Текст книги "Империя зла"

Жаль Барса. И жаль, не успел старик поведать, как выбраться из лагеря. Ну да что уж теперь…

С автоматом в руках он выскочил на террасу. Бросился к лестнице, поднялся на крышу.

Костыль как раз пинал ногами Макинтоша. Пилот держался за лицо, из-под ладоней текло – похоже, ему сломали нос. Лали лежала без чувств, над ней склонился врач. Хакеры стояли гурьбой рядом, пили из кружек, ржали. Вот по ним-то Иван сначала и жахнул. Одной длинной очереди хватило, чтобы свалить с ног троих. В ответ выстрелили. Пуля свистнула у виска. Еще одна длинная очередь. И еще. Жуков сменил магазин. Еще очередь. А потом – одиночными в голову, подойдя ближе к распростертым телам, контрольные выстрелы.

Костыль, которого он специально не тронул, неуверенно поднял руки.

– Что с ней? – спросил Иван у врача.

– Без сознания.

– Кто?

– Этот. – Врач кивнул на Костыля.

Ну, кто бы сомневался.

Иван помог Макинтошу подняться:

– Как ты?

Работяга в ответ, как сумел, улыбнулся разбитым лицом.

– Шнурки из моих кишок? – подмигнув Костылю, точно старому знакомому, Жуков спросил спокойно, доброжелательно даже. – А из живота моего мангал хотел сделать, да?

Костыль побледнел.

– Слушай, а может, угостишь меня шашлыком?

Почему Иван Жуков должен щадить тех, кто жесток к нему и его близким? Назовите хотя бы одну причину. Нет таких.

– Ну давай же. Жалко, что ли?

Костыль неуверенно шагнул к самодельному мангалу, на котором уже подгорало мясо. Когда он подошел достаточно близко, Иван выстрелил ему по ногам. Костыль рухнул прямо на стальную конструкцию, опрокинул ее и, оказавшись на раскаленных углях, завизжал, пытаясь оттолкнуться от них руками и раз за разом обжигаясь.

Он кричал так, пока сердобольный Макинтош не перерезал ему глотку.

– Я знаю, как все исправить, – сказал Жуков, глядя на надкушенное яблоко, заляпанное кровью. – Все будут свободны. Лагерей больше не будет. Ты веришь мне?

Бывалый раб кивнул.

– Но сначала надо спасти Бадоева. Без этого никак. – Иван снял с одного их хакеров робу. Надо было переодеться – лабораторные халат и бахилы немного не соответствовали тому, что он задумал.

– Маршал, ты уверен?

– Да. Улетим отсюда. Но без министра вертолет собьют. – Передав Макинтошу автомат и запасные магазины, Жуков взвалил Лали на плечо и понес ее вниз. Остальные поспешили следом. – План простой. Ты вроде как сопровождаешь нас на казнь. Кресты ведь не просто так поставили.

– А дальше?

– По обстоятельствам. – Иван пожал бы плечами, но с грузом не очень-то удобно было это сделать.

Вскоре склад остался позади. Под оптическим прицелом допотопного «калаша» подошли к плацу. Лали так и не очнулась. Иван готов был поклясться: минуту назад она весила ровно вдвое меньше. По лбу катился пот – горячий, раскаленный даже.

Толпа бесновалась. Рабы, быть может, впервые в жизни попробовав свободу на вкус, сошли с ума. Некому приказывать, орать на них, бить дубинками, сажать в морозилку. Их не травили робопсами, не стреляли в них из пулеметов. Все вертухаи были мертвы. Все!

А самый главный вертухай корчился на кресте. И каждому хотелось швырнуть в него хоть что-нибудь, хоть как-то отомстить за себя, за своих родных, за все вообще. И хотелось, чтобы мучения главного длились долго-долго. Бесконечно долго. И Жуков очень даже понимал этих людей.

– Пройти дайте! – Подняв над головой АК, Макинтош выстрелил в воздух. – Еще веду! Еще на кресты!

Толпа расступилась, образовав живой коридор.

– Топайте, твари! Вперед, я сказал! – Войдя в роль, Макинтош двинул врача прикладом.

