Текст книги "Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…)"

Приехал как-то экстрасенс из Ташкента, говорили, что он творит чудеса. Карпова с ним созвонилась и пошла с Никой в гостиницу «Украина», где он жил. Экстрасенс повел Нику в другую комнату, неизвестно, что он там с ней делал, но на обратном пути девочка плакала и говорила, что больше туда не пойдет. Однако бабушка заставила ее пойти повторно. В заключение экстрасенс сказал: «Девочка необыкновенная, трудно представить себе ее другой. Она очень сильная, но можно помочь ей со сном». И взял деньги, по тем временам немалые.

Видя измученную бессонницей девочку, специалисты лишь сочувствовали ее родным: мол, у нас нет лекарства от таланта, пусть пишет, а лечить надо только астму. Запомнился Карповой и визит к Кашпировскому[23]23
  Кашпировский А. М. (род. 1939), психотерапевт.


[Закрыть], чья звезда только начинала восходить. Вот что она рассказала: «В то время (середина 80-х годов) Кашпировский только начинал проводить свои сеансы исцеления, но ажиотаж вокруг него был неописуемый. Чтобы увидеть его выступления, мы бежали из гостиницы “Ялта-Интурист”[24]24
  В дальнейшем «Ялта».


[Закрыть] на территорию санатория “Донбасс”, в котором он жил. Народу там было – не протолкнуться. Он сам из Донбасса, хамовитый. Стоило в зале кому-то крикнуть, как Кашпировский тут же угрожал: “Еще раз крикнешь, я тебя импотентом сделаю”.

Я пришла к нему по звонку. У него были две комнаты и веранда на первом этаже. В одной из комнат я увидела двух мужиков, каждый по виду быдло, которые подсчитывали деньги. А на веранде сидели две женщины, похожие на официанток или парикмахерш. Кашпировский не ожидал, что я войду. Был невнимателен и слушал меня вполуха. Я ему подарила книжку Ники “Черновик” и ее фото. Он сказал: “Ну, хорошо, хорошо, я посмотрю”. Мне стало ясно, что пора уходить, но уходить ни с чем я не хотела и, надеясь на чудо, говорила, что Ника плохо спит, что у нее бронхиальная астма. А он: “Астма у нее на нервной почве. Ну, вы написали свой телефон, я позвоню”. Моя интуиция подсказала, что не позвонит. И не позвонил».

С девочкой собирались поехать к Ванге, тем более что Нику – ей тогда было лет девять – приглашали в Болгарию, где в переводе вышла ее книга «Черновик». Но, как назло, тяжело заболела Майя, а Карпова не могла ее оставить. Я заметил: «Хорошо, что вы не были у Ванги: вдруг она предсказала бы страшную участь Ники?» – «А может, и плохо, – сказала Карпова, – Ванга бы в чем-то Нику остановила, что-то ей подсказала».

Некоторые психологи, говоря о столь ранней поэтической одаренности девочки, считали ее инопланетянкой, вступившей в контакт с существами параллельного мира, которые используют ее в качестве своеобразного рупора. Дескать, это не сама она пишет, а только транслирует, переводит на человеческий язык навязанные ей мысли. «Когда Ника была маленькая, лет восьми, – рассказывала Майя, – к нам приезжала дама из-под Москвы, профессор. Она была без ноги и занималась инопланетянами. Так вот она говорила, что Ника послана из космоса. И еще она мне сказала, что Никуша до тринадцати лет будет писать стихи, а потом станет такой, как сейчас». Речь шла уже о взрослой Нике, которой было страшно входить в окружавшую ее жизнь. К сожалению, предсказание это сбылось.

Здесь я ввожу в число действующих лиц человека, знавшего Нику с рождения, а также всех ее родных. Это Татьяна Николаевна Барская, известная журналистка, автор многих книг о Крыме и замечательных людях, живших и отдыхавших в нем. По поводу болезней Ники Барская высказалась так: «А кто лечил Нику в Ялте и от чего? Ребенок не спал, надо было бить в колокола, найти врача. А они ее никуда не возили и ни к кому не обращались». Оставлю это без комментариев, но доля правды в этом есть.

