Текст книги "Те, что живут рядом"

27. Прощание

Воскресенье закончилось.

Они сидели в гнезде Мафусаила, на ночном складе акционерного общества «Сибхлеб».

Сквозь его кирпичные стены незримо просачивалась загадочная энергия пшеничных зерен, хранящихся в огромных бетонных цилиндрах элеватора.

Попадая под ее невидимые водопады, организм сначала погружался в тревогу, а затем начинал наливаться играющей силой, которая легко отбрасывала от себя любые болезнетворные вирусы.

– Вот и все. Вот ты и уедешь, Лева! – грустно говорил старый пират. – Теперь у тебя будет другая жизнь. Президентом будешь или, допустим, королем где-нибудь в Азии. У них пока молодой, лет до трехсот – четырехсот обычно на конкретную работу кидают. Хотя по-разному бывает… Рузвельт уже в конце жизни на Исторической сцене оказался. Ну, работа была сложная… Мальчишка лет в четыреста – пятьсот не справился бы.

Мафусаил Нилович грустно подпер своей короткой рукой седой чурбанчик головы.

На столе перед ними стояла веселая бутылка красного грузинского «Саперави». Вина их юности.

Мафа, и тогда и сейчас, предпочитал к нему черный горький шоколад марки «Гвардейский». Полковник тоже любил горький шоколад, но считал, что он забивает виноградный вкус вина. Ради Полковника старый пират уже ночью где-то нашел узорчатую среднеазиатскую дыню. Ножом-хлеборезом он распластал ее на ровные голубоватые полумесяцы. В комнатке запахло так, как пахнет южный базар ранним утром, когда кроме продавцов на нем еще никого нет.

– А ведь и я должен был вот так, как ты… Все признаки были… А вот что-то не пошло. Пробудились было гены и снова выключились… Шеф говорит, так бывает… А, вообще-то, я знаю, почему так получилось!..

– Почему? – спросил Полковник.

– А потому, что мне здесь нравится! Жить, так, как я живу! Что-то там внутри видно почувствовало, что мне так лучше, и пожалело меня. Так я думаю. Так что, я вот здесь, таким недовключенным, как Черчилль, и останусь!

– Почему Черчилль?

– А у него тоже сначала вроде бы включились эти «райские» гены, а потом снова в спячку впали…

Мафусаил замолчал и сильно потер своей короткой рукой седой ежик на голове. Молчал и Полковник.

– Ну, давай, выпьем с тобой последний раз, Лева! – стряхнул с себя грусть Мафусаил и разлил в бокалы любимое ими в далекие юные годы красное «Саперави».

Двадцать пять лет назад наполненные им бутылки стояли на полках станционного буфета гвардейской шеренгой. Взрослые мужики его, конечно, не брали. А они с Мафой тогда, классе в девятом, были, в сущности, еще детьми и им нравился его растительный, похожий на брусничный морс, вкус. А еще больше нравился странный нездешний аромат, дразнящий и волнующий, как награда, которую им обещала еще непрожитая жизнь.

Этой наградой были не деньги, должности и женщины. Вернее, не только они. А и еще что-то другое. Во много раз лучше и интересней. Чего они и не могли описать.

Обманула их жизнь? Или нет?

Они не были уверены ни в том, ни в другом.

Не уверен был не состоявшийся Мафусаилит Браткрайс. Не уверен был стоящий на пороге новой невероятной жизни Лев Александрович Садовский, оказавшийся самым настоящим Мафусаилитом.

– Слушай, а откуда принц так хорошо русский знает? – спросил Полковник.

– Так он еще во времена Николая первого тут в России какие-то дела проворачивал. Вроде бы, даже самим императором и был… Ну, это я точно не знаю, так предполагаю только… Но с Пушкиным был знаком точно. Он мне такое про него рассказывал, умрешь!.. Он, кстати, ему на самом деле, дальним родственником приходится…

Браткрайс захрустел металлической фольгой, высвобождая твердую, с выдавленными квадратиками плитку шоколада.

– Вообще, я с ним давно работаю, он мужик хороший… – отломил он несколько шоколадных квадратиков – Не старый еще… по их, конечно, меркам… Не заносчивый. Сверхчеловека из себя не корчит. А есть знаешь, какие! – Мафусаил с возмущением выпучил рыбьи глаза. – Ко мне однажды, вот так же для опознания возможного Долгожителя, прибыл один… Так, то не работа была, а полная нервотрепка! Да, и пробуждение генов тогда не подтвердилось… Оно, вообще, из десяти вероятных случаев, хорошо, если в одном подтверждается…

– Так, ты что, все это время меня изучал, Мафа? Друг детства называется!.. – без обиды, а с любопытством спросил Лев Александрович.

– Ну, и что! – ответил Мафусаил. – Это ж работа! Я рад за тебя был, Лева. И еще больше рад, когда все подтвердилось! Ты сам не рад, что ли? Тебе теперь такая жизнь предстоит! Такая!…

– Ты ж, вот такой жизни не рад был… – невесело произнес Полковник.

