Текст книги "Зона Посещения. Избиение младенцев"

* * *

Собственно, ночь закончилась чуть раньше, когда вовсю набирал обороты «зеленый рассвет». Прожекторы к этому времени уже погасили. И были подтащены два пулемета с бронещитами, их установили так, чтобы контролировать все подходы к зданию.

К десанту присоединились отряды, вошедшие через южный КПП, – они оцепили Седые кварталы так, что крысак не проскочит. И ловушка захлопнулась окончательно. Вперед они не лезли только из-за своих товарищей, превращенных в зомби, а то бы давно студию сровняли с землей.

Гранатометчик занял позицию за павильоном напротив студии, в котором был когда-то магазин одежды, пробрался и засел там со своей пукалкой, гнида. Позиция для стрельбы, конечно, убойная. Снимать его надо было сразу, пока он бежал и полз, но – прощелкали клювом. Вообще до самого рассвета ни единого выстрела так и не прозвучало, ни с какой стороны.

Пока молчали пушки, Эйнштейн рассмотрел пришельцев в бинокль. «Пришельцев» – в плохом смысле, настоящие бы обиделись. Узрел своего лучшего друга Глиттера, а также доктора Кейси. Участие этого доктора выглядело странным. Для объяснений позвали Бодро. Объяснение было простым:

– Очевидно, его прихватили как специалиста по мутантам. Мне он был нужен в том же качестве. Алчный и трусливый тип, работал только за деньги, но я с ним уже полностью рассчитался. Помогать нам сейчас не станет, наоборот, постарается ликвидировать меня и младшего Пэнова, который его видел со мной.

«Алчный и трусливый тип» в устах мэтра Бодро звучало анекдотично, ну да ладно.

– Зачем вы ему поручали фотографировать малышей-мутантов в обнаженном виде? – спросил я. – Для каких исследований?

– Ничего подобного ему не поручалось, коллега. Мною, во всяком случае. Зато я неоднократно избавлял мистера Кейси от обвинений в сексуальном насилии над малолетними мутантами-звероидами из числа зарегистрированных в городе. Это было просто, учитывая, как прокуратура и полиция всегда относились к мутантам. Выбирал он, кстати, только безопасных самочек, лишенных каких-либо аномальных качеств.

– Убью гада, – пообещал я…

Потом наши вожди в лице Носорога, Эйнштейна и Макса Панова спорили, как выбираться из дерьма. Носорог настаивал, что надо идти на прорыв и что с каждой минутой шансы тают. Эйнштейн предлагал обороняться, устроив здесь неприступную крепость, по максимуму используя возможности аномалов. Мой отец конструктивных предложений не высказывал, зато был категорически против вовлечения «детей сталкеров» в боевые действия, поскольку мы же их вроде как спасали? Тем временем мы с Наткой тихонько удалились от всех, чтобы поиграть в обнимашки…

А потом началось – все вдруг, сразу и со всех сторон. Вояки, похоже, смогли связаться с начальством и получили приказ: зомбаков, бывших братьев по оружию, не жалеть, списать как потери. И пошла стрельба – шквал за шквалом. Пулеметы заработали и по пристанищу мутантов, и по собственной несознательной элите. Крупный калибр! Страшно смотреть, что такая пуля с человеком делает, и никакой защитный костюм класса «букет» не спасет. Правда, за счет внезапности убить с ходу смогли только двоих, ведь рефлексы у трофейного спецназа Горгона не отключила, наоборот, усилила. Они остались спецназом, пусть нечаянно и забыли присягу. Как эти терминаторы в доспехах воевали со своими – залюбоваться! Наши поддерживали огнем из окон…

Женщин и детей сталкеры спустили в подвал. Туда же оттаскивали раненых. Чертовы пулеметы не давали ни вздохнуть, ни головы поднять: бронебойные пули дырявили стены, как печенье. Если этот боеприпас пробивает дюймовую сталь с расстояния в полмили, что ему какие-то кирпичи? Находиться возле окон было смертельно опасно: вот одному из парней буквально перерубило поясницу, вот у другого – огрызок вместо руки.

Пожаловала ракета из гранатомета – уничтожила дверь вместе с дверным проемом. Это постарался говнюк, занявший позицию за магазином одежды. С ним тоже надо было что-то делать, вряд ли он остановится, наверняка готовит новый выстрел. Его прикрывали два автоматчика.