В одной из газетных статей мельком упоминалось, что у Ники был диабет. «Господи! – подумал я. – Мало девочке бронхиальной астмы, бессонницы и двенадцати застойных пневмоний, так еще и диабет». Когда я спросил об этом Карпову, она категорически отвергла такую информацию.

Как бы там ни было, но в интервью на радио[25]25
  «Нашел фрагмент немонтированной записи (рабочий материал) радиопрограммы с Никой Турбиной. Какое радио и кто ведущая – нет информации. Интервью датируется либо концом 1986, либо началом 1987 года, так как в нем упоминается, что Нике 12 лет. Назвать его можно “Перед поездкой в Ленинград”, ибо об этом тоже упоминается. Перепечатал сам в декабре 2011 года» (Константин Свистун; о нем – в главе 4 этой части книги).


[Закрыть], которое Ника дала в конце 1986 – начале 1987 года, на вопрос ведущей: «А ты конфеты любишь?» – Ника ответила: «Обожаю. Я жуткая сластена. Мне их, к сожалению, нельзя. Ну, можно немножко, в малом количестве. У меня диабет». Эти слова были сказаны в присутствии Майи, которая их не опровергла. Значит, диабет у Ники был, и притом с детства. Когда в 2014 году я рассказал об этом Карповой, она переспросила: «Так Майя рядом была с Никушей?» – и, услышав мой утвердительный ответ, сказала: «Тогда пиши, что диабет у Ники был. Наверное, они скрывали это от меня, не хотели волновать». – «Вы же не могли все знать о Нике», – заметил я. «Я многое о ней не знала», – уточнила Карпова. «Наверное, Майя так решила, она же командовала в вашей семье, была дирижером. А вы были первой скрипкой». – «Я была барабаном», – горько улыбнулась она.

А вот что вспоминала о своем детстве сама Ника в дневниковых записках: «Маленькой помню себя постоянно больной – воспаление легких, астма. Мы с мамочкой трудились над температурой и кашлем. Я старалась не капризничать, есть без уговоров. Бабуля летала как птичка – работала и подрабатывала… Бедные мои, красивые, чуткие, добрые девочки старались меня успокоить. Врачи, врачи, врачи… Мама сходила с ума. Бабуля надеялась на чудеса. Постоянно причитала: “Господи, сделай так, чтобы Никушенька не писала стихи”. Сидела на кухне и плакала. А я ждала свой звук. Он пронзал меня от макушки до конца позвоночника, и силы мои удесятерялись: переполнялась мыслями, хотелось бегать, кричать…»

Хочу опровергнуть мнение всех авторов, писавших до меня о Нике, будто она не спала ночами из-за бронхиальной астмы, потому что приступы удушья вызывают страх перед сном и девочка боялась заснуть, точнее – не проснуться, задохнувшись от кашля, а компенсацией за бессонницу были удивительные стихи, диктуемые ей свыше. Ничего подобного: причиной бессонницы Ники был только звук, который она ждала, а не бронхиальная астма, проявлявшаяся у нее в основном в дневное время. Это не предположение, а утверждение единственных свидетелей страданий Ники – ее мамы и бабушки. Для большей убедительности в 2014 году я спросил у Карповой в очередной раз: «Из-за чего не спала в детстве Ника?» Вот ее дословный ответ: «Она ожидала звук. Астма началась у нее в три года и на бессонницу не влияла, ночью приступов не было. Астма влияла на общее состояние и нервную систему».

Глава 2
«Поэзия сама ко мне пришла…»

Символично, что 29 августа 1982 года, за три дня до того, как Никуша пошла в школу, в газете «Советский Крым», на третьей странице, появилась первая публикация ее стихов. Это были стихотворения «Лошади в поле» и «Утром, вечером и днем…». Рядом с ними – фотография Ники, сделанная соседом по дому фотохудожником Николаем Орловым, который и принес стихи девочки в редакцию.