Роль – это хорошо. Но как бы раб сам не поверил в то, что он – судья, конвоир и палач одновременно.

Они шли вдоль бушующей ярости, мимо клокочущей ненависти. Их так и норовили пнуть, в них плевали, грозили им заточками. Одного лишь Ивана не трогали – принимали за своего, выделенного в помощь экзекуторам. А вот Лали досталось. Боль заставила ее прийти в себя, она хотела спуститься, но Жуков попросил потерпеть и ничего не бояться. Скоро все закончится. Ведь им здесь не место. Тут вообще никому не место.

– И мне просто хочется носить тебя на руках, любимая. Всегда. И везде. Даже здесь.

И вот они, оплеванные, избитые, в сопровождении Макинтоша поднялись на эшафот – сцену, на которой еще недавно выступали музыканты. Безумный солист, подавший клич к бунту, все еще был здесь, как и его коллеги. Вот только они, включая барабанщика, упились в хлам и просто валялись тут и там. Солист же, хлопая себя по ляжкам, пританцовывал и что-то напевал под нос. Он сунулся к Макинтошу, но тот бесцеремонно оттолкнул его. Подстрекатель неловко оступился и упал. Толпа взорвалась хохотом.

С черного неба меланхолично сыпал мелкий снег. Звезды равнодушно взирали на суету людей.

А с креста на Ивана смотрел Бадоев. Его разбитый рот открылся, передних зубов не хватало:

– Ты… Из-за тебя… Пожалуйста, спаси ее. Прошу.

Лали вырвалась, кинулась к отцу, взобралась по куче хвороста, обхватила лодыжки, колючей проволокой прикрученные к вертикальной перекладине-трубе.

Толпа взвыла – рабам не понравилось это проявление чувств. И тем более им не могло понравиться, что Иван уперся плечом в крест. Чтобы свалить, его нужно расшатать, закреплен ведь едва-едва.

– Любимая, отойди-ка.

Умоляюще заломив руки, она подчинилась сразу. Жуков вновь ударил плечом в трубу.

– Эй, ты чего творишь?! – послышалось из толпы. – Типа это чего такое происходит?!

К сцене подобрался раб с зажженным факелом в руке. Макинтош дал очередь в воздух.

– Порядок! – выкрикнул. – Это часть представления! Так задумано!

И тут крест упал. Бадоев вскрикнул – то ли от страха, то ли ударился больно. И то и другое обычно не смертельно. Дай боже, чтоб и сейчас… Обдирая пальцы, Лали принялась разматывать колючку.

Факел, разбрасывая искры, взлетел в воздух и упал в хворост. Тот вмиг вспыхнул оранжевым пламенем. Толпа взревела от восторга. И вновь взревела почти сразу, но уже от ярости. Ведь Иван с доктором подняли Бадоева, он обхватил руками их плечи.

– Любимая, где вертолет?

Лали махнула куда-то за сцену. В общем, направление ясно.

– Быстрее! Пока они не опомнились!

И они потащили министра прочь от жаждущих расправы рабов.

Тут уж самый распоследний дурак понял бы, что дело нечисто. Народ попер на сцену.

– Назад!!! – заорал Макинтош, но это, конечно, никого не остановило.

А вот очередь по самым рьяным подействовала куда эффективнее. Весьма легкие в сравнении с массой человека пули частенько являются самым весомым аргументом в конфликтах. Так Жукова учили на военной кафедре МГУ. Плохо, что у противной стороны тоже имелось огнестрельное оружие, позаимствованное из вертухайских закромов. Да и луки со стрелами были. И шестерни. И камни. Ответный залп из чего только можно и нельзя заставил Макинтоша сдать позицию и помчаться вслед за союзниками, спешащими к вертолету.

Бежать по ковровой дорожке, специально постеленной для министра, было не то чтобы почетно, но забавно уж точно. Особенно если тащить на себе самого министра, которого едва не казнили те, кто дорожку постелил. К тому же она вела прямо на вертолетную площадку, огороженную сетчатым забором вроде того, каким отделили плац по случаю прибытия новичков.

