Текст книги "Отто Скорцени. Главный разведчик Третьего рейха"

А вот что он написал о боях лета 1941 года:

«Во время наших боев в районе Березины и Днепра шли проливные дожди, и мы брели по грязи, из которой нашу технику приходилось просто в буквальном смысле вытаскивать. Починить многие машины было очень трудно или даже невозможно. Мы не знали, что нас еще ждут гораздо худшие переходы. Несмотря на грязь, ожесточенный бой и бомбардировку советской авиации, наша дивизия форсировала Днепр южнее Шклова…

Мы сражались на фронте длиной в тысячи километров. 24 июля наша часть выдвинулась вперед, а некоторые подразделения оказались почти в 100 километрах западнее. Ельня, расположенная на берегу реки Десны в 75 км на юго-восток от Смоленска, являлась одним из важнейших стратегических пунктов и крупным железнодорожным узлом. Совместно с 10-й танковой дивизией мы создали мостовой плацдарм и расширили оборону “ежом” 112 в радиусе примерно 8 километров. Мой дивизион оказался на юго-восточном направлении.

Поль Кэрелл был прав, назвав бои за Ельню “адскими”. Шесть недель недавно назначенный командующий Западным фронтом маршал Тимошенко пытался прорвать наши позиции, бросая в бой резервные дивизии под командованием будущего маршала Константина Рокоссовского. Только 30 июля на “еже”, удерживаемом полком “Великая Германия” и дивизией “Рейх”, потерпели неудачу тринадцать советских атак. Наверное, это был именно тот день, когда наш командир хауптштурмфюрер Иоахим Румор, увидев Т-34 перед позициями 6-й батареи 2-го дивизиона, вскочил на мотоцикл и хладнокровно командовал, перемещаясь между нашими орудиями и танками противника. Последний из них был уничтожен снарядом из 105-миллиметрового орудия в 15 метрах от наших позиций… Очень вовремя! Это действительно был необычный эпизод. Вскоре Румора повысили в звании до штурмбаннфюрера (майора), а я получил Железный крест II степени. В начале августа нас сменили две пехотные дивизии. Однако возможности отдохнуть не было – получен приказ занять позиции севернее “ежа”, где пехота неприятеля яростно атаковала, неся при этом огромные потери»¹⁵⁷.

К счастью для главного героя нашей книги, в конце августа дивизию «Рейх» отвели с передовой линии фронта и отправили на отдых в окрестности Рославля – людям и технике это было очень необходимо.

«Отдых дивизии “Рейх” продолжался недолго. Мы приняли участие в тяжелых боях на флангах противника восточнее Киева, которые вели части Гудериана, прибывающие с севера, и части генерала фон Клейста, перебрасываемые с юга. Результат превзошел все наши ожидания: до 15 сентября было захвачено 665 000 пленных, 884 танка и 3718 орудий… Затем мы двинулись на север через Гомель к Рославлю и прибыли туда в конце сентября, чтобы принять участие в первой фазе операции “Тайфун”, предусматривающей захват Москвы»¹⁵⁸.

Осень 1941 года

В отличие от большинства воспоминаний немецких фронтовиков, где они подробно описывают свое участие в боях, Отто Скорцени почему-то проявил излишнюю скромность. Вот, например, что он написал о боях осенью 1941 года:

«Не преувеличивая, скажу, что до этого времени самым упорным и опасным противником для нас были местность и климат. Летом пыль и песок выводили из строя наши двигатели и забивали фильтры. Гудериану (Гейнц Гудериан – командующий 2-й танковой группой. – Прим. ред.) требовалось 600 новых двигателей, а он получил лишь половину; дивизии “Рейх” тоже не повезло. С 3 по 20 сентября шли дожди, и пыль сменилась грязью. Когда мы дошли до Десны, меня считали счастливчиком, так как я имел сотню исправных грузовиков. После тяжелых боев в попытках окружить противника на Украине марш на север стал очередным хождением по мукам…

