Текст книги "Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти"

Психопатология власти: нарциссизм сталина и режима

 
Но твердо знай, кто был однажды
Повергнут в прах и угнетен,
Еще сравняется с Мтацминдой,
Своей надеждой окрылен.
 

Иосиф Джугашвили

Психические отклонения злодеев и тиранов – ликвидная тема. Психопатология власти сама страдает культом личности – персонализацией расстройств, свойственных также массам, социальным сборкам, режимам в целом. Сталин здесь не исключение, со всем своим наследием и бессознательным адептов. Нарциссизм, через поколение вернувшийся в нашу политику в самооценке и выборе идеалов, – черта далеко не безобидная. Мания грандиозности сопряжена с влечением к смерти. Злокачественные нарциссы страшны и деструктивны, могут убить и гибнут сами. Страна, радостно пялясь на собственное отражение, пока не умирает от голода и неразделенной любви к себе, как это случилось с героем античного мифа. Однако в восторгах самолюбования она уже слишком вознеслась и заметно осунулась. Как сказал поэт: «Друг мой, ты очень и очень болен».

Эластичность диагноза

Психические заболевания не передаются воздушно-капельным путем, но история бывает заразной. Новая российская политика так же немыслима без осложнений перенесенного сталинизма, как и букет нарциссов без Сталина. Нерон, Иван Грозный, Робеспьер, Муссолини и Гитлер, Ким Чен Ир, Пол Пот и Иди Амин, Мугабе, Менгисту Хайле Мариам, Тан Шве, Омар аль-Башир, Мобуту, Хусейн, Каддафи… И Трамп. Пока все – чтобы никого не обидеть и никому не польстить.

Нарциссизм Сталина вписан в сложный комплекс: мегаломания, социопатия, асексуальный садизм, паранойяльные симптомы с намеками на бред преследования и величия. Есть прижизненные диагнозы (В.М. Бехтерев, Д.Д. Плетнев, А.Л. Мясников и ряд других). Даниэл Ранкур-Лаферриер пишет:

«Сталин был не просто чрезмерно нарциссичен. Он чувствовал себя великим до невероятия». Для фиксации отклонений вовсе не обязательно объявлять пациента сумасшедшим. Однако это не отменяет мерцающих расстройств и глубинных мотивов решений, кажущихся иррациональными. Различение нормы и патологии особенно сложно в нарциссическом диапазоне от опасного помешательства до просто забавной черты. Но нарциссизм уже давно теснит фобии и неврозы, бывшие ядром психоанализа во времена Фрейда; он уже объявлен «эпидемией XXI века» и всей эпохи постмодерна. Кроме того, помимо деструктивного сдвига есть нарциссизм конструктивный, необходимый для полноценной самореализации, особенно в ряде профессий, в том числе творческих и политических (идеология, харизма и пр.). Детский нарциссизм – и вовсе необходимая стадия становления личности. Ощущая, что мир замкнут на него, а сам он бесконечно великолепен в глазах матери и «важных близких», ребенок впитывает то необходимое, что называется базовым доверием к миру. И наоборот, дефицит поддержки раннего самообожания чреват будущей компенсацией – злокачественным расстройством во взрослой жизни. Упиваясь мифами собственной грандиозности и всемогущественности, закомплексованный субъект теряет связь с реальностью, фиксируется на завышенной самооценке и болезненном тщеславии, навязчиво ставит себя в центр внимания, требуя дежурного восхищения. Другие для него – не более чем «репродуктор восторга», материал для демонстрации собственного превосходства. Плюс полная атрофия рефлексии и эмпатии, ревнивая зависть, нетерпимость к критике со вспышками особого рода «нарциссического гнева» и «нарциссической ярости». Перенос личностной патопсихологии на группы, социум и режим – не ошибка и не метафора; это было заложено еще отцами психоанализа. Такую оптику легко настроить, например, на анализ ТВ: пиар политиков, новости, ток-шоу. Диагноз отпечатан на всем, чем власть сейчас заводит себя и население, но сталинские синдромы вскрывают наиболее пошлое и опасное в нынешнем самоупоении вождей и массы.