Сотрясался АК Макинтоша. Пули свистели со всех сторон. До забора оставалось всего ничего, когда небо взволновали винты десантных вертолетов. Откатились бронированные дверцы с иллюминаторами, вниз полетели прочные тросы, по которым скользнули к горизонтали могучие композитные тела.

– Это спецназ! – Бадоев принялся активнее двигать истерзанными колючкой ногами.

Начался штурм лагеря.

Теперь-то рабам уж точно будет не до беглецов. А вот Жукову сотоварищи и от тех и от других, если что, не поздоровится.

Загрохотали многоствольные пулеметы – не достигнув еще земли, киборги открыли огонь по бунтовщикам. Из поднебесья посыпались на толпу светошумовые гранаты и гранаты со слезоточивым газом. Тем рабам, что обзавелись противогазами, повезло не намного больше, чем тем, кому трофеев не досталось, – по зеленым «лицам» спецназовцы долбили в первую очередь. Также приоритетной целью для них являлись вооруженные люди. Единственный шанс уцелеть в методичной бойне, что началась внутри периметра, – это поднять руки и не шевелиться.

Здоровенный, как панцер, киборг приземлился прямо посреди вертолетной площадки и сразу попер в бой. Ни на секунду не замедлившись, он смял забор и жахнул из пулемета по толпе, спешащей за беглецами. Ну и по беглецам заодно тоже. Пилот упал – не сам залег, как остальные, но свалился с дырой в черепе, сквозь которую можно просунуть кулак. Макинтоша ранило в ногу, и то, как захлестала кровь, Ивана обеспокоило.

– Надо отходить! К вертолету не выбраться! Пилот погиб, не взлетим! – запаниковал Бадоев.

Над ними свистели пули. Пролетали стрелы, ломались о броню киборга. Как говорится – меж молотом и наковальней. Или – меж двух огней. И надежда на то, что удастся улететь на вертолете, погибла вместе с невозмутимым пилотом.

Что делать, а?..

– Надо отходить! – верещал Бадоев, схватив Жукова рукой, на которой не хватало пальца.

Не вариант. Отходить – не вариант. Там рабы, а значит – смерть.

– Гурген Аланович, хочу напомнить вам, что в мои обязанности, помимо непосредственных профессиональных, входит, если что, заменить пилота! – Врач смущенно вытер рукавом лоб. – Правда, я давно не практиковался…

– Вы же не причините вреда пациентам, верно? – поддержала его Лали. – От вас зависят наши жизни!

Приходилось напрягать глотки, чтобы быть услышанными.

– Я сделаю все, что смогу!

– Ну и отлично. Держи, юзверь! – Макинтош швырнул Ивану автомат. – И двигайте к вертолету! Быстрее!

Жуков автомат схватил, но и только.

– А ты?!

– А меня уже нет, юзверь…

Иван не услышал – прочел по губам, потому что Макинтош больше не кричал, берег силы. И то верно – лицо его стало белее снега. Слишком много крови потерял.

– И давай без сантиментов, юзверь. Просто сделай это. Отомсти за меня. За всех нас.

Кивнув и откатившись в сторону, Иван жахнул по киборгу.

– В голову стреляй! В голову! – рыкнул Макинтош и, перевернувшись на спину, замер.

Жуков совету внял. Долбил исключительно в черепушку, защищенную шлемом, длинными очередями. Точно укладывал, не мазал. У него ж пятерка была по огневой, да и прицел отличный… Пули разнесли-таки забрало вдребезги. Из-под обломков показалось лицо. Ярко-зеленые глаза, не мигая, уставились на Ивана.

Он опустил автомат.

– Стреляй в голову! Стреляй! – Макинтош был еще жив.

Жуков вновь взглянул в прицел. Как же стрелять, если это Ириска?.. Ее лицо! Да, ноги-руки-торс киборга. Но лицо, глаза, веснушки… Это Ириска. Вот, значит, куда ее забрали. Из милой девчонки сделали не бифштекс, но послушное приказам чудовище. Сволочи!

Стрелять в эти глаза он не мог. Не мог – и все!

– Киборг! Стреляй!

