Текст книги "Зона Посещения. Избиение младенцев"

Я видел. В здании ресторана ждала гостей паутина, большая и голодная, заплела весь столовый зал, а по невидимым нитям ее пульсировала ядовитая кровь… В мотеле, что по соседству… нет, в подвале мотеля – там хозяйничало нечто ужасающе холодное; космический холод, наделенный волей и злостью, дышал в окна мотеля, заставляя тело случайного путника (мое тело) покрываться мурашками… Под землей тянулась труба с кабелями, я видел их все, до каждой медной жилки, большая часть кабелей лежали мертво, но были и такие, по которым почему-то текли токи… Что все это? Самообман, глюки? Тот самый психоз, о котором предупреждал Эйнштейн?

Он принял мой выплеск насчет суеверий, не перебивая и не оборачиваясь.

– Остроумно, – сказал он с одобрением, когда я закончил. – Кстати, вот тебе еще кое-что пикантное про хот-степ. Про наш, про институтский, который на самом деле не игра, а тест на совместимость с Зоной. Согласно одной из гипотез, существуют мутанты, на которых «игровая площадка» вообще не реагирует, не важно, наступает он на стыки или ставит ногу аккуратно. Искр не будет в любом варианте, не надо беречься. И это, по мысли наших теоретиков, высшая степень взаимодействия с Зоной. Это значит, Зона принимает тебя за свою часть, не считает тебя кусочком Земли.

– И что, – заинтересовался я, – такие мутанты вправду есть?

– Увы, подобные экземпляры пока не обнаружены.

Мы благополучно миновали «Наггетсы». Мотель тоже остался в стороне. Эйнштейн шел уверенно и сравнительно быстро, не пользуясь пробниками, разве что приостанавливался иногда, чтобы понюхать воздух. Верхнее чутье у него развито, что ли? Короче, по всему было видно, человек в здешних местах – частый гость.

– Босс… – позвал я. – Мистер Эбенштейн…

– Питер, дорогой мой, – откликнулся он, – зови ты меня как-нибудь подобрее. Дядя Эли, например. Или дядя Илья, что, в сущности, одно и то же. Можешь просто Эли, без «дядя». Начни – и быстро привыкнешь.

– Попробую, – согласился я. – Я хотел спросить… У вас ведь есть карта ловушек по нашему маршруту?

– Старых, известных – да. Все они учтены в тренажере.

– В тренажере я всегда шел прямо по Хорде до того перекрестка. Ни ресторанчик, ни вон тот мотель не обследовал. А сейчас стало любопытно, сидит в них какая-нибудь гадость или все чисто?

– Чтоб в Зоне, да чисто?.. Под мотелем, насколько я помню, есть бомбоубежище, и там внизу полно «ведьминого студня». С самого дня Посещения. Ну а куриный ресторан года два как зарос «серебряной паутиной», внутрь лучше не соваться.

Вот тебе и самообман, подумал я, вот тебе и глюки.

– А электричество в Зоне где-нибудь вырабатывается? Генераторы какие-нибудь автономные… не знаю… ТЭС, может, кто-то включает?

– Э-э, дружок, ты сейчас дернул одну из самых бородатых загадок. Оставшаяся земная техника давно развалилась, так что электроэнергии в бытовых и промышленных линиях, казалось бы, нет и быть не может. И вместе с тем она в Зоне есть. То конвейер на кирпичном заводе поедет, то вдруг вышка ретранслятора выдаст в эфир какой-нибудь шлягер. А по ночам, многие рассказывали, в окнах брошенных жилых кварталов, бывает, горит свет. Можешь себе представить такую жуть? Я сам однажды в Сити видел горящее рекламное панно с двигающимися картинками, чуть не спятил. Какое может быть рациональное объяснение? Источник электричества в Зоне есть – «вечные батарейки», но их сначала надо собрать в большом количестве, соединить в одну сеть и каким-то образом подключить к линиям электропередач. Да и ток они дают постоянный… А почему спрашиваешь?

– Мы прошли над кабелем, – не стал я врать. – Он там сзади закопан, – я показал, – идет от ТЭС в сторону Слепых кварталов. Некоторые жилы почему-то под напряжением.

Эйнштейн остановился, оглянулся и внимательно посмотрел на меня.

