Текст книги "Зона Посещения. Избиение младенцев"

Глава 12

Правая рука самого Носорога, без пяти минут зять такого большого человека, юрист, спортсмен и сталкер, а брошен в душевой кабинке, как шваль, как плевок. Это я про Лопату. Рука его прикована браслетом к трубе, ноги – в пластиковых наножниках.

Скарабей тоже обездвижен, тоже в наручниках и наножниках. Мало того, еще и накрыт большим полиэтиленовым пакетом, так и сидит внутри запотевшего пластикового кокона. Они побоялись, что он какой-нибудь хитрый газ выделит. Опасения были бы не лишены смысла, если б не знать характер мальчика. Сволочи… Обычный человек в пакете давно бы задохнулся, но Скарабей сам генерирует себе кислород, сам им дышит и сам же очищает мешок от излишков углекислого газа.

Вот такое получилось возвращение.

Я прибыл первым. Эйнштейн завел меня под «каблук», держа в руке «мыло», и готово – я здесь, а он с ключом остался там. Сказал, это отработанный механизм: как переправлять любое количество народу, имея всего один ключ. Затем в кабинке появился он сам – под прицелом двух стволов…

Наемников трое, и командир, ясен пень, – Глубокая Глотка. Лопату нейтрализовали максимально глупо: боец свалился на него с потолка, из «комариной плеши» выше этажом, и выключил нашего сторожа таким вот образом. Случайность? Не знаю, не знаю. Скорее закономерность, если говорить про таких придурков, каким Лопата, без сомнения, является. Почему Скарабей не учуял гостей – другой вопрос. Будет возможность, спрошу.

– Займись мальчишкой, – командует Глубокая Глотка, поручая меня заботам одного из своих подручных.

Оружие у нас, разумеется, отобрали сразу. На обоих надели пластиковые наручники, только Эйнштейну со всем уважением завели руки за спину, а мне как несовершеннолетнему оставили спереди. А теперь этот мордоплюй еще и рюкзак мой принимается вытрясать!

Эйнштейна обыскивает второй из бойцов.

– Я тебя сразу не пристрелил только потому, Илай, что там хотят с тобой поговорить, – показывает Глотка пальцем вверх. Глумится, гад, торжествует.

– Ценю исполнительность, – очень серьезно отвечает ему Эйнштейн. – Представь, что было бы, если бы каждый в Зоне потакал своим мелким желаниям.

– Мелкие, не мелкие, но мои, я уверен, исполнятся.

– А ты, значит, набрал новую команду – и снова в полет. Всего за ночь! Я бы поаплодировал такому профи, будь у меня свободными руки. А знает ли твой нынешний экипаж, что стряслось с предыдущим? Не далее как вчера?

– Много болтаешь, – ворчит тот, который занимается Эйнштейном. – Верный признак того, что скоро портки стирать.

Он передает своему командиру найденное «мыло» и карту в «Душевую-2».

– Так-так, – радуется Глубокая Глотка. – А «мочалка»?

– «Мочалка» здесь, у сопляка, – подает голос мой шнырь. – Еще карта какая-то. И, сэр, смотрите. – Показывает пистолет Зиг Хайля, доставшийся мне как трофей.

«Сэр…» Настоящий спецназ, что ли? Не совсем наемники? Или в данном случае этой грани не существует?

– Упс! – восклицает командир. – Узнаю оружие. Видел у чьего-то сынка… сейчас вспомню… а-а, у племянника коменданта. Или заместителя коменданта? Один хрен. Известный нацик. Неужели гробанулся? – Глотка, подойдя вразвалочку, принимает пистолет в руки. – Это ж «умный ствол», юноша, зачем тебе такой? Включается только по отпечаткам пальцев. Вот смотри. – Возвращает мне пистолет. – Попробуй, выстрели в меня! Не бойся, разрешаю.

