Текст книги "Осторожно! Мины!"

Глава 23
Арбитр

Арбитр обязан присутствовать на каждой игре. Ведь он – хозяин бумаг и мастер документов. Он владеет положением о турнире и судейским рапортом. У арбитра есть сорок листов констатации летального исхода и лист для записей резервного судьи, четыре эмблемы ФАВ и ссылка в «Избранном» на адрес штаб-квартиры УЕФА.

Арбитр финального матча, бразилец Хосе Роберто Райт, готов к грядущей бойне. Двое суток накануне игры он провел в медитациях: очистил дух от скверны, нирвану – от праны, кишечник – от шлаков. Господин Райт – почти! – лишен пагубных пристрастий и вредных привычек. Он – настоящий судия без страха и упрека. Виски его чисто выбриты, на шее удавка галстука. Он готов подробно запротоколировать ранения и летальные исходы: «лишение игрока явной возможности забить гол вследствие подрыва на мине предположительно типа ПОМЗ-2М», «лишение игрока явной возможности забить гол вследствие подката сзади и подрыва на мине предположительно типа ОЗМ-72; отрыв нижней конечности по коленный сустав включительно».

Хосе Роберто Райт не какой-нибудь болельщик, он гордо восседает в отдельной ложе, обслуживаемой поварами из ресторана «On Stage».

Бразилец нервничает. Пора начинать. Он машет носовым платком в объективы сорока трех камер. Это сигнал. Бойня начинается.

Зрители аплодируют стоя. На экране огромного табло списки фамилий и фотографии. Ну и, конечно, статистика: средний возраст игроков, средний цвет волос и среднее количество зубов.

Теперь равнение на газон. Пастораль. Зеленая травка. Пасти́ коров и наслаждаться экологически чистым молоком. Играет легкая «кислота» – ласкает слух электронными ударниками и шотландскими волынками, гитарными запилами и нью-йоркским речитативом. Идиллия. Мир да любовь. Мэйк лав, нот во.

И вдруг резкая смена декораций – явление гладиаторов народу.

Сервоприводы со скрежетом раздвигают ворота внешней защиты. Отключается инфракрасная система наведения, дезактивируются автоматические пушки «Агнец», подвешенные у потолка. В проходах между трибунами копы-досин снимают гранатометы с предохранителей, лазерные точки прыгают от виска к виску, отслеживая подозрительных граждан. Ухнув, бронеплиты ворот утыкаются в магнитные упоры. И тут же распахиваются сегментные створки внутреннего контура. За створками – игроки сборной Вавилона.

Вот они – герои мяча, мастера точного удара!

Комментатор не зря кушает свой лаваш с красной икрой.

Толпа ревет в экстазе. Стробоскопы сигнальных ламп лупят спортсменов в смеженные веки. Взрываются хлопушки, трибуны в облаке конфетти.

Праздник начинается.

Последний матч сезона.

Бойня.

* * *

Грубо толкнули в спину. Мол, не спи, замерзнешь, с вещами на выход. Макс едва не упал: ноги как чужие. И тошнит. Шагнуть бы в сторонку да проблеваться желудочным соком – ведь на диете. Или упасть под бутсы товарищей по команде? Пусть его затопчут.

Двое «молодых» подхватили Макса под локти. Типа помогли заслуженному ветерану, рассчитывая хотя бы на благодарность. Но ветеран молчал – у него не было сил материться.

Беговая дорожка опоясывала газон по периметру. За дорожкой – еще одна обвязка, проволочная, под током. Под ногами мельтешила динамическая реклама, мелькали логотипы корпораций-спонсоров. То тут, то там на газоне вспухали трехмерные миражи – огромные желто-коричневые жестянки «Bibl Beer Premium».

Колонна сборной Вавилона затылок в затылок, чеканя шаг, промаршировала по беговой дорожке. Миллиарды глаз по всему миру следили за каждым движением игроков. Прямая трансляция матча в двести суверенных стран Земли, не считая оккупационные зоны, лунные и марсианские поселения.

Новички задирали подбородки, ощущая значимость своей миссии. Они же хэдлайнеры вселенской индустрии развлечений! Они – авангард межпланетного спорта!