В начале октября мы повернули на северо-восток в направлении Юхнова и Гжацка. Было заметно, что приказы Сталина выполняются, так как в лесах, через которые двигалась колонна, уже тогда действовали партизанские отряды… Наши войска занимали две или три деревни из двадцати, а в остальных хозяйничали партизаны, командиры которых силой или уговорами подчиняли население…

Наблюдая за падающим снегом, придавшим утром 7 октября 1941 года грустный вид окружающему ландшафту, я ощутил мрачное предчувствие, которое, однако, сумел преодолеть благодаря своему природному оптимизму. Мы были неоспоримыми хозяевами перекрестка под Гжацком; до Москвы оставалось преодолеть приблизительно 160 километров по автостраде. “Автострада”! Это слово ассоциируется у нас с широкой мощеной или асфальтовой дорогой; в России она представляла собой широкий земляной вал, покрытый гравием…»¹⁵⁹.

Перед нами типичный пример воспоминаний «тыловика», военнослужащего, который двигался вслед за передовыми частями Вермахта. Вот почему для него основная проблема: отсутствие дорог с твердым покрытием, а не отступающая, но при этом активно сражающая с противником Красная Армия. Да и с советскими партизанами, если быть откровенными, осенью 1941 года было немного иначе. В реальности их было значительно меньше, да и действовали они разрозненными группами. Это не Брянские леса 1942–1943 годов.

А вот описание боев на Бородинском поле. Версия Отто Скорцени:

«16 октября мы атаковали под Бородино первую линию обороны Москвы…» Поясним, что речь идет о Можайской линии обороны, которую начали строить в июле 1941 года, и к началу октября 1941 года было готово лишь 40 % от запланированных сооружений. «Дивизия “Рейх” вела наступление совместно с бригадой генерала Бруно фон Хауншилда, входящей в состав 10-й танковой дивизии, 7-м бронетанковым полком, батальоном 90-го полка механизированной артиллерии и 10-м мотоциклетным батальоном. Между “автострадой” и старой почтовой дорогой, расположенной немного севернее, неприятель заминировал поля, возвел заграждения из колючей проволоки, противотанковые рвы и блиндажи. Их защищали спецподразделения, вооруженные огнеметами, отличной артиллерией и “органами Сталина” (так немцы называли “Катюши”. – Прим. ред.); русских также поддерживала авиация. И еще один неприятный сюрприз – под Бородино нам впервые пришлось сражаться с сибиряками. Это рослые, превосходные солдаты, отлично вооруженные; они были одеты в широкие меховые тулупы и шапки, на ногах – меховые сапоги. С нами сражалась 32-я пехотная дивизия из Владивостока при поддержке двух новых танковых бригад, состоящих из танков Т-34 и КВ. Из всех ожесточенных сражений, в которых мне пришлось участвовать, это, без сомнения, было самым кровопролитным. Это продолжалось два дня. Я видел, как погибли многие мои хорошие товарищи, “папа” Гауссер был тяжело ранен и потерял глаз. Однако артиллерия под командованием полковника Гельмута Вейдлинга проделала брешь в обороне противника. В нее ринулись наши штурмовые подразделения, и первая линия обороны Москвы была уничтожена. 19 октября мы вошли в Можайск; до Москвы оставалось чуть более 100 километров»¹⁶⁰.

В реальности все было иначе. Как говорится, у «страха глаза велики».

Действительно, с Дальнего Востока была переброшена 32-я стрелковая дивизия, которая в августе 1938 года участвовала в боях у Озера Хасан, сопок Безымянная и Заозерная. 10 октября 1941 года первые эшелоны с военнослужащими и техникой этого соединения начали прибывать в Можайск. После этого они начали занимать Можайский укрепрайон.