Откровенно бравирует, любуется собой. Как дожил до своих лет с такими уродскими привычками, загадка. Сталкер-пижон – это ж первый кандидат стать вешкой, Зона такое мяско обожает.

Итак, подставляет он бронежилет. Я, как послушный, нажимаю на спуск. Ничего, конечно, не происходит.

– Игрушка, – презрительно бросает Глубокая Глотка и… кладет пистолет на мыльную полочку!

Это шанс, понимаю я. Спасибо, мистер пижон.

Тут они переходят на меня самого, шарят по разгрузке, и я напрягаюсь. Там ведь в одном из кармашков лежит, ждет общения со мной… Нет, только не в этом! Посмотри в другом, приятель… Нашли.

Нашли, твари.

Боец-мордоплюй (ненавижу гада!) крутит в руках только что изъятый им «Джон-попрыгунчик» и с изумлением вопрошает:

– Что это?

И, пока его «сэр» тормозит, он поворачивает один из углов.

Артефакт исчезает.

Немая сцена.

– Идиот!!! – орет Глубокая Глотка. – Ищите! Оба!

Двое, подгоняемые третьим, носятся по душевой, ищут в тамбуре, открывают даже дверь в бытовочную… Но я-то чувствую, где сейчас мой друг, отчетливо его чувствую. Внизу он, в столовой. Прыгнул сквозь пол.

Жив буду, заберу.

А между тем из неосторожно открытой двери в бытовочную прилетает вопль Эммануэля:

– Инженер, ты обещал!

Я подползаю к краю кабинки и выглядываю. Никто мне не препятствует. Вижу, как Глубокая Глотка, медленно прицелившись из винтовки, стреляет в своего бывшего напарника. Почему-то не попадает, наверное, граница ловушки предательски исказила линию прицела. Пуля влетает в «замкнутый круг», возвращается обратно, и снова обратно, и начинает долгий путь нескончаемых рикошетов, метаний в выпавшем из реальности кусочке пространства, пока не исчерпает запас своего лета.

– Тьфу! – произносит Глубокая Глотка.

Пока они все заняты делом, я сосредоточиваюсь на «умном» пистолете. Если раньше задача была заблокировать механизм в руках у настоящего хозяина, то сейчас, наоборот, нужно убрать блокировку в принципе. Сжечь электронный стопор. Вломиться. Это проще, чем тонкое воздействие, которое требовалось раньше, и вообще теперь все проходит куда проще! Электромагнитная атака, как называл этот процесс Эйнштейн, больше не требует от меня запредельных усилий, достаточно обычных. Толчком заболевает голова, руки и ноги наливаются тяжестью – плевать, легко терплю. При первой возможности приму восстановительные драже. А пока – есть результат! Спусковой механизм был заблокирован? Стал свободен. Ствол был «умный» – стал глупый, такой, какой нам и нужен. Руки мне сковали спереди (сопляк же) – тоже кстати.

– Где девчонка? – вспоминает Глубокая Глотка.

Словно услышав его, в кабинке-портале быстро проявляется фигура… но не Горгоны. От Горгоны только мелькает рука с «Джеком» и пропадает.

Конденсируется целая композиция: контролер сидит верхом на своем зомби, как на пони. У зомби в руках давешняя мина.

Еще одна немая сцена.

– Пэн! – кричит Эйнштейн. – Не время сопли жевать!

Все происходит одновременно.

Контролер медлит, не дает команду на подрыв. Наверное, хочет жить, как и любой разумный; то есть притащенный им камикадзе – дешевый блеф. Очнувшись, Глубокая Глотка в упор расстреливает мужика с миной, не зная, что это всего лишь скот, а бить надо в хозяина. Откуда сталкеру из Хармонта знать, в кого и куда стрелять, если перед тобой несколько чернобыльских тварей? Контролера поражают в голову, и только туда, причем в верхнюю ее часть, где мозг, хладнокровно и точно, чего Глотка не сделал. Какое тут хладнокровие, какая аккуратность? Паникующий контролер (все противники в шлемах!) бросается на прорыв, сконцентрировав на себе внимание наших захватчиков, и получает пару пуль в корпус, что для него не опасно.