А Максу плевать на всю эту показуху. Он устал. Он не желает больше, слышите, НЕ ЖЕЛАЕТ!

Вот и первая разметка: оранжевые линии, сектора с циферками, соответствующими личным номерам футболистов. Надо перестроиться, найти свое место и не рыпаться, пока не прикажут. Особо непонятливых охрана подгоняла электрическими стрекалами.

Равняйсь!

Смирно!

Колонна сборной Вавилона замерла у ограждения. Скоро игроки окажутся там, за колючкой. Молодые нервно перетаптывалась – им не терпелось сразиться за мяч, они же настоящие спортсмены, а не плечики для подтяжек. Ветераны были спокойны.

Швед Маркус, разминаясь, вертел шеей. Саид, невысокий азербайджанец, тупо смотрел на свои бутсы сорок седьмого размера. Да это же не обувь, это ласты! С такой опорной поверхностью у Саида почти нет шансов дожить до финальной сирены. Почти? Чудеса случаются. Футбол непредсказуем.

Вот-вот начнется официальная часть: трубы-фанфары, флажки-цветочки, хлеб и зрелище.

Напротив, за газоном, рыкнули сервоприводы – это выпустили на прогулку серо-голубую колонну боливийского «Стронгеста».

Макс смотрел на табло, демонстрирующее колонну боливийцев. Обычные латиносы, смуглые, черноволосые. Никого старше двадцати пяти. В Боливии жесткий отбор игроков: только лучшие, только сильные и крепкие, и никаких мутантов и женщин. После войны с Колумбией за право торговать кокаином на североамериканском рынке страна просто напичкана минами различных типов и модификаций – от классических противопехоток советского производства до калифорнийских киберигрушек. Наркобароны, хозяева Боготы, опутали сельву миллионами километров растяжек. Война отгремела без малого полсотни лет назад, за это время в Боливии выросло три поколения граждан, привыкших постоянно смотреть под ноги. Люди научились чувствовать опасность. Интуиция – это серьезно.

Матч.

Праздник.

Оглушенный ревом трибун, Макс не услышал торжественную речь Великого Сёгуна, лично присутствующего на финале чемпионата. Парни, вы гордость Вавилона, вам доверена почетная миссия. Никаких легионеров и «зомби». Мы за чистый спорт. Как вам повезло. Народ. Демократия. Будем жить лучше…

Стадион, речь, боливийцы – это галлюцинация, да? Или же театральные подмостки: толстый слой грима, парики, актеры. Бутафория! А Макс – зритель в партере.

Он никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Это чья-то затейливая ложь. Иллюзия, розыгрыш! Футбол, финал… это вовсе не с ним происходит. С кем угодно, но только не с ним. Макс – ветеран, который умудрился остаться живым до конца чемпионата? Не смешите! Макс не такой, ему не место здесь. Это чистый бред! Натуральный бред! Чудовищная ошибка! У него есть жена, любимая работа, многомиллионные субсидии и фантастические проекты!

Макс – директор того самого Технопарка?.. Да, черт побери, он директор!

Но как он попал в сборную? Почему он стал ветераном футбола?

И вот тут сволочная память выдала порцию воспоминаний.

И Макс понял, что лучше бы он оставался в неведении.

Глава 24
Облава

В небе тесно от вертолетов.

Лучи прожекторов освещают проходы меж хибарами – никуда от них не спрятаться, не убежать. Вой сирен, грохот резиновых дубинок о щиты из ударопрочного пластика.

И ярость мегафонов:

– Всем покинуть жилые помещения! Новая социальная программа по защите малоимущих! Всех подвергнут дезинфекции, накормят и расселят в квартиры с удобствами! Всем покинуть жилые помещения! Всех…

Не покидают. Забились поглубже, не верят, знают: дезинфекция – это стерилизация молодых и сильных; накормят – только старых и слабых и только снотворным, после которого еще никто не просыпался. Квартиры? Если дизайн колючей проволоки радует ваш взор, то уют бараков вам обеспечен.

– Всем покинуть…

Лай модифицированных догов. Облава. Это облава. Тени в черных маскхалатах, и треск пулеметов, и слаженный залп автоматических пушек.

А в ответ – тихие щелчки арбалетов, презрительные плевки сарбаканов.