Горгона дала своему элитному стаду приказ отступить в здание и расставила возле самых критичных окон. Из двенадцати спецназовцев остались пятеро, зато накрошили они в три раза больше, заставив волну наступавших откатиться. Жаль, уничтожить пулеметные точки им было не по силам: дать такое задание значило израсходовать «отмычки» впустую.

Отец мой, как хороший стрелок, ушел со снайперкой на крышу. Носорог управлял боем, сидя где-то на втором этаже и вопя команды во всю глотку. Иногда доносились его стоны: «Почему я не взял ничего тяжелого, идиот… А как ты, идиот, пронесешь тяжелое в Зону…» Мы с Горгоной залегли в коридоре возле спуска в подвал и усиленно придумывали, что еще можно предпринять…

Эйнштейн ворвался в подвал:

– Марина, собирай всех «инфразвуковиков» – и наверх!

Мама вскочила:

– Зачем?

– Если не заткнуть пулеметы, все поляжем. Составишь «капеллу» и подирижируешь, у тебя это лучше всех получалось. Попробуете дотянуться.

Он хотел объединить усилия нескольких однотипных аномалов. В «Детском саду» проводились такие опыты, чем-то напоминающие коллективное шаманское камлание. Группу камлающих мутантов называли «капеллой», а психолога-руководителя – дирижером. Получалось далеко не всегда, но если получалось, то мощность воздействия (а также дальность и точность) возрастали с увеличением количества участников по экспоненте.

«Инфразвуковиков» вместе Голубятником у нас было четверо. Голубятник, хоть и раненый, тоже пошел, бормоча себе под нос: «Да не получится ничего, хоть пой, хоть не пой…»

– Если с пулеметами сорвется, пустите на них волну, – сказал Эйнштейн.

– Волна сначала накроет нас всех, сами повыбегаем на улицу.

– А вы сфокусируйте звук вне дома! – закричал он. – Как можно дальше! Кого я учу, Марина?

Мама с детьми легла в коридоре возле выхода в холл. Здесь было пока еще безопасно, но холл простреливался весь. В наружных стенах появилось много дыр.

– Что конкретно сделать? – спросила мама Эйнштейна. – Мы в пулеметах ничего не понимаем.

– На пулеметы не отвлекайтесь, с механикой вам не справиться. Сосредоточьтесь на гранатах. В верхнем кармане разгрузки у каждого из пулеметчиков лежит граната. Вы должны раскачать и выдернуть чеку.

– На таком расстоянии?

– У тебя «капелла»! Четыре голоса!

– Они не гении, а для резонансного телекинеза нужны тишина и спокойствие.

– Попробовать-то можете? – ответил Эйнштейн, сдерживаясь. – Тишину и спокойствие не гарантируем, но лупить по вам не будут. Мы их сейчас попробуем отвлечь. Когда скажу, быстро переползайте в холл, рассаживайтесь и приступайте.

С холлом было понятно, без визуального контакта никак. Сдвигать точку резонанса, воздействуя на довольно тяжелую чеку гранаты, – тонкая работа, «инфразвуковики» должны наблюдать за объектом воздействия, а из холла видны оба пулеметных гнезда. Но находиться там было смертельно опасно, Эйнштейн брал на себя страшную ответственность. Вдобавок посылал туда мою маму…

На втором этаже, над нами, жутко бахнуло, дом сотрясся. Еще одна ракета!

– Я их отвлеку, – сказал я и встал во весь рост. Вынул «Джона-попрыгунчика». – Поиграем в салки наоборот.

– Петя, стой! – вскрикнула мама.

Куда там! Два прыжка сквозь стены, и я на Первой Седой.

– Не подведите меня, детки! – крикнул я в ответ.

Выскочил я специально без оружия, чтобы не провоцировать противника. Главная моя задача была удивлять, а не изображать атаку. Для начала я пропрыгал вдоль улицы, концентрируя на себе внимание, и стрельба мало-помалу стихла. У зрителей отвисли челюсти и опустились винтовки. Наши тоже мгновенно прекратили стрелять, сохраняя драгоценную тишину. В два приема я скакнул на крышу одноэтажного плоского ресторана и помахал оттуда рукой, потом вернулся на улицу, перенесся на крышу магазина одежды и спрыгнул к гранатометчику. Просто из любопытства, хотелось посмотреть ему в глаза. Длинный, тощий парень с лошадиным лицом. Вытащить нож и ударить его… я преодолел искушение. Не успею, убьют.