Дивизии предстояло выполнить следующие задачи: в течение 3 суток удерживать фронт шириной 30 километров, не допуская выхода вражеских войск к автостраде Минск – Москва, по которой до Москвы всего 126 километров, а также прорыва немцев на Бородинское поле. Предстояло выдержать удар группировки, насчитывавшей свыше 50 тыс. штыков; действия 40-го моторизованного корпуса поддерживали 10-я танковая дивизия в составе около 300 танков, эсэсовская дивизия «Рейх» и авиационный корпус. Для сравнения: численность 32-й стрелковой дивизии– 15 тыс. штыков. Плюс она была усилена 230-м запасным полком, сформированным из сотрудников военкоматов и интендантов, двумя танковыми бригадами и батальоном курсантов военно-политического училища. Нужно учитывать, что по штату танковая бригада на тот момент насчитывала 46 танков. Фактически немцы имели более чем трехкратное превосходство в живой силе и многократное в танках.

Вот как описал происходившие на Бородинском поле бои журналист В. С. Кусов.

«На главном направлении удара немецкой мотопехоты, танков и авиации располагались подразделения 17-го стрелкового полка имени М.В. Фрунзе и батальона курсантов, дивизионы 154-го гаубичного артиллерийского полка и два противотанковых полка. Огневые позиции артиллеристов находились по обе стороны автомагистрали Минск – Москва (район деревень Верхняя и Нижняя Ельня и Артемки)…

В центре Бородинского поля заняли оборону 322-й стрелковый и 230-й запасной полки при поддержке дивизионов 133-го легкого артиллерийского, 121-го противотанкового и 154-го гаубичного полков. 12 октября в 18 часов по группам противника, попытавшимся приблизиться к передовым позициям Бородинской обороны, был дан залп из 12 гаубичных орудий – и завязалось ожесточенное сражение. Утром 13 октября после мощной артподготовки немецкой пехоте и танкам удалось преодолеть эскарп у деревни Рогачево, но их тут же накрыло пламенем из 70 огнеметов, замаскированных на обочинах дороги…

На рассвете 14 октября позиции 17-го стрелкового полка подверглись шквальной бомбежке. Фашистские самолеты волна за волной накатывались на окопы пехотинцев капитана Макадзе. Следом пошли танки, застрекотали автоматы эсэсовцев. Противник ворвался в окопы, завязалась рукопашная. Натиск немцев усиливался. Бойцы 9-й стрелковой роты 3-го батальона начали беспорядочно отходить. В этот критический миг политрук роты Г.И. Худанов, встав во весь рост, бросил клич: “Ни шагу назад!” Ценой своей жизни он привел отступающих в чувство, те стали залегать, отстреливаться; гаубицы капитана П.И. Куропятникова поставили стену заградительного огня. Атака захлебнулась. Однако противник не успокаивался. К исходу дня ему удалось прорвать оборону 17-го стрелкового полка. Снова выручили артиллеристы, взяв прорвавшихся в огневые клещи.

К вечеру разведчики старшего лейтенанта М.А. Сендерова установили, что немецкие танки сосредоточиваются в ближайшем лесу для поддержки атакующих групп пехоты с целью пробиться к трассе Минск – Москва. Назавтра рано утром силами 154-го гаубичного артполка, 2-го дивизиона 554-го пушечного полка и 4-й батареи 2-го дивизиона 11-го Гвардейского реактивно-минометного полка по лесу был нанесен мощный удар, после которого танковая дивизия гитлеровцев утратила боеспособность на весь день.

Ожесточенность сражения нарастала и на левом фланге. На окопы ползли и ползли танки, ведя за собой автоматчиков. Деревня Артемки семь раз переходила из рук в руки. Стремительно редели ряды обороняющихся: от батальона курсантов военно-политического училища численностью 700 человек осталось в живых лишь 52 бойца.

16 октября немцы возобновили атаки силами оправившейся танковой дивизии. Основной удар наносился по позициям пехотинцев, державших оборону в центре Бородинского поля. Артиллеристы капитана Зеленова подбивали танк за танком, но противник не считался с потерями, бросая в бой все новые машины. Батарейцы бились до последнего дыхания: огневые позиции доставались врагу только тогда, когда выходила из строя последняя пушка и погибал последний солдат.