В первом классе Ника начала считать, читать она уже умела, а писать научилась позднее. Многое для развития ей дала учительница младших классов Алла Евдокимовна Каменская, с которой дружила Майя. Училась Ника плохо, грамотой так и не овладела, да и не дописывала слов до конца, будто боялась не успеть записать последующие. По словам Карповой, Ника говорила: «Какая разница, если я вместо одной буквы напишу другую, – смысл-то не изменится». – «Ну, как же, Никушечка, есть же правила». – «Да, есть, но я не могу их проглотить». Просматривая ее школьные тетради и листы со стихами, могу засвидетельствовать, что безграмотна Ника была в той же мере, что и талантлива. Специально сделать такие ошибки, которые делала она, по-моему, невозможно. Приведу несколько примеров ее безграмотности: «Есле ты даже очень много кричал это тебе непаможет душэ», «скальзила лошать», «нозаним идут по его следа пережытого», «нет вить штота останится после меня», «дедушка, он – учясник виликой отечиственной войны», «зделал дащечки», «расходувал», «скворечнегов» и т. д. А вот несколько стихотворных строк:

 
Пересадите серце тем,
Кому больней жевется.
Чаще бидой наполниная чаша
Бывает выпета до дна.
Но матери лицо родное,
Морьщинка горькаяу рта…
 

Ника ничем не отличалась от своих сверстников в средней школе № 5, которая с конца XIX века была женской гимназией, а спустя век стала ялтинской гимназией имени А.П. Чехова. Символично, что ее здание находится в сотне метров от собора Благоверного князя Александра Невского, который посещала крещеная Ника. Здание построено по проекту выдающегося архитектора Николая Краснова (1964−1929), выполненно им в возрасте 27 лет. Жемчужиной его творения является всемирно известный Ливадийский дворец (1912).

В начале ХХ века гимназию посещали И. Бунин, А. Куприн, М. Волошин, С. Рахманинов, Ф. Шаляпин и другие именитые гости. Для них директор гимназии Варвара Харкевич устраивала прием, накрывая стол белой скатертью, на которой они оставляли свои автографы. Пример тому – поэтический экспромт, родившийся в пасхальные дни в гимназической квартире Харкевич, куда Иван Бунин наведался с Александром Куприным. Несмотря на отсутствие хозяйки, стол с угощеньями и напитками ждал знаменитостей. После трапезы Бунин, очевидно, из камина достал уголек и написал им на скатерти:

 
У Варвары Константинны
Стол накрыт отменно-чинно.
Была икра, редиска, сыр, сардинки!
И вдруг глядят: ни крошки, ни соринки!
Подумали, что был здесь крокодил.
А это Бунин приходил.
Мораль сей басни такова:
Когда приходят к вам, о римляне, этруски,
То расточайте им любезные слова
И будьте скупы на закуски.
 

Харкевич не поленилась, вышила все буквы бунинского экспромта и передала в таком виде скатерть в музей Чехова, из которого ее впоследствии украли.

Гимназия славна многими именами своих воспитанников[26]26
  Павленко П.Г. Школьные годы чудесные… Очерки истории. – Симферополь: Рубин. – 2011. – 328 с.


[Закрыть], прежде всего, сестер Цветаевых, Марины и Анастасии, которые поступили в нее в 1905 году, а в 1906-м сдали испытания и получили свидетельства в знании курса соответственно третьего и первого классов. На самом деле сестры не посещали занятий в гимназии, а изучали различные дисциплины с частными преподавателями; в гимназию же они приходили для сдачи экзаменов. Поэтому когда авторы ряда статей пишут, будто Ника сидела за той же партой, что и Марина Цветаева, остается лишь удивляться их неосведомленности.

Но больше удивляет сама гимназия, ее широкие коридоры с высокими сводами, уютный двор с огромной, до небес, сосной, несколько стволов которой расходятся от земли, мемориальная доска, извещающая: «В этой школе (бывш. женская гимназия) в 1898–1904 гг. А.П. Чехов был членом Попечительского совета». Вот только о пребывании здесь двух юных поэтов можно узнать по фотографиям Ники и Марины в школьном музее, директором которого в свое время работала Светлана Николаевна Барская, сестра Татьяны Барской, в прошлом учитель русского языка и литературы.