– Далась тебе эта война, – только и сказал я ему. – Играешь за плохих, солдат.

Автоматчики, поначалу вылупившиеся на меня, уже синхронно поднимали оружие, и я унесся прочь, возникая то тут, то там. Пронесся по бульвару – внаглую. Сказал кому-то «привет», кого-то хлопнул по плечу. Вреда никому, к сожалению, принести не мог, работа с артефактом требовала полной сосредоточенности, а главное, занимала обе руки. В левой находился «Джон-попрыгунчик», который я держал строжайше горизонтально, постоянно контролируя внутренний гироскоп, а второй рукой я работал с гранями и вершинами, направляя прыжки. Чтобы воспользоваться ножом, пришлось бы на пару-другую мгновений остановиться и стоять на месте, превратившись в удобную цель.

Тишина длилась недолго. Беспокоясь за своих, я еще успел пронестись мимо телестудии – с торца здания. Услышал, как дети выводят монотонными голосами: «Ре-зо-нанс… Ре-зо-нанс…», и порадовался. У них все было в порядке: настройка, транс, коллективная медитация… И наконец, спохватившись, штурмовики начали по мне стрелять.

Я ждал этого с самого начала, был морально готов, а все равно неприятно. Да что там – страшно до усрачки. Ожили оба пулемета, возбуждая мою фантазию картинами того, как их чудовищные снаряды прошибают мое тело. В тахорга вон тоже почти невозможно попасть, прыжки его – та же телепортация, но ему хотя бы единичные попадания не страшны… Я запрыгал по дуге вокруг бульвара, уводя стаи пуль от студии, и молился: ну когда же, ну давайте, ну сколько ж можно ждать… «Мама!» – пискнул во мне маленький мальчик, когда раскаленный стальной шершень обжег мою щеку, оставив глубокую кровоточащую царапину…

Думаю, жить мне оставалось несколько секунд, враги уже пристрелялись по столь странной мишени, когда замысел Эйнштейна сработал.

Да тьфу на Эйнштейна! Это мать моя сработала, а также милые мои аномалы, чьи фантастические таланты кто-то решил закопать в землю вместе с детскими трупиками.

Чеки из гранат были принудительно выдернуты. Возле пулеметов грохнули взрывы, один за другим. Аккуратнее с боеприпасами, господа убийцы! Что стало с пулеметчиками, не знаю и знать не хочу, но сами пулеметы капитально разворотило. И сразу стало хорошо.

Я влетел обратно в студию – в объятия мамы. Натали скромненько стояла здесь же, ни на что не претендуя. Я обнял ее, не скрываясь, она пробормотала на автомате: «Отвали», а папа Носорог нахмурил очи.

Голубятник на кураже подбежал к выбитому дверному проему, встал на четвереньки – лицом к магазину одежды, – толкнул руками пол… и вдруг земля под павильоном подпрыгнула, словно снизу ударил огромный кулак. Маленькое землетрясение. Павильон начал рушиться, гранатометчик, бросив свою трубу, шарахнулся в сторону и схватил пулю от нашего снайпера.

Предупреждал я его, за плохих играешь. Плохие всегда проигрывают. Оба автоматчика тоже попали на мушку и закончили жизненный путь. Пользуясь моментом, я опять выпрыгнул на улицу, доскакал до магазина и взял гранатомет вместе с выстрелами (два вьюка по четыре в каждом, один вскрыт). Крюка бы сюда, подумал я с болью, он бы от такой игрушки был в восторге…

Счастливый Голубятник упал без сил. Открылась рана на плече, повязка покраснела.

– Кто-то говорил, что ничего не получится, – сказал он, теряя сознание. – А все получилось…

Надорвался пацан. Жаль, что в себя так больше и не пришел.

* * *

Жестокий обстрел мы парализовали, но силы все равно оставались несоизмеримы. Захват здания был неизбежен, а следом – истребление внутри всего живого.

