Текст книги "Королева железного века против Рима"

Королева?

Повествования о Боудике описывают по большей части последний год её жизни. Литературные источники изображают Боудику как могущественную женщину, подвергая сомнению её притязания на трон мужа. Главной её целью называют объединение британцев для борьбы с захватчиком. Сложное политическое положение Боудики резко подчёркивает невнятную систему управления провинциями в течение десятилетий, последовавших за завоеванием Клавдия.

В то время как Дион Касиий называет Боудику царицей (или королевой), Тацит допускает большую двусмысленность в её политическом положении. Идея о том, что Боудика была регентом, имеет значение для характера и авторитета, как в глазах её собственного племени, так и римлян. Титул королевы подразумевает законные формальные права и может в случае с Боудикой ввести в заблуждение. Кроме того, эта концепция внушает страх и тревогу римлянам, особенно если царица правит единолично.

Римские тексты изобилуют предположениями о неспособности женщины править, а историко-литературные штудии о королевах почти всегда отрицательны. Историк Тит Ливий предполагает, что монархия по своей сути опасна, так как ограничивает свободу управляемых. Королевы особенно подозрительны, поскольку они склонны заботиться о себе, а не о своём народе, ненасытны в жадности и стремлении к власти и готовы пойти на компромисс с моралью, чтобы достичь собственных целей. Первый пример Ливия связан с правлением полулегендарного Сервия Туллия, шестого царя Рима, который властвовал в середине VI века до н. э. Младшая дочь Сервия Туллия, по имени Туллия, возжелала власти и убедила своего шурина Луция Тарквиния убить её старшую сестру, а также расправиться с мужем самой Туллии, чтобы она с Луцием могли пожениться. В конце концов Тарквиний объявил себя царём, сбросил Сервия со ступеней сената и приказал убить его. Туллия наехала на тело убитого отца своей колесницей, когда направлялась в сенат, чтобы поздравить мужа с обретением царского титула. По словам Ливия, хуже всего было то, что эта пара оборвала жизнь единственного человека, который, возможно, планировал покончить с монархией и освободить Рим.

Действия Туллии типичны для жестокой, властной правительницы. Враждебные иностранные регенты также демонстрируют мужскую силу или женскую распущенность и безнравственность. Аманирену, царицу мероитского царства Куш, которая вела борьбу против римлян с 27 по 22 год до н. э. Страбон называет её не именем, а титулом Кандаки и описывает как «женщину мужского склада», слепую на один глаз; создаётся впечатление, что это не женщина, а Ганнибал Барка в юбке. Элегический поэт Секст Аврелий Проперций предостерегает читателя от власти женщин и обращается к мифологическим и историческим персонажам – Медее, Пентесилее, Омфале и Семирамиде. Клеопатра, последняя царица Египта Птолемеев (правила в 51–30 годах до н. э.), является его главной моделью: она не только мужественна и безнравственная, но и обладала способностью управлять самим Юпитером (Юлием Цезарем) и угрожала будущему Рима. Рим опасался Клеопатры, потому что она бросала вызов всему римской укладу, включая религию, политику и военное дело. В неё видели ту же угрозу, что позже в Боудике.

В 31 году до н. э., под предводительством полководца Агриппы, флот Октавиана разбил силы Антония и Клеопатры при мысе Акциум. Эта решающая битва была немедленно мифологизирована как окончательный триумф цивилизации над варварством. Поражение Клеопатры символически доказало превосходство римлян и жизнеспособность их миссии культивировать и завоёвывать мир. Современник Проперция, поэт Гораций, праздновал победу при Акции, признавая силу и стойкость Клеопатры перед лицом гибели. В его оде «Поражение и триумф Клеопатры» она описана «чудовищем», которое снискало благородной смерти, предпочитая прижать злобных змей к груди и не позволить унизить себя в качестве пленника в триумфе Октавиана. Таким образом, если Проперций подчёркивал, что Клеопатра использовала сексуальность для влияния на римских мужчин, то Гораций предполагает, что она обрела честь после смерти.

Египет был присоединён в качестве римской провинции. Клеопатра оказалась неспособной спасти царство и свою семью. Почти столетие спустя в Британии Боудика попыталась сохранить и то и другое.