О встрече с Никушей-первоклассницей вспоминает Валентина Николаева, журналистка «Комсомольской правды», приезжавшая в Ялту по заданию редакции в феврале 1983 года: «Чтобы собрать о Нике материал, у меня были нормальные журналистские средства. Например, я сходила в школу. Там особых впечатлений не получила, учительница рассказала о Нике как об обычной успешной ученице. А из школы шли мы уже с Никушей, она в красной курточке. И подружка с нами шла. Они толкались, перепихивались портфелями, без причины хохотали. Хулиганили, как обычно дети. Ника, по-моему, меня полюбила: все время ловила мою руку и за руку шла. Сейчас думаю: может, истинного тепла и сердца ей все же не хватало тогда на этой земле (семью не имею в виду)?

Я попросила у Майи разрешения сходить вдвоем с Никой погулять после школы по городу. Никуша согласилась. Но погода выдалась неприятная, слякотная, пасмурная, с жутким ветром. Февраль. И я предложила ей зайти и посидеть в кафе. Сели за дальний столик, что-то заказали. Сидели раздетые, друг против друга, грелись. Помнится, Ника вдруг говорит: “А я умею танцевать глазами”. – “Как это? Покажи!” Ну она стала корчить мордочки. А потом взяла в руки шарфик и пошла танцевать между столиков, не обращая внимания, что на нее смотрят… Меня тогда потрясла ее отрешенность, способность совсем не замечать вокруг людей».

Одно время по русскому языку с Никой занималась Светлана Барская, у которой в 2003 году я взял интервью. Вот что она рассказала: «Так случилось, что я общалась с Никой в силу того, что ей не хватало грамотности. Она натолкнулась на то, что не могла передать свои мысли от недостатка элементарных знаний грамматики. И ее родные попросили меня с ней позаниматься. Она ко мне пришла. Девочка обаятельная, улыбка, родинка, такое очень милое существо. Мы написали первые строчки, и я увидела, что у нее действительно трагедия в смысле написания. Она была тогда где-то в третьем-четвертом классе. Было немного странно – в этом возрасте дети уже нормально пишут слова. А у Ники то выпадает буква, то она перевернута, то девочка спешит, то, наоборот, отстает, когда ей диктуешь.

Я составила Нике такую программку, чтобы она от начала до конца начала изучать правила, и натолкнулась на такую вещь – ей нужен был какой-то эмоциональный заряд. Я заметила, что эта эмоциональная сторона у нее на первом месте. Она только то воспринимает, что почувствовала.

Есть такая дурацкая фраза: “Степка фэш хочет щес”, в которую входят все согласные буквы, необходимые для прохождения приставок. Я ей сказала эту фразу и попросила: “А теперь запиши ее и посчитай, сколько там согласных глухих, перед которыми пишется “с”. Она посчитала. Потом, когда мы писали маленькие диктовочки, она сразу говорила: “А мне помог Степка”, то есть она нашла эту букву. Периодически Ника вставала и смотрела в окно. Спрашиваю: “Что ж там такое?” А она и говорит: “Там приехал мальчик на велосипеде. Он меня привез. Он очень хороший и будет меня ждать”. Вы представляете, какой это был урок, когда человек ждал, что ее должны отвезти на велосипеде домой. И я тогда поняла, что это – детское, если хотите, увлечение. Но вот это внимание: он здесь или нет, ездит вокруг дома или не ездит. Я посмотрела в окно – он ездил вокруг дома. Не бросил. Он был здесь».

По словам Леры Борисовны Загудаевой, москвички, близкой подруги Майи, в школе Ника плохо училась и не хотела учиться. Это было насилие над ней.

