Текст книги "Восстание вассала"

– Слава богу, хоть в чем-то ты ничего не смыслишь! – перебил собеседника Андронов.

Не обращая внимания на язвительную реплику Николая, Ростовцев продолжил:

– …Так вот, хочу поручить это дело тебе! Зарплата на первых порах две тысячи долларов. Когда все организуешь, повышу до трех…

– Ты что, мне должность привратника предлагаешь?.. – хмыкнул Андронов.

– Не ерничай, Коля. Ну как, согласен?

– Да пошел ты на!.. – огрызнулся было Андронов, но вдруг его озлобленное сознание осенила потрясающая идея.

«Черт возьми! Игорек сам лезет в силки. Опять подфартило! Так какого хрена я, дурак, отказываюсь? Эта гнида хочет впустить меня в свой дом, в свою крепость. А крепости взламываются, как известно, только изнутри. Да еще платить за это будет… И Эльзу чаще буду видеть!»

Осознав, что секунду назад он мог совершить очередную в своей жизни глупость, Андронов примирительным тоном обратился к Ростовцеву:

– Ладно, Игорь, извини, погорячился… Нервы. Я согласен и возьмусь за эту работу.

– Хорошо, князь, тогда завтра жду тебя в офисе. Надеюсь, знаешь, где? – снисходительно глядя на Николая, усмехнулся хозяин дома.

На обратном пути к метро «Кунцевская» Андронов сидел молча, с закрытыми глазами и мечтательно строил далеко идущие планы. Первым делом он завтра же явится к Глушаку и скажет, что нашел очередного клиента. Потом убедит Ростовцева не «кустарничать», а нанять серьезное международное агентство. Чтоб заодно охраняло и дома в Швейцарии, Италии и где там еще они имеются. Упиваясь собственной значимостью, Ростовцев наверняка клюнет. Для этого он, Николай Андронов, уж постарается. Став слугою двух господ, он затеет свою игру.

Жизнь обретала для него новый смысл.

2

Ни хрена себе! Что это с ним? Завелся на ровном месте.

Давненько Багрянский не видел таким своего приятеля.

Минутой назад Лев выскочил из кабинета Духона, тяжело отдуваясь на ходу. Вдогонку ему неслись лишь обрывки фраз: счас, брошу все… этого не хватало… вечно втягивают…

А ведь начинался день так прекрасно. Хорошая погода, установившаяся в Москве в последние дни весны, скорый отъезд Александра в свою любимую Нормандию настраивали на самый мажорный лад. Надо же было сунуться с этим предложением. И все этот неугомонный адвокат, – ну как же! – светило Борис Фиратович Бахтин.

Они случайно столкнулись в супермаркете на Пресне. Закидывая продукты каждый в свою тележку, они весело болтали о чем-то малосущественном. Но в какой-то момент – Багрянский это заметил сразу – адвокат замер в торговом зале, как изваяние. Он явно вспоминал, причем чтото немаловажное.

– Вы, Борис Фиратович, готовитесь здесь речь репетировать? Уверены, что окорочка – достойные вас слушатели? – не преминул сострить Багрянский.

– Не смешно, мой друг, – ничуть не обидевшись, отмахнулся Бахтин. – Иные окорочка, представьте себе, отличные слушатели. И знаете, почему? Они скромны, молчаливы, неязвительны, в отличие от вас. Кстати, Лев Владимирович, вы и сами как окорочок… несколько раздобревший. Сколько мы не виделись? Год? Полтора? Посмотрите на меня. Ни капли не прибавил за последние три года. А я ведь старше вас.

Адвокат отлично знал «пунктик» литератора и не преминул его подколоть.

Багрянский молча «проглотил» сомнительный комплимент. Что есть – то есть. И потом, он не мог себе позволить такую роскошь – обижаться по пустякам на блестящего адвоката. А то, что Бахтин был именно таковым, в этом он не сомневался. Сам видел. Сам слышал. Дидактичен несколько, нудноват, но и то и другое в его профессии скорее не порок, а достоинство.

Неожиданно, без всякого перехода, адвокат спросил:

– Вы когда увидите Духона?

– С ним разве можно что-то планировать? – неопределенно ответил Багрянский. – Может, сегодня вечером, а может, и через неделю. А что, собственно, вам так важно?