Охранника Жиля тяжело ранили, он лежал в подвале, инженер из тренажерной погиб. Потерь хватало, наш гарнизон, пусть поначалу и недооцененный, был прорежен.

– Живчик, ты прав, надо прорываться, – сказал Эйнштейн. – Только по-умному, а не в лоб, как ты любишь… Марина! – позвал он. – Собери, пожалуйста, «погодников» и «химиков».

– И тех, и других? Вместе? – удивилась мама.

– Нужен не просто туман, а супертуман. «Химики» помогут. Подирижируй группой.

– Будет тебе туман…

Отправилась выполнять задание.

За окнами кто-то раскатисто прокашлялся и произнес механическим голосом:

– Илай!

Я чуть не подпрыгнул. Хотя чего дергаться? Обычный мегафон. Звук только казался оглушительным, а на самом деле приходил издалека.

– Здесь майор Глиттер, – продолжал мегафон. – Илай, пусть кто-нибудь из твоих людей выйдет на улицу и посмотрит. Обещаю не стрелять.

Носорог отправил своего помощника, с которым я давеча подрался. Тот быстро вернулся и доложил, что через дом от нас стоят трое военных, и у них одна из наших девчонок.

– Кто?

– У которой руки и ноги не в те стороны гнутся. Они засунули ее в холщовый мешок.

– Боа, – всплеснул руками Эйнштейн. – Пыталась убежать, дурочка…

Через дом от телестудии – это же та двухэтажка, где мы с Наткой… Я ж там все знаю! – сообразил я. Вход с крыльцом, стекла везде целые…

– Илай, если ты немедленно сюда не подойдешь, мы вздернем вашего выкормыша, – загремел голос Глиттера. – Придешь – отдадим. Возьми кого-нибудь с собой, он заберет девчонку. Никакого оружия. Выбор за тобой, Илай.

– Если и вправду попробуют вздернуть, это хорошо. Вот если б расстреляли – это плохо… – пробормотал Эйнштейн, суетливо ощупывая карманы, как будто что-то искал. Ничего не искал, просто распереживался. Потом остановился и посмотрел на нас. – А выбора-то нет.

– Пойдешь? – спросил Носорог.

Конечно, Эйнштейн пошел. С ним на пару Носорог отправил своего помощника, который должен был вернуться с Бо, если Глиттер не обманет. А я тем временем…

Я с любимым «глоком» на поясе прыгал сквозь стены. Дома стояли встык, никто мой маневр видеть не мог. Я прибыл на место рандеву раньше босса, осмотрелся и прислушался. В доме никого, кроме меня, а квартирка – точная копия той, что на втором этаже, которую Натка выбрала для нашего свидания, разве что мебель чуть иная. Я осторожно выглянул в окно первого этажа… Глиттер ждал, позевывая. Уверен, сука, что все у него сложится. С ним были двое – один из этих двоих, надев на ноги «кошки», залез на столб линии электропередачи и закреплял на самом верху большой холщовый мешок. Второй страховал внизу. В мешке кто-то молча трепыхался; вероятно, Боа.

Почему для обмена было выбрано это место, а не, скажем, бульвар, – понятно. Мертвая зона для наших снайперов. И близко, и не дотянешься пулей. Если, конечно, Глиттер был согласен на обмен, что вызывало сомнение. Ему больше шло тупое убийство заложника, что, по-видимому, и намечалось.

Когда появился босс, верхолаз уже спустился. Прихвостни Глиттера тут же принялись обыскивать и его, и человека Носорога. Эйнштейн при этом задумчиво смотрел на мешок, болтавшийся на столбе, и чему-то улыбался.

– У меня приказ: пленных не брать, – проинформировал Глиттер.

– Я рад за тебя, спаситель человечества. Кому как не тебе выполнять такие приказы.

– Его хотят выдернуть из могилы, а он грубит. Порадуйся лучше за себя, майор.

– Девочку, значит, не отдашь?

– Почему, могу отдать, это ничего не изменит. Максимум к вечеру ваше логово будет сожжено вместе с ней и прочим зверьем.

– А зачем мешок и столб?