Из рассказа Людмилы Карповой: «Когда Ника училась в первом классе, мы ходили с ней в Массандровский парк. Нас тянуло туда. Рано утром в субботу или в воскресенье мы собирались, брали еду, ракетки для бадминтона и нашего любимого пуделя Златочку. Ника играла, не проронив ни одного слова. Состояние у нас было какое-то неземное. Вокруг редкие породы деревьев – ведь парк был разбит еще при Николае Втором. И вдруг там она пишет стихотворение “Воспоминанье”, совершенно не отвечающее той ситуации, в которой мы находились в парке:

 
Я хочу с тобой одной
Посидеть у дома старого,
Дом стоит тот над рекой,
Что зовут воспоминаньем.
След ноги твоей босой
Пахнет солнцем
Лета прошлого,
Где бродили мы с тобой
По траве, еще не кошенной…
 

Мы просто за головы хватались, понимали, что перед нами явление, и не знали, как ей помочь. Да и другие не справились бы с такой задачей. На всем протяжении нашей жизни это было для меня удивлением. Ника не говорила, а думала, у нее родились эти удивившие меня стихи. Я словно поняла, как она их создает: делает одно, а думает о другом».

Восьмилетняя Ника говорила: «Стихи ко мне пришли как что-то невероятное, что приходит к человеку, а потом уходит… Но пока что не уходит. Когда пишу, у меня такое чувство, что человек может все, если только захотеть… Человек должен понимать, что жизнь его недолга. А если он будет ценить свою жизнь, то и жизнь его будет долгой, а заслужит – и вечной, даже после смерти…»

Местный комитет гостиницы «Ялта» выделял деньги на развлечения и отдых сотрудников. Воспользовавшись этим, Карпова с Никой поехала в Старый Крым. Там однажды пошли в степь, где до умопомрачения пахло травами. Ника была погружена в себя, легла на спину и смотрела в небо. Земля была горячая. Кругом – тишина. Когда они вернулись в Ялту, Ника прочитала:

 
Я – полынь-трава,
Горечь на губах,
Горечь на словах,
Я – полынь-трава.
И над степью стон
Ветром оглушен.
Тонок стебелек —
Переломлен он.
Болью рождена,
Горькая слеза
В землю упадет…
Я – полынь-трава.
 

«Так она ощущала наше пребывание в Старом Крыму, – вспоминала Карпова, – где полыни тогда было очень много; она была высокая, мы ее даже домой привезли и разбросали по полу, чтобы не было блох от собаки и кошек.

Начальник милиции Ялты однажды нам сказал, что на Нику готовилось покушение. Майя ее начала провожать в школу и встречать после занятий. А когда Нике было девять лет, она часто, никому не говоря, одевалась и шла к морю. Мы с Майей шли за ней следом, но так, чтобы она нас не видела. А она сидела у моря, бросала в него камешки и что-то шептала. У нас не было сил постоянно за ней следить, поэтому Борис Васильевич выделил милиционера, который охранял Нику».

По словам Загудаевой, Майя с Никой много ездили и были легки на подъем. «Незадолго до того, как Ника должна была идти во второй класс, – рассказывала Карпова, – они с Майей поехали в Сочи к моему дяде Дмитрию Дмитриевичу Журавскому. Пробыли они там недолго, так как надо было возвращаться домой, чтобы готовиться к школе. Но билетов не было, а людей – масса. Наконец им удалось попасть на какой-то катер, забитый людьми. Там оказался один молодой человек с магнитофоном, редкостью по тем временам. И вдруг катер посреди моря глохнет. Вокруг – волны, становится страшно. На молодого человека все ополчились – в такой ситуации музыка явно была не к месту. Ника же смотрела на него, будто поддерживала взглядом. А глаз у нее был заколдованный. Майка видела, как они переглядывались. Катер долго стоял в критическом положении. Все уже думали, что погибнут, но их прибило волнами к Новороссийску, в конце концов всех пересадили в другой катер и привезли в Ялту».

А я удивлялся: чтó подтолкнуло Нику к написанию такого стихотворения:

 
Наговори мне целую кассету
Веселых слов
И уезжай опять.
Я буду вспоминать тебя и лето,
Ведь только клавишу нажать…
 

«Ника нуждалась в чьем-то внимании, особенно мужском, – вспоминала Карпова. – Был у нас такой местный поэт Леонард Кондрашенко[27]27
  Кондрашенко Л. И. (1930−2002), русский поэт, переводчик.