Этих секунд нам достаточно.

Я хватаю скованными руками «глупый» пистолет и стреляю из положения «на коленях». Не в Глотку, им уже занимается Эйнштейн – подсек пижону ноги и повалил на пол, выбив винтовку. Я стреляю в двух других вояк, ошарашенных зрелищем раненого контролера, бегущего в тамбур, в сторону бытовочной. Они запоздало готовятся вмазать из двух стволов по удирающей твари, так что, по-видимому, я спасаю контролеру жизнь, отдавая ему тем самым наш общий долг. Целюсь ребяткам в головы, аккуратно и спокойно, спасибо тебе, Зиг Хайль, сделал-таки меня взрослым. Как на тренажере. То, что мишени в шлемах, очень удачно: результат выстрелов – это простые и понятные дырочки. Все плохое остается внутри шлемов.

Рано мне пока видеть чужие мозги, вышибленные мною же. Хотя опытные люди говорят, это дело привычки и больше ничего.

Эйнштейн тем временем дерется с Глубокой Глоткой. Без рук, головой и ногами. Два мужика жестоко возятся на полу. Шлемы с обоих упали. Тут и Горгона появляется – под ногами труп, кабинка-портал забрызгана кровью, в кабинках напротив – плененные Лопата со Скарабеем. Она быстро оценивает ситуацию, в частности, то, что драчуны лишены ментальной защиты…

И все заканчивается.

Эйнштейн с Глубокой Глоткой с трудом поднимаются.

– Не трогай босса! – кричу я ей. – Ты обещала!

– Не наступи на мину! – орет в свою очередь Эйнштейн.

– Не трогаю я твоего босса, чего надрываешься? И мину вижу, не слепая…

Она и правда не тронула Эйнштейна. Улыбнувшись, он показывает мне «о’кей». Просит Горгону:

– Расстегни нас, пожалуйста. Ключи от браслетов у него вон в том кармашке. – Он показывает носом.

Глубокая Глотка стоит смирно, пуская слюни. Ментальный удар выбил из него всю дурь. Хорошо, если личность не выжег. Все-таки Натали – опасная женщина, думаю я, наблюдая, как она забирает у наемника ключи и обходит всех нас по очереди, освобождая из плена. Как же кстати, что у меня есть собственная мужская гордость, с которой она ничего не может поделать. Гордость, именуемая биогенератором электромагнитного поля…

Эйнштейн крутит в руках мотоциклетный шлем, раздумывая, что с ним делать. «Стал ли я для этой психопатки своим?» – читается на его лице.

– Дружба? – произносит он не вполне уверенно.

– Иди в задницу, – отвечает Горгона, на глазах превращаясь в привычную злобную фурию.

И тогда Эйнштейн цепляет шлем к рюкзаку, оставляя голову непокрытой.

– Где моя зверушка? – вдруг волнуется она.

Контролер – зверушка? Ну-ну.

Я показываю в сторону бытовочной. Она в ужасе бежит туда, предполагая худшее. Эйнштейн посылает ей вслед:

– Не беспокойся, «замкнутый круг» до стен немного не доходит, так что из тамбура душевой можно пробраться к окну. Аккуратно по стеночке. Мы с Живчиком раньше так и делали, пока не нашли другой ход.

Горгона заглядывает в бытовочную и докладывает:

– Вижу его. Разбил стекло, лезет наружу. Наверх лезет, а не вниз.

– Ты за него не беспокойся, в Зоне он дома. Наведет еще шороху. А у нас свои дела, правда, Питер?

– Вот так и появляются в Зонах невиданные ранее твари, – говорю. – Любители зверушек проводят их через порталы. Тайна раскрыта.