– Возвращаться мы не будем, – сказал он. – Нельзя, ты знаешь. Но если еще хоть что-то похожее увидишь, сразу сообщай мне.

– Зачем?

– Хочу, чтоб ты попытался воздействовать, а не только считывал информацию. У тебя ведь уже были попытки воздействия?

– Со «скорой» первый раз.

– Но ведь получилось? Значит, можешь. Значит, надо тренироваться.

– Как «образцам» в «Детском саду»?

– Не торопись с выводами, – сказал он мне. – Обтряси это дерево спокойно, без эмоций. Подумай о перспективах. И о последствиях тоже. Если не научишься управлять собой, правильно расходовать свой организм, не гробя себя по пустякам, то накроешься так быстро, что сообразить не успеешь. Еще тебе нужно уметь восстанавливаться. Без тренировок никак, Питер. Кому много дано, тот многим рискует.

Мы, кстати, уже вышли на Первую Промышленную улицу и сейчас торчали напротив пекарни – нескольких металлических коробов разных габаритов с вытяжными трубами, вылезающими из фасадов. Амбар, печи, электромельницы – все было мертвое.

Перекресток, который Эйнштейн предпочел обойти, был образован пересечением как раз Первой Промышленной и Хордовой линии и остался по правую от нас руку.

Район этот называли Малым Промышленным. Здесь располагались всевозможные мелкие предприятия: механизированные и кузнечные мастерские, деревообрабатывающая фабрика и тому подобное. Огражденные территории с железными воротами, которые за столько лет развалились и потерянно висели на петлях. Высоченные одноэтажные строения с плоскими крышами, бывшие когда-то цехами, склады для готовой продукции и сырья, конторские здания, прочие хозпостройки – все однотипное, серое, скучное. Торчали металлические фермы (что-то было недостроено, что-то разрушилось). Иллюстрация к катастрофе в формате 3D.

Дальше за всем этим убожеством, параллельно рядам заброшенных участков, тянулась железная дорога. К ней нам и надо было.

– Отложим разговор на время, – сказал Эйнштейн. – Ты в тренажере каким путем на ту сторону пробирался?

– Через мебельную или через лесопилку… Дядя Эли, кто мой биологический отец?

Все-таки я спросил это. Сподобился задать главный для себя вопрос, пока тема не остыла.

Он не ответил: сосредоточенно сканировал взглядом местность.

– Мой отец правда сталкер? – напомнил я о себе.

Нет, не до детских вопросов было озабоченному «дяде Эли». Якобы не расслышал. Приняв решение, он бодренько возгласил:

– Пойдем через лесопилку.

Глава 2

Погоню мы заметили только у железной дороги, поднявшись к полотну. Вернее, заметил Эйнштейн, он по-прежнему часто поглядывал назад, все чего-то ожидая. Далекие фигурки двигались по Промышленной улице, повторяя наш маршрут.

– Студень им в глотку… – бормочет он, доставая бинокль.

Залегли, смотрим. Я смотрю на Эйнштейна, у меня-то бинокля нет. И вижу, как лицо у него вытягивается.

– Это еще что за подарок? – растерянно вопрошает он.

Похоже, ждал совсем не тех. Не знаю, плохо это или хорошо, наверное, все-таки хорошо. Протягивает бинокль мне. Приникаю к окулярам…

Их четверо: мужик грозного вида, худосочный парень, девчонка и маленький мальчик, совсем еще ребенок. Экипированы кое-как, без спецкостюмов. Странная компания. Лиц не видно, дистанция великовата, однако чудится мне, что знаю я этого тощего парня с характерной копной волос на голове. Не Крюк ли это среди новых гостей Зоны?

Впору прыгать и хлопать в ладоши – сюрпрайз, сюрпрайз!

Мужик тащит громоздкий прямоугольный контейнер, держа его за рукоятку.

А мальчик одет в до боли знакомую форменную курточку воспитанников «Детского сада» – это уж совсем странно.

– Может, не за нами? – говорю я боссу.

– Просто погулять вышли, – язвит он. – Может, и не за нами, конечно. Девчонка меня смущает…

– А что – девчонка?

– Да так, не будем о гадком. У страха глаза велики.

