, а мы все-таки поговорим. Так вы кто и откуда?
− От Валентина.
− Звучит, как происхождение вот этого костюма, − он подергал пиджак за лацкан. Только у него в конце «о»… Я сегодня при параде: был на приеме у городского головы. Значит, вместо того, чтобы самому явиться на ковер, Валентин тебя прислал? А ты у него кем?
− Замдиректора.
− Понятно. С людьми в этой должности всегда проблемы. …Видишь, кривая остановила падение? − Михаил кликнул мышкой, и на экране появились несколько мелких графиков. − Сейчас посмотрим, что у нас с интервенцией. Так. Рынок будоражит. Американцы пытаются спасти валюту. Сами активно скупают крупные пакеты долларов. Похоже тоже самое делают и их партнёры. Пока неплохо у них это получается! Надолго ли их хватит? Ладно, сыграем и на этом. Купим вместе с ними по дешевке, а немного позже, когда энтузиазм их поиссякнет, начнём продавать.
В комнату вошел полноватый лохматый парень в сильно изорванных голубых джинсах и красной футболке с надписью: «Ну и что?» и навис над интернет-трейдером. Михаил закончил операцию и поднял глаза на вошедшего.
− Познакомьтесь, ребята, это наш царевич-несмеян по имени Колька. Мы на его деньги тут играем. А сам-то, Коль, не хочешь поучаствовать?
− Не-а, ску-у-ушно, − пояснил Николай, состроив пресную мину. − Так ты сиротам в детдом полмиллиона нашел? А то директор у меня спрашивает.
− Вот сейчас зарабатываю. У буржуинов экспроприирую. Не все им на нашей кровушке миллионные состояния сколачивать. Мы тоже научились кое-чему…
− Ну что, мне тогда заказать стройматериалы?
− Конечно! И высылай бригаду из Туапсе. А то они там второй день от безделья маются.
− Ладно. Пошел.
− Минуточку! − сказал Сергей. − Можно вопрос?
− Давай, − также монотонно произнес Николай.
− Вы, случайно, не сын олигарха?
− Увы, да.
− То-то я думаю, где же я ваше лицо видел? Да в светской хронике.
− Точно, − кивнул Николай, − папашка от меня откупился пакетом акций. А Миша предложил их в дело запустить. Он вкалывает, а я трачу. Нет у меня таланта к бизнесу. И желания никакого. Ску-у-ушно это… − и вышел.
− Да вы не обращайте внимания на его имидж. Колька отличный парень. Добрый и великодушный. Он доверил мне кучу денег и позволил заработать и себе, и мне, и еще многим хорошим людям. Просто у него синдром «серебряной ложки во рту» − это когда человек с малых лет имеет все, что хочет, и ему скучно жить. Некоторые от такой напасти кончают жизнь самоубийством, а он к нам прибился и, кажется, понемногу оттаивает.
− К кому, к нам?
− Видел вензель «НД» − это наш. Одна графинюшка назвала нас «Новыми дворянами».
− Ее случайно не Надеждой Ионовной зовут?
− Вы знакомы? Да, тесен наш мир. − Михаил опять указал на экран. – Смотри, Сергей, у янки сегодня что-то совсем силенок мало. Они выдохлись! Интервенция захлебнулась. Доллар снова пополз вниз. Пора продавать! Итак, сколько у нас на сегодня? − Он кликнул мышкой и показал на нижнюю строчку. − Видишь, сколько мы с тобой заработали?..
В итоговой строке Сергей увидел цифру и несколько удивился:
− Это в долларах? Целых пятьсот сорок тысяч?
− Да. И это не предел. Ладно. Хватит на сегодня. Пойдемте, пройдемся.
Они вышли из пансионата и по крутой дорожке спустились в долину. Михаил наклонился к Сергею и шепнул ему на ухо: «Наташа твоя − это просто сокровище! Вот так, уметь быть незаметной, не навязывать себя − талант». Сергей согласно кивнул и взял жену под руку: «моё!»
Даже с первого взгляда это место располагало к себе. Казалось, тут находилось все, что только может понравиться человеку: морская волна, полирующая мелкую гальку, покатые зеленые горы вокруг, речка в зарослях осоки, симпатичные двухэтажные дома в садах, деревья и кусты, цветы и газоны. Но главное − тишина. И вот это: никто никуда не спешил.
Когда-то давно этот участок земли купил про запас один человек. Так, на всякий случай, чтобы не спустить ненароком шальные деньги. Потом он стал строить и благоустраивать − так и увлекся. Позже дома пошли на продажу. Но хозяин, будучи человеком своеобразным, продавал дома не каждому, а только тем, кто ему приглянулся. Бывало, что и в убыток отдавал, ходили слухи, кому-то даже и даром. Так здесь нашли тихое пристанище отставные силовики и журналисты, ушедшие на пенсию профессора и начальники, уставшие от войн предприниматели и военные. Вроде бы разных людей, их объединяло одно: они решительно покончили с прежней жизнью и, как бы это сказать… доживали век в тишине. Так что получилось нечто вроде комфортной богадельни или дома престарелых. Отличало это место от дома призрения отсутствие казенщины и какого-нибудь насилия над людьми. Наоборот: всячески поощрялись личные пристрастия и таланты. Приезжали сюда и дети отставников. Некоторые на лето в отпуск, а кто-то и навсегда. Так здесь образовалась некая община, объединившая схожих по духу людей.
Кроме домов постоянных жителей, стояли тут и гостевые дома на разный вкус: от фешенебельных многокомнатных коттеджей со штатной прислугой до простых домиков на две-три койки. Хозяин не страдал от жадности, поэтому работать у него стремились многие местные из окрестных селений и ухаживали за гостями, как за родными.
Здесь, в этом приморском поселке рождалась новая генерация. Никакой фени, грубости, пошлости. Они умны, начитанны. Времена тарантин и дон карлеонов кончились. Настало время умниц. У них не криминальные разборки, здесь война духовная − и они в авангарде. У дурачков истерики, наркотики, алкоголь, жадность, а у них − живые идеи. Они − внуки коммунистов и дети обнищавших военных и кагэбэшников.
В недавние времена нашу страну безбожно грабили, а народ спаивали и одурманивали. Воры всех мастей делились на две категории: одни сколачивали капитал, чтобы с ним уехать за границу. Вторые находили за границей себя и планировали устроить рай в России. Они обнаглели, они громко заявляли о своих успехах, забывая одно: Россия − это подножие престола Божиего. А Бог не благоволит к ворам и растлителям.
Воры, сами того не желая, выращивали в недрах народа новое поколение, которое отрицало мнимые ценности безбожников. Их главным принципом стали апостольские слова: «Если с нами Бог, то кто против нас!» Трезвые, спокойные, вооруженные великой идеей, они ничего не боялись. Умереть за Христа, за Православную Россию считалось у них большой удачей. Только Спаситель охранял их, и умирать редко кому удавалось.
Говорили они тихо, полушепотом − это заставляло окружающих ловить каждое слово. И слово это несло в себе небывалую значимость.
На нижней террасе, весь в розовых кустах, стоял новенький белоснежный храм со сверкающим куполом. Михаил постучал в дверь дома священника. На порог вышел седой старец и улыбнулся молодым.
− Отец Виктор! − воскликнул Сергей и упал ему в ноги. − Благословите.
− Бог благословит. Да ты, Сережа, с молодой женой! А почему без венцов на головах?
− Мы с Наташей собирались после отдыха на море к вам ехать.
− А получилось, что я к вам приехал, − улыбнулся старец. − Теперь здесь служу. Мишенька меня сюда в новый храм пригласил. И с начальством епархиальным сам договорился. Так что на моем прежнем корабле с твоим, Сергей, иллюминатором теперь новый молодой капитан. Так. Обвенчаем вас обязательно.
− И свадьбу справим! − кивнул Михаил. − Да такую, чтобы всем запомнилась. Я уж постараюсь.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.