Картимандуя, королева бригантов

Римские предположения об иностранных королевах накладываются на восприятие реальности, особенно когда подобные женщины имеют какие-либо отношения с теми, кто находится у власти в Риме. На этом литературном фоне Тацит представляет истории двух женщин-вождей Британии позднего железного века: Боудики из племени иценов и Картимандуи из племени бригантов. Как лидеры, Боудика и Картимандуя выделяются среди римских женщин, которые не могли занимать официальные посты во власти, а также женщин в своих собственных обществах. Картимандуя была союзной царицей Рима примерно во времена Боудики и одной из немногих женщин, признанных Тацитом царицей (regina). Её правление предшествовало и продолжалось после восстания Боудики, а её литературный образ представляет альтернативный взгляд на женщину, обладающую властью. Картимандуя характеризуется как олицетворение её кельтского имени: carti – «бешеная», mandu – «кобылка». Она – необузданная женщина, чья безнравственность, распущенность, коварство, беззаконие, коррупция и жестокость, по-видимому, являются качествами иностранной королевы по умолчанию. Она служит литературным фоном для Боудики, и Тацит, возможно, намеревался усилить симпатии своей аудитории к Боудике посредством такого сравнения.

Картимандуя была королевой бригантов, племени или конфедерации племён в Северной Британии. Её резиденция, вероятно, находилась в Стэнвике в Северном Йоркшире, а найденные там импортные товары времён Боудики предполагают наличие привилегированных связей с Римом. Картимандуя стала королевой по праву рождения, это подразумевает, что бриганты могли передавать власть по женской линии. Она, возможно, была царицей во время вторжения Клавдия, и в какой-то момент после этого заключила союз с Римом. Её бриганты, наряду с иценами и силурами, были одной из групп, доставлявших неприятности правителю Публию Осторию в первые годы существования римской Британии. Ицены были разбиты, а римляне пошли войной на декангов и другие племена на севере, но были отозваны из-за спора между бригантами. Тацит описывает бригантов как уникальное племя, потому что их междоусобная вражда, по-видимому, была более кровавой, чем сопротивление римлянам. Осторий вмешался в их междоусобицу, уничтожив самых активных и простив остальных. Силуры под командованием Каратака продолжали сопротивляться римлянам, но потерпели поражение в 51 году н. э. Каратак выжил и обратился за защитой к Картимандуе, но та заковала его в цепи и выдала римлянам.

Сдача Каратака римлянам принесла Картимандуе ещё большую власть, богатство и влияние. Этот поступок также стал началом её отношений с Римом, поскольку неясно, занимала ли она привилегированное союзническое положение до 51 года н. э. Объединившись с завоевателями, а не с другими бриттами, Картимандуя разожгла пожар восстания. Её муж Венуций собрал войска после того, как она развелась с ним и, прибегнув к хитрости, захватила брата и родственников Венуция. Согласно Тациту, это особенно распалило её врагов, считавших бесчестьем подчиняться владычеству женщины, и привело к гражданскому конфликту. Картимандуя обратилась к римлянам за защитой, и легион, возглавляемый Цезием Назикой, принял участие в конфликте против собственного народа Картимандуи.

Репутация Картимандуя в глазах её соплеменников обрушилась после того, как она вышла замуж за оруженосца Венуция Веллоката. Тацит пишет, что этот поступок «вызвал целую бурю: на сторону Венуция стало все государство, на сторону Веллоката – царица, ослеплённая страстью и готовая на любую жестокость». Более чем через десять лет после неудавшейся первой попытки сместить Картимандую Венуций попробовал снова. Второе восстание произошло в 69 году н. э., почти через десять лет после восстания Боудики. Конфликт показывает, что местное население разделилось во мнении о том, кто должен править и должны ли бриганты стремиться к независимости или подчиняться Риму. Картимандуя искала защиты у римлян, которые послали свою пехоту и кавалерию, чтобы сразиться с армией Венуция и спасти её. В конце восстания Венуций сместил Картимандую. Тацит заключает: «Победа осталась за нами, царство – за Венуцием». Впоследствии, в начале 70-х годов, Петилий Цериал разгромил мятежников, дальнейшая судьба Картимандуи неизвестна.