Я еще раз смотрю на эту компанию – они ведь явно направляются к лесопилке! Туда, где мы были каких-то полчаса назад. Возвращаю бинокль Эйнштейну и спрашиваю:

– Наши действия, командир? Двигаем дальше?

– Подождем, последим. Когда они дойдут до сортировочного узла, станет яснее. Если дойдут.

– А что с огнеметом? – спрашиваю. – Берем, нужен?

– Мне – нет, а ты, если в детстве не наигрался, вытаскивай. Переть будешь на себе.

Огнемет валялся на железнодорожных путях возле «давилки» – точно в том месте, что и на тренажере. Любимая игрушка Крюка. И не прибрал никто до сих пор… Когда мы пять минут назад наткнулись на него, я хохотал так, что чуть не описался. Не лень же было кому-то строить модель Зоны с такой параноидальной тщательностью!

Оттащить эту дуру от ловушки не более сложно, чем в виртуальном мире, но – прав Эйнштейн – стоит ли оно того? Тяжелое оружие здесь – непомерный балласт, трудно представить ситуацию, когда бы что-то такое всерьез пригодилось, зато сил сталкерских сожрет немерено. Против себе подобных, да и против расплодившихся тварей Зоны куда эффективнее использовать обычное стрелковое, которое, ясен день, в нашем арсенале имеется.

– Дядя Эли, – зову, – «Душевая» – она где?

– Любопытствуешь или вопрос по делу?

– Просто если она за городом, где-нибудь в лесу, на фермерских территориях или, не дай Бог, в горах, такое оружие, как огнемет, может понадобиться. Если в городе – бросаем.

– А давай на обмен? Я тебе подробно расскажу, где «Душевая», как она выглядит и как до нее добраться, а ты мне – что такое «кладовка» и где стоит «коробка с тряпками».

Я все ждал, когда же он начнет подкатывать ко мне с такими вопросами. Вот, дождался… Отвечаю ему, глядя в землю:

– Я, дядя Эли, уже говорил вам. Я не понимаю, что папа имел в виду в этой записке. Не верите?

– Не обижайся. Только ведь за тебя этого никто не поймет, ты бы поднапрягся, что ли. А «Душевая» находится на территории кирпичного завода. Хорошо, что не на металлургическом. С Бродягой Диком встретиться – не лучшее завершение жизни.

Смотрю я на огнемет. Реактивный, противопехотный. Красивая вещь, прав был тогда Крюк… Рядом – темные тряпки, едва прикрывающие чьи-то ссохшиеся останки. Хорошо, что ссохшиеся, на свежие я бы смотреть не смог – после «давилки»-то. Лепешки из людей – не для моего желудка. Что за чудак здесь накрылся? Зачем припер сюда эту хрень, какую мишень собирался поразить? Зачем-то ведь припер… На фиг, решаю. Обойдусь без игрушек. И правда, что за детство.

Вообще-то ловушки не очень любят железнодорожные пути, больше по полосам отчуждения таятся. Они, полосы эти, в старом Хармонте узкие, чисто символические, но чрезвычайно опасные на всем протяжении. Ловушки по ним мигрируют, будто охотятся на сталкеров. Я сам, понятно, этого не видел, но, рассказывали, есть на «железке» участки, где всякая дрянь буквально на глазах перемещается с места на место. Можно заснуть на холодном и влажном от росы гравии, а проснуться в центре «прожарки». С другой стороны, существуют сравнительно безопасные участки, этакие «окна», и одно из таких – вот оно, вокруг нас. Слева – рухнувший путепровод, за которым прячется одна из двух станций, попавших в Зону, но туда лучше не соваться. Вторая станция – грузовая, расположена на территории металлургического гиганта (это если пойти направо), и что там творится, толком никто не знает. А здесь – нормальная «железка», пусть и умирающая. Рельсы повело, кое-где они расстыковались, их постепенно затягивает в грунт (шпалы-то деревянные, а не бетонные, как нынче), зато никаких подлянок.

Хорошо сидим.

– Как вы думаете, – начинаю разговор, – те, кто искал у нас в доме «мочалку», и те, кто приманил тахорга, это одна компания?

– Разумеется.

– А вы успели выяснить, кто подменил контроллер?

– Если бы, Питер, если бы. У них кто-то свой в «Детском саду», и наверняка не один, но сейчас это уже не важно.