Трудное детство отца народов…

В этой агиографии есть две линии: либо врожденное лидерство и неукротимая борьба еще во внутриутробной стадии, либо, наоборот, типовой набор условий для развития комплексов и будущей патологии. Бедность, строгое воспитание и плохое владение русским порождают недоверчивость и грубость, смесь комплексов неполноценности и амбиций (Адам Улам). Одновременно с этим: «Испытывая на себе беспричинное восхищение матери, он вырос, принимая его как должное, ожидая, что к нему будут относиться как к идолу […]. Поощренный ее идеализацией, он начал сам себя идеализировать.» (Роберт Таккер). Плюс проблемы с ростом (160 см) и физическим развитием, следы оспы, дефект руки, сросшиеся пальцы ноги, побои со стороны отца – пьяного, как сапожник, Бесо. И ответные манипуляции с ножом (кстати, благородный разбойник Коба – герой романа Александра Казбеги с интересным названием «Отцеубийца»). Из желания смерти отца выводится мания физического устранения конкурентов-обидчиков в политике: «Совершая акт мести, Сталин “платил” Виссариону Джугашвили за побои, калечившие его фундаментальный нарциссизм так же, как и его тело. Но он вместе с этим отождествлял себя с тем же Виссарионом, он “был” Виссарионом, одновременно “отплачивая” ему». Почти достоверно – если без аналитического фанатизма: «Я пошел по пути наименьшей беспристрастности, которая для психоаналитика является важнейшим способом толкования личности […]. Короче, я хорошо провел время» (Д. Ранкур-Лаферриер).

Без надрыва описывает житие вождя Олег Хлевнюк. Даже когда Бесо бросил Кеке с ребенком, семья не особенно бедствовала: нашлись покровители. Били тогда не одного Сосо. Его не исключали из семинарии за революционную деятельность – уходил вполне мирно. Все это важно, чтобы биография ранних комплексов не заслоняла взрослых и собственно политических причин столь деструктивной патологии. Среди прочих обитателей истории даже сами революции – типичные идейные нарциссы (не говоря об авторитарных, тиранических продолжениях). Более того, личные биографии вождей сейчас важнее не сами по себе, а как структурные аналоги более общих процессов – как «алгебра» политического нарциссизма, преподаваемая на хрестоматийных примерах. Политике свойственно повторять характеры, психодрамы и патологии вождей, иногда через поколения.

…И режима

Новые социальные порядки появляются на свет с такой же потребностью в раннем нарциссизме, как и обычный человеческий ребенок. Но в политике это «дитя» одновременно отягощено всеми фобиями и комплексами предшественника. Новорожденная Россия 1990-х оказалась идейно и психологически беззащитной – и при этом травмированной обрушением мегаломании СССР. Злостные издевательства над ребенком, уже терзаемым застарелым ресентиментом. Агония, усугубленная неправильными родовыми схватками. Это общая проблема революционаризма. Чтобы пережить физическую и моральную разруху и нормально выйти из революции, обществу необходима изрядная доля энтузиазма и уверенности в себе, граничащей с идейным самообожанием. Если же новый режим и социум с младенчества мешают с грязью и грубо обесценивают, как это было у нас в 1990-е, повзрослевшая политическая особь закономерно превращается в злокачественного нарцисса, идеализирующего и возвышающего себя самым непотребным образом. Тогда, в 1990-е, оппоненты режима (в том числе в самой власти) задействовали весь арсенал отборной политической нецензурщины, какой сейчас наша пропаганда поливает дружественную Украину. И всем этим были наполнены отнюдь не маргинальные политические трибуны и каналы СМИ. Власть не считала нужным отвечать, полагая, что «невидимая рука рынка» сама все отладит и в сфере духовного производства. На и без того болезненные раны оппозиция сыпала соль мешками – совершенно свободно и без каких-либо обезболивающих. Такие травмы не проходят бесследно. Потом общество закономерно свихивается на самолюбовании, причем даже не реальностью, а именно отражением. Если провести контент-анализ одних только заголовков в провластные ресурсах, симптоматика будет однозначна: мания грандиозности и всемогущественности безмерно гипертрофированного «Я», разрыв связей с внешним миром и жесткая доминация картинки над реальностью. Телеэкран вместо отражения в воде. В суровой логике нарцисса все остальные представляются чем-то несоразмерно мелким, если не ничтожным. По оценкам нашего официоза, все в мире громоздят ошибку на ошибку, не заслуживая ничего, кроме злой иронии и сарказма. Назови мне такую обитель, которую мы еще не опустили и не поучали бы всему начиная с моральных ценностей, единственными хранителями которых мы сами себя в этом мире назначили. Плюс крайне дорогостоящие симулякры «величия», «влияния» и «силы», не окупающиеся ничем, кроме идеологии и пропаганды. Энергетическая сверхдержава все более становится сверхдержавой виртуальной.