Оценка Тацитом Картимандуи безапелляционна: она предпочитает богатство и роскошь, не имеет лидерских качеств и уважения среди воинов. Она безнравственная прелюбодейка, неверная мужу, британцам и полностью зависимая от Рима. Несмотря на благородное происхождение, Картимандуя лжива, жадна, изменчива, похотлива и жестока. Она воплощение стереотипа, она эгоистично стремиться выжить, а не правит во благо своего народа. Хуже всего то, что она отказывается от независимости, а её преданность Риму является показателем рабства, а не лояльности. Зависимость Картимандуи от Рима предполагает несколько ситуаций, когда клиент может оказаться скорее вредным, чем полезным. Детали в таких отношениях являются ключом к пониманию как положения Картимандуи, так и Прасутага и иценов.

Клиентские отношения устанавливались между римским императором и частным лицом, а не между Римом и союзным королевством. Предполагалось, что отношения будут взаимовыгодными, хотя вся власть принадлежала Риму. В идеале клиент императора рассматривался как король, союзник и друг (rex sociusque et amicus); таким образом, он находился в положении, сходном с положением клиента по отношению к благодетельному покровителю. Возможно, ему даровали права римского гражданина. Если так, то этот статус, скорее всего, распространялся на его жену и детей. Со времён Августа многие будущие цари-клиенты проводили детство в Риме в качестве заложников. Положение этих заложников напоминало положение приёмных детей императорской семьи. Иностранцы росли и получали образование в Риме с тем, чтобы изучить римские обычаи и стать лояльными к императорской семье. Достигнув совершеннолетия, эти люди могли служить в римской армии и/или могли быть вознаграждены положением царя на родине. Таким образом, король-клиент смог сохранить признанный способ правления в своём королевстве относительно неизменным. Однако таких царей не всегда принимал их собственный народ, они вызывали недовольство, так как были назначены римским императором.

В идеале при короле-клиенте римское военное присутствие не должно было быть столь велико, как в аннексированном государстве, что экономило бы римлянам деньги и силы. Римляне были обязаны предоставлять королю-клиенту поддержку и защиту, когда это было необходимо, а также другую помощь, субсидии и, возможно, землю. В свою очередь королевство было обложено налогами и становилось источником богатства и ресурсов для Рима. Королевство также могло бы стать средоточием верности Риму и империи. Такую преданность мы можем наблюдать у Картимандуи, но не у её народа. Бриганты отвергли власть жестокой женщины и её зависимость от Рима.

История Картимандуи показала, что клиентская система, рассматриваемая как отношения между двумя людьми, полна недостатков. Её эффективность зависела от признания местным населением правителя-клиента, а также от его способности и желания править с учётом интересов Рима. Картимандуя воплотила в себе главную проблему клиентской системы: она получила королевство, но потеряла независимость. Тацит осуждает действия царицы, лишившей свой народ свободы из-за жестокости и алчности, а также использование римской армии для ведения гражданской войны против бывшего мужа. Через повествование о Картимандуе Тацит выявляет врождённый парадокс короля-клиента как господина и раба, «орудия рабства», вечно находящегося в долгу перед императором.

Жена короля-клиента

Клиентские отношения Картимандуи с Римом тематически связывают её с Боудикой. Однако Боудика была женой короля-клиента, а не клиенткой-королевой. Она не была связана с Римом теми же обязательствами или тем же статусом, что и Картимандуя. По представлениям бригантов королева может обладать исключительной политической властью, владеть собственностью, разводиться и снова выходить замуж по собственной воле. Источники не указывают, имели ли женщины иценов и бригантов одинаковые возможности для политического роста и могла ли Боудика править после смерти Прасутага. В любом случае сомнительно, чтобы римляне признали её единоличной правительницей. Сравнение с бригантами позволяет критически взглянуть на отношения между иценами и Римом, на положение Прасутага и роль Боудики как его жены. Реакция римлян после смерти Прасутага иллюстрирует дальнейшие изменения во взаимоотношениях между коренным населением и римлянами, даже после заключения союза.