Тяжелое положение сложилось в районе станции Бородино, куда также прорвались танки и автоматчики, направляясь к деревне Семеновское. 1-й батальон 322-го стрелкового полка выбил немецких мотоциклистов из крайних домов, но вскоре деревню начала бомбить авиация. Танки были остановлены артиллерийским огнем, корректировавшимся лейтенантом Лезговко с колокольни Владимирского собора Спасо-Бородинского монастыря. Завязалась яростная схватка с немецкими автоматчиками, которым удалось пробиться к памятникам Финляндскому, Измайловскому и Литовскому полкам, героически сражавшимся здесь в 1812 году.

На Бородинском поле наша 32-я дивизия стояла насмерть. Продержались не трое, а целых шесть суток! К исходу 17 октября напор вражеских сил сдерживали поредевшие подразделения 322-го и 17-го стрелковых полков, сведенные в два отряда под командованием капитана Щербакова и старшего лейтенанта Портянкина.

18 октября немцы обходным маневром прорвали оборону на другом участке фронта и вошли в Можайск. Дивизия оказалась в мешке. По приказу командующего 5-й армией Л.А. Говорова во избежание окружения ее остатки начали отводить с правого фланга Бородинского рубежа на левый берег Москвы-реки. Уже ночью мы миновали здание Бородинского музея, на стене которого комдив сделал надпись: “Мы уходим, но мы еще вернемся”, – и стали переправляться через речку Колочь.

При отходе приходилось не только отбивать атаки противника, но и контратаковать его подразделения, двигавшиеся на Москву…»¹⁶¹.

А что вспоминает Отто Скорцени о тех днях?

«После Можайска сопротивление ослабло, и мы были убеждены, что в начале ноября войдем в Москву. Но произошла катастрофа: с воскресенья 19 октября начались проливные дожди и группа армий “Центр” на три дня завязла в грязи. Я получил приказ вытащить грузовики, застрявшие на “автостраде”. Картина была ужасная: на сотни километров растянулась колонна техники, где в три ряда стояли тысячи машин, увязшие в грязи иногда по капот. Не хватало бензина и боеприпасов. Обеспечение, в среднем 200 тонн на дивизию, доставлялось по воздуху. Были потеряны три бесценные недели и огромное количество материальных средств».

Это воспоминания «тыловика», а не сражающегося на передовой офицера. Впрочем, писал он не только о проблемах со снабжением, но и о потерях. Причем как-то буднично и между прочим.

«С 9 октября по 5 декабря дивизия “Рейх”, 10-я танковая дивизия и другие части XVI танкового корпуса потеряли 7582 военнослужащих, что составляло 40 процентов их штатного личного состава. Через шесть дней, когда наши позиции были атакованы вновь прибывшими сибирскими дивизиями, наши потери превысили 75 процентов начальной численности».

Странно, что при таких потерях Вермахта главный герой нашей книги не получил даже легкого ранения. Впрочем, 12 декабря 1941 года дивизия получила приказ начать отступление на линию Можайск – Волоколамск. Операция “Тайфун” завершилась поражением Вермахта.

«Во время отступления я замечал, что многие старшие офицеры теряли хладнокровие. Какой-то полковник махал руками и запрещал мне, несмотря на предъявленный мной приказ, отправляться с грузовиками в Волоколамск, потому что он “знал”, что там уже русские. Это было неправдой. Я доехал до Волоколамска, находящегося приблизительно в 60 километрах на северо-восток от Истры, – там и в помине не было русских солдат, а дивизия “Рейх” оставалась на своих оборонительных позициях»¹⁶².

Ну, если «какой-то полковник» пытался запретить Отто Скорцени ехать в Волоколамск во главе колоны грузовиков, то это значит, что главный герой нашей книги сопровождал какие-то материальные ценности. Если бы в грузовиках ехали солдаты, то старший офицер не стал бы препятствовать движению.