Кто он, этот «свой», а точнее сказать, чужой, я догадался, но делиться соображениями с главным инженером пока не хочу. Говорю о другом:

– Получается, моя семья оказалась в центре операции какой-то мощной спецслужбы. Неужели вы вправду не знаете, кто за этим стоит? Раздобыть пахучий секрет самки тахорга, да еще и подбросить контейнер к «игровой площадке», которая, на минуточку, расположена в Зоне…

– Ты прав, это по зубам не всякому.

– Ну и?..

– Предположения есть, но нет доказательств. Пока нет.

– Понимаете, мне плевать на все ваши артефакты, – завожусь я, аж в глазах темнеет от злости. – И на «Детский сад» с Институтом в придачу. Я хочу маму и хочу папу.

– Понимаю, Питер.

– И на Зону с ее пакостными чудесами мне плевать. Комендантский час и другие прелести закрытого района – тьфу! Не выехать, не поступить в приличный университет. Из города не выпустят, потому что я здесь родился. Местный колледж – мой потолок. Ну и отлично, переживу. Весь город – огромная Зона, охраняемая снаружи, из которой не выберешься. Зона, внутри которой еще одна Зона. И если первую, настоящую, устроили пришельцы, то вторую, куда более поганую, – человек. Ну так я с этим дерьмом смирился!

– Зря смирился.

– Да, смирился! Знаете почему? Потому что закон суров, но это закон, а я уважаю закон. А сейчас что? Мне объявили войну, лично мне. Отлично. Только с кем воевать, если не знаешь, кто враг? Вот вы опасались, что кто-то за нами погонится…

– Я и сейчас опасаюсь.

– Кто, скажите наконец! – взвиваюсь я.

– Тихо, тихо, – кладет он руку мне на плечо, опуская обратно к земле. Я физически сильный, для своего возраста даже очень, со мной избегали драться все, включая старших, быстро уразумев, что рост мой обманчив, но его рука – как гидравлический пресс, невозможно противиться.

– Клянусь, ты будешь первым, кому я назову имя нашего врага, – говорит он и прикладывает бинокль к глазам.

– Вы сами-то у кого на службе состоите? – бросаю я в воздух.

Молчит, смотрит вдаль.

Странная компания уже идет по лесопилке. Лесопилкой мы называем деревообрабатывающую мастерскую, довольно большое предприятие, выпускавшее лет пятьдесят назад доски, балки, паркет, вагонку, двери, рамы для окон, ставни – короче, все для строительства. Изрядную часть территории занимает цех, здоровенное и хорошо сохранившееся здание, мелких построек немного (в основном навесы для сушки необработанной древесины), а хоздвор выглядит сильно захламленным. Валяются доски, бруски, недоделанные двери, все сгнившее и трухлявое. Стоят под открытым небом сломанные станки. Вот этот ограниченный забором мирок четыре фигурки и пересекают.

Зачетно идут, ходко, не застревая попусту. И то, что до сих пор ни во что не вляпались, определенно говорит в их пользу.

Эйнштейн пялится в бинокль так долго, что я даже заскучал сначала, а потом забеспокоился.

– Чего там?

– Натали, – наконец произносит он.

– Чего-чего, – тупею я.

– Дочь Носорога. Этого еще не хватало! Какого хрена ей надо, что за… – недоговаривает.

– Дайте посмотреть, – требую.

Он дает. И первый, на кого я натыкаюсь, – Крюк! Нет сомнений, он. «Какого хрена», – хочется сказать мне вслед за Эйнштейном. Я молчу, рассматриваю остальных… Девушка. Внешность – ничего примечательного, но как она одета, боже ты мой, как бредово, как дико она выглядит в этом своем наряде! Ладно, с девушкой разберусь позже. А вот ребенок, которого она ведет за руку… Скарабей! Мутант из «химической» группы, знакомый мне мальчик-сорбент. Он-то что здесь делает, его-то зачем потащили в Зону? Наконец, четвертый. Крутой мужик, рожа зверская, сам собранный, сконцентрированный, ведет группу. Надо полагать, это и есть Лопата, советник Носорога, совративший доверчивую юную леди? Недурен, недурен. Бросает гаечки – по старинке, а громоздкую штуковину, похожую на контейнер, которую нес чуть раньше, отдал Крюку. Теперь я вижу, что это за багаж такой у них. Не контейнер, а клетка, затянутая мелкой сеткой, иначе говоря, переноска, в которой явно сидит какое-то животное. Это уж совсем непонятно.