– Понимаете ли, ко мне тут обратились некие мои коллеги с некой, как бы деликатнее выразиться, просьбой. Словом, Лев Владимирович, мне нужно передать ему один любопытный материал. Кстати, он у меня с собой. Я его только что получил.

Бахтин протянул Багрянскому тонкую папку, помимо тесемок заклеенную еще скотчем.

– Что за тайна, Борис Фиратович? Я вас просто не узнаю. Некие коллеги, некая просьба… Сплошные загадки. И вообще, почему бы вам напрямую не обратиться к Духону?

– В том-то и дело. Не могу. Сами поймете. И если ответ будет положительным, тогда и определимся, где и как встречаться. Только не у него и не в моем бюро. Так вы передадите папочку?

– Непременно, дорогой Борис Фиратович. По случайному совпадению как раз именно сегодня собирался к Духону, – успокоил адвоката Багрянский.

Ближе к вечеру он был уже у Духона в офисе.

– Что ты так меня оглядываешь? – первым делом спросил тот при встрече.

– А что, заметно? Да вот, встретил Бахтина, а он ничего лучше не придумал, как испортить мне настроение. Мол, опять поправился. Вот и изучаю тебя. Как же так? Едим зачастую вместе, а ты, в отличие от меня, будто законсервированный. Впрочем, я явился не затем, чтобы отпускать комплименты.

Багрянский быстро пересказал подробности встречи с адвокатом и протянул Александру папку:

– Смотрел?

– Не привык заглядывать в чужие бумаги, – скромно заметил Багрянский, хотя жутко хотелось.

Как-то непривычно было наблюдать за приятелем в новом интерьере его кабинета. Привыкший к традиционному консерватизму во вкусах олигарха-пенсионера, Багрянский в последнее время только и делал, что удивлялся его новым увлечениям. То вдруг открывшемуся дару писательства. То обязательным летним каникулам в Нормандии. То переустройством среды обитания, по крайней мере, внутри собственных загородных усадеб. Теперь, видно, дело дошло до его личного кабинета на Якиманке, в котором Духон «протирал штаны» уже больше десяти лет, аж со времен своей прошлой банковской жизни.

Сам Багрянский, будучи профессиональным журналистом, наблюдая за другом, постоянно задавался одним и тем же вопросом: к чему бы это? Например, кабинет, который Александр превратил из классического английского в чистый high tech: большущий, замысловатой формы стол из тяжелого стекла, столь же замысловатое кресло, но самое главное, светильник, как гигантский стеклянный рог изобилия, свисающий с потолка.

Вывод напрашивался сам собой: желание молодиться, а может – кто знает? – и молодеть.

– Ты даже не догадываешься, что здесь? – наконец произнес Духон, отбрасывая папку на край стола. – Почитай.

– Лучше перескажи, Сашенька, – жалостливым голосом попросил стареющий Лев. – С тех пор, как мне приходится читать в очках, я этот процесс возненавидел. Хочу в детство, туда, где читают без очков сказки.

– Как в воду глядишь, – усмехнулся в свои знаменитые пшеничные усы Духон, – то, что прислал наш уважаемый адвокат, точно сказка. Если ей верить… словом, здесь высказывается сомнение, что Денис Борисович Данист погиб при попытке побега осенью прошлого года.

Багрянский вытаращил глаза. Ничего себе сказка?!

У каждого из приятелей, при близости взглядов, к известному экс-олигарху отношение было не только неоднозначное, но и принципиально разное. Поэтому каждый как бы взвешивал не сам факт подобного поворота событий, а, скорее, свое отношение к нему. Горевать? Смеяться? Выбросить из головы?

Если говорить о тюремных охранниках, то, однозначно, – позорники! Если о Данисте – чуть ли не герой. Правда, с уже заранее наброшенной на шею петлей. Ведь если поймают, куда ему деться?! Прощай ореол борца за свободу, невинной жертвы. Все разом – прощай!

– Зачем ему это было надо? – вслух спросил самого себя Духон.

– Ты так говоришь, словно уже поверил в сказку, – мгновенно оживился Багрянский.

– Дыма без огня не бывает. Вам, журналистам, как никому, это известно. Ты лучше скажи, что Бахтин хочет от нас? – задумчиво спросил Александр, как бы оставляя за скобками саму суть сообщения адвоката.