Это война, исход которой ясен заранее.

* * *

Специнтернат.

Отдельная комната, кормежка от пуза, одноразовое мыло в блестящей упаковке.

Волосы медленно, но отрастают. У мальчишки были роскошные дрэды, смазанные собачьим жиром, – сбрили, сволочи, не пожалели красоту. Только-только проклевывается щетинка, скрипит под пальцами.

Зато компьютер – игрушка без равных. Он сразу разобрался что к чему. Здесь вот так, а там иначе. Окошки всякие, подсказки, файлы и скрытые папки, шлем виртуалки по размеру подтянуть, а перчатки сами обхватывают ладошки…

Сволочи! Отобрали рогатку, его любимую рогатку, бьющую без промаха на сотню шагов. Чайку прошибает навылет, крысу пополам рвет. Это если вместо камней заряжать нитроглицериновые шарики. Отобрали!

Вчера на ужин были гамбургеры и мармелад. Малыш впервые ел гамбургеры, он никогда еще не пробовал мармелад. Гамбургеры очень понравились, а мармелад… странный у него вкус, необычный.

А сегодня его лишили завтрака. Надо сдать тест на IQ, а на голодный желудок лучше думается. Шоколадку обещали, если на вопросы правильно ответит. Шоколадки он видел по телевизору. Наверное, они вкусные. А значит, он разгадает все загадки.

Слова, буквы, рисунки…

Виртуальные кнопки…

Enter.

И еще раз – Enter.

Они всегда в белых халатах. Наверное, и спят, и любят жен, не раздеваясь. Халаты – их настоящая кожа. А еще они не могут жить без респираторов и резиновых перчаток.

О чем-то возбужденно шепчутся. Ему не слышно о чем. А тест… Какой-то слишком простой он, неинтересный.

Пришел тут один. Без респиратора, в пиджаке. Как все японцы, солидный. Курил не самокрутку с гашишем, а какую-то странную дурь, продолговатую и коричневую. Малыш такого драгса не видел еще, но дым приятный, вкусный.

– Тебя как зовут, парень? – Японец отодвинул системную деку и присел на край стола. И улыбнулся по-настоящему, без обмана.

Но где же шоколадка?! Нет ее?! Раз так, он никому не скажет, как его зовут!

* * *

Ему почти тринадцать. Пушок на верхней губе.

Он ищет в Сети информацию об орнитиновом цикле[56]56
  Цикл Кребса – Хензелейта, последовательность ферментативных реакций, приводящая к синтезу мочевины.


[Закрыть]. Уж очень эта тема его заинтересовала: пока не поймет что и как, спать не сможет. Такой характер. В кого?

– Максим, отвлекись, поешь.

Он послушно снял шлем и отодвинул деку, освободив место для подноса с тарелками и судками. Ел он быстро, давясь и кашляя. Тратить много времени на еду – непозволительная роскошь.

Ему тринадцать лет. Скоро будет абстиненция после выпитой залпом бутылки текилы. Потом – стероидные бицепсы и сломанная рука сэнсэя. А там и докторская диссертация, и неудавшаяся попытка сэппуку, когда чертов самолет разобьется.

Но все это потом, а сейчас…

– Максим, выпей чашечку матэ. Отвлекись.

Тратить время – роскошь.

Ему тринадцать лет, и он знает, чего хочет.

Глава 25
Стрип-дэнс

Макса больно толкнули в плечо. Ошарашенный воспоминаниями, он обернулся. Сзади возбужденно дышал паренек-шошон, один из тех, кто вытащил Макса из пропускника. Бусины, вплетенные в фиолетовый ирокез, блестели в свете прожекторов.

– Не, ты только посмотри, какие крали! – с вожделением прошептал индеец.

Его безусое лицо было изуродовано пирсингом. Длинные ресницы с люминесцентным напылением эффектно смотрелись бы в темноте, но не сейчас.

Макс брезгливо кивнул шошону. Кем бы Макс ни был раньше, ребенком из гетто или руководителем секретного Технопарка, сейчас он в команде, он – спортсмен, футболист. И ему предстоит сразиться с боливийцами в финале чемпионата. А уж потом он разберется, что делать и кто виноват. С помощью бейсбольной биты с человеческим организмом можно творить чудеса.