– Ну и команда, – говорю. – И что с ними делает Крюк? У него мать погибла, а он в Зону поперся, сталкер недоделанный.

– Зачем у них Скарабей, тебя не удивляет?

– Меня все удивляет, босс.

– Я объясню. Малыш – «химический» аномал, любому нюхачу даст сотню очков вперед. Анализирует атмосферу с точностью до молекулы, с тахоргом может посоревноваться. Его взяли, чтобы вел по нашему следу, Пэн. От такого не спрячешься, не обманешь, как поисковую собаку, каким-нибудь спецсредством. – Эйнштейн для наглядности почему-то похлопывает свой рюкзак. Видать, запасся антисобакином, а тут ему – аномал…

Я все смотрю в бинокль – интересно мне, как они пройдут автопогрузчик. Между этим агрегатом и стеной сарая таилась сжатая пружиной вертикальная «давилка». Сунутся или нет? Крюк, если что, замыкает колонну, за него можно не волноваться.

Лопата останавливается, смотрит на планшет в свободной руке… ага, сверяется. Карта ловушек. У Эйнштейна есть такой же девайс, напичканный всякой инфографикой, но ему это не нужно, карты у него в голове, по крайней мере для этих конкретных мест. А Лопата – о! – засек «давилку». Профессионально обозначает гайками и ведет группу в обход.

Нет, не ведет. Девушка, оказывается, зависла, разглядывая «эстакаду», начинавшуюся как раз возле автопогрузчика. Оно и понятно, впечатляет по первости.

«Эстакада» – аномалия из разряда безвредных и бесполезных. Курьез. Куда больше, кстати, напоминает лестницу, и тот умник, выдумавший название, наверное, просто повелся на красивое словцо. Выглядит это дело так: поддоны, с которыми когда-то работал погрузчик, поставлены один на другой и сдвинуты уступами – так, что получаются высокие ступени. Причем никаких тебе подпорок! Вся эта лестница непонятно на чем держится, висит в воздухе и не падает вот уже сколько десятилетий. Дух захватывает, если сбоку смотреть – как в цирке. Высотою футов шестнадцать. Кто и на кой хрен так составил поддоны, история умалчивает, но можно предположить, хотели проложить путь над «давилкой». Во всяком случае, «эстакада» расположена таким образом, что последняя ступенька находится точно над опасным участком. Создается иллюзия, будто можно забраться туда, шагнуть на крышу сарая – и вперед. Да только не учли, что «давилка» вертикальная, то есть где у нее верхняя граница – бог весть. Короче, рисковать – нет идиотов.

Девушка рвется залезать на это невозможное сооружение. Лопата ее задерживает, что-то сказав. Она сердито отвечает, и тянутся они всем табором дальше, обходя цех с противоположной стороны – со стороны торчащего из стены стеклянного аквариума, вознесенного под самую крышу. Под этим скворечником для начальства и лежит единственный безопасный проход. Просто на изрядной части двора вольготно расположилась здоровенная «комариная плешь», пустив гравитационные щупальца чуть ли не по всему участку, и, чтоб не попасть этой дряни в пасть, надо подняться по пандусу и пройти вдоль самой стеночки – по длинному подъезду для машин. Точно под стеклянной конторой.

Что маленький отряд, ведомый Лопатой, и делает.

Через четверть часа они гарантированно вступят на тропу, ведущую к железной дороге, то есть к нам.

– Спектакль окончен, – со злостью говорит Эйнштейн. – Отдохнули, и ноги в руки.

– Поздороваться с гостями не желаете?

– Сожалею, но нам не по пути. Шевели ластами, Пэн! Попробуем оторваться.

Глава 3

Оторвались, как же!