– Так, то я… Ты не такой, Лева. Ты всегда во всем до конца разобраться хотел. Почему все происходит так, а не иначе… Ты потому и историей занялся. Мы же тебя с пятого класса Историком звали, помнишь? С тех пор, как ты наполеоновскую папку в класс притащил… Нет, ты, Лева, другой.

Они помолчали.

– Слушай, Лева, – наконец, осторожно, произнес Мафусаил Нилович. – А чего ты Ленку так выгораживал, а? – Журнал посещения установок нефтеперегонной группы с ее фамилией изъял и спрятал? Зачем? Лично я, ради этой стервы стараться бы не стал!

Полковник пожал плечами.

– Что, мужской долг? О юности вспомнил, да, Лева?

– Можно сказать и так. Вспомнил.

– Ах, Ленка-дура! Конечно, если б она знала, что ее муженек у Алима деньги за авиационный бензин взял, она бы эту колонну, не то, что взрывать, пылинки на нее не дала бы сесть! Как зеницу ока бы берегла! Да, он ей не сказал. Наверное, хотел сюрприз сделать, а, может, просто в эти дела решил не впутывать… А оно, вон как вышло!

Ленка отводной вентиль законтрила, ну и… Ну, в принципе-то, рассчитала-то правильно. Брайзе теперь каюк… Джамалова – на пенсию. Серегу Мизимова начальником службы безопасности ставят. Ну, и ей теперь снова дорога наверх открыта… Да, жизнь, однако…

Старый пират отломил квадратик горького шоколада, подсунул его под боковой клык и откусил. Почмокал.

– Хороший шоколад. Настоящий. Твердый, – сказал он одобрительно. – Не то, что эти европейские замазки!… Лева, пробуй дыню, что ты сидишь, как жених на свадьбе?

Лев Александрович взял изогнутый, как ятаган, кусок дыни и откусил хрустящую прохладную мякоть.

– Ты, кстати, куда Мизимова засунул, когда он тебя спрятать его от Алима попросил? К воякам?

– Ну, да. В госпиталь внутренних войск на Краснофлотской.

– Я так и думал, – кивнул Мафусаил.

Он взял темную бутылку и разлил остатки красного вина их юности.

Из-за неплотно прикрытой двери бытовки тянуло свежим ночным воздухом. Где-то там в ночи наблюдали за порученными им секторами обзора те, кто теперь отвечали за жизнь и здоровье Льва Александровича Садовского. Они могли привлекать для обеспечения его безопасности любые силы: спецслужбы государств, морские эскадры и вседиапазонные следящие спутники американской и российской космических группировок.

И так теперь должно было быть всегда. До самой его смерти. А она должна была случиться еще не скоро, где-то, через тысячу лет. Тогда, когда на свете давно не будет ни Аврамовича с его нефтеперегонными заводами, ни Браткрайса, ни Искры. И это наполняло сердце Полковника такой грустью, что, если бы мог, он, наверное, заглушил эти загадочные «райские» гены.

Но никто на свете не знал, почему в один прекрасный момент они вдруг пробуждаются, превращая обычного человека в Долгожителя, и, тем более, никто не знал, как и их можно снова погрузить в сон.

За стеной склада шумела железнодорожная станция. Раздавались густые, колышущие пространство гудки электровозов. Перекликались по громкой связи голоса диспетчеров: женский, мягко-напористый, и мужской, покорно-суровый. Это была знакомая с детства жизнь. Его жизнь. И он не знал, что же он на самом деле хочет: уйти или остаться.

Но, впрочем, это теперь от него уже не зависело.

А Тот, от кого зависело, знал лучше.

Он верил в это.

Полковник выпил вино своей юности.

Они вдруг, не сговариваясь, встали и обнялись. Мафусаил и Мафусаил. Один – по имени. Другой – по существу.

– Ничего… ничего, может быть, еще свидимся… Конечно, свидимся, – утешающе похлопывал его по спине старый пират. Голос его подозрительно дрожал. Но он изо всех сил стремился подбодрить Полковника.

Хотя, наверное, должно было быть наоборот.

Эпилог

Через день полковник милиции Садовский был приказом министра неожиданно отозван в Москву. Он сдал дела и отбыл к какому-то новому, никому неизвестному месту службы.

Каждый год 1 августа – в день смерти дочери – врач Искра Августовна Сонина, идя на кладбище, знает, что найдет на белой мраморной плите темно-алую розу.

А в день рождения Искры Мафусаил Нилович Браткрайс всегда приносит ей заказной торт с большим букетом ее любимых белых лилий. И говорит:

– Это от Левы. Он на секретном задании, – многозначительно возводит старый пират вверх свои рыбьи глаза. – Сам не может. Но попросил меня обязательно все это передать!

Она ему верит.

И даже, кажется Мафусаилу, догадывается обо всем.

Омск

август 2002 год.