Рикошет от асфальта буквально у его лица заставил вновь откатиться. Ириска смотрела на него и продолжала стрелять. Да, она мазала – похоже, очереди в голову не прошли для нее даром, настройки сбились, но ведь долбила без устали. Массивное тело перло вперед.

– Ириска, это я, Иван! – завопил он, размахивая руками. – Я! Маршал! Не стреляй!

Пули вжикнули над головой. Он распластался, вскинул автомат к плечу.

В ярких глазах ничего не отражалось. Ириска не узнала Жукова. Она просто делала то, на что была запрограммирована. Ириски больше нет, есть лишь кибернетический каратель.

Иван вдавил спуск – и пули перебили трубку, по которой подавалось масло в гидравлику верхней части искусственного тела. Манипуляторы заклинило, но киборг продолжал идти. Пули рикошетили от него, не причиняя серьезного вреда – это стреляли рабы, у Жукова закончились патроны, он отбросил бесполезный уже автомат. А киборг, который еще недавно был говорливой девчонкой, не имея возможности навести на цель пулемет, попросту решил затоптать людей, что разлеглись на ковровой дорожке и рядом.

– Министра к вертолету! – Жуков вскочил в полный рост.

Лали и врач подняли Бадоева – отнюдь не пушинку – и потащили.

Отлично, у них все получится. Иван же отвлечет киборга на себя. Размахивая руками, он принялся орать сталкерские речевки – вдруг вспомнил эту чушь. Киборга представление увлекло. Весьма резво надвигаясь на Жукова, он давил и давил на спуск, но в ленте больше не осталось патронов, а новую ленту зарядить он не мог – «руки» не слушались.

Успеют ли Лали с врачом дотащить Бадоева до вертолета до того, как киборг превратит Ивана в лепешку? И как бы сделать так, чтоб не превратил?..

Киборг поставил стопу в каких-то сантиметрах от головы Макинтоша, и раб, который не подавал уже признаков жизни, вдруг схватился за титановые накладки на бедре карателя, под которыми скрывались искусственные мышцы. Макинтош ловко подтянулся, а долю секунды спустя уже залез на спину кибернетическому убийце. Тот дернулся, почувствовав, что дело неладно, но сорвать с себя лишний груз не мог. Да и не успел бы – заточка вошла в ярко-зеленый глаз Ириски.

Киборг замер. И опрокинулся на спину, все своей массой навалившись на Макинтоша. Летальное повреждение мозга.

Жуков метнулся к хрипящему рабу. У того на губах пузырилась розовая пена – плохой признак. И все равно Иван попытается вытащить лагерного товарища из-под тяжеленной туши. Он дергал его за руки, но, похоже, делал лишь больнее. Хотел приподнять киборга, поднатужился, вены выступили на висках, в глазах побелело. Ни на миллиметр!.. Иван упал на колени.

Загудел движок, винт министерского вертолета начал вращаться.

У Макинтоша изо рта хлынуло уже всерьез. Он хотел что-то сказать, но не смог, и потому просто улыбнулся – мол, я в порядке, все равно не собирался лететь, а вот юзверю пора бы на борт, а то Бадоев ждать не будет. Жуков не мог ничего этого прочесть по губам – они больше не шевелились, – но понял, услышал, что ли, мысленно: если он, Маршал, не выполнит обещанного, то Макинтош вырежет ему печень и закусит ею.

Схватив Ивана за плечо, Макинтош обнял его, прижал на секунду к тому, что выглядывало из-под киборга. Всего на секунду.

– Вы, хакеры, чего, людоеды все, что ли? – Жуков поднялся, его била дрожь. – Вырежу, съем…

«Да уж не вегетарианцы», – беззвучно рассмеялся Макинтош. Мертвецы ведь только так и смеются.

Что было духу Иван помчал к вертолету.

Черный корпус все ближе, ветер в лицо. Ближе. Дыхание с хрипом вырывается из легких.

Сзади загрохотали выстрелы. Мимо. Мимо, вашу мать!

Успел.

Цел, не попали ни разу. Дернул дверцу… Закрыто.

Лыжи вертолета чуть оторвались от асфальта.

Иван обмер, сердце трепыхнулось, перестало биться, а потом застучало вдвое быстрее. Он рассмеялся, хлопнул в ладоши, поднял большой палец. Отличная шутка! Что ж, этого следовало ожидать. Вряд ли Гурген Бадоев сказал бы ему спасибо за свое спасение. Да и нужна ли Ивану благодарность?..

Он отвернулся от вертолета, сжал кулаки. Иван привык встречать опасность лицом к лицу. Его так учил отец.

Ради Лали – прикроет. Пока жив, будет сражаться.

Он почти уже сорвался навстречу наступающей толпе рабов, но тут дверца распахнулась – любимая открыла. Нырнув в салон, Иван услышал вопль министра о том, чтобы не смела.

– Спасибо. Ты лучше всех. – Он впрыгнул внутрь за миг до того, как винтокрылая машина рванула вверх, набирая высоту, и на коленях продвинулся в глубь салона.

Позади захлопнулась дверца, отсекая шумы винтов и внешнего мира. Стали слышны разговоры и команды по радио: бесцветными голосами, лишенными эмоций, киборги сообщали руководству о том, какие бараки захвачены, кто и сколько десятков бунтовщиков уничтожил. Боевые машины смерти просто существовали в той среде обитания, для которой были созданы, и вели себя так, как было предусмотрено создателями. Ничего личного, никакой жестокости. Пережевывая кусок клонированной говядины, вы же не испытываете к этому мясу ненависти, верно?..

Сквозь треск помех и одинаково безразличных голосов проскользнуло нечто заинтересовавшее всех в салоне: «Несанкционированный взлет. Парни, кто ближе, сбейте вертушку».

Рассевшийся в пилотском кресле врач выкрикнул в микрофон шлема на держателе у рта:

– Нельзя вертушку! Не сбивайте! Эвакуирую министра Бадоева! Повторяю: эвакуация министра Гургена Алановича Бадоева! Бадоев на борту!

Динамики безбожно затрещали, и все же Иван разобрал требование подтвердить информацию биометрией министра. По вертолету, кстати, уже открыли огонь: пули стучали по наружной броне. Мало того – выстрелили еще управляемыми ракетами с ближайшей базы ПВО. Бортовой комп поднял вой, сообщив, что есть опасное сближение. В тот же миг бесстрастный голос киборга через динамики сообщил, что до столкновения пятьдесят две секунды, и снова потребовал подтвердить информацию биометрией министра.

– Отец, ну же! – Лали тронула министра за плечо.

– Прости, свет моих очей. – Четыре пальца обхватили коньячную бутылку. – Нужен коммуникатор. Мой коммуникатор. А его нет. Только с него… – Хлынувший в глотку коньяк утопил в себе окончание фразы.

Гордый страшный враг окончательно превратился в слабого старика, которому давно пора на покой, которому нельзя руководить миллионами – с собой даже справиться не может! Меньше минуты до смерти, а он пьет. Хоть бы с дочерью попрощался.

Коммуникатор остался у Макинтоша. Надо же…

Врач что-то орал, Бадоев хлестал коньяк, а Жуков взял Лали за руку:

– Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, Ванька.

Она прижалась к нему, он обнял ее крепко-крепко.

Бесстрастный голос в динамике сообщил, что ракеты поразят цель через двадцать секунд, «подтвердите информацию, или будете уничтожены». Бортовой комп без устали предупреждал о сближении. Бадоев опустошил бутылку и схватил побыстрее еще одну, полную, будто перед смертью хотел напиться так, как не напивался никогда в жизни… Вертолет тряхнуло – это врач решил заложить крутой вираж и так уйти от ракет. Напрасно. Не поможет.

– Что это? – Лали отстранилась. – В кармане?

– О чем ты, любимая? – Иван хлопнул пару раз по робе.

Точно, что-то есть. В суете даже не почувствовал лишнего.

«…Пятнадцать секунд, подтвердите…»

Он вытащил из кармана коммуникатор. Тот самый. Коммуникатор министра.

Макинтош перед смертью незаметно сунул, не иначе.

– Лови! – Не теряя времени, Иван швырнул девайс Бадоеву.