Путь от «железки» до центральной части Старого города не сказать что безопасен, но знаком и исхожен – мною на тренажере, а Эйнштейном, судя по всему, в реале. Ловушек мало, и все традиционные, если можно так выразиться. На новые, если они и появились, мы напороться просто не успели. Да и близко он, центр города, а среди домов укрыться куда легче, чем на открытой местности. Уж не знаю, чем Лопата со своими детишками так напугал Эйнштейна, но темп командир задал сумасшедший, прямо-таки джоггинг устроил. Это в Зоне-то! Вот почему тех троих, которые прятались за врытыми в землю покрышками, мы благополучно прозевали.

Все на свете мы прозевали. Не пришло в голову, что, пока мы следим за кем-то исподтишка, за нами тоже кто-то внимательно следит. «Наблюдатели за наблюдающими» – книжку я такую прикольную читал. Автор – немец с ужасной фамилией, которую я забыл (точно помню, что не Рихтер). При чем здесь немцы? Да при том, что засаду на нас устроил некто Зиг Хайль, известный в городе персонаж. Тот самый, которого мой папа, если я правильно догадался, приволок когда-то из Зоны – по просьбе миссис де Лосано, родственницы заместителя коменданта.

Такая кликуха сама по себе уже о многом говорит, так ведь этот говнюк еще и магистром клана «За Чистый Город» является. Из простого активиста за четыре года вырос в вождя. Родственные связи – крепкий буксир.

Подловили они нас возле придорожной автомастерской: лежали за покрышками от тяжелых грузовиков – с оружием на изготовку. Выскочили, как черти из большой грязной табакерки. Эйнштейн – парень с подготовкой, я давно это понял, еще с той истории про нокаутированного врача в его кабинете, но сейчас и он сплоховал. Дракула, может, среагировал бы, если б был подросший и если б шел с нами…

В камуфляже, ишь ты. Зачем в Зоне камуфляж? Для понтов, вестимо, для чего ж еще.

Трое. Лет по двадцать пять. У двоих обычные помповые ружья, а у Зиг Хайля – что-то эксклюзивное… я машинально всмотрелся… «умный» пистолет! С распознаванием биометрических параметров стрелка, со счетчиком выстрелов и тому подобными примочками. Это уже не просто понт, это Понт Высший и Подлинный. Надо быть продвинутым активистом, чтобы взять в Зону оружие с электронной начинкой.

Взяли нас на прицел: двое с винтовками – Эйнштейна, дебил с пистолетом – меня.

– Кого мы видим? Сам сеньор инженер! – поприветствовал нас молодой вождь. – И кто это с вами? Мистер Пэнов-младший, если не ошибаюсь? Какая приятная встреча, кабальерос.

Со всем радушием ко встреченным на дороге путникам.

– Руки в стороны, Эйнштейн, куда это вы тянетесь? – весело гаркнул он.

Хорошо воспитанный, мягкий в общении, с чрезвычайно добрыми глазами. Не сквернословит, даже голос не повышает. Конфетка, а не Зиг Хайль.

– Как ты в Зону проник, мальчик? – спросил его Эйнштейн. – Не нарушил ли чего ненароком, за что потом ремня дадут? Или снова за уши оттаскают?

Это «снова» здорово зацепило рыжего сморчка. Забыл сказать, он ведь с виду шибздик, плевком перешибешь, вдобавок рыжий. Наверное, его больно дразнили в детстве, оттого и вырос воинствующим общественником.

– Подойдите ближе, – скомандовал он. Веселости в его речах заметно поубавилось. – Сбросьте рюкзаки. Отстегните пояса и тоже сбросьте на землю. Потом два шага назад.

– Костюмчики у них что надо, – подал голос один из товарищей в камуфляже.

– Костюмчики – само собой. Но позже.

Эйнштейн, ставя рюкзак на землю, наклонился и шепнул:

– Заблокируй ему пугач.

– Попробую, – прошептал я в ответ.

– Я потяну время.

Помповики – чистая механика, простая и надежная, их голой волей не испортишь. «Умный» пистолет – другое дело, это девайс с электронной начинкой, а значит, вещь уязвимая. Но справлюсь ли?

– Алло, о чем шепчемся, джентльмены? – забеспокоился Зиг Хайль, перелез через покрышки и подошел к нашим вещам, сваленным на бурую траву.

Костюмчики-то не держат пули, думал я, ощущая на себе жадные взгляды этих недосталкеров. Из помповика точно пробьет, да и из пистолета, если с близкого расстояния. Хотя когда пистолет смотрит тебе в башку, то без разницы, есть костюм или нет его… Легко сказать – заблокируй, метался я мыслями. А вдруг с электровэном случайно получилось, вдруг нет во мне такой способности?

– Шепчемся о том, что жизнь тривиальна и пошла, – возвестил Эйнштейн. – Даже в Зоне, нашпигованной неземными чудесами, легко наткнуться на мелкого земного грабителя.

– Ну почему же грабителя, – мягко сказал Зиг Хайль.

– Против слова «мелкий» возражений нет?

– Я был лучшего мнения о ваших манерах, господин инженер. Вы отлично знаете, что двигает мною и всеми нами, – обвел он рукой соратников.

Те молча целились, не вступая в разговор.

– Он считает себя воином-освободителем, – обратился ко мне Эйнштейн и подмигнул. – Он ведет войну с инопланетной заразой. Он круче приснопамятного Гуталина, даром что белый, англосакс и протестант.

– Все точно, – согласился тот. – Кроме, разве что, англосакса.

– О, виноват, сеньор де Лосано. Правда, вспоминается мне одна забавная история из недалекого прошлого. Как два молодых недоумка отправились в Зону сжигать башенку ретранслятора, раздобыв для этого армейский огнемет XM-204. Зачем? Поверили в легенду, будто башня излучает до сих пор, но не радиоволны, а непонятно что, и это излучение питает мутантов-аномалов, направляя их развитие. Получается, нет башни – нет питания. Аномалы становятся бессильны, мутации глохнут.

Ретранслятор был отсюда хорошо виден – сразу за трубой ТЭС.

– В самую точку! – восхитился Зиг Хайль. – Даже с «недоумком» самокритично соглашусь. Нам надо было не огнемет брать, а ящик си-четыре.

– Да, но история плохо кончается. Одного героя раскатало в антрекот, «давилки» обожают парное мясо, а второй от подробностей этого процесса так очканул, что помчался наобум, потеряв разум, и остановился, только забравшись в собачью конуру в одном из частных домишек. Выгреб наружу кости сдохшего от голода Бадди или Блэки и просидел трое суток, не вылезая. Там его мистер Панов-старший и нашел – в луже своего же дерьма… Кстати, не вон тот ли домишко? – показал Эйнштейн. – Первый от железной дороги. Не там ли прячется эпическая конура?

Зиг Хайль выслушал все это, несколько сбледнув лицом. Однако не прервал, демократично позволил высказаться. Я же, пока длился этот короткий психологический этюд, примеривался к оружию в его руке. Блокирующая схема была понятна, элементом питания служила крохотная «этака». Оставалось подцепить триггер рычагом… медленно, не торопясь… Соскакивал рычаг – попытка за попыткой.

Он по-прежнему целил в меня, сволочь, не отводил ствол. Дикое чувство охватывало, стоило хоть на мгновение представить, как вылетает из дула кусок металла. Раз – и нет больше ничего. Ни тьмы, ни света… Тягостное чувство нереальности приходило и уходило – прилив, отлив. Ноги были ватными. Я бы с наслаждением послушал труса внутри себя, требующего, чтобы я не заглядывал в черное отверстие ствола, но деваться было некуда, задачу по-другому не решишь…

Зиг Хайль сказал, овладев собой:

– Во-первых, нынешняя история закончится по-другому. Миссию с ретранслятором мы исполним, для того и в Зону пришли. И во-вторых… – Он улыбнулся широко и заразительно, так, что меня дрожь пробрала, потому что улыбнулся он мне персонально. – Во-вторых, кабальерос! Зря эта нелепая история была рассказана при всех. Мальчишке некоторые подробности знать было не обязательно. Так что извините, сеньор инженер, но остались вы без напарника. Заметьте, сами вынудили… Тебя как звали, сосунок? – спросил он меня.

– Почему – звали? – спросил я, хотя все было абсолютно ясно.

– Потому что твой папаша здорово меня обидел, трудно такое забыть. Грохнуть тебя будет одно удовольствие. Ну, говори, за кого мне прощение у Господа просить?

Я сосредоточился. Простенькая же схемка, рассердился я, в одной только точке запереть – и достаточно! Рычаг – я сам, как и раньше. Только не надорваться. Медленно, еще медленнее…

– Алло, Пэнов-младший, я к тебе обращаюсь!