– Она слишком хорошо прячется, устали уже искать. Если нужна – твой подмастерье снимет. Слушай, майор, это не суть. Расклад такой. Наши верхние рвутся с тобой поговорить, просто землю копытами роют, поэтому ты здесь. Я уверен, ты понимаешь, что убирать тебя пока не собираются, иначе не притопал бы ко мне сам, своими ножками. Никогда не поверю, что ты готов разменять свою жизнь за один-единственный безмозглый «образец». – Глиттер с чувством посмеялся и обратился к подчиненным: – Парни, погуляйте, о’кей? Вон, покараульте мешок. И ты отойди, подмастерье, – махнул он рукой помощнику Носорога.

– Это вербовка? – осведомился Эйнштейн.

Глиттер дождался, когда его парни отойдут к столбу и там закурят, а «подмастерье», отступив на несколько шагов, присядет на крыльцо дома, после чего заговорил:

– Я мог бы привести взвод и просто тебя арестовать. Но, как видишь, я здесь один… (Любит все делать в одиночку, усмехнулся я, за что и поплатится.) Меня уполномочили сделать тебе предложение, Илай. Ты – враг Конторы…

– Всех Контор, дружище.

– Точно так, дружище, точно так! Но ведь соседскую Контору ты явно любишь куда меньше, чем нашу родимую, правда? Наше с тобой заведение, мы оба это понимаем, всего лишь театр марионеток в руках соседей. От нас тебя мгновенно заберут в Лэнгли, где тобой займутся мастера-вивисекторы и мозгодеры с латексными пальцами. Так вот, Илай, насчет твоей будущей командировки в Лэнгли. Есть одна идея…

– Нет, – сказал Эйнштейн. Опять он чему-то улыбался и посматривал наверх, на холщовый мешок.

Наверху столба и вправду происходило нечто непонятное. Мешок сильно провис, приняв выраженную грушевидную форму, и, такое впечатление, удлинился. Снизу появился небольшой светлый нарост – странного розоватого цвета… «Небольшой» – это я промахнулся. Нарост быстро увеличивался в размерах, набухая, словно капля.

Никто, кроме нас с боссом, эти метаморфозы пока не заметил.

– Что – нет? – холодно спросил Глиттер. – У меня есть и другие полномочия. Если не согласишься, могу пристрелить тебя при попытке к бегству.

Эйнштейн поднял руку и прицелился в майора из пальца:

– А я хочу пристрелить тебя просто так, ради удовольствия.

Он прицелился из пальца…

Босс знал, что я здесь! Вот почему был так спокоен.

Мы же с ним договаривались об этой ситуации – в записках, которыми обменивались на планшете! Еще в прошлый раз, когда были в Зоне. При первой встрече с Горгоной – он тогда панически боялся ментального удара, надел шлем, закнул уши, и мы вынуждены были переписываться. Я, помнится, ему предложил, страхуясь сам не зная от чего:

«давайте условимся»

«о чем»

«на кого покажу пальцем того возьмете на мушку а если я изображу выстрел то стреляйте»

И вот она, та самая картина. С единственной разницей: не я, а он указывает на врага пальцем.

Я прицелился Глиттеру в башку. Пока не стрелял – ждал от босса знака, следуя договоренности. Патрон был в патроннике, пистолет я зарядил еще в студии, чтоб потом не лязгать, а классического предохранителя в «глоке» нет.

Мешок на столбе между тем заметно похудел, зато нарост из большой розовой капли превратился в… Я на секунду обалдел. Это ни описать невозможно, ни вообразить… Голая попка, спина – изрядный кусок человека торчал из холста, практически половина тела. Даже больше половины. Ноги, плечи и голова были еще внутри, зато все остальное уже снаружи.

Это Боа просачивалась сквозь ткань. Освобождалась из плена.

Голая, потому что пробиваться надо было еще и сквозь собственную одежду.

Глиттер наконец обнаружил, что с его мешком какая-то чертовщина.

– Чего?!! – Он опупел, как и я в первый момент, как любой нормальный человек при виде такого сюрреализма. – Эй, ловите тварь!!!

Его бойцы подняли головы и тоже остолбенели. Лишь Эйнштейн сориентировался в ситуации, как надо. Едва Бо выскользнула из мешка и полетела вниз, он изобразил пальцем выстрел.

И в тот же миг я нажал на спуск. В оконном стекле появилась аккуратная треугольная дырка. То, что случилось с лицом майора Глиттера, аккуратным не назовешь, все-таки тридцать пятый калибр. А куда еще было стрелять, если он весь в кевларе? Шлем снял, и то ладно.

Я переключился на бойцов покойного майора, ожидая от них неприятностей. Зря беспокоился. Упавшую девочку они поймали – да так, что она вошла частями своей плоти в их плоть. Одному – пятерней в шею, другому – локтем в пах. Ну, то есть вошла буквально – проникла внутрь. Не успела, наверное, вернуть структуру своего тела в человеческое состояние. Ей-то что, пальцы и локоток сразу выскочили обратно, и она рухнула на землю. Зато двое мужчин… Короче, малоприятное зрелище.

Добивать их мы с боссом не стали, не до того было. Опасались, что нас самих сейчас пристрелят, что было бы естественно и логично. Снайпер на подстраховке или подкрепление за углом. Я отчетливо чувствовал угрозу, которая стремительно приближалась, я уже видел самого себя в прицеле, и это был вовсе не психоз, дергавший меня за нервы, это Зона сигналила своему верному симбионту.

Нас бы определенно пристрелили, если б не туман, вдруг упавший на Седые кварталы.

* * *

Туман накрыл наш гиблый тесный мирок, как пуховое одеяло. Команда «погодников» постаралась на славу, а «химики» добавили таких штрихов, что не всякий авангардист нарисует.

– Шерхан, передай мистеру Носорогу, что ситуация благополучно разрешилась, и мы идем к вам, – произнес Эйнштейн в пустоту. Нормальным голосом, не напрягаясь.

Ага, это они о таком способе связи договорились. Слух у Шерхана острее, чем его же когти. Видимо, маленький звероид сидел на посту и ждал сообщение. Хорошо придумано. А если взять двух таких слухачей, некстати подумалось мне, да развести их подальше друг от друга? Связь тогда получится двухсторонней…

Я прихватил из квартиры халатик для Боа, завернул в него девочку, предварительно ее потрогав (затвердела ли), и понес на руках. Падение со столба не стоило ей ровным счетом ничего, никаких травм. Подозреваю, что свободный полет с высотного здания мог бы ей даже понравиться.

Помощник Носорога исчез: сколько его ни звали, не откликнулся.

И мы отправились назад. Двигались так быстро, как могли, но все равно получалось медленно: туман был, как молоко, своего носа не видно. Держались за руки. Казалось бы, студия в двух шагах… Никаких звуков почему-то мы не слышали, что было странно, – столько людей должно было покинуть здание, столько детей. Ради чего все затевалось? Чтобы слинять отсюда! Разве можно это сделать бесшумно? Или Носорог передумал? Или что-то стряслось?

Все в порядке, наконец сообразил Эйнштейн. Туман гасит любые колебания воздуха, потому и звук приглушен до минимума. Это значит, что Шерхан не принял сообщение от Эйнштейна, и друзья точно в таком же неведении, как и мы.

Очень быстро возникло опасение, что мы заблудились. И еще возникла неожиданная сложность: стали бесполезны пробники и гайки.

– Нормально, я их чувствую, – сказал я боссу про аномалии. – Проверял не раз. Это надежно. Например, если двинем отсюда на одиннадцать часов, вляпаемся в «плешь», а сзади слева была простая «давилка», ее уже прошли.

– Ты – да, а наши как?

– Среди наших полно симбионтов, которые на вашей «игровой площадке» показывали отличные результаты. Надежда на них. А вот у солдатни определенно должны возникнуть проблемы…

Боа попросилась с рук, и я поставил ее на ноги. Дальше она шла сама.

Туман быстро менялся, в нем появились цветные включения, превратившиеся в яркие горизонтальные полосы. Причем цвета были те же, что на занятиях у моей мамы по расщеплению коричневой бурды на составляющие ее краски. Желтый слой, лиловый слой. Синий, зеленый, алый… Очевидно, кто-то из «химиков» развлекся, долбить их в ухо!

Между слоями появились разрывы. Некоторые из раскрашенных горизонтальных полос чуть раздвинулись, открыв узкие щели. Обзор был только ближний и на разных уровнях, но хоть так.

И вдруг я увидел голову. Она будто висела в воздухе – такой жутковатый эффект, сначала я даже вздрогнул. Разрыв в тумане был на уровне моих глаз, это не высоко. А голова принадлежала де Лосано… Опять она.

Рядом с ней был кто-то еще, кто-то в комбезе. Мы подошли, не пытаясь скрадывать шаги, туман гасил все. Мечта диверсанта.

– Видели вы моего мальчика? – терпеливо спрашивала мать Зиг Хайля… и у кого же? У доктора Кейси!

Он в свою очередь взывал к ней:

– Мэм, в каком направлении река?

Заблудился… Вот и встретились, зло обрадовался я.

Цветные полосы в этом месте были раздвинуты более, чем обычно, – как по заказу. Этакий оазис. И вообще туман с каждым шагом становился все более разреженным. А по низу, на уровне щиколоток, тумана больше не было вообще, он словно приподнялся дюймов на десять-двенадцать, открыв щербатый асфальт.

– О, это вы! – воскликнул док, увидев нас.

Я нокаутировал его хуком в челюсть, хватило одного удара. Разговаривать? Слишком много чести. Он свалился, как тюфяк. Челюсть, похоже, я выбил, он силился что-то произнести, но только жалобно мычал. Эйнштейн молча вправил ему вывихнутый сустав, и тогда он обиженно простонал:

– Меня-то за что?

Я попросил Эйнштейна раздвинуть доктору ноги и лечь на них. Сам сел клиенту на грудь. Медленно вынул нож и показал Кейси, чтобы тот хорошо рассмотрел инструмент.

– Не лишнее ли это? – усомнился Эйнштейн.

– В самый раз. Сделаю его жизнь чище и проще.

Тело яростно задергалось под нами, и Боа присоединилась к Эйнштейну, сев строптивцу на одну из ног – так, чтобы лучше видеть происходящее.

– Вам помочь, джентльмены? – осведомилась сеньора де Лосано.

– Не найдется ли у вас резиночки или прочной нитки?

Резиночка нашлась. Дальше – быстро. Продолжая сидеть на клиенте, чтоб не рыпался, я развернулся и распорол ему штаны, подготовив операционное поле. Оперировать с этой стороны было не очень удобно, однако просить у Эйнштейна помощи я не стал. Вытащил вонючую мошонку с крупными шарами, оттянул как можно дальше и туго перехватил кожу резинкой. Потом отхватил все это хозяйство на хрен. Серьезные сосуды не были затронуты, кровью не истечет. Кейси сначала орал, теперь хныкал. А чего хныкать? Я еще гуманизм проявил, в Персии вон вообще оскопляли – все гениталии под корень. Ампутированный аксессуар я сунул ему в рот.

– Джентльмены, не спрашивала ли я у вас… – завела де Лосано свою песню, но я ее перебил:

– Спрашивала. Мы вам наврали, сеньора, что не знаем. На самом деле знаем. Ваш сын встретил в Зоне сына мистера Панова, того самого сыщика, который спас его несколько лет назад. Он хотел ограбить и убить подростка, но получил отпор. Группа сталкеров сделала его своей «отмычкой» и скормила «мясорубке». Ваш сын, сеньора, говнюк, подлец и трус, потому и подох так позорно.

С минуту женщина молчала. Наконец произнесла спокойно:

– Это вы его убили.

– Что?!

– Вы оба. Вы и убили. Будьте прокляты, джентльмены.

Она повернулась и ушла, мгновенно растаяв во мгле. Я чувствовал, я видел – она идет точно в сторону «прожарки». До нас донесся глухой, задавленный туманом вскрик. Потом было слышно, как шкворчит, лопается, шипит мясо. (А ведь слышимость значительно улучшилась, подумал я.) Столько времени бывшая дама промыкалась по Зоне, избегнув все ее ловушки! Но едва узнала правду – везение закончилось. Значит, так и надо.

– Интересно, насколько высок туман? – произнес Эйнштейн. – Найти дом и залезть? Или лучше на дерево, на столб?

Пройдя полсотни шагов, мы снова наткнулись на низкий горизонтальный разрыв, идущий по земле. Я лег и осмотрелся. Вдалеке, на пределе видимости, нескончаемой вереницей тянулись ноги, множество ног, среди которых были детские…

Наши! Наконец-то мы их нашли. Догнали, воткнулись в колонну, обнимая всех, кто под руку попал… Они шли друг за другом, вереницей, крепко держась за руки.