[Закрыть], он был талантлив, но подхалим и предан компартии[28]28
  Уж кто бы говорил?! Карпова сама гордилась членством в КПСС, она была членом партийного бюро гостиницы «Ялта».


[Закрыть]. Вместе с тем Никуше уделял много внимания, ездил с ней и Майкой в сторону Симферополя к так называемому Белому камню. У него там был друг, который имел своих лошадей и учил Нику верховой езде. А когда она выросла, то боялась сесть на лошадь, говорила: “Земля подо мной качается”. Тогда же и возникло стихотворение “Лошади в поле”:

 
Лошади в поле,
Трава высока.
Лошади в поле
Под утренним светом.
Быстро росинки бегут до рассвета,
Надо успеть напоить всю траву.
Лошади в поле,
Цокот копыт.
Тихое ржанье,
Шуршанье поводьев.
Солнце, как шар,
Отплыв от земли,
Теплые пальцы
К гривам подносит.
Лошади с поля уйдут,
Но до ночи
В травах примятых
Останутся точки
От конских копыт.
 

Конечно, многие сомневались в том, что Ника пишет стихи. Даже нет смысла упоминать авторов бесчисленных статей, считавших, что без руки взрослого здесь не обошлось. Подозрение в первую очередь падало на дедушку, профессионального поэта, известного не только в Крыму. Да и как было не сомневаться, если стихи Ники кричали о страданиях, противоестественных ребенку?! Приведу в качестве примера первое впечатление Влада Васюхина от прочтения Никиных стихов: «Восьмилетний поэт с трагическим, абсолютно недетским мировоззрением. И первая реакция – автор пережил все: горечь любви, боль расставания и потерь, смертельную тоску. От стихов – озноб. В них – тяжесть дня, сумрачные леса, крик, раненая птица, волчьи тропы… Не верили, что девочка пишет сама»[29]29
  Влад Васюхин. Ника Турбина: история испорченного ангела // Огонек. – 2002. – 7 нояб.


[Закрыть].

Но есть иные доказательства в пользу Ники, и они гораздо весомее. Прежде всего, упомяну о приезде в Ялту корреспондента «Комсомольской правды» В. Николаевой, которая за время общения с Никой убедилась, что стихи пишет именно она (см. гл. 7).

Хочу привести еще одно свидетельство очевидца: «Когда я увидел тетрадки Ники, исписанные ее крупным детским почерком, – пишет Эдмунд Иодковский,, – отпали последние сомнения насчет стопроцентности Никиного авторства, что ли. (Скептики ведь нашептывали: “А сама ли она? Не взрослые ли пишут, поправляют, редактируют? Девочка-то из писательской семьи…)»[30]30
  Иодковский Э. Деревце в саду поэтов // Советская культура. – 1984. – 1 янв.


[Закрыть]. Лучше всего на эти вопросы ответила сама Ника в стихотворении «Не я пишу свои стихи?», упомянутом в части III книги. Оно стало прекрасным ответом всем «фомам неверующим», кто отрицал ее талант из чувства зависти и кипел от злобы. Еще бы: девчушка-кроха, еще не умевшая писать, сочиняет стихи, которым позавидовали бы взрослые поэты.

Кстати, поводом для написания этого стихотворения послужил реальный эпизод, описанный Карповой в ее пьесе «Ника»[31]31
  Карпова Л. В. Ника: Пьеса / Предисл. А. Ратнера. – Днепропетровск: Монолит, 2003. – 47 с.


[Закрыть]. Возвращаясь из школы, девочка пробегает мимо сидящих на скамейке двух женщин. Одна из них подскакивает к Нике, хватает ее за руку, и портфель падает на землю. «Вот она, сучка маленькая! – кричит женщина. – Видите ли, стишки пишет. Я сама могу мешок таких написать. Да не ты пишешь стихи! Не ты! Ишь, славы захотела…» Чтобы узнать дальнейшее, отсылаю читателей к упомянутой пьесе.