В глубоком тылу

Пребывание главного героя нашей книги завершилось в январе 1942 года. В декабре 1941 года он попал под обстрел «Катюш», был контужен и к тому же ранен в голову. Плюс к этому у него были постоянные колики в печени. «В начале 1942 года меня эвакуировали в Смоленск, а затем очень быстро – в Вену. Мое состояние ухудшилось, и меня должны были оперировать. Пребывание в госпитале в Карловых Варах позволило тогда избежать скальпеля хирурга, под который я попал только в плену в 1946 году»¹⁶³.

Весь 1942 год Отто Скорцени провел в глубоком тылу. Сначала в течение 6 месяцев он служил в резервном батальоне дивизии СС лейб-штандарте «Адольф Гитлер». Затем вызвался добровольцем для обучения в школе бронетанковых войск. После ее окончания его направили в дивизию войск СС «Мертвая голова», которую преобразовывали из моторизованной части в танковую. Правда, на фронт он так и не попал. «К сожалению, я до конца так и не вылечился, поэтому зимой на рубеже 1942–1943 годов моя болезнь вернулась. Командование быстро отреагировало и направило меня вновь в берлинский резервный батальон лейб-штандарте»,¹⁶⁴ – напишет он много лет спустя в своих мемуарах.

Командуя диверсантами

Во время нахождения в госпиталях и в глубоком тылу, размышляя над причинами неудач дивизии «Рейх» осенью 1941 года, а также над катастрофой под Сталинградом, Отто Скорцени, как он сам напишет много лет спустя, признал следующее: «…Мы ведем не революционную, а обычную войну на уничтожение. Не обязательно было знать грустную подоплеку Сталинградской катастрофы, результат которой не скрывали от немецкого народа, чтобы понять, что противник многому научился и уже умел столько же, а может и больше, чем мы. Лично я был убежден: чтобы склонить чашу весов на нашу сторону, необходимо, как в 1939–1940 годы, использовать другие методы – смелые и неожиданные. Требовалось по-новому продумать концепцию войны, найти, сконструировать и применить новое оружие. Я понимал, что у меня слишком буйное воображение, ведь я был всего лишь неизвестным оберштурмфюрером. Если бы я выложил мои “подрывные” идеи какому-нибудь генералу с красными лампасами на брюках, они вызвали бы у него улыбку»¹⁶⁵.

Не из-за того, что озвученные главным героем нашей книги идеи были странными, а по другой причине – т. к. еще в марте 1942 года в структуре VI управления РСХА (СД – Заграница) для организации разведывательно-диверсионной работы в советском тылу была создана организация «Цеппелин». На нее возлагались задачи политической разведки, диверсионно-террористический деятельности и создания сепаратистских национальных движений в советском тылу.

Ключевой фигурой в создании этого подразделения был руководитель группы С (разведка в СССР и на Дальнем Востоке) VI управления РСХА оберштумбанфюрер СС Гейнц Грэфе. С апреля 1941 года он руководил этой группой и особенно много сделал для привлечения к сотрудничеству в 1941 году руководителей литовских националистических организаций.

В декабре 1941 года – январе 1942 года Грэфе представил руководству «План действий по политическому разложению в Советском Союзе». Он предполагал массовую вербовку и заброску в тыл агентов из числа советских военнопленных для «поддержки антисталинск их оппозиционных групп», организации пропаганды, разведки, саботажа и даже создания повстанческих групп.

Планировалось заброска в тыл групп, специально подготовленных для выполнения определенных задач. Планом предусматривалось создание следующих групп:

«разведывательные группы – для сбора и передачи информации из СССР;

пропагандистские группы – для ведения социальной, националистической и религиозной пропаганды;

повстанческие группы – для организации и проведения восстаний;

диверсионные группы – для проведения политических диверсий и актов террора…».

Как мы видим, в отличие от абстрактных идей Отто Скорцени, предложения Гейнца Грэфе были практическими и относительно легко реализуемыми на практике. Более того, уже в феврале 1942 года началась реализация этих предложений.

В частности, в структуре VI управления РСХА был создан специальный реферат С/Z. Основным органом руководства «Цеппелин» был оперативный штаб, который подразделялся на отделы, а те – в свою очередь, на подотделы.

Весной 1942 года «Цеппелин» в качестве фронтовых органов на советско-германском фронте сформировал зондеркоманды при действовавших в СССР эйнзацгруппах. В их функции входили:

работа с военнопленными – опрос на предмет сбора разведданных о внутриполитическом положении в СССР и отбор кандидатов в агенты;

сбор обмундирования, документов и других материалов для снабжения агентуры;

отправка отобранных военнопленных в особые учебные лагеря «Цеппелина», иногда – подготовка агентов на месте;

переброска агентов через линию фронта.

Кроме того, организация создала ряд учебных школ и лагерей для обучения своих агентов и создала филиалы «Цеппелина» в концлагерях Аушвиц, Бухенвальд и Заксенхаузен. Осенью 1942 года организация сосредоточила большую часть своих школ и лагерей на территории Польши.

Весной 1943 года с целью концентрации сил вместо зондеркоманд сформировали две «главные команды» (нем. Hauptkommando):

«Руссланд Митте» (Россия – Центр), позднее переименованная в «Руссланд Норд» (Россия – Север), начальник – штурмбаннфюрер СС Краус;

«Руссланд Зюд» (Россия – Юг), она же «Штаб доктора Редера», начальник – штурмбаннфюрер СС Феннер.

Начальник главной команды подчинялся непосредственно главному штабу «Цеппелина» в Берлине и имел полную самостоятельность в оперативной деятельности.

В 1944–1945 годах школы и подразделения «Цеппелин» были расформированы и перегруппированы¹⁶⁶.

Обо всем этом в своих мемуарах главный герой нашей книги предпочел умолчать. Зато подробно рассказал о том, почему именно его выбрали на роль начальника созданного в 1943 году отдела VI S. Основная задача этого подразделения – организация материального, морального и политического саботажа¹⁶⁷.

«По моему мнению, штаб войск СС больше всего заинтересовало то, что я мог одновременно водить и ремонтировать не только немецкие и американские танки, но и мощные русские Т-34, в которых передачу иногда приходилось переключать с помощью молотка. Я мог также пилотировать самолеты и скоростные катера, умел плавать, достаточно хорошо стрелял из длинноствольного и короткоствольного оружия, был способен руководить артиллерийским огнем, командовал разведкой, строил мосты, писал внятные рапорты и так далее»,¹⁶⁸ – хвастливо написал Отто Скорцени в своих мемуарах.

Именно благодаря вот такому набору компетенций, по мнению Отто Скорцени, ему присвоили очередное звание – гауптштурмфюрера и назначили… командиром специального батальона «Ораниенбург» (позднее переименован в «Фриденталь»), а также школы «Морской двор». Эти было все, чем в середине 1943 года располагал отдел VI S. Впрочем, не прошло и года, и по находящимся в его распоряжении ресурсам он превзошел «конкурента» – отдел VI С, в структуру которого входила организация «Цеппелин».

В реальности причина была иной. Австриец Эрнст Кальтенбруннер в начале 1943 года был назначен руководителем РСХА. «Оказавшись в Берлине, новый шеф чувствовал себя вначале не совсем уверенно. Будучи окруженным старыми сотрудниками полиции и СД, относившимися к нему неприязненно и даже недоверчиво, он поспешил опереться на тех немногих австрийцев, которые имелись в главном управлении имперской безопасности, полагая, что на земляков он уж может рассчитывать»¹⁶⁹, – написал в своих мемуарах другой австриец, который в феврале 1943 года после опалы был возвращен в VI управление РСХА (внешнеполитическая разведка) Вильгельм Хёттель. Причем он не был лично знаком тогда с новым руководителем РСХА. А вот Отто Скорцени несколько раз встречался с Кальтенбруннером до 1938 года.

История «Ораниенбурга» – «Фриденталя»

В начале 1942 года, согласно приказу начальника штаба Главного оперативного управления СС Ганса Юттнера, было создано специальное подразделение для выполнения специальных задач «Ораниенбург» (Sonderlehrgang z. b. V «Oranienburg»). Фактически новое подразделение должно быть стать аналогом существовавшего в Абвере соединения «Брандербург». Последнее было сформировано в октябре 1939 года и первоначально называлось 800-я учебно-строительная рота особого назначения. Основная задача данного подразделения – подготовка кадров для разведывательно-диверсионной работы. В январе 1940 года она была переименована в батальон с добавлением слова «Бранденбург» (место ее дислокации), а ее численность увеличилась со 100 до 600 человек. В октябре 1940 года он был преобразован в полк. Подробно об истории этого соединения рассказано в книге Юрия Неподаева «Спецназ адмирала Канариса»¹⁷⁰.

Дело в том, что Ганс Юттнер строго следил за тем, чтобы войска СС во всём соответствовали нормам и требованиям Вермахта. Старался не допускать перехода в войска СС консервативных и недостаточно подготовленных, с его точки зрения, в политическом плане кадров из армии и полиции. В результате деятельности Юттнера войска СС к концу войны стали фактически самостоятельными войсками.

Первоначально численность подразделения «Ораниенбург» была 100 человек. Командовал им гауптштурмфюрер ван Вессем. Курсы находились в подчинении управления VI F РСХА и вначале имели в своем составе 70 унтер-офицеров (преподаватели, инструктора и хозяйственные служащие) и 30 нижних чинов (в основном хозяйственные рабочие). Курсы подготавливали иностранцев и добровольцев из войск СС к диверсионной и партизанской деятельности¹⁷¹.

В 1942 году несколько слушателей курсов прибыли в Иран для проведения диверсий и помощи в организации повстанческого движения из местных племен. После первых успехов почти все диверсанты СС были пойманы или уничтожены английской и советской контрразведками.

Главный герой нашей книги так описал наследство, которое якобы досталось ему от предшественника: «командовал голландский офицер войск СС; штаб как таковой отсутствовал. Архивная служба, строевая часть и связь практически не существовали. Из 300 человек, которых я нашел во Фридентале, 85 % составляли немцы, а 15 % – голландцы, фламандцы, а также румынские и венгерские “фольксдойче”. Все они были добровольцами и, подчеркиваю это, подобно мне, принадлежали к войскам СС»¹⁷².

5 августа 1943 года курсы были переименованы в соединение особого назначения «Фриденталь».

После назначения на должность руководителя курсов штурмбаннфюрера СС Отто Скорцени в Фридентале были организованы штаб и три роты. Этим реформы не ограничились. Изучив программу подготовки личного состава, которая ему «сразу же показалась недоработанной», он «решил кардинально изменить программу обучения и тренировки: батальон должен иметь полный штат, солдатам необходимо пройти интенсивную специальную подготовку, а также требуется обеспечить их соответствующим снаряжением».

В начале сентября 1943 года командир и несколько унтер-офицеров соединения участвовали в операции по освобождению Бенито Муссолини из заточения в горном отеле «Гран Caceo». После этой операции Скорцени стал национальным героем, а его часть получила разрешение на дальнейшее увеличение. Кроме того, в части СС потянулись лучшие кадры полка «Бранденбург», диверсионной части Вермахта.

В октябре 1943 года одна рота соединения была отправлена на территорию Югославии. Рота участвовала в ряде антипартизанских операций, а затем в декабре 1943 года или январе 1944 года вернулась в Фриденталь.

Первая рота соединения в ноябре 1943 г. была вызвана во Францию, где в это время Скорцени готовил операцию по оккупации Виши. 20 декабря операция была отменена, и рота вернулась в Фриденталь.

В феврале 1944 года две роты (1-я и 2-я) соединения были отправлены на Восточный фронт, где в течение шести недель участвовали в антипартизанских операциях в Белоруссии. 3-я рота соединения, созданная из германских добровольцев, все это время находилась в Фридентале.

Весной 1944 года была создана 4-я рота соединения из восточных добровольцев. 17 апреля соединение «Фриденталь» было переименовано в егерский батальон СС № 502. В июне 1944 г. в составе батальона было уже 5 рот и штаб, а его общая численность достигла 615 человек. До октября 1944 года батальон оставался в Фридентале. В начале октября батальон начал перебрасываться к границам Венгрии, а затем к Будапешту. 15–16 октября батальон вместе с парашютистами СС участвовал в операции «Панцерфауст», действуя на главном направлении. В ноябре 1944 года 502-й батальон отбыл в Фриденталь и был реорганизован в истребительное соединение СС «Мите»¹⁷³.

«Ваффен СС Ягдвербанд»

В мае-июне 1944 года по указанию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в РСХА был создан специальный орган для проведения диверсионно-террористических и разведывательных мероприятий в тылах армий стран антигитлеровской коалиции. Орган, получивший название Истребительное соединение войск СС («Ваффен СС Ягдвербанд»), находился под непосредственным контролем рейхсфюрера. Комплектованием и руководством практической деятельностью ведал оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, одновременно возглавлявший реферат VIЦ IV управления РСХА, а также группу Д военного управления РСХА. Таким образом, в руках одного человека были сосредоточены все части специального назначения немецкой армии, СС и Люфтваффе.

Личный состав нового органа состоял из опытных кадров гитлеровского спецназа. Официальные сотрудники и агентура Абвера и «Цеппелина», военнослужащие соединения «Бранденбург-800» и войска СС передали «Ягдвербанду» свои надежные и хорошо обученные кадры. По мере расширения формирования в него вливались бывшие кадры полицейских, охранных, восточных батальонов и рот и прочих коллаборационистских формирований.

Деятельностью Истребительного соединения руководил штаб формирования, размещавшийся в м. Фриденталь в нескольких километрах от Ораниенбурга. Начальником штаба был назначен гауптштурмфюрер СС барон Адриан фон Фелькерзам.

Главный штаб формирования, именовавшийся также «Спецподразделение СС ЦБФ “Фриденталь”», созданный 5 августа 1943 года, состоял из следующих отделов:

1А – ведал разработкой планов диверсионных операций, производил заброску агентуры и боевых групп, руководил их действиями. Начальник отдела – гауптштурмфюрер СС Гунке, затем штурмбаннфюрер Айк;

1Б – отвечал за обеспечение и снабжение агентуры и боевиков. Начальник – гауптштурмфюрер СС Гергардт;

1Ц – разведка. Осуществлял сбор и обработку разведывательных данных, вел контрразведывательную работу среди личного состава органа. Начальник – оберштурмфюрер СС Ридль;

оперативный отдел – занимался вопросами подбора и подготовки кадров. Начальник – гауптштурмфюрер СС Вайс.

В непосредственном подчинении штаба находились 600-й воздушно-десантный и 502-й егерский батальоны.

Также в состав соединения входили: «Ягдвербанд Митте» (истребительное соединение Центр), «Ягдвербанд Ост» (истребительное соединение Восток), «Ягдвербанд Вест» (истребительное соединение Запад), «Ягдвербанд Зюд» (истребительное соединение Юг), «Ягдвербанд Зюд-Ост» (истребительное соединение Юго-Восток) и «Ягдвербанд Норд» (истребительное соединение Север) и др.¹⁷⁴

«Ягдвербанд Митте» состояло из штаба со штабной ротой, пулеметной роты, 3 немецких рот и 4 иностранных рот. В начале ноября 1944 года из состава подразделения были отобраны чины для участия в операции «Гриф». Планировалось, что сформированная из них рота на трофейной американо-британской бронетехнике совершит рейд по тылам наступающих западных войск. Операция закончилась неудачно. Часть понесла большие потери, и в январе 1945 года остатки роты вернулись обратно. В январе 1945 года из соединений «Мите» и «Норд-Вест» была создана боевая группа (ею командовал Отто Скорцени), позже отправленная на Одерский фронт. Участвовала в обороне города Шведт. В марте из остатков соединения и 600-го парашютного батальона СС был сформирован танково-гренадерский полк № 107 «Солар» («Солнечный» – радиопозывной Отто Скорцени). В апреле 1945 года в ходе боев понес значительные потери и был расформирован.