Надо только выжить. Всего лишь.

Опасность рядом! Ее почувствовал он пятой точкой. Копчик обдало холодком. Черт, это группа поддержки. Проще говоря – провокаторы, каратели в бикини, секс-террористки.

– Осторожно, брат! Будут соблазнять! – прохрипел Макс. – Притронешься – умрешь! Понял?!

Над стадионом раскрылись парашюты-девятисекционники. Один за одним скайдайверы приземлялись на беговую дорожку. Куполы автоматически складывались, исчезая в ранцах за спинами. Это вовсе не десантники пожаловали, но весьма симпатичные девушки спустились с небес на грешную землю. Зачем? А чтобы грешить, конечно. Потому и пляшут, виляя бедрами да поигрывая мышцами живота. В глазах пестрит от разнообразия оттенков кожи, вызывающих мини-юбок, прозрачных сари и кимоно с прорезями под неестественно увеличенные соски. А еще на девушках кожаные ремни с надписями губной помадой: «Возьми меня», «Давай трахнемся», «Лизни мою киску». У красоток круглые коленки, белозубые улыбки и яркие банты в роскошных волосах. Кружева, приседы, сальто, книксены. Безумные па стройных ножек, предназначение которых – изворотливо раздвинуться – на мгновение! всего лишь мгновение! – чтобы явить самую женственность похотливым взорам игроков. Огромные, большие и махонькие груди трясутся, лакированные коготки царапают животики. Призывно покачиваются бедра. Сладострастие. Мальчики, вы нас хотите?

ДА-А-А!!!

Музыка, ритм, ритм. Стрип-дэнс. Трибуны аплодировали хореографии искусительниц. Спортсмены в трансе – не удержаться! – приближались к девушкам.

Вы нас хотите? Не верим! Мальчики, вы нас обманываете.

И вот уже красотки извиваются между игроками. Нет добрачной любви? Для тебя, милый, я сделаю исключение. Я твоя, возьми меня. Возлюби меня! Будь моим!

Макс дрожал вместе со всеми. От вожделения в паху было больно.

– Нельзя! Нет! Не прикасайся!

Но шошон не послушался доброго совета – его пятерня шлепнула по аппетитной девичьей попке. Только этого и ждала охрана – электрошоковое стрекало чмокнуло шошона в затылок – труп принял горизонтальное положение, бусинка выпала из ирокеза. На попке танцовщицы остался розовый отпечаток пятерни. Искусительница, верткая китаянка, смеясь, продемонстрировала подругам задницу – мол, а синячок-то будет, да.

Трибуны визжали в восторге, взрывались хлопушки, разбрасывая конфетти.

Игроки замерли, боясь пошевелиться: только бы не сорваться, только бы не сорваться!..

Ритм нарастал, гурии танцевали все быстрее и задорнее.

Дискриминация, подумал Макс. В команде две девушки и три зооморфа. Так где же обнаженные плейбои и трансгены?!

Игроки затаили дыхание и закрыли глаза – слишком велик соблазн, нельзя смотреть, нельзя вдыхать феромоны.

Юная блондинка, почти девочка, опустилась на колени позади Макса. Чтобы не обернуться, он ущипнул себя за ухо. Боль должна отрезвлять. Должна! И все-таки Макс обернулся. У девочки было просто ангельское личико. Она так похожа на Эльзу, жену Макса! Сами собой возникли мысли о первородном грехе, ребре Адама и компоте из сухофруктов с древа познания добра и зла.

Блондинка – само смирение. Слушаю и повинуюсь, о, мой владыка. В ее ласковом взгляде читались покорность судьбе и готовность исполнить любой каприз господина. Позы, ласки, контрацептивы – все что угодно.

Макс стиснул зубы, вытягивая из памяти самое мерзкое, что было в его жизни: свалка, гниющие трупики крыс и белесые черви в испражнениях… Не надо, ну пожалуйста. Почему? Почему именно на него обратила внимание красотка?!

По какому признаку девицы из группы поддержки выбирают жертвы? Их выбор не зависит от формы одежды. Быть может, Макс просто приглянулся, заинтересовал, ну не урод же он, не старик беззубый…

Танцовщица стянула с Макса шорты. Напряженный, распухший от переизбытка крови орган вырвался на свободу.