– Ты знаешь, куда подевался «Джон-попрыгунчик»? – спрашивает Эйнштейн.

– Прыгнул вниз. Сейчас он под нами.

– Там столовая, – говорит он задумчиво, что-то прикидывая в уме. – Придется туда заглянуть перед отходом.

Да, миссия выполнена. В «Душевой» сделано все, что намечено, и даже больше. После воздействия на «умный» пистолет мне приходится выпить горсть таблеток из заветной коробки, и теперь я ощущаю, как силы ко мне возвращаются. А между тем вокруг четырех кабинок-порталов уже вызревает новая «мясорубка»; видно, как там потихоньку сворачивается жгутами пространство, собирая невидимые жернова под потолком – возле обшарпанных деревянных карнизов.

– Эммануэль! – зовет босс. – Наш договор еще в силе?

– Жду не дождусь, – приходит ответ.

Эммануэль сидит на полу в середине бытовочной, поджав ноги по-турецки. Где-то над его головой все еще летает пуля, выпущенная Глубокой Глоткой. Эйнштейн ведет «сэра» в тамбур и просит Горгону, как я в свое время:

– Освободи его разум, пожалуйста. А то неловко отдавать овощ.

– Айн момент! Только добавлю, мальчики, легкий штрих.

Она приседает и, резко распрямившись, словно взлетая, издает ртом знакомые щелчки и свист. Длится это, как и раньше, секунды две, не больше. Мы с Эйнштейном переглядываемся. А Глубокая Глотка начинает заторможенно вылезать из защитного комбинезона, потом снимает с себя шерстяные рейтузы – и так дальше, не останавливаясь, пока не оголяется снизу по полной. Как девушке нравится.

– Дурные вкусы, – позволяю я себе легкое осуждение. – Дешевая страсть к плебейским забавам.

– Нормально.

Выйдя из транса, Глотка недоуменно оглядывает себя, поднимая края рубашки и любуясь своими чреслами. Не дожидаясь, когда он окончательно войдет в ум, Эйнштейн выталкивает его из тамбура – в ловушку, в объятия щерящегося напарника.

– Инженер обещал, инженер сделал. Твоя очередь, Эммануэль.

Глубокая Глотка вдруг вскрикивает. Что такое? Ничего особенного, просто в плечо ему попала его же пуля. Завершились рикошеты и метания крохотного куска стали, по-моему, это справедливо. Эммануэль валит бывшего товарища на пол, выхватывает нож, спрятанный на голени, а тот и не сопротивляется.

– Нас снаряжал и ставил нам цели майор Глиттер, – произносит Эммануэль, не поворачивая головы. – Кто крутит им, я не знаю, но, думаю, кто-то из разведки. Мне кажется, это не военные. И еще одно, может, тебе пригодится. Участвовал также доктор Кейси, это он объяснил нам про ваших мутантов, про девчонку и «химика». Посоветовал носить шлемы, чтобы она мозги не задурила. Мы в расчете?

– Приятного аппетита, – говорит Эйнштейн и теряет к бытовочной интерес. – Глиттер! Вот оно как, значит…

Майор Глиттер – начальник Службы инфильтрации, командир над военными сталкерами Института. Влиятельная фигура.

– Помню доктора Кейси, – говорю я. – Не его ли вы однажды избили в своем кабинете, разбив его телом знаменитый аквариум? Если, конечно, это не легенда.

– Не легенда.

– За что?

– Он был у нас педиатром. Пользуясь своим положением, фотографировал детишек. Раздетыми, если ты понимаешь, о чем я. Ню для извращенцев. Я тогда подумал, это просто гнида, больной ублюдок, а теперь засомневался. Может, ему фотографии совсем для другого были нужны? Для досье, например. Для исследований на стороне… Разберемся, Питер. Пора уходить.

Из бытовочной слышны душераздирающие вопли. Эйнштейн недовольно морщится, идет туда и закрывает дверь.