– Кто проводник, – спросил я, – Макс Панов?

– Нет, – ответили мне, – твой отец отправился тебя искать, не находил себе места от волнения.

– А мать?

– Марина где-то с детьми…

Добравшись до нее, мы сдали Боа с рук на руки. Эх, как мама хотела схватить меня в охапку и прижать к себе, но не стала тормозить и рвать строй. А мы двинулись в голову колонны, пройдя мимо Пеппи, Бабочки, секретарши Бел, Барсука, Светлячка. Мэтр Бодро страшно обрадовался, увидев меня, но что-то я сомневался в его искренности. На носилках тащили Голубятника, надо же, Носорог не бросил мальчишку, хоть он и в коме. Были еще носилки – тоже с детьми. Тяжелораненых из числа взрослых оставили в телестудии, на прорыв ушли только те, кто мог передвигаться самостоятельно. Но раненых детей взяли всех. А ведь среди них, среди малолетних мутантов, были не только аномалы, внешне не отличимые от нормальных мальчиков и девочек, но и мутанты-звероиды. Их спасали наравне со всеми. Родители, погибающие в мышеловке, умоляли не бросать их деток…

Дракула шел первым, он вел колонну, принюхиваясь, прислушиваясь и часто останавливаясь словно бы в задумчивости. За ним следом – Фаренгейт, Шерхан, Натали, и только потом – обычные люди вроде Носорога и его боевиков. Все было правильно. Если и есть для мутантов где-нибудь дом, то это Зона.

Выскочили из тумана внезапно – и сразу затормозили. Даже задний ход дали (в тылу грязно заругались). Перед нами лежала железная дорога, мы к ней все-таки вышли. Теперь бы еще пересечь ее… Внизу, возле моста, видна была река, там болтались на воде лодки и кучковался спецназ. Это был второй отряд из тех, что проникли по реке. Первый отправился на штурм телестудии, а эти блокировали «железку», замкнув окружение. «Котел» на их поганом языке. Правда, сейчас речь о «котле» уже не шла: они драпанули от тумана, испугавшись, надо думать, его праздничной расцветки.

Будь сгустившееся облако темным, мрачным, да хоть пепельно-черным – возможно, сохранили бы самообладание. Но веселенькая тучка, словно сошедшая с детского рисунка – это в Зоне-то! – кого хочешь лишит разума и воли.

Шерхан отчего-то заволновался: нюхал и нюхал воздух, но причину волнения так и не сказал.

– Обойдем через депо, – решил Носорог.

Через паровозное депо – единственный вариант, хоть оно и стояло в опасной близости от реки. Туман подходил к самой его стене. Мы нырнули обратно в слепую пелену и пошли по границе реального и нереального, а когда дошли, выяснилось, что дети страшно устали. Требовалось хоть немного отдохнуть. Сооружение было совсем старым, круглым, веерного типа. В центре располагался огромный поворотный круг с рельсами, распределявший паровозы по стойлам. Мы с Эйнштейном наспех проверили депо: серьезных аномалий не нашли, разве что в нескольких стойлах висели паутины – туда ходить категорически запретили.

Люди упали, кто где стоял… Но даже минуты расслабиться нам не дали! Собачий лай вновь поднял всех на ноги: он был далеким и вроде бы не имел к нам отношения… Увы, тревожные звуки быстро приближались. В составе приплывшего по реке отряда были служебные псы – они-то нас и учуяли.

Шерхан затрясся от ярости, он ненавидел собак до такой степени, что не мог себя контролировать. Эйнштейн рявкнул шепотом:

– Держите его крепче!

Снаружи послышался голос:

– Проверить депо!

Шерхан вырвался и побежал. Кто-то из родителей на входе хотел его схватить – куда там, звереныш легко ускользнул от сомкнувшихся рук. Прыжок, сальто, и он на воле. А за ним… за ним помчалась моя мать.

Мама!

Трудно совладать с Шерханом, когда много пространства и все можно; мальчик успел зарезать и загрызть пару здоровенных овчарок, прежде чем его застрелили.