Музыка.

Ритм.

Мцитури трясло, рот его беззвучно открывался.

Остренький язычок блондинки коснулся его мужественности, лакированные ноготки пощекотали мошонку. Макс тяжело задышал. Ему не хватало воздуха, пот заливал глаза.

Шорты уже на щиколотках.

Трибуны в экстазе.

Охрана начеку: вот-вот.

Музыка, ритм – это не ударник лупит по барабану, это молоток вбивает гвозди в крышку гроба, это рыдания вдовы.

Перевитые венами, сухие и костлявые, как у заключенного концлагеря, – это руки Макса, которые судорожно подергиваются. Очень тяжело контролировать себя, если мучительно хочется подтолкнуть затылок блондинки, чтобы насадить ее на себя. Сделав это, Макс тотчас умрет. Возможно, от оргазма. Но скорее всего – от электрошока. И потому пальцы впились в потное лицо. Выжить! Последняя игра. Финал. Ради этого Максим Мцитури вытерпит все что угодно!

Игриво намотав на палец прядь волос, девица улыбнулась крошечному вертолетику, подлетевшему к ее лицу. А теперь воздушный поцелуй мамочке.

– Ах, ох, ох-хо-хох! – застонала красотка, лаская свою промежность.

Вертушка спикировала поближе к девичьему лобку. Лучшие моменты финального матча надо в подробностях запечатлеть для истории.

– Я нравлюсь тебе, зайчик? – Блондинка сжала в кулаке орган Макса.

– Да-а-а! – Белесая струя брызнула на юное личико.

Девушка рассмеялась. Взглянув на нее, Макс заметил веснушки под тональным кремом. Как же она похожа на Эльзу! Всхлипывая, он заправил в шорты свое хозяйство.

Вдруг музыка оборвалась.

Тишина.

Ни вздоха, ни шороха. Трибуны словно вымерли.

Охранники опустили стрекала электродами вниз.

Группа поддержки выполнила свою миссию. Шоу удалось. Зрители обожают секс и боятся смерти. А если совместить – прайм-тайм гарантирован. Парни из обслуживающего персонала принесли танцовщицам черные пластиковые пакеты на молниях – точно такие же используют при транспортировке трупов. Креативно, ага. В пакетах что-то типа образцов формы «Вавилон Профи» – желто-голубые майки и трусики-бикини.

Одевшись, девицы под оглушительные аплодисменты поднялись в третий сектор восточной трибуны. Танцовщицы всегда сидят в третьем секторе и всегда на востоке.

Как ни прискорбно, но боливийцы получили преимущество в одного игрока еще до начала игры.

Похоже, финал будет жарким.

Глава 26
Муха в янтаре

Стас засуетился, дернул резче – вспышка обожгла пальцы.

Бегом, назад, залечь, спрятаться! Сейчас как жахнет!

И ведь жахнуло, а то. Вот только залечь Сокол не успел. Ударная волна толкнула его в спину, от грохота он тут же оглох. Вообще-то он должен был рухнуть на пожухлую траву, которую видел перед собой широко открытым глазом, но почему-то не рухнул. Он застыл над землей – как был, в падении, так и застыл. А вокруг него словно вмерзли в лед языки пламени. Причем льдом стал воздух. Стас хотел было выставить перед собой руку, чтобы на нее опереться, смягчить удар, но у него ничего не получилось. Ни одна мышца не слушалась. Даже глаз видел только то, что было непосредственно в поле его зрения!

Да что же это?!

Старый Сокол умер? И духи решают, что с ним делать, а пока что засунули его в янтарь, как муху?

…и повелел Махэо войти в ту землю, и жить, и плодиться, ибо плодородие угодно ему и есть хорошо…

…и были в ней два плода, и бились они в утробе ее, и сказала она: один человек выйдет из чрева моего, но кто второй?..

…Махэо рассмеялся. Одно племя было, сказал он, а будут два отныне. И народ один убьет второй, но кто кого?..

Эй, Сокол, а не рано ли ты сдался? Неужто мины таки одолели тебя даже тут, в загробном мире? Ведь даже Махэо не знает кто кого, а тебе так точно уже нечего терять. Сражайся!