Пока решались все эти дела, наши освобожденные товарищи, Лопата и Скарабей, просто ждали. Лопата, сняв оковы, поднялся спокойно, как будто отдыхал здесь, пользуясь случаем. Содрал с одного из тел броник, надел на себя. Взял М-16… Я подхожу к Скарабею.

– Скари, – говорю, – с тобой все в порядке? Как же ты не унюхал десантников, Скари? Здесь же кругом вентиляция, воздух общий.

– Спал, – отвечает он коротко. Кафельная плитка, которую он машинально отдирал пальцами, падает и разбивается.

Незатейливо спал. Заснул от усталости. Слишком много для мальчика, даже для такого, особенно если вспомнить его невероятные вчерашние подвиги. Хотя, наверное, чувствует себя виноватым. Ладно, справится.

– Валим – это хорошо, – произносит Лопата как ни в чем не бывало, как будто не он тут при всех обделался. – Через какую дырку, командир?

Эйнштейн раздает всем по зубочистке:

– Это ключи от портала, леди и джентльмены. Без этого кабинка не сработает. Не забудьте потом вернуть. А теперь по очереди – вон туда.

Показывает на душевую кабинку, стоящую первой от тамбура. Это, значит, поначалу они с Пинк Флойдом и Живчиком пробирались обратно через окно в бытовочной, пока не наткнулись на кроличью нору. Прямо роман…

Кстати, про кролика. Единственного оставшегося Натали ни в какую не захотела оставлять, взяла клетку с собой (руками Лопаты). Выразилась в том смысле, что «вдруг пригодится», хотя меня-то уже не могла обмануть: ей просто было жалко животинку. Вот уж точно – чем лучше узнаю сталкеров, тем больше привязываюсь к кроликам и контролерам.

Эйнштейн сказал, что портал выбрасывает в этом же здании, в коридоре третьего этажа. Пэн, иди первым, машет он, и я вхожу в кабинку. Оказываюсь в незнакомом коридоре, как обещано. Рядом материализуется Лопата, и я отгребаю в сторонку, чтобы не мешать следующим пассажирам этого лифта.

Отхожу – и замечаю… Дальше по коридору проход перекрыт.

Между стенами висит нечто, что словами трудно описать – словно втиснули сюда треснувшее стекло, причем осколки в стекле сдвинулись. Такая же фигня, которую мы видели вчера в автомастерской, плотоядная диафрагма. И не обойти ее, не пролезть. Нет пути вперед.

Мало того, пол, стены и даже потолок перед ловушкой обильно забрызганы свежей кровью, валяются куски мяса. Кто-то, видать, недавно пытался здесь пройти. Наверное, кто-то из товарищей Глубокой Глотки. Я показываю Лопате пальцем на это дело и отворачиваюсь. Смотреть, мягко говоря, не хочется.

– Черт, – говорит он.

Появляются Скарабей и Горгона. Скарабей ковыряет зубочисткой в зубах. Я показываю ловушку Горгоне.

– «Живорезка»! – сразу реагирует она.

Вот именно. И что теперь, куда идти? Ждем Эйнштейна.

– Где он застрял? – не терпится мне. Горгона фыркает:

– Просил подождать и не беспокоиться. Сказал, осталось маленькое, но важное дело. В сортир небось приспичило.

Минут пять мы босса ждем, а кажется – час. Наконец он объявляется, наш проводник. Тут же замечает «живорезку», без подсказок. Решает:

– Возвращаемся, как пришли, через лабораторию. – И показывает на дверь в торце. – Туда. Лопата, вперед.

Тот не залупается, открывает дверь и осторожно вдвигается. И сразу получает три выстрела в пузо.

Спасает его броник, он будто знал, что пригодится, когда снимал с трупа этот элемент защиты. Вторая очередь прошивает клетку с кроликом – как позже выяснится, животное было убито наповал. За дверью – та самая комната с неправильной «комариной плешью», через которую мы смогли попасть в «Душевую», и дежурит там боец, оставленный, надо понимать, Глубокой Глоткой – охранять подступы.