Руки у него тонкие и нежные, как у девчонки. Отчетливо вижу: пальчик на спусковом крючке пришел в движение. Как в замедленном видеоповторе. Вот сейчас, сейчас… темнота рванется мне навстречу…

Поднажать!!!

Сила выше меня, вырастает до неба, рычаг прокалывает космос…

Мир провернулся. Второй раз за эти сутки. С тяжким стоном, слышным только мне. Триггер сбросило в ноль, биометрический сенсор прочно встал в режим «отказ».

Мерзкое существо яростно защелкало спуском – тщетно, ты опоздал, недоумок! До чего же точное слово – «недоумок»…

Уже падая без сил, увидел я, как Эйнштейн вдруг оказался возле Зиг Хайля. Смазанное, трудноуловимое движение, и вот он прижимает к себе трепыхающееся тело, закрываясь им от других стрелков. Вижу я также лезвие, невесть откуда взявшее в руке Эйнштейна и приставленное к горлу активиста.

– Не дергайся, проткну случайно.

– Сука… – хрипит тот. – Убью…

– Главное, снова не обделайся. Из тебя убивец еще хреновее, чем сталкер.

Патовая ситуация, понимаю я. Соратники Зиг Хайля не могут стрелять в человека, который держит их вожака с ножом у горла. Босс, соответственно, не может нас с ним увести отсюда, поскольку вещи собрать некому, а отпустить врага нельзя.

Мне плохо…

Хотя не сравнить с прошлым разом, когда я потерял сознание и вообще чуть крышкой не накрылся.

– Питер, ты как? – зовет меня Эйнштейн.

Отзываюсь при помощи мычания и блеяния. Невозможно представить, чтобы сложить из звуков человеческие слова.

– Сможешь доползти до моего рюкзака? В кармане с серебряной полосой лежит пластиковая баночка с драже. Высыпь горсть себе в рот и съешь.

Спрашивать «зачем» я не стал и пытаться. Какая разница, если ползти все равно надо? Он ответил сам, без моего вопроса:

– Не бойся, это стандартное средство восстановления для вас, для «электромагнетиков». В «Детском доме» такие всем дают после стенда. Генерация импульса – дело затратное.

Ишь ты, удивился я, как предусмотрительно. Неужели заранее предполагал, что это средство мне понадобится? Может, и предполагал, хитрован хренов.

– Так он мутант… – изумился Зиг Хайль. – Предатели… Продались пришельцам…

– Зря ты сообразил про мутанта, некоторые подробности тебе знать было не обязательно, – произнес Эйнштейн, откровенно передразнивая эту скотину. – Так что извините, кабальерос, но остались вы без вожака. Он сам меня вынудил. – И демонстративно приподнял локоть руки, держащей нож, как бы готовясь к размашистому последнему мазку.

– Нет! – забился рыжий слизняк. – Не-е-е-ет!!! Я никому не скажу!!!

Эйнштейн развлекался и одновременно давал мне время прийти в себя, совмещая приятное с полезным. Я дополз до наших шмоток, нашел баночку и высыпал яркие пилюли себе в рот. Прожевал. По вкусу было похоже на поливитамины.

– Что у вас в мешке? – спрашивал меж тем Эйнштейн.

– Взрывчатка.

– Какая, сколько?

– Си-четыре, шестьдесят фунтов.

– К рентанслятору через ТЭС ходят. Куда шли на самом деле?

– Туда и шли! Но сначала нужно было отдать воинские почести погибшему товарищу, памятный знак поставить. Четыре года готовились…

– Это тот, на железной дороге? В «давилке»?

Один из оставшихся, из тех двоих, что стояли против нас, опустил ружье и сказал ровным голосом:

– Кончай шарами трясти, мужик. Давай как-то разруливать.

– Переговоры? Отлично. Жду ваших предложений, джентльмены.

– Три варианта. Первый – мы кладем ружья и отходим на пять шагов, ты отпускаешь Зига… – Парень вдруг замолчал, забыв закрыть рот.

– Ну-ну, – поощрил его Эйнштейн. – Дальше?

Нет, так и не узнали мы, каковы были эти три варианта. Даже жаль, любопытно ведь, а то я и одного не мог придумать.