– Не от нас, а от тебя, дорогой соавтор. Он обращается к тебе не просто так, а как к представителю общего с Данистом производственного цеха. Мол, есть же какое-то корпоративное братство.

– Чушь. На людях миловались, сладко улыбались, а за кулисами готовы перегрызть глотку друг другу. Ты же знаешь, я в эту «корпорацию» никогда не верил и не жаловал. К тому же Данист и там чванился. Тебе не кажется, что мы не о том сейчас говорим?

– А о чем говорить? Все туманно. Все экивоками. Словом, если я правильно понимаю, Сашенька, твой юрист предлагает твоему сыскному агентству, а точнее, старику Мацкевичу, заняться проверкой этой странной информации. Жив ли Данист, или это деза? Тогда чья? То есть сам не очень в это верит, а нам предлагает голыми руками таскать каштаны с жаровни, – с трудом сформулировал Лев Багрянский.

Духон поморщился, будто его укусил комар. Он поймал себя на постыдной лично для него мысли о том, что напрочь забыл еще об одном, весьма заметном своем увлечении. Конечно же, его частное агентство! И верно, в последнее время о нем вспоминали редко. Не то, что раньше…

Лев тоже в этот момент вспоминал о своих отношениях с агентством. Как же было интересно, когда нежданно-негаданно для самих себя они втягивались в расследование то одного, то другого дела, а потом еще умудрялись сочинять романы. Как же, как же![1]1
  «Заложник», «Укрепрайон „Рублевка“, „Кремлевский опекун“, „Дефолт совести“, „Virtual, или В раю никого не ждут“… (Примеч. ред.)


[Закрыть]

Бывший журналист зажмурился от удовольствия. Причем скорее даже не от воспоминаний, а от некого предчувствия, которое даже согрело в излишне закондиционированном кабинете Духона. Вот она, новая жареная тема! Сама плывет им в руки! Если даже на секундочку поверить, что информация адвоката – правда…

А если даже это неправда?! Что меняет?

– Ты чего так загадочно улыбаешься? – полюбопытствовал Александр.

Опустив детали, Багрянский поделился своими мыслями, но не встретил, как бывало не раз прежде, привычного энтузиазма соавтора.

– Вот провокатор. Бахтин хочет втянуть нас в историю. Я только на мгновение представил, что будет, займись мы этим…

– А что будет? – наигранно-наивно полюбопытствовал Лев. – Значит, ты веришь, что такое возможно? В принципе?

Закурив очередную сигарету, Александр продолжил мысль:

– Такое, признаюсь, представить трудно. Это за колючей проволокой Дениса еще можно было бы представить гигантом. Но за ее пределами?! Я, как ты говоришь, «в принципе» не могу представить, как он мог уцелеть после аварии, о которой живописали газеты.

Но если бы даже отделался царапинами, как он мог продержаться в тамошнюю стужу, при девственном безлюдии тех мест? Да еще так удачно скрыться? Фантастика!

– А если это вообще трюк? – вновь спросил Багрянский.

– В каком смысле? – не понял Духон.

– Например, власти не захотели публично делать подарок его маме к золотой свадьбе, но этаким эксцентрическим способом – побег, авария, пропасть – раз и навсегда избавиться от темы бунтаря-олигарха. А на самом деле отправили его, как посылку, куда-нибудь к своим друзьям, например, в Венесуэлу?! И он там сейчас марихуану покуривает, отдыхает…

– Ты, видно, совсем тронулся, приятель, от своих литературных галлюцинаций. Этого не могло быть по оп-ре-деле-нию. Ни Денис на это бы не пошел, ни, тем более, его закадычный враг из-за «Стенки».

Одновременно Александр стал машинально шарить по Интернету в поисках хоть каких-нибудь упоминаний о неожиданно возникшей теме.

– Пусто, – недовольно пробурчал он.

– Что именно?

– Пусто. Все пусто. Везде пусто, – раздраженно добавил он. – В Интернете пусто, ни единого упоминания. У тебя в голове пусто, если лезешь с подобными бреднями. У Бахтина пусто, если нечем заняться. И вообще, дай мне, наконец, поработать. Давай, Багрянский, топай ножками. Гуляй…

Уже за дверью Лев услышал его продолжающиеся стенания: «Счас все брошу и займусь поисками… Больше делать нечего… Этого еще не хватало… Вечно втягивают в свои интрижки…»

Дальше Багрянский слушать не стал и быстро вошел в лифт. Но, не успев доехать до подземного гаража, он услышал, как завибрировал в кармане мобильник. Кто звонил, догадаться не составило труда.