Трещины в отношениях между Римом и иценами появились задолго до прихода к власти Боудики. Ицены – первое племя, упомянутые в числе восставших во время губернаторства Остория. Из-за непрекращающихся волнений среди местного населения после вторжения Клавдия Осторий хотел конфисковать у аборигенов всё оружие и контролировать племена с помощью гарнизонов в фортах, расположенных далеко на севере, вплоть до рек Трисантона и Сабрина (современные Трент и Северн). Ицены сдать оружие отказались, и Тацит описывает их решение так: «…сильное племя иценов, не испытавшее разгрома на поле битвы, ибо оно добровольно заключило с нами союз». Ицены не были так измучены битвами, как другие народы, поскольку они, по-видимому, сотрудничали с римскими властями после победы Клавдия. При Остории ицены выступили против ограничения их прав носить оружие, и другие бритты присоединились к сопротивлению. Однако в ходе первого же столкновения с римскими воинами ицены потерпели поражение, а попытка отстоять свои права обернулась крахом.

Во время этой попытки неповиновения Боудике, скорее всего, было от двадцати до тридцати пяти лет. Нам известно из литературных источников, что ицены сохранили союз с Римом после завоевания Клавдия. Форма союза неизвестна, но он мог включать соглашение о прекращении военных действий в обмен на выплату дани или заложников. Альянс также мог создать клиентские отношения между иценами и Клавдием. Неясно, был ли Прасутаг царём во время попытки неповиновения. Тацит пишет, что он являлся клиентом императора Нерона, который стал править в 54 году. Сомнительно, что Прасутаг получил образование в Риме или когда-либо бывал в Вечном городе. Характер разделения власти между Прасутагом, губернатором Светонием Паулином и прокуратором Катом Децианом был достаточными сложным: Прасутаг был связан верностью с императором, но местные магистраты контролировали объём средств на содержание провинции, налоги и ведение военных действий. Местные жители должны были подчиняться римскому императору, однако их повседневная жизнь зависела от решений прокуратора и губернатора. Эти факты заставили некоторых исследователей предположить, что система королей-клиентов ко времени восстания Боудики уже начала вымирать и почти исчезла к царствованию Веспасиана (69 год н. э.). Цари-клиенты больше не выполняли функцию посредников между своим народом и императором, подобные отношения просто устарели.

Смерть короля-клиента обострила противоречия в системе клиентских отношений. Хотя такого рода царствование было официальным назначением, подтверждённым юридическими процедурами, положение дело зависело в первую очередь от индивидуальных отношений между монархом и римским императором. Тацит не приводит доказательств передачи власти от царя-клиента супругу или детям после смерти как права, основанного на формальных нормах. Тем не менее, он упоминает о воле Прасутага, предполагая, что тот мог высказать её, ожидая, что она будет уважена. Мотивы Прасутага столь же важны, как и содержание его завещания. Тацит излагает события следующим образом: «Царь иценов Прасутаг, славившийся огромным богатством, назначил в завещании своими наследниками Цезаря и двух дочерей, рассчитывая, что эта угодливость оградит его царство и достояние от насилий». По оценке Тацита, Прасутаг был человеком с наследственным богатством и властью, который хотел оставить своё царство и дом неприкосновенным. Невозможно сказать, как именно повелитель иценов представлял разделение царства между Нероном и собственными дочерями. Возможно, он хотел, чтобы клиентские отношения перешли к его дочерям; однако смерть разрушила отношения клиента с Римом и оставила неопределённым статус народа иценов и семьи царя. Возможно, Прасутаг намеревался сделать Нерона наследником царства и обеспечить дочерей за счёт других средств. Завещание Прасутага предполагает, что ицены признавали богатство и сохранение земель предков как выражение ссоциального татуса и власти. Указания завещания также подразумевают, что иценские женщины могли унаследовать богатство и собственность отца.

Ожидание Прасутага, что назначение императора частичным сонаследником защитит его семью от обид и несправедливости, такое отношение перекликается с мотивами римских мужчин, которые пытались достичь аналогичной цели. В своей книге «Жизнеописание Юлия Агриколы» Тацит описывает негативные последствия назначения императора сонаследником. Агрикола умирает после продолжительной болезни, и император Домициан пытается скрыть свою радость по поводу его смерти, а также страх, что люди могут заподозрить его в причастности к гибели этого государственного деятеля. Завещание Агриколы трактуется как тонкое оскорбление императора: «Достоверно известно, что, прочитав оставленное Агриколой завещание, в котором он назначил Домициана сонаследником лучшей из жён и почтительнейшей из дочерей, тот не скрыл своей радости, как если бы был по заслугам отмечен этим знаком признательности покойного. Его душу вконец ослепила и развратила беспрерывная лесть, и он оставался в неведении, что хороший отец избирает в сонаследники только дурного принцепса».