Но как?!

А вот так!

Стас открыл рот – получилось! – и тут же в него хлынуло что-то вязкое, забилось в глотку, обратно не выплюнешь. Лед плавился, языки пламени тускнели, уступая место серому студню, окружившему Сокола со всех сторон.

…и сказала она: ты рад, мой бог? я умираю, и что мне в плодородии и двух плодах?..

…и Махэо ответил: я заберу лишний плод, отдам его клубню первородному, но никто из людей рода твоего не увидит счастливой земли, обещанной мною отцам вашим…

…и был гнев, и была ярость, и великое негодование было…

…и потому сокрытое принадлежит одному лишь Махэо, открытое – нам и сынам нашим, чтобы помнили и поклонялись…

Стас обязательно увидит счастливые земли. Он так решил еще в детстве, когда впервые услышал легенду о сотворении мира. Вот только бы выбраться из студня!

Руки Сокола опять ему послушны. Он выставил их перед грудью, но не смог выпрямить, что-то мешало. Ногами уперся в ограничитель, оттолкнулся – и стукнулся головой во что-то твердое. Куда бы его ни поместили духи, это место Стасу не нравилось. Но это уже кое-что, уже повод поразмыслить о том, как отсюда выбраться…

Танец Солнца исполняют, когда бизоны разжирели и вишня в соку. И если ты храбр, щедр и дух твой в силе, то шрамы от ран, полученных в Танце, принесут тебе уважение не только соплеменников, но и врагов. С огромным удовольствием Стас подвергся бы мучениям – повисел бы на столбе вниз головой, радуясь тому, что мудрые старцы срезают с него пласты кожи и кусочки мяса, – если бы этим можно было заменить путь на Другую Сторону и вязкий студень, из которого нет выхода.

Стас на Другой Стороне, янтарь ни при чем. Он все еще воин така, а не муха. Спасибо хозяйке трамвая, она помогла ему добраться туда, где заточили Лизу. А раз так, он выберется из ловушки! То, что сделано одним человеком, может быть сломано другим. Так говорил отец Старого Сокола.

Внезапно мутный студень стал прозрачным. Стасу пришлось зажмуриться, так ярко ему светили в лицо. Кто светил? Перед тем как Старый Сокол закрыл глаз, он успел заметить странного старика с какой-то штукой в руке, из которой вырывался ослепляющий луч.

Стас ткнул кулаком перед собой, но лишь расшиб костяшки о невидимую преграду. Хоть студень и стал прозрачнее и жиже, он никуда не делся.

– Молодой человек, вы наконец-то очнулись или мне это кажется? – услышал Стас звонкий голос и несмело взглянул на старика.

Старик улыбнулся:

– Так чего вы там сидите? Выходите уже, милости прошу!

Что-то чвякнуло, вжикнуло, сдвинулось, выпростав студень из той ловушки, в которой очутился Сокол, по телу приятно зашарили потоки теплого воздуха, сердце радостно забилось. Воин така откуда-то знал, что скоро его освободят.

И предчувствие его не обмануло.

Если бы Старый Сокол обладал достаточным объемом знаний, он бы понял, что после перехода на Другую Сторону очутился в неком подобии барокамеры. А точнее, в очень дорогом и секретном приборе – материализаторе, который спецы Технопарка шутя называли «жарочным шкафом» за то, что именно в нем за считаные минуты происходило величайшее таинство природы: создание из простейших элементов такого сложного существа, как человек. Для того чтобы смонтировать из аминокислот того же Стаса, нужно было затратить уйму энергии – целой атомной электростанции не хватило бы для акта творения. Но это как раз и не было проблемой. Ибо переход в реальность сопровождался большим выделением теплоты, которая преобразовывалась…

– Меня зовут Оймикадо. – Старик хихикнул и сам испугался своего смеха, очень негромкого, кстати.

Это ж чем надо было запугать человека, чтобы он боялся собственного смеха? Стас опасливо оглянулся по сторонам, но ничего страшного, кроме пыльных колб, луж масла на полу и паутины в углах, не заметил. Жирные коробки из картона, в которых копошились тараканы, тоже могли испугать всякого, кто уважает чистоту, но… Лавируя между масляными пятнами, по полу шмыгнула крыса и скрылась в дальнем, темном углу.