– Кстати, я вот тут подумал, почему бы нам не поужинать с Борисом Фиратовичем? Заодно и Мацкевича предупреди, а то засиделся в своем агентстве, – услышал Лев в трубку. – Только место чтоб было не тусовочное. Например, у твоих друзей-таджиков, в «Барбарисе». Там такие лепешки, пальчики оближешь. И ни одна душа меня не узнает. И вот еще что, о наших с тобой думах до поры до времени не делись. Послушаем мужиков.

Багрянскому уже все было ясно. Его друг явно заглотнул наживку.

…В восемь часов вечера все четверо уже сидели в кафе в районе Тверских-Ямских улиц, в кафе «Барбарис», милом заведении с живой музыкой, что создавало здесь неповторимый уют.

После перемены закусок Духон первым нашел в себе силы оторваться от еды и с грустью посмотрел на Бахтина:

– Ну что, душа моя, зачем мы вам понадобились? Вы же, насколько я помню, в деле Даниста даже не принимали участия. Там, кажется, ваш питерский коллега усердствовал?

– Так в том-то и весь цимес, уважаемый Александр Павлович. Как я понял, той бригаде совершенно ни к чему копать. Или, если уж копать, так чужими руками, – наклонившись к Духону, доверительно сообщил адвокат.

– Не шепчитесь, прошу. Ничего не слышно, а тут еще музыка… Леонид Сергеевич вообще пока не знает, по какому поводу мы тут собрались.

Бывший главный аналитик КГБ Мацкевич важно поддержал критику едва заметным кивком.

– Я действительно ни сном ни духом, господа.

– И то верно, – согласился Духон. – Борис Фиратович, просветите компанию.

– Трудно рассказывать что-то, когда и рассказывать практически нечего. Предположения, сплетни, догадки… – Бахтин наморщил лоб, привычным движением руки освободив от него седеющую прядь волос. – Первыми забили тревогу родители Даниста. Мол, предъявите тело. Нет тела – нечего говорить о смерти их сына. Очевидно, что именно они подняли на ноги адвокатов, частных сыскарей, может, еще какие-то силы.

– А я их понимаю! Действительно, откуда точно узнали, что олигарх погиб? Ни в одном сообщении на эту тему конкретики нет. Да, машина рухнула в пропасть! Да, горная река! Но мало ли каких чудес не бывает на свете?! – затарахтел Багрянский, почему-то повернувшись при этом к полковнику Мацкевичу.

– Что вы на меня, Лев Владимирович, так смотрите? Я почем знаю? – недовольно ответил тот. – Я вообще только-только начинаю понимать, о чем речь.

– Как «почем»? Вы же, Леонид Сергеевич, единственный в нашей компании были на госслужбе. И еще какой!!! Вы должны знать, чувствовать, наконец.

Принесли шашлык на лепешках, в центр стола водрузили блюдо с пловом, способное своими ароматами заставить забыть все на свете. Так или иначе, это дало возможность задуматься над повисшим в воздухе вопросом. Только, пожалуй, адвокат активно занялся едой, скорее всего, ему было что-то известно более остальных.

– Могу лишь навести справки. По своим, так сказать, каналам, – наконец произнес Мацкевич, понимая, что от него не отстанут. Некогда высокопоставленный комитетский чиновник привык выражаться кратко и без особых эмоций.

– Прошу вас, это надо обязательно сделать, – то ли поддержал его Духон, то ли просто подбодрил директора своего сыскного агентства. – А вы, Борис Фиратович, не молчите. Выкладывайте, что еще имеете за душой. Да и оставьте, наконец, в покое плов, он от вас никуда не денется. Глядя на вас, можно подумать, что вы не ели как минимум неделю.

С явным недовольством отодвинув тарелку, Бахтин обезоруживающе развел руками.

– Вкусно же безумно! – объяснил он и продолжил по делу: – Факт пока один – тела нет. Но странно при этом другое. Родители известной вам персоны утверждают, что за ними следят, а домашний телефон прослушивается. Как вам это нравится?