Воспроизводство травмы…

Ситуация усугубляется тем, что обесценивание момента рождения и ранних стадий не только травмировало социум в прошлом, но и активно используется нынешней пропагандой. В этой идеологии у Новой России вообще нет места и времени рождения – того, что реально было, стесняются и стыдливо обходят. Сделать таким моментом начало 2000-х пока не получается, поэтому перепрыгивают назад к Великой Победе в нарциссических трактовках, закономерно тянущей за собой Сталина в белом кителе с золотыми пуговицами. Это отчасти компенсирует последующие провалы «оттепели», «застоя» и «либеральных реформ», но лишь усугубляет уход от реальности в настоящем. Полное впечатление, что вся экономика и внешняя политика страны нацелены на то, чтобы, не считаясь ни с чем, воспроизводить образ знаменитой скамейки, на которой теперь наш лидер восседает с начальством других сверхдержав. Схема, по сути своей, вполне иезуитская. Пропаганда продолжает и задним числом растравливать травмы конца 1980-х – начала 1990-х, усиливая основания собственного и массового нарциссизма. Это по-своему предусмотрительно: режиму, провалившему объявленную модернизацию и подтачивающему основы «стабильности», не остается другого, как влюблять себя и всех в собственное бесстыдно идеализированное отражение.

Для этого, в свою очередь, необходимо… наращивать закомплексованность, в том числе «элит» и масс. Психология на разрыв: чем больше социум сам себя презирает, стесняется и ненавидит, тем больше у него оснований включать психические защиты – и прежде всего нарциссические идеализации и переносы. Отсюда, кстати, парадоксальные итоги затяжной «битвы телевизора с холодильником». То же в сочетании войны и мира: чем позорнее понимаемая всеми ситуация с потребительской корзиной, доходами, пенсиями, медициной, образованием и наукой, тем ярче бытовая реакция на выдающиеся достижения ВКС и «наших» на Украине. Нарциссизм приобретает все более милитаристский характер.

…И механизмы идеализации

В некотором смысле это даже более сложный случай, чем с отклонениями Сталина и сталинизма. Тогда доминировала типично нарциссическая идеология глобальной, всемирноисторической миссии. На раздутое самомнение работала вся машина духовного производства – идеологический тренаж и пропаганда. Сейчас такой идеологии нет и, строго говоря, быть не может. Попытки сочинения идейных директив заканчиваются ничем или конфузом, а в ряде особо запущенных случаев и приступами нарциссической ярости («мрази конченые», «гореть в аду» и пр.). Типично сталинская формула «вождь не может ошибаться» воспроизводится по всему фронту самообороны режима. Идеологическая работа сводится к нескончаемым «битвам за всякую ерунду». Вам могут простить обвинения Сталина в геноциде и людоедстве (что только добавляет трагизма и грандиозности сложному образу), но убьют за небольшое пятно на белом кителе вождя. У Путина, кстати, тоже нет мелких недостатков и слабостей, хотя ему можно предъявлять претензии общего, стратегического характера. Отсюда такое давление на оппозицию, казалось бы, уже давно загнанную в угол. Опасно не фронтальное противостояние, но «брызги на кителе», подрывающие сами основы нарциссической идеализации. Возможна ли терапия расстройств, связанных с политическим и социальным нарциссизмом – вообще и в нашем случае? Чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться и с нарциссизмом Сталина, и со сталинизмом нарциссов, но это уже тема отдельного разговора.

Источник: Психопатология власти: нарциссизма Сталина и режима // Новая газета, 23 октября 2017. URL.

Россия до сих пор не вышла из революции

О том, как психоанализ объясняет российскую нарциссическую идеологию

Важнейшие факторы самосознания нации – история и психология, вместе – психоистория. Это как «человек оформляющийся»: автобиография, справки… Психоисторию общества и государства российского уже давно ломают через колено. Если оглянуться назад на полтора, два, три десятилетия, видно, как резко перестраивается коллективная память, а с ней и сам психотип режима, социума, массы. Это называется «мы бы сами себя не узнали». В переписывании истории национальная гордость великороссов уже явно зашкаливает. И наоборот: раздувшаяся гордыня требует перезагрузки образов прошлого. Типичный случай самораскачки замкнутого контура с положительной обратной связью.

Во всей этой связке, как ни странно, на первый план выдвигаются два слова: «революция» и «нарциссизм». Историческая коллизия в том, что страна так и не вышла из революции. Учредительное собрание разогнали будто вчера, а караул до сих пор так и не отдохнул. Проблема базовой легитимности не снята, но вытесняется. И вытесняется она патологическим самодовольством, исключающим малейшую тень сомнения, невротической агрессией, превратившей гражданскую войну в хронику, а идеологическую борьбу – в полемику на поражение.

Классовый враг не сдается, но и не уничтожается. Чем активнее мифология «стабильности» и показное миролюбие, тем труднее скрыть невроз от глубинной неуверенности и плохих предчувствий во власти. Кажется, что консолидации социума и лояльности массы нет предела, что оппозиция полностью деморализована и загнана под плинтус – но тогда зачем вся эта гигантская машинерия пропаганды и контрпропаганды, зажима СМИ, истеричной дискредитации якобы бессильной фронды? Если у нас все так хорошо, то зачем столько воплей о том, как все везде плохо и какие все плохие в сравнении с нами, неповторимо совершенными? Масштабы оборонительно-наступательных ресурсов красноречивее всего говорят об ощущении явной и скрытой угрозы. Чего, кстати, не было в 1990-е, когда все то и дело подвисало на волоске, а власть позволяла всем подряд говорить о себе все что угодно.

Связь между нарциссизмом и неизжитой революцией не только ситуативная, но и сущностная. Революционаризм вообще заряжен патологией самовлюбленности, мегаломании, фиксации на собственной грандиозности и всемогущественности. Маркс говорил не просто о переделе награбленного, но о начале «подлинно человеческой истории» – масштаб минимум пришествия. Собственно, великие революционеры все такие.

Обычно нарциссичны идеология и политика всякого рода чрезвычайщины. И психология этого типа лидеров: все будто перед камерой или перед зеркалом (что при отстроенных СМИ одно и то же). Образ самовлюбленного Нарцисса здесь настолько хлесткий и убедительный, что остается только недоумевать, почему за него не хватается падкая на эффекты журналистика. Достаточно включить телевизор и посмотреть глазами бытового психоаналитика-любителя на всех этих политических лидеров, дикторов и ведущих ток-шоу, экспертов и почитателей вождей с типичным нарциссическим переносом на предметы обожания «себя в них».

Интересен не только диагноз, но и эпикриз. Нарциссизм не обязательно связан с заболеванием. Он бывает профессиональный и возрастной, не только деструктивный, но и конструктивный. Американцы обнаруживают нарциссическую симптоматику почти у четверти населения Штатов. «Веком нарциссизма» объявляют всю эпоху постмодерна. Считается, что доля нарциссизма вообще необходима для полноценной самореализации. Но все начинается с нормального нарциссизма ребенка, ощущающего, что мир замкнут на него, а сам он неотразимо великолепен в реакции взрослых. Так формируется «базовое доверие к миру». Пережив стадию нормальной детской самовлюбленности, человек формируется без отклонений. И наоборот, дефицит обожания и самообожания в глубоком детстве вынуждает человека компенсировать эти ранние потери злокачественным нарциссизмом во взрослой жизни. Упиваясь фантазиями собственной грандиозности и всемогущественности, субъект теряет связь с реальностью, начинает навязчиво ставить себя в центр внимания, требовать от других дежурного восхищения, при этом относясь к ним исключительно как к инструменту выражения восторга. Увенчивается синдром полной атрофией рефлексии и эмпатии, абсолютной нетерпимостью к критике, приводящей к вспышкам особого рода нарциссического гнева и нарциссической ярости. Может убить.