– А я – Старый Сокол. Или Стас.

– Я знаю. – Старик постучал пальцем по блестящей пластине, на которой что-то было нарисовано – какие-то непонятные знаки, вроде бы буквы, но в то же время и нет. – Тут написано, что ты опознан как объект «Старый Сокол», племя така, ареал Отшельника, квазиреальность номер один.

Из сказанного Стас понял только то, что пластина много чего порассказала о нем. Умная вещь. Наверное, такая же хорошая, как холодильник. Вот бы показать Углю Медведя, он бы вмиг разобрался, что это и как работает.

– Вообще-то я не совсем Оймикадо, – буркнул старик, повернувшись к Стасу спиной. – Я клон того самого академика Оймикадо, третья версия, второй образец. Оймикадо три точка ноль два. Меня недавно вырастили и искусственно состарили. Это такая традиция. Вообще-то подобные шутки запрещены Конституцией, но тут, в Технопарке, свои законы.

Старик был одет в грязный халат, когда-то белый. На верхней губе у него топорщились тонкие усики, в одном глазу блестело пенсне. Ходил он – Оймикадо, его зовут Оймикадо! – сгорбившись и сложив руки за спиной. А еще он совсем не смотрел под ноги.

– Я оператор «мясницкой»! – с вызовом заявил Оймикадо, глядя в единственный глаз Стаса, как будто ожидая от воина така какой-то особой реакции.

Знать бы какой… Но Стас не знал, поэтому предпочел застыть на стуле, куда он перебрался из той жуткой трубы, в которую угодил после перехода. На нем, кстати, вообще ничего не было, ибо на Другой Стороне он появился в чем мать родила. Но старика это, похоже, ничуть не смущало, поэтому Стас решил держаться гордо – мол, так и задумано, одежда ему не нужна, он вовсе не смущен.

– Оператор! – повторил Оймикадо и, видимо, удовлетворившись реакцией Сокола на это заявление, улыбнулся.

Улыбка у него была добрая, хорошая, ей хотелось верить, но Стас запретил себе это делать. Еще неизвестно, какие на Другой Стороне нравы. А ведь Липкая Земля где-то здесь, и потому обитателям этих мест не стоит доверять – наверняка они такие же сволочи, как тот подонок, что разлучил Сокола с любимой.

Дверь Стас приметил сразу. Какие-то замки, запоры, сталь… Просто так ее не открыть. Плохо. Сокол еще раз осмотрелся. Лазеек, через которые можно уйти, аж одна – в стене напротив имелось окно. И то, как сказал старик, оно таковым вовсе не являлось, хоть в нем и виднелось небо, по которому величественно проплывал огромный зверь, неизвестный Старому Соколу. Или это птица размером с небольшой дом? Сокол никогда не видел таких огромных животных, даже мамонты помельче будут.

Оймикадо пояснил:

– Это экран. Наверху установлена камера, чтобы можно было видеть, что там происходит. Психологи решили, что это благотворно повлияет на моральный дух затворников нашей шарашки.

Стас опять ничего не понял из сказанного, но все-таки указал на огромного зверя:

– А это что за птица?

– Дирижабль. – Старик почему-то рассмеялся, чем обидел Стаса.

Он уже собрался было вышибить стекло тем стулом, на котором сидел, и выбраться из этого грязного помещения, но что-то его остановило. Не надо спешить. Сначала, Сокол, разузнай побольше, а уж потом действуй. Набедокурить всегда успеешь.

– Вы, молодой человек, на удивление хорошо держитесь после пережитого. – Старик протянул Стасу пластиковую тарелку, на которой лежала… килька в томатном соусе! Точно такая же, как та, из холодильника в заброшенном доме!

Сокол тут же принялся уплетать ее за обе щеки, только сейчас почувствовав, что он жутко голоден.

– Значит, новая смесь транквилизаторов не так уж и плоха, как я думал… При материализации все испытывают шок. Как же, знать, что твое тело было уничтожено, а потом заново воссоздано, – это не каждой психике под силу, бывали прецеденты…

Старик еще что-то бубнил, но Старый Сокол его не слушал. Он втягивал носом воздух, который пах бензином, электролитом и гнилью. Соколу не нравился этот запах. И непонятные звуки, долетающие из-за стен, ему тоже не нравились: грохот, стук, ругань, рев каких-то животных. А еще хотелось спать. Найти хоть какую-то одежду – и залечь спать.