Но и это еще не все. Какие-то люди, явно не из ЖЭКа и не из прокуратуры, несколько раз звонили им и задавали странные вопросы, которые, если серьезно проанализировать, могут подтолкнуть к предположению, что их сын тогда, в ноябре прошлого года, не погиб.

– Чушь, однако, получается, – пробормотал Лев.

– Ваш вердикт, мой друг, несколько скоропалителен, что, собственно, присуще журналистам, даже переквалифицировавшимся в литераторы, – заметил адвокат, подмигнув при этом Духону. Мол, как я вашего соавтора слегка «укусил»? – Как раз не чушь. Поэтому мои коллеги и заподозрили нечто.

– Простите, Борис Фиратович, что это за люди, которые, как вы говорите, не из ЖЭКа? – спросил Духон.

– То-то и оно. Адвокат Даниста пытался навести справки. Пусто.

– Как так? Марсиане?

– Поймите, дорогой Александр Павлович. Родители Даниста за эти годы были столько раз унижены, столько хлебнули горя, что им уже практически все равно, кто звонит, кто задает вопросы. Одна шайка-лейка, считают они. Вы только встаньте на их место!

Знаменитый адвокат незаметно-незаметно возвысил голос до уровня фальцета, видимо, забыв на мгновение, что он не в зале суда и перед ним не судья и присяжные, а всего лишь трое добровольцев, которых он призвал на благие дела.

– На нас оборачиваются, – легонько подтолкнул его локтем Багрянский.

Не обращая на соседа по столу никакого внимания, Бахтин вновь обратился к Духону:

– И что вы мне скажете?!

– Ничего я вам «этакого» не скажу. И ни на чье место вставать не собираюсь. Не дай господь! Мне только этого не хватало для полноты счастья. Втягиваете, понимаете ли, нас… Вот пусть Леонид Сергеевич встает на чье угодно место. Ему по роду деятельности приписано.

Духон повернулся к Мацкевичу.

«А наш доблестный аналитик постарел, – невольно подумал он. – Если бы в свое время его не вытянули после инфаркта на живое дело, совсем Леонид Сергеевич закис бы на пенсии. Ведь только языком мелют, что эфэсбэшник на пенсию не уходит. Еще как уходит. Или выталкивают. Причем почему-то лучших».

Мацкевич молчал. Уж кто-кто, а он всей своей прошлой жизнью, сначала в КГБ, а затем и ФСБ в качестве начальника аналитической службы этих серьезных ведомств, знал цену словам и собственным суждениям на тот или иной счет. Сейчас ему предлагали высказаться по столь деликатному поводу, что невольно задумаешься о смысле и последствиях сказанного. Ко всему еще, он не мог никак избавиться от, мягко говоря, личной «несимпатии» к Данисту в бытность его олигархом и «несочувствия» – в бытность заключенным. Но это, как говорится, его право.

Что бы он сейчас ни сказал, сегодняшними посиделками за пловом история не закончится. Наверняка Духон захочет продолжения – на то он и босс. Да, конечно, он тоже бывший олигарх, но ведь именно он пять лет назад подобрал его, Мацкевича, практически с улицы…

Хотя, кто знает, окажись он случаем на службе у олигарха, которого посадили, может, и с ним бы смирился, как смирились многие коллеги, оказавшиеся сначала не у дел, а потом под крылом разных олигархов. Впрочем, чего гадать?! Его не об этом сейчас спрашивают.

– Вы спрашиваете меня, что за люди ищут подтверждения гибели этого заключенного? По первому ощущению, все, кто угодно, но не ФСБ. – Мацкевич усиленно потер переносицу, словно у него именно там находился центр ощущений. – Сдается мне, что не ФСБ. Погиб? Как говорится, кобыла с возу.

А вот искать подтверждения его гибели могут, помимо родителей, все, кто угодно. Например, подельники по бизнесу – типа, мол, не рассчитался. Или другие подельники, которые стерегут добро олигарха, при этом спят и видят, скорей бы тот удавился или вот, как случилось, погиб. Естественно, не терпится заняться распилом «наследства».

Мацкевич уже загнул три пальца в своей сухонькой ладошке, но свободные еще были.

– Плохо же вы о людях думаете, Леонид Сергеевич! – язвительно заметил Бахтин.