Но министр даже не попытался поймать – бутылка ведь важнее. Коммуникатор упал между креслами. Лали нырнула следом, вытащила, а Иван выбил из руки Бадоева стеклотару.

– Держи! – Лали сунула отцу коммуникатор прямо в руку, заставила приложить ладонь к сенсорному экрану. На все это истратилась целая – драгоценная! – секунда.

Еще одна секунда – и ничего. Экран оставался темным, коммуникатор не запускался – неужели сломался при падении?! И вдруг вспыхнул. Из-под растопыренных пальцев проступили заснеженные горы.

«Есть подтверждение. Приятного полета!»

Ракеты пронеслись мимо. Иван видел их огненные хвосты. Два взрыва расцвели в ночном небе прямо по курсу, но чуть в стороне.

Можно перевести дух? Вроде того. Жуков поудобнее уселся в кресле, снял рюкзак, достал из него взрыватель. Чтобы получить доступ к памяти отца, надо хорошенько рассмотреть прибор. Положил его себе на колено.

– Что это?.. – Бадоев плохо выглядел – бледный, раны, пальца нет, выпил много, но разговаривал внятно.

И надо было промолчать, но как удержаться?

– Это подарок отца вам всем. Всей союзной элите. Подарок из могилы. Нравится?

– И за этой штуковиной ты отправился на Хортицу?

В голосе министра Ивану послышалась издевка.

– Ванька, не надо! Он же провоцирует тебя!

Но палец уже тронул диафрагму – и его засосало внутрь взрывателя на целую фалангу. Прибор зажужжал, вмиг нагревшись так, что тепло почувствовалось даже сквозь штаны. На сплошной вроде поверхности образовалась щель, сама отщелкнулась пластинка-заглушка, под которой оказался спрятан красный круглый сенсор с надписью черным: «Пуск».

Стоит только на него нажать – и…

– Ванька, что ты задумал? – У Лали встревоженное лицо, никогда он еще не видел ее такой взволнованной, разве что на крыше, когда напала охрана ее отца.

– Любимая, я должен кое-что сделать.

Бадоевы оба – отец и дочь – не моргая смотрели на него. Министр при этом еще и чересчур активно ерзал на кресле. Геморрой, что ли?

– Возможно, любимая, даже наверняка ты возненавидишь меня за это. Но я… я не могу поступить иначе…

Министр действовал быстро – опытный боец. Он выхватил из тайника под креслом крохотный пистолет. Теперь понятно, чего ему не сиделось. Вот только годы уже не те, да и алкоголь дает о себе знать. Вмиг выдернув палец из диафрагмы взрывателя, Иван перехватил руку с пистолетом в запястье, отвел за миг до того, как грохнул выстрел. Пуля угодила в кресло рядом с головой Ивана. Вертолет дернулся – нервишки у пилота-врача пошаливали.

– Отдай мне это! Слышишь?! Отдай! – потребовал Бадоев, пытаясь вырваться из захвата.

– Это подарок для всех. – Жуков оттолкнул министра, и тот упал обратно в кресло – уже без пистолета.

Интересная игрушка, рукоятка хорошо в ладонь легла. В магазине еще три патрона. Для дел благородных сойдет. Очень хотелось разбить Бадоеву рожу, но Лали не одобрила бы. К тому же министр еще пригодится, и лицо его трогать не стоит. По крайней мере пока.

Черт, забавно же! Из-за этого ублюдка погибли отец и мать Ивана. Бадоев виновен в таких преступлениях, которые представить даже страшно. Иван сам готов задушить его, но вынужден холить мерзавца и лелеять, чтобы выжить и осуществить задуманное отцом.

Чтобы спасти миллионы рабов, навечно заточенных в лагерях.

Коммуникатор Бадоева завибрировал. Пришло сообщение.

– Что там?

– Приказ срочно вернуться в Москву, – вместо отца ответила Лали. – Через четыре часа состоится заседание Совета министров, явка строго обязательна, с семьями.

Надо же. Радуйся, бывший союзник, бывший террорист, бывший раб. Судьба преподнесла такой подарок, что лучше даже представить трудно – вся элита в одном месте в одно время.

Но на душе почему-то было грустно.