Лопату выстрелы не останавливают, наоборот, разъяряют настолько, что он, не медля ни секунды, врывается внутрь. Берсерк, да и только. Сам не стреляет, это долго. Быстрее – толкнуть противника, чтобы тот отлетел к противоположной двери, и еще кулаком добавить. Вторая дверь распахивается от удара, и горе-воин вваливается в соседнее помещение… В то, где «стакан».

Туда он и попадает, ровнехонько в ловушку. Чавкают мембраны, впуская жертву. Пишут, что «стаканы» чем-то сродни «пустышкам», поскольку и то, и другое – гидромагнитные сосуды. Отличие состоит в их содержимом, а также в том, что стенки у «пустышки» абсолютно герметичные, а здесь – полупроницаемые. Может, оно и так, только «пустышки» не убивают.

Человек кричит и бьет в преграду кулаками, обратив к нам кровоточащее лицо. Я случайно ловлю взглядом, как он там растворяется (процесс это быстрый), и больше не смотрю, а мстительная Горгона досматривает до конца. Это тебе за моего кролика, могла бы сказать она… Не говорит.

Поход заканчивается. Уже знакомым путем, миновав помещения с вытяжным шкафом и с лабораторными печами, попадаем на лестницу, спускаемся на первый этаж. В цех идем не напрямую, а через столовую, где я подбираю своего «Джона-попрыгунчика».

В столовой ненадолго задерживаемся. Эйнштейн останавливается возле окна и зачем-то раскрывает раму. Снаружи висит электрический шнур с закрепленной на конце бухтой. Это наша бухта, вернее, та, что из взрывного набора Зиг Хайля! Что за новости?

Он подтягивает к себе эту бухту и идет дальше, разматывая шнур. Причем он опять в шлеме – успел надеть, пока мы с Горгоной отвлекались на «попрыгунчик».

– Эй, чего задумал? – тревожится она.

– Питер, – говорит Эйнштейн, игнорируя девчонку. – Надоело мне тебя обманывать, Питер. Бог знает, как оно сейчас закончится, поэтому я расскажу тебе, что было НА САМОМ ДЕЛЕ на «игровой площадке». После того как Бабочка обездвижила тахорга, а ты открыл ворота. Помнишь, ты сначала побежал к маме, а потом – к разрыву в сетке, чтобы вытащить контейнер? Так вот, дорогой ты мой человек, ты тогда, как и все, наступал на стыки между плитами. Раньше я сказал тебе неправду. Ты топал, как медведь, не глядя под ноги. А искр не было. Вспомни – искр ведь не было? А на стыки ты наступал. И аномалия вовсе не была «разряжена», как ты поначалу подумал. Вот такой ты у нас, оказывается, аномал, Питер Пэн.

Пока я усваиваю эту информацию, слегка просев рассудком, группа перебирается в цех. Горгона утаскивает меня за руку. И уже в цеху, отмотав весь запас шнура, Эйнштейн отвечает на ее вопрос – насчет того, что он задумал. Достает «этаку» и предупреждает:

– Сейчас будет большой бум.

И я наконец соображаю, что мешка со взрывчаткой у нас с собой нет, остался в «Душевой»! Так вот чем босс был занят те пять минут, которые мы его ждали в коридоре? Вставил детонатор в любой из брикетов СИ-4, подсоединил шнур, пробрался к окну бытовочной – по стеночке, как это сделал контролер, – и спустил бухту со шнуром вниз, к окну столовой…

– Не надо! – кричит Горгона.

– А если весь цех рухнет? – меланхолично предполагает Лопата. – Мы пока внутри.

– Отстой, как говорит один хороший человек, – отвечает ему Эйнштейн и подсоединяет «этаку» к шнуру.