В данном случае Домициан не смог понять, как подобает вести себя хорошему императору, и принял наследство от человека, который оставил после себя живых детей. Как царь-клиент, Прасутаг необязательно должен был составлять завещание. Однако, описывая два завещания со сходным содержанием, Тацит ставит Прасутага и Агриколу в один ряд с заботливыми семьянинами, а Нерона и Домициана с плохими императорами. Содержание завещания говорит больше о характере императора и доброте покойного, чем об ожиданиях продолжения отношений с Римом. Более важной, чем эти отношения, является надежда на сохранение безопасности семьи. В «Анналах» Тацита несколько человек, приговорённых Нероном к смерти, призываются назвать императора или его чиновников сонаследниками с аналогичными целями. Незадолго до самоубийства Анней Мела назначает своим наследником преторианского префекта Нерона – Тигеллина в надежде, что другие аспекты его воли могут остаться незыблемыми, в то время как Луцию Ветеру советуют назвать Нерона сонаследником до самоубийства, но тот отказывается, «не желая напоследок запятнать раболепием жизнь, прожитую как подобает свободному», и раздаёт все наличные деньги рабам. Ветер предполагает, что назначение императора наследником является признаком скорее раболепия, чем свободы. Учитывая эти примеры, Прасутаг, с одной стороны, находился в положении короля-клиента, а с другой, был таким же подданным тирана, как и все остальные.

Положение Боудики в качестве жены короля-клиента, возможно, и принесло ей римское гражданство, но этот статус не гарантировал, что она и её семья будут пользоваться уважением Рима и императора после смерти мужа. Нерон не вмешивался в дела Британии, а римская аристократия считала, что королевство Прасутага созрело для завоевания. Возможно, если бы Нерон поступил в соответствии с условиями завещания, восстания могло бы и не произойти. Вместо этого история Боудики воплотила в себе все проблемы, возникшие из-за несостоятельности клиентской системы и неприемлемого для местного населения управления римскими провинциями во времена Нерона.

Боудика исключена из завещания Прасутага, которое крайне туманно относительно перспектив передачи власти над племенем иценов. Нумизматические свидетельства добавляют ещё больше неясности как по части статуса Прасутага, так и способа управления племенем, ожидавшегося после его смерти. Некоторые свидетельства указывают, что в правящих кругах иценов произошёл раскол между союзниками Рима и противниками владычества империи, либо шёл процесс перехода от царской власти к правлению аристократической элиты. Распространение, обращение и использование монет в Восточной Англии, а также изменение состава металла, из которого они изготовлены, использовались для аргументации как в пользу объединения иценов, так и в пользу возможного переворота и изменения социальной организации племени во времена Боудики. Серебряные монеты первой половины I века с легендой ECEN или ECE могут относиться к иценам, хотя наличие «племенного» маркёра было бы уникальным среди монет Британии в это время. Другие типы носят имена возможных лидеров. Предлагаемые имена включают Прасутага, Антеда, Саену и Эсу, что приводит учёных к предположению о существовании в племени правящей семьи. Однако имена правителей могут представлять и различные подгруппы иценов или указывать на то, что лидерство было оспорено или разделено между Прасутагом и другими племенными вождями. В нескольких местах на территории иценов имелись монетные дворы, что, не исключено, указывает на децентрализацию власти в их государстве.

Другие учёные оспаривали значение монетных легенд иценов. Недавние исследования предполагают, что легенды на монетах – слова западногерманской или латинской этимологии, указывающие на титулы, а не на имена собственные: в этом значении «Прасутаг» (Prasutagus) является титулом военного и политического главы государства, а «Есупраст» (Esuprastus) – первосвященника. Если такое толкование верно, то монеты демонстрируют особый характер общества иценов и иную характеристику в отношении управления народом. В отличие от иценов, например, у катувеллаунов, другого значительного кельтского племени Британии, не было царя, имя которого указывалось на монетах. Скорее всего, общины в данном районе Британии объединились в первом столетии, когда возникла внешняя угроза. Муж Боудики должен был стать главным вождём, контролирующим различные административные районы. Его смерть оставила титул «Прасутага» свободным. Если подобные предположения справедливы, то положение Боудики было ещё более сложным.