Все это слишком узнаваемо, чтобы надо было что-то здесь комментировать. Более того, распространение индивидуальной, личностной патопсихологии на идеологию, политику и психику масс – не поверхностная аналогия, а опция, предусмотренная еще отцами психоанализа. На политические процессы распространимы и представления о возрастных циклах нарциссизма, что напрямую связано с проблемой революции. Будучи сама по определению нарциссичной, революция производит на свет новорожденный режим, который также требует определенного периода детского нарциссизма. Чтобы пережить обычную в таких случаях разруху и нормально выйти из революции, обществу необходима изрядная доля уверенности в себе, граничащей с идейным самообожанием. Если же режим и социум с младенчества мешают с грязью и фатально обесценивают, как это было у нас в 1990-е, повзрослевшая политическая особь закономерно превращается в злокачественного нарцисса, идеализирующего себя самым непотребным образом, а всех остальных представляющего безнадежными ничтожествами. Все остальные – по нашим оценкам – громоздят ошибку на ошибку и не заслуживают от нас ничего, кроме злой иронии и сарказма. Назови мне такую обитель, которую мы еще не смешали с грязью и не пытались бы поучать всему, начиная с вечных моральных ценностей, единственными хранителями которых мы сами себя в этом мире назначили.

Проблема злокачественного нарциссизма не только в том, что он разрушает мораль и сознание, насилуя бессознательное. Смазливый юноша Нарцисс, наказанный богами за грубое невнимание к нимфе Эхо, влюбился в собственное отражение… и в итоге умер, причем не только от неразделенной любви к себе, но и от голода. Это диагноз. Как сказал один мудрец из КГИ, «Россия производит впечатление великой державы – и больше ничего не производит». Революциям, упивающимся собственной всемирно-исторической грандиозностью, вообще свойственно некоторое невнимание к прозе жизни и организации быта, вплоть до проблем с питанием. Однако нормальное взросление все расставляет по своим местам. Когда же взрослый компенсаторный нарциссизм приобретает деструктивные формы, он и далее продолжает жертвовать прозой жизни во имя картинки величественных свершений глобального, всемирно-исторического масштаба. Ради этой великой, но виртуальной цели жертвуют экономикой, производством, качеством жизни, социальными гарантиями, а в итоге и той инфраструктурой, которая это величие обеспечивает, – культурой, наукой, образованием. Чтобы все эти утраты можно было отчасти не замечать, а отчасти оправдывать, приходится постоянно революционизировать идеологию, идеальную составляющую политики, всю сферу массового производства сознания. Революция продолжается в хроническом воспроизводстве чрезвычайного положения, всякого рода переходности и неординарности – как с бесконечным благоустройством Москвы и наведением порядка во всем внешнем мире, от запрещенного ИГ до разрешенного Трампа.

В легенде о Нарциссе есть еще один принципиальный нюанс: пациент влюбился не просто в себя, но именно в собственное отражение. Политический нарциссизм тоже завязан на любви даже не к себе, а к картинке. Так, мы должны впечатляться не качеством жизни в новой среде Москвы, а благоустройством как самоценным произведением, сделанным даже не по проекту, а по рекламной визуализации. Точно так же свое влияние в мире мы практически не можем в чем-либо осязаемом материализовать и «зафиксировать прибыль», но готовы тратить немереные ресурсы на грандиозную внешнеполитическую визуализацию. Хотя давно пора слезать с броневика, кончать с гражданской войной и великими деяниями. На повестке дня банальное восстановление народного хозяйства.

Источник: Россия до сих пор не вышла из революции. О том, как психоанализ объясняет российскую нарциссическую идеологию // Ведомости, 03 сентября 2017. URL.