– А что вы, молодой человек, голый сидите? Не стыдно? Оделись бы. Амуниция ваша в соседнем «жарочном шкафу». Вы хорошо вооружены, что неудивительно, при вашем-то образе жизни…

Пока Стас спешно натягивал штаны, куртку, бандольеры и проверял оружие, старик поведал, что он, Стас, пришел из иной реальности, которую открыл академик Оймикадо. Геноматериал академика, как нетрудно догадаться, используется для клонирования и по сей день. В принципе можно сказать, что люди постигли секрет вечной жизни. Вот только вечная жизнь доступна лишь очень-очень обеспеченным гражданам или же корпорациям. А вообще теория квазиреальностей очень сложна. Но если в двух словах, то академик Оймикадо доказал возможность существования – не обязательно физического – других миров, так называемых «квазиреальностей».

Заметив, что Стас его не слушает, старик вздохнул:

– Напрасно вы, молодой человек, столь равнодушны к своему происхождению. Понимая суть мира, в котором вы живете, вы можете… – Тут Оймикадо 3.02 замолчал, прикидывая, какими же бонусами грозит Стасу это понимание, и, так ничего и не придумав, продолжил: – Для квазиреальности, из которой вы прибыли, был составлен особый сценарий заселения. Этот сценарий разрабатывали тысячи ученых – биологов, химиков, физиков, программистов, экологов, историков, социологов и прочих, и прочих. Естественно, без внимания военных не обошлось – генералы быстро подмяли проект под себя, тем более что у них были свои разработки, слишком опасные, чтобы испытывать их в нашей реальности. На данный момент лично мне известны одиннадцать квазиреальностей, переиначенных согласно сценариям, созданным в Технопарке. Мир, который принадлежит Махэо и минам, лишь один из них.

Услышав о минах, Стас прервал осмотр местных достопримечательностей, чтобы послушать, о чем там бормочет выживший из ума старикашка.

– А заселен тот мир клонами. Такими же клонами, как я, Оймикадо версия три точка ноль два. Уже много лет существует программа всеобщего медобследования. Раз в год каждый житель планеты должен явиться в медцентр по месту жительства якобы для того, чтобы поправить здоровье. На самом же деле граждан сканируют, создают цифровые копии людей. А уж затем, имея в квазиреальности материализатор, можно штамповать сколько угодно и каких угодно клонов. А уж клоны начинают жить собственной жизнью, формируя свою личность на основе приобретенного опыта, то есть становясь человеком, лишь отдаленно схожим с начальным образцом. И вы, молодой человек, тоже очень похожи на одного моего знакомого…

Старик замолчал, ожидая, что Старый Сокол проявит любопытство. Но Сокол не проявил. Он готовился к бою. Ему нужно найти Лизу, и совсем не важно, кем заселен мир и на кого похож Стас. Но прежде чем крушить, рвать и метать, надо бы выяснить у старика, где прячут Липкую Землю. Наверняка он знает.

И тут в дверь замолотили то ли железным кулаком, то ли прикладом. Сокол потянулся за томагавком. Но Оймикадо так на него шикнул, что стало ясно: старик не на шутку встревожен и лучше бы сделать, как он велит. А велел он спрятаться в хламе, наваленном в том углу, куда забежала крыса.

Стас так и сделал. Оймикадо кинул на него сверху старое тряпье и жирные картонки, на которых было написано «Пицца». Лишь после этого старик подошел к двери и принялся открывать многочисленные замки, замочки, снимать засовы. Процедура заняла у него пару минут, не меньше. А снаружи тем временем без устали колотили.

И вот массивная стальная дверь со скрипом отворилось.

– Сколько раз говорил: смажь! – В «мясницкую» ворвался самый большой человек из тех, что Стасу доводилось видеть. Человек-гора. Такому на пути не становись – сшибет и не заметит.

Стас из своего укрытия отлично видел, как Оймикадо поклонился гостю: