Текст книги "Дочь генерала"
Автор книги: Александр Петров
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
3. Жизнь под венцом
Мой рассеянный взор
По небесным просторам летает,
А ведь вроде бы тот,
Кого жду, к кому думы стремятся,
Не с неба должен явиться.
Идзуми-сикибу, Х век
Пока мы хорошие
Их венчание было пронизано лучами солнца и небесным сиянием. Венцы над головами сверкали, словно золотые. Их поздравляли священник и друзья, небеса и земля. Радуги вспыхивали то рядом, то вдали. В бирюзовом небе кружились белые голуби и чайки, стрекозы и бабочки.
За длинным столом до глубокой ночи не смолкали здравицы и тосты, песни и музыка. Пенистой рекой лилось шампанское и молодое вино. Дети прыгали вокруг новобрачных и тянули к ним ручонки. Казалось, они все успели посидеть на коленях смущенного жениха и очаровательной невесты.
В те дни они жили как в раю. Любовь окутывала их облаком теплым, как парное молоко, и светлым, как восходящее солнце. Им улыбалось сверкающее море, нежила теплая голубая волна, золотило кожу солнце, веселило пение птиц, кутали кашемиром трепетные сумерки, согревало пламя ночного костра, а светлячки кружились вокруг пульсирующим хороводом. Земля робко гладила босые ступни. Душистый воздух услаждал гортани, слегка опьянял и кружил головы. Травы и цветы воспаряли им свои пряные ароматы, а небеса снисходили к ним тихим благословением.
«Это потом придут серые будни… Это позже окружат нас болезни и скорби, − думал Сергей. – Стальным холодом войдут в сердце печаль и одиночество. А сейчас! Сегодня!..»
− Сегодня я буду тебя баловать, как ребенка, как маленькую девочку − говорил он Наташе. – Сегодня ты будешь слушать только радостные слова, кушать вкусное и пить сладкое. Я постараюсь быть с тобой таким ласковым, каким никогда еще не был.
− Мы будем любить друг друга крепко-крепко! − говорила она Сергею.
− … Пока мы хорошие!
− …Пока мы любимые!
На рассвете они вместе вычитывали утреннее правило. Бежали на берег, держась за руки, замирая, входили в покойную прохладную морскую воду. Согреваясь, бегали вдоль берега, похрустывая галькой. Забирались высоко в горы. Туда, где прохладный воздух напоминал газообразный хрусталь, а снежные вершины гор казались нереально близкими – только руку протяни. Они стояли лицом к лицу − и между ними не было ничего, кроме горячего дыхания любви. Они становились друг к другу спинами − и расстояние возрастало до тридцати шести тысяч километров. Они снова обращались лицом к лицу и тогда Сергей говорил:
− Я хочу от тебя детей, много, много.
− И я тоже от тебя, − эхом отзывалась она, − много, много.
− Пусть первой будет девочка, похожая на тебя.
− Или мальчик, похожий на тебя.
Затем они спускались вниз, в сонных поселках покупали фрукты и домашнее вино. Ездили в Туапсе и Геленжик – перекусывали в открытых ресторанчиках, бродили по набережной и аллеям парка.
На рынке… на роскошном южном рынке обходили богатые духмяные ряды. Пробовали янтарные сливы и лиловую черешню, плоскую вяленую чехонь и огромных бордовых раков, горячие хачапури с терпким овечьим сыром и пироги с душистой сладкой клубникой, студенистый розовый варенец с поджаристой корочкой сверху – и закатывали глаза от наслаждения и сыто по-кошачьи урчали. Всюду им было весело, интересно. Они щедро и бездумно рассыпали вокруг сияние любви – и люди, и собаки с кошками, и птицы − отзывались доброй взаимностью.
Конечно же… конечно, это их веселило сладкое вино из райских садов. Они в радостном опьянении раздавали шутки, улыбки, цветы, фрукты − всем, кто оказывался рядом, кто нечаянно входил в сияющее облако венчальной благодати, сошедшей на них с небес.
− Как прекрасен этот Божий мир!
− Какое счастье − дарить любовь и быть любимым!
«…Пока мы еще хорошие…»
«…Пока мы еще любимые!..»
Теплыми вечерами они возвращались на морской берег и, взявшись за руки, провожали солнце. Мирно шелестела утомленная волна, над золотистой водой беззвучно реяли чайки. Перед ними торжественно пылал необъятный пурпурный закат. На темнеющем небе одна за другой зажигались яркие звезды, на фиолетовый бархат ложилось бриллиантовое колье Млечного пути. В наступающей тишине откуда-то издалека доносился затихающий смех детей, лились протяжные, чуть грустные песни.
Ее ладошка таяла в мужниной руке, а сердце замирало, когда он шептал ей на ушко:
− Что бы ни случилось… Даже если ты уйдешь от меня, или я умру… Ты должна знать: я люблю тебя − и это навсегда. Мне почему-то очень нужно сказать это тебе сейчас. …Пока мы хорошие!..
Что делает любовь
Жили молодожены в отдельном коттедже, стоявшем на берегу речки и недалеко от моря. В каждой комнате здесь имелись кондиционеры, а в спальнях − душевые кабинки. Наташа готовила на хорошо оборудованной кухне, Сергей жарил шашлыки во дворике на мангале. Кто-то очень постарался о благоустройстве: всюду росли цветы, акации, каштаны, инжир, над рекой свисали космы плакучих ив. Под ногами пестрели цветные плитки. Там и тут высились замысловатые композиции из морских валунов. Были тут даже два бассейна. В малом, декоративном, плавали рыбки, а в том, что побольше, можно было купаться. Автомобиль стоял в просторном гараже. Кто-то невидимый иногда приходил в их отсутствие и занимался уборкой, цветами и рыбками.
Почти каждый день они навещали старца Виктора, который встречал их с неизменной улыбкой. Благословлял их по очереди, в краткой беседе давал советы. Причем, понимали они это позже, когда приходило время для выполнения слова старца. По субботам и воскресеньям стояли они в храме. Часто сюда наезжало много народу, многим приходилось оставаться снаружи, где из динамиков звучал мелодичный голос батюшки. Почти каждое воскресенье совершали молебен и крестный ход с чудотворным образом Царственных страстотерпцев. Икона эта весьма почиталась и почти всегда благоухала. А отец Виктор сказал, что многие люди получили от нее исцеление.
Как-то раз весьма занятый Михаил высвободил половину дня и предложил молодоженам экскурсию. Они сели в его джип и проехали на головокружительной скорости по всем уголкам братства. Показал он им мастерские: иконописную, где афонский монах обучал молодежь старинной технике; и швейную, где золотошвеи работали над облачениями священства. Заехали на пасеку со свечной мастерской − здесь управлялись всего двое: старик и его взрослый сын. Высоко в горах, подальше от дорог и селений, стоял на месте заброшенного санатория реабилитационный центр. Лечили тут алкоголиков, наркоманов, больных раком и туберкулезом. Чуть ниже, в километре, на самой границе владений братства, хиппи разбили лагерь. Михаил уважительно поговорил с волосатыми парнями, а в машине сказал, что некоторые из них постепенно переходят в братство. Те, кто в идее хиппи видит не свободу разврата, а уход от ценностей мира сего. «Мы их подкармливаем и защищаем».
Объехали по кругу обширные фруктовые сады и виноградники. Спустились в подземные кладовые небольшого винзавода, попробовали церковный кагор и сухие столовые вина. На горных террасах разместились каскады прудов рыбного хозяйства. Отсюда живую рыбу развозили по санаториям, ресторанам и фирменным магазинам − туда, где следят за качеством.
Ближе к морю в густой листве располагался спортивный центр имени воина-монаха Пересвета. Главный тренер Дмитрий показал теннисные корты, волейбольную и баскетбольную площадки, стрельбище, катера и даже вертолет. Навестили они и детище царевича-несмеяна Николая − детский дом. Наташа чуть не прослезилась, когда увидела, как обнимали дети «Колю, Мишу и Сережу», и как бережно суровые мужики носили на руках малышей, играли в мячик, отвечали на смешные вопросы. К Наташе на руки забралась смуглая тихая девочка Валя. Девочка на ушко рассказала, что к ней приезжала мама и хотела отсюда забрать. Только Валя не хочет оставлять своих братиков и сестричек и предложила маме самой сюда жить перебраться. Перед тем, как проводить гостей, дети окружили их и обошли хороводом, желая песенкой доброй дороги и веселого настроения.
− Знаете, я ведь сюда пришел с окаменевшим сердцем, − сказал Михаил. − Думал, что ни жалость, ни нежность никогда меня не коснутся. Но видите, что делает Христова любовь! Наш старец Виктор и эти ангелочки даже мое каменное сердце растопили. Кстати, ты, Сергей, поговори с Димой. Он тебе расскажет, как из народного мстителя превратился в христианина. Да, ребята, здесь такие чудеса творятся! Вот, посмотрите: видите озерцо? − Он показал рукой в сторону блестящего среди густой листвы водоема в окружении высокой осоки. − Это бывшая каменоломня для добычи белого камня для дворцов и санаториев. Тут работали заключенные. Представляете, сколько мучеников сложило тут головы? Сколько крови христианской тут пролито. Это место святое.
Михаил помолчал, вздохнул и продолжил:
− Честно сказать, поначалу-то нам тут повоевать пришлось. Думаете, добрые дела делаются безнаказанно? Когда мы сюда пришли, почти все террасы были коноплей и маком засеяны. Двух участковых убили за то, что отказались наркомафии служить. Первые месяцы в обнимку с автоматами спали. Одного нашего бойца застрелили. Мы ведь посевы конопли поливали бензином и выжигали. Потом стали крестным ходом каждый день обходить свои владения. По границам кресты вкопали. Уж не знаю, наши ли молитвы Господь услышал, или тысяч других людей, хоронивших своих детей… Только несколько лет назад нефтяники потребовали у правительства защиты своих южных капиталовложений. Сразу выгнали оборотней в погонах, подключили ФСБ, появился в наших краях ОМОН. Мы им тоже, конечно, помогали. Зато сейчас можно спокойно детям в глаза смотреть. Они чувствуют свою защищенность, чувствуют, что нужны людям, что они не брошены. Вы, ребята, подумайте, может быть, и вам сюда переселиться? Нам хорошие люди нужны.
Увидев Дмитрия, Михаил остановил машину и сказал ему:
− Ты, брат, расскажи свою историю ребятам. Сергею может понадобиться − он писатель. А я дальше по делам поехал. С Богом!
Дмитрий, немного ошеломленный, повел их на берег озерца, посадил в тени на скамейку и начал рассказ:
− …А дело был так. Служил я в десанте, пришлось повоевать. После дембеля возвращаюсь на родной завод, на котором еще дед и отец работали. …А завод совсем разорился. Обзвонил друзей. Предложил мне один пойти телохранителем в частную фирму. Со мной там поговорили, проверили и взяли. Сначала я грузы сопровождал, а потом, как меня в деле попробовали, взяли в охрану самого шефа. Мужик он был суровый, но справедливый. Платил неплохо. А вкалывал! Почти круглые сутки. Нелегко ему капиталы-то доставались. Потом случилось вот что. Приказал он мне как-то сидеть за рулем и ждать, не выключая мотор. У меня тогда сердце защемило. Мне бы с ним пойти… Да не мог я его ослушаться. Когда шеф выходил из того дома, вдруг покачнулся и упал. Изо рта кровь. Понял я − снайпер его застрелил.
Дмитрий замолчал. В тишине плескалась рыбка в озере, скрипели цикады, пересвистывались птицы, издалека слышались смех и крики детей. Он вздохнул и продолжил:
− Решил я найти киллера с заказчиком и отомстить. Короче, нашел. Через знакомых братков, друзей-ветеранов… Нашел и уничтожил. Потом на меня охота началась. Мне пришлось года два скрываться и одного за другим уничтожать врагов. Как-то раз мне страшно стало! Что это, думаю, такое! Враги плодятся и размножаются, как гидры какие. Пошел в церковь, выбрал священника постарше и всё рассказал. Он мне объяснил, что если не простить своих врагов, то это будет продолжаться бесконечно. Зло порождает зло. А прервать это размножение зла можно только прощением. Назначил он мне наказание, ну, епитимию… Я ее отработал. Потом он допустил меня к Причастию. До этого, помню, в храме всё причастникам завидовал: мне нельзя было, пока под наказанием ходил. Причастники мне казались ангелами. У них на лицах что-то такое было…сияние…
Лицо Дмитрия смягчилось. Он ладонями пытался помочь рассказу. Весь подался вперед. Видимо, ему доставляло удовольствие вспоминать это.
− Помню, причастился − и как другой стал. Будто все зло из меня вышло. Будто я никогда не убивал, а даже пальцем никого не трогал. В ту ночь я впервые спал спокойно. Страх прошел. Понимаете? Все прошлые годы жил я в страхе. А тут − нет его! А потом Господь меня сюда привел. Поехали с другом на машине дикарями отдохнуть, сюда заехали. Походили, с людьми поговорили, да и уехали. А зимой у меня перед глазами всё эти горы, дома стояли. Храм тогда этот только строился. Весь в лесах стоял. Понял я тогда, что это мое место. Взял благословение у своего батюшки, загрузил в машину вещи и приехал сюда жить. Вот и все. Теперь вот ребятишек к спорту приобщаю. Только обязательно слежу за тем, чтобы они зла и мести избегали. Одно дело − природная мышечная радость и готовность к защите отечества, а другое − озлобление и месть. Вроде всё…
− Спасибо тебе, Димитрий, − сказал Сергей. − Дай я тебя обниму, брат…
Они смущенно обнялись. Дима пригласил их заходить к нему, потренироваться, поговорить.
− Какой добрый и светлый человек, − сказала Наташа. − Это любовь так преображает. Знаешь, Сережа, мне здесь все больше и больше нравится. Может быть, нам подумать о переезде сюда?
− Посмотрим, Наташа. Как Господь решит, так и будет. Видишь, они все сюда по воле Божией попали. Господь так все устроил, что они иначе не могли поступить.
Эти счастливые дни медового месяца летели, как листочки отрывного календаря. Не успели они хорошенько загореть, да накупаться вдоволь, как стала приближаться осень. Участились дожди и туманы, подули холодные северные ветры.
И наши молодожены засобирались обратно домой.
Их провожали всем братством. Почему-то никто не хотел их отпускать, все звали остаться здесь жить. На прощанье загрузили Сережину машину южными дарами, устроили прощальный пир. А утром они тронулись в путь.
Наташа неотрывно смотрела в сторону моря и тихонько вздыхала. А море на прощанье так красиво сверкало, будто хотело запомниться именно таким: ласковым, голубым, солнечным. За перевалом сразу похолодало. Здесь люди оделись в свитера и куртки. По крыше автомобиля все чаще барабанили тяжелые капли дождя. Теплый юг удалялся, а прохладный север становился все ближе.
До встречи в раю
В эти края уже пришла ранняя осень. В лесной палитре засияли золотые и багряные тона. Небо просинело, поднялось ввысь. Белые облака летали и там, на высоте, и почти над самой землей. Полосами сеял мелкий дождь. Утренние туманы быстро таяли под натиском теплого еще солнца. Прохладный воздух очистился ночными заморозками, перетекал густыми прозрачными слоями, разнося по широким далям терпкие запахи и невесомые паутинки.
Путешественники расцеловались со старушкой Хариной, осыпали ее южными дарами. Она перебирала виноград, фрукты, цокала языком.
− Ой, что это за зеленка такая! Фей…хоа? Йод, в ней, говорите? Слушайте, а ваш старик Ломов-то, в церковь совсем перебрался. Сидит там целыми днями и на иконы смотрит. Говорит, хорошо ему там и все тут. Батюшка его поначалу-то замучился домой прогонять. А потом сторожем его сделал, чтоб зря не сидел. Так что Ломов теперь при должности. Все ружье пытался с собою взять, да отец Олег возбранил. Так он взял своего пса малохольного, будку для него из дому туда приволок, а сам с вилами вместо ружья ходит. Ну, чистый прапор!
Вдруг замолчала, привстала и всплеснула руками:
− Деточки, я чего вспомнила-то! Тут недавно батюшка на своей лошадке заезжал. Так просил вас, как приедете, чтобы к нему в гости сразу! Очень просил!.. Так вы уж того, поезжайте, милые.
− Ох, что-то там случилось, − вздохнула Наташа.
По пути они заехали в храм. У ворот их встретил старик Ломов. Он был удивительно спокоен и весь будто сиял. Он открыл им дверь и подождал, пока они писали записки на обедню и заказывали благодарственный молебен и сорокоуст. На прощанье старик чуть печально улыбнулся:
− Матушка уходит. Не бойтесь, там хорошо.
Лысая Горка встретила их непривычным молчанием. Как только они притормозили, заглушили двигатель и вышли из машины, тишина окутала их и озадачила. Не кудахтали куры, не мычали бык с коровками, не лаяли собаки. Они слышали только шепот своего дыхания и шорох шагов.
На пороге появился отец Олег и бодрой походкой вышел к ним на встречу. Он благословил их, обнял и, размахивая руками, повел в дом. Ни прежней бледности, ни слабого голоса… − казалось, его распирает энергия.
− Матушка! − вскричал он в сенях. − Поднимайся! К нам Сережа с Наташенькой приехали.
Первым зайдя в горницу, отец Олег подбежал к креслу, в котором сидел прежде, и под локоток заботливо приподнял матушку. Она с трудом встала и протянула к молодым руки:
− Милости прошу, мои хорошие, − медленно, слабеньким голосом произнесла она. − Так хотелось мне с вами увидеться на прощанье. Вот, видите, заболела старуха. Батюшка, ты там принеси чего-нибудь на стол. В печи гречка томится. Очень вкусная у нас гречка.
Отец Олег с Наташей забегали между кухней и столом, она вернулась в кресло.
− Вот, деточки, рак у меня обнаружили. Метастазы в тех органах, которыми грешила. Да вы не расстраивайтесь, все нормально, все хорошо. Одно я не успела: церковный хор создать. Только научу кого из приезжих, как они уезжают. Враг тут на людей крепко воюет. Даже монахини две были − не выдержали. Место здесь такое: авангард! Первая линия обороны.
Матушка еще немного посидела, да и заснула прямо в кресле. Отец Олег подхватил ее худенькое тельце в болтающемся платье и перенес в спальню на кровать.
Вернулся, сел за стол и всхлипнул:
− Оленька ведь на себя все мои грехи взяла, чтобы мне храм успеть достроить. Вы же видели, там еще года на три работы: колокольня, роспись, иконы… А я тут лежал недавно и умирал. Да, да!.. Холод ноги-руки сковал, тело всё одеревенело… Матушка меня перекрестила, на дочку оставила, а сама в храм на лошадке уехала. Она там всю ночь на коленях перед открытыми царскими вратами простояла. Просила меня оставить, а самой вместо меня… умереть чтобы…
Отец Олег вытер глаза и замолчал. Сергей налил ему красного вина.
− А я в ту ночь уснул крепко. Утром проснулся здоровым, будто мне десяток лет сбросили и все болезни из тела вышли. Вот и прыгаю теперь, как молодой. А Оленька… Как же я без нее-то? Она же всю жизнь меня на своей спине возила. Она для меня, как ангел-хранитель была. Я за ней, как за каменной стеной…
− Отец Олег! − послышалось из спальни. − Ты что там, родной, плачешь, что ли? Не надо. Ребятки, вы не слушайте его. Подойдите ко мне.
Молодые робко вошли в спальню, где на кровати сидела больная. Наташа за спиной мужа торопливо промокала глаза.
− Детки, мы же христиане! Нам ли смерти бояться? Ведь там − встреча с Богом Любви, там блаженство, там светлый покой. Не плачьте обо мне, дорогие. Идите ко мне, давайте обнимемся.
Сначала Сергей, потом Наташа бережно обняли ее худенькие плечики. Она каждого погладила по щеке, поцеловала в лоб и перекрестила. Ее глаза сияли. Она улыбнулась:
− Ну вот так. Очень хорошо. Теперь прощайте, дорогие… Теперь уж до встречи в раю. Это не долго!
Внедорожник медленно полз по колее. А внутри происходила беседа:
− Наташа, прекрати!
− Не могу…
− У меня уже все плечо мокрое от твоих слез.
− Еще чуть-чуть и всё. Гм! Гм. Фу-у-у. Ну вот, я и справилась.
− Послушай, жена любимая, если мне будет суждено умирать, умоляю: не плачь. Ладно? Человек из неволи выходит на свободу. У него впереди блаженство! А вы заставляете его переживать за вас. Нехорошо!
− Ладно, постараюсь…
− Что постараешься?
− Быть спокойной, как сервант.
− И тебе что же, не будет меня жаль?
− Будет, конечно. Но ты же сказал: не плачь. Я и не буду.
− Только попробуй! Я из гроба встану и по шее надаю.
− Не надо из гроба! Я в обморок хлопнусь. Всегда мертвецов боялась. Так, Сережа, мне плакать или нет?
− Плакать, конечно! Еще чего… Только благообразно и тихо, без надрыва. Но проникновенно. И искренно. Да. И чтобы псалтирь круглые сутки надо мной! По очереди с детьми, братьями и сестрами.
− Ладно. Будет исполнено. Не волнуйся. Умирай спокойно. А если я?
− Думать даже об этом не смей! Ишь, чего удумала!
− А если?..
− Не дозволяю! И все!
Старик и озеро
Генерал перенес на ногах инфаркт, ушел в отставку и переселился на дачу.
Наташа любила приезжать к нему. Пока Сергей неспешно беседовал с тестем, она играючи убирала пустоватый дом и варила суп. Старик сидел под навесом у старого каштана и смотрел перед собой. Так он мог сидеть часами. Там расстилалось широкое поле с перелесками у горизонта, сквозь озеро протекала река, а от горизонта вверх взлетало огромное небо.
Каштан этот посадил прежний хозяин дачи давным-давно. Когда на Новом Арбате появилась каштановая аллея, бывший киевлянин, нашел питомник, в котором вывели северный каштан, купил три саженца. Посадил их рядком над озером, прижился один. Когда впервые каштан выпустил бело-розовые пирамидки соцветий, над озером раздалась протяжная песня: «Ой, квитут каштаны по-над Днипровськой хвылей!..» Потом киевлянина вконец замучила ностальгия, и решил он вернуться на родину, дачу продал генералу. Со временем обрыв наступал, вплотную приблизился к дереву, корни его частично обнажились и свисали над озером. На этих лианах как на тарзанке любили раскачиваться мальчишки.
Узловатые ветви каштана напоминали опущенные руки генерала с набухшими венами и толстой дрябловатой кожей в серых пятнах и рубцах. Ранним летом они оба оживали: каштан выпускал из корявых ветвей пышные белые соцветия, а на суровом лице старика появлялась едва заметная улыбка. Мы еще поживем, говорили они друг другу. Генерал поглаживал мозолистой ладонью теплую кору, вдыхал сладкий запах соцветий и слушал, как жужжат вокруг пчелы.
Картину стариковского приюта дополняли кудлатый пес и пузатый кот – оба в шерсти цвета хаки с рваными ушами и ранами на мордах. Эти ветераны дачных войн лениво развалились в ногах старика, чутко реагируя на каждое движение командира. Они пришли сюда сами, получили скромный солдатский паек, да так и остались со стариком. Он с ними делился кашей с тушенкой, свежей рыбой, занесенной соседом-рыбаком. Впрочем, эти парни не брезговали и картофельными очистками, и даже острыми рыбьими костями. Мышей в округе всех подчистую уничтожили. Лешкиных курей, пропавших в прошлом году, − кажется, так же…
Подсаживалась к мужчинам Наташа, старик расспрашивал о новостях, сам скуповато рассказывал о дачных событиях. Но это неважно, о чем они говорили. Они втроем просто делились внутренними накоплениями доброты и каждая фраза переводилась на язык души так: «Я люблю вас. Вы мне дороги. Мы вместе».
Потом Сергей разжигал костер, ставил на угли мангал и жарил шашлыки.
На запах жареного мяса иногда заглядывали соседи: офицер спецназа Леша или журналист Боря. Но только по очереди. Вместе они тут сидели только раз, поссорились, и Леша избил журналиста. Этому не смог воспрепятствовать даже генерал, повисший сзади на драчуне. С тех пор они появлялись только поодиночке − кто первым успеет.
Боря, вообще-то, побоев не боялся: привык. Писал он задиристо, из любого проходного случая вытаскивая сенсацию. В тот роковой вечер генерал мирно сидел между Лешей и ящиком водки. Тот вернулся из очередной командировки в горячую точку и «снимал стресс». Старик следил за дисциплиной на вверенной ему территории части и строго дозированным употреблением спиртных напитков личным составом подразделения. Зашел к генералу на запах Борис и по привычке стал его расспрашивать об афганской войне. Леша, сильно уставший от снятия стресса, молча грыз полусырой кусок шашлыка и на Борю почти не реагировал.
Генерал сказал:
− Так говоришь, Борис, десять тысяч жертв за десять лет войны? Это по тысяче в год?.. А вот у меня был такой случай. Из нас, новобранцев, в 1943-м укомплектовали две дивизии. Это двадцать шесть тысяч человек с новенькой техникой и обмундированием. Стояли мы плотно, в лесу и ждали переброски на фронт. Меня вызывают в штаб, вручают пакет: срочно доставить в штаб фронта. Сел на «Виллис» и помчался. Туда час, ответа ждал полчаса, обратно час. Возвращаюсь в родную дивизию через два с половиной часа − а попадаю на месиво тел и горы металлолома. Двух дивизий как не бывало! Потом узнал вот что: нас отдали в жертву для отвлечения внимания от войсковой операции по занятию соседнего городка к годовщине «великого октября». Заняли… Отчитались… А уничтожение двадцати шести тысяч человек списали на зверство оккупантов. А ты говоришь, тысяча в год!.. А сколько сегодня в автомобильных авариях погибает, знаешь?
Борис разошелся и стал обвинять генерала в жестокости. Тут, медленно раскачиваясь, поднялся и вышел на сцену Леша. Как на ринг − в боевой стойке.
Утром после битвы генерал послал Лешу к Борису извиняться. Тот скрипнул зубами, но приказу подчинился. Сунул бутылку водки в карман и побрел. Поначалу-то в домике Бориса, что через дом от генерала, стояла тишина. Старик было успокоился и занялся парниковыми огурцами. Но вдруг раздался крик, и на улицу выскочил Борис, а следом и Леша с табуреткой в мощной руке.
− Это я-то убийца детей! Сы-ы-ывола-а-а-ач! − кричал Леша, сокрушая Борин забор и стеклянный парник.
…С милицией Леша договорился быстро. Он только корочки свои открыл, как молодой сержант взял под козырек и отъехал. А вот с генералом ему пришлось договариваться несколько дольше. С тех пор им запрещено появляться вместе в одной точке вселенной.
Итак, ужин с шашлыком проходил на воздухе в теплой дружественной обстановке. И обязательно наступал миг, когда затихали разговоры, и все поднимали глаза к небу. Там, над зеркалом безмятежного озера, над застывшими полями и уснувшими лесами полыхал багровый закат. Перед этим величественным зрелищем все умалялось и теряло цену. Кроме благодарственной молитвы, почти неслышной, которая произносится даже не шепотом, а мерными ударами сердца.
Часто с наступлением темноты Сергей незаметно выходил из-за стола и поднимался в комнату на мансарде. Там он дописывал книгу, которую стараниями друзей уже поставили в издательский план. Наташа с отцом относились к этим его ночным трудам с уважением. Он сам − просто брал то, что ему давалось свыше. Брал и переносил на бумагу.
По утрам, когда муж досыпал после ночных бдений, Наташа читала написанное. Она отрывалась от листов бумаги, поднимала глаза на спящего и улыбалась. Ее муж, ее Сережа писал что-то очень хорошее и важное. И тогда ей вспоминалась дочь маршала матушка Ольга, ее слова о жене, о женственности и стакане воды. Она поднималась и, ежась от прохлады, выходила наружу, где на утренней росе, на озерной воде, на облаках − сиял радужным светом восход нового дня.
Однажды тесть отозвал Сергея в свою беседку под каштаном и достал из внутреннего кармана наградной пистолет:
− Как думаешь, что мне с ним сделать? Хочешь, могу тебе подарить?
− Нет, спасибо, Иван Андреевич…
− Ладно! Туда ему и дорога, − старик широко размахнулся и швырнул пистолет в озеро. Небольшой всплеск взорвал зеркальную поверхность, по ней разошлись круги. Через минуту на воде установился прежний покой. − Всё! Почему отказался, Сергей?
− С этим видом оружия я распрощался навсегда. Хотите, расскажу вам эту историю?
− Расскажи. С удовольствием послушаю.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.