«Откуда вражда к ребенку, который, подобно мальчику из сказки о голом короле, ничем и ни перед кем еще не успел провиниться? – возмущается писатель Николай Тарасенко. – Злоба чаще всего возникает из неразвитости нравственного начала. Тут сдачи не дашь. Закричать? Пожаловаться? А что толку? И на все случаи жизни дитя-поэт избирает свою защиту стихотворением “Хочу добра”:

 
Как часто
Я ловлю косые взгляды.
И колкие слова
Как стрелы
Вонзаются в меня.
Я вас прошу – послушайте!
Не надо
Губить во мне
Минуты детских снов.
Так невелик мой день,
Я так хочу добра
Всем, и даже тем,
Кто целится в меня»[32]32
  Тарасенко Н. Сборник стихов в подарок // Советский Крым. – 1985. – 16 янв.


[Закрыть].
 

Все продолжалось как обычно: днем Ника учится, а ночью постоянно ожидает звук и не спит. Шесть ее стихотворений были связаны с бессонницей, в частности «Я ночь люблю за одиночество…», «Я закрываю день ресницами…», «Не спится мне…» и другие. Рождаются новые стихи, которые записывает Майя. Она, по словам Карповой, тяжело болеет и не работает. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: «Если б Майя работала, – сказала Карпова, – мы бы Никиных стихов не знали – никто бы их не записывал». Но ведь Ника диктовала стихи по ночам, а днем Майя могла работать. Карпова явно пыталась оправдать безделье дочери ее болезнью, о которой никто из тех, с кем я встречался, не упоминал. По крайней мере, можно утверждать, что до переезда в Москву в 1988 году никаких заметных проявлений какого-либо недуга у Майи не было.

«Нике надо было всю ночь говорить, – продолжала Карпова, – Майя дарила вещи ее соученикам, чтобы они ее по ночам слушали. Нике нужно было высказаться. Они уже засыпали, а она что-то рассказывала и засыпала только к утру, когда надо было идти в школу. Кроме “косы”, которую она плела, ее также успокаивала соска. Она ее называла “нюня”, носила всегда с собой и сосала до 12−13 лет, когда нервничала. “Нюня” была с Никой в Италии и в Америке».

Ника была крещеная. О том, как ее крестили, рассказала ее крестная Лера Загудаева: «Это произошло стихийно. Был конец лета. Мой шеф в МГУ был очень верующим человеком. Он читал Никушину книгу “Черновик” и предложил ее покрестить. Как раз они с Майей приехали в Москву и остановились у Луговской[33]33
  Луговская (Быкова) Елена Леонидовна (1914–1993), гидролог, прозаик и поэтесса, жена Владимира Луговского (1901–1993), русского поэта, который называл ее Майей. В честь нее это имя дали Никиной маме.


[Закрыть]. Нике было не больше девяти-десяти лет[34]34
  Намного раньше, в июне 2003 года, Лера сказала, что Нике тогда было восемь лет.


[Закрыть]. Майка спокойно отреагировала на это предложение и сказала: “Давайте”. А у шефа был друг, океанолог, тоже верующий. Его уволили с работы, и он работал дьячком в церкви в подмосковном местечке Беседы.

Мы приехали туда. Утро. Службы не было. Церковь пуста. Майка вначале не хотела заходить в нее. Дьячок взял огромный талмуд, похожий на старинную Библию, и вписал туда данные Ники. Появился батюшка. Ника была в одних трусиках. Помню, как она ходила кругами, у нее периодически отрезали прядки волос и куда-то бросали их. На полу стояла серебряная купель, но в ней Нику не купали, а побрызгали на нее святой водой. Она была очень спокойная. Крестик мы взяли в лавке при церкви. Он был очень простой, типа медного, на веревочке. Ника его долго носила, а потом неизвестно, куда он делся. После крещения Ника надела на голову косыночку и долго ходила по церкви, стояла у каждой иконы, очень серьезная, настолько, что я стала бояться за нее.

Надо было делать все тайно, в то время крещение не приветствовали. После него дьячок предложил поехать к нему. Мы пили чай в его однокомнатной квартире, и он сказал: “Ника, ты теперь крещеная, тебя Бог будет защищать”. Это было воскресенье. Затем у Луговской дома мы отметили крещение Ники. Я же крестилась в Переделкине, моей крестной была Луговская. Потом меня вызывали в отдел кадров МГУ, после чего я вынуждена была перейти работать на другой факультет».

Кстати, Загудаева тоже не осталась без посвященного ей Никой стихотворения «Не спится мне, и времени не спится», которое завершает книгу «Черновик».

Важный факт в продолжение начатой темы сообщила Алена Галич[35]35
  Галич А. А. (род. 1945), актриса, дочь А.А. Галича (1918–1977), русского поэта, драматурга, автора и исполнителя собственных песен.


[Закрыть]: «Ника была верующим человеком, крещеной. На Соколе есть церковь Всех Святых, куда мы с ней ходили не единожды. Она приезжала ко мне, мы вместе красили яйца на Пасху (она очень красиво это делала), аккуратно складывали их в корзину с куличом, несли святить их и причащаться. И к Пасхе, и к Вербному воскресенью у нее было особое отношение, ветки вербы подолгу стояли у нее дома. Другое дело, что это была своеобразная вера, она не соблюдала в точности все каноны, но очень сердечно относилась к Пасхе».

Из рассказа Карповой: «В году в 1998–1999, в Ялте, мы с Никой на Пасху стояли во дворе церкви. Начался крестный ход. Ника обратила мое внимание на то, какие грустные лица у людей, и сказала: “Бабушка, улыбайся, это же воскрешение Христа, – она улыбалась, показывая мне пример, – это счастливый день, в него надо радоваться”. Мы обошли вокруг церкви и вышли на набережную. Ника мне уверенно и четко рассказывала о Христе, как будто она была рядом с ним. Это был волшебный день, точнее волшебная ночь: мы пришли домой в шесть часов утра».

Альберт Бурыкин тоже слышал, но уже от Майи, что Ника была крещеная и после крещения неделю ходила в белом платке. «Я помню момент в начале девяностых, – вспоминает он, – как Ника в Москве вышла на балкон большой комнаты и стала молиться звездам. Но что касалось церковной жизни, то ее не было никакой. А вот после первого полета в 1997 году она мечтала уйти в монастырь. Как-то я привел ее в храм на оглашение, и там один человек спросил: “Вы Ника, та самая?”. Она прямо на амвоне разрыдалась, потому что этих слов не выносила совершенно».

Из интервью 2003 года:

Автор: Какая Ника была – нормальная, жизнерадостная, активная девочка?

Карпова: Ника – это душа и страдание. Она страдала 24 часа в сутки. Вот мы улыбаемся, смеемся, сидим за столом, пьем чай или вино. Она поддерживает связь с человеком, с которым общается, но в то же время уже на него смотрит другими глазами, потому что имеет свой тайный мир, который не был для нас понятен совершенно.

В 1981 году Никуша написала стихотворение, посвященное Андрею Вознесенскому[36]36
  Вознесенский А.А. (1933–2010), русский поэт, публицист, художник и архитектор.


[Закрыть]:

 
Однажды в снег
К нам пришел человек,
Он был похож на стихи.
Нас было четверо,
Нам было весело.
Был жареный гусь
И не пришедшая
Еще ко мне елка.
А он был одинок,
Потому что был
Похож на стихи.
 

Историю его написания рассказала Анна Годик: «Андрея Андреевича я не раз встречала в их доме. Однажды, это было в декабре, он пришел с подарками, а потом у Ники я увидела стихотворение со словами “…и не пришедшая ко мне елка”. Дело в том, что Вознесенский пришел к ней на день рождения, который был гораздо раньше, чем ставили елку. И вот Ника эту елку ждала, а ее пока не было».

Обратите внимание еще на одну строку: «Нас было четверо». Это означает, что Никаноркина с ними не было, причем не случайно. На то были свои причины, о которых рассказ впереди.