– Простите, Борис Фиратович, но сейчас вы обо мне подумаете еще хуже. Поскольку не исключаю, что даже самим адвокатам господина Даниста необходимо точно знать, что с ним случилось. На то могут быть самые разные причины. От реальных до самых фантастических. Вот и вас этот, как я слышал, питерский адвокат развел втемную.

– Это вы серьезно? – уже готов был обидеться Борис Фиратович, но уверенным жестом все той же сухонькой ладошки Мацкевич остановил его.

– Сейчас я выскажу самое невероятное предположение, – тоном, напоминающим треск ломающегося льда, сказал аналитик.

Вся троица за столом невольно подалась к нему, стараясь не пропустить ни слова. В зале неожиданно стало тихо, будто все, кто находился в нем, собрались слушать, что скажет Мацкевич.

На самом деле, как назло, пианист перестал играть. Он деловито пересел от инструмента за специально сервированный столик, как бы наглядно демонстрируя правоту великого постулата, что одной духовной пищей сыт не будешь.

– Когда-то, на заре своей аналитической службы в комитете, я услышал любопытную историю, как некие силы в Москве предприняли попытку свалить тогдашнего начальника нашего ведомства. Видно, кому-то он крепко наступил на мозоль. Не получилось! Наш шеф якобы был личностью кристальной чистоты, так что прижать за что-либо – ни по партийной линии, ни по службе – его недоброжелатели не смогли.

Мацкевич сделал несколько глотков минералки и внимательным взглядом оглядел компаньонов. Их лица, увы, не выражали ничего, кроме скуки. «Ничего, сейчас очнутся», – с явным удовольствием предположил Леонид Сергеевич.

– И тогда они решили просто его убрать. Разумеется, чужими руками.

– В каком смысле «убрать»? Что, физически? – перебил Бахтин.

– Именно так. И, представьте себе, разыскали исполнителя. Тогда это было сложнее, чем нынче. Нашли человека, которого «стараниями» нашего шефа упекли на пятнадцать лет. Причем, как меня тогда шепотом просветили, без особых оснований для столь жесткого приговора. Говорят, были приятели молодости, словом, личные отношения…

Мацкевич заметил оживление за столом. «Наконец-то, – внутренне вдохновился он, – стало доходить».

– Как видите, в мире ничего нового не происходит. Пардон, я несколько забежал в мыслях вперед. Сейчас поясню, – продолжил Леонид Сергеевич, быстро сообразив, что его последняя фраза осталась непонятой. – Так вот, человека того нашли, а вытащить его из зоны практически было некому. Шеф быстро перекрыл бы всем кислород.

Поэтому те мудрецы ничего лучше не придумали, как обратились к самим зэкам, точнее, их паханам. Те, недолго думая, инсценировали убийство потенциального киллера, а еще через какое-то время его доставили в Москву.

– Убил? – не выдержал затяжного повествования Багрянский. – Что-то я не помню после Кирова никакого политического убийства.

– Да подожди ты со своими историческими параллелями, – одернул приятеля Духон.

– Не убил, – тем не менее ответил Мацкевич. – Тяжело ранил, то ли в почку угодил, то ли в живот, но так попал, что шеф, можно сказать, пока еще несколько лет жил – очень сильно мучился. Вам понятно, господа, к чему я клоню?

– Понятно. В смысле, что ни хрена не понятно, – попытался выразить общее мнение Багрянский.

– За себя отвечайте, уважаемый, – мигом осадил его адвокат. – Вы хотите сказать, что Даниста могли выкрасть и тайно привезти в Москву?

– О как! А говорите – непонятно. Только не надо все понимать так буквально, господа.

– Да, история любопытная. Для чего вы тогда ее рассказали нам, Леонид Сергеевич? – простодушно спросил Духон.

– Красивая версия, не более того. Правда, недодуманная. Оттого, возможно, и фантастическая. Так что к ней можно относиться лишь как к версии. По крайней мере, пока, – терпеливо пояснил Мацкевич.

Разом забыв о еде, компания дружно загудела. Загудела несолидно, можно сказать, по-мальчишески. Все стали перебивать друг друга, лишь бы быть услышанными. Когда продолжать разговор в таком стиле стало практически невозможно, Бахтин довольно громко прикрикнул:

– Стоп! На правах старшего по возрасту в нашем коллективе прошу угомониться.

– Старшего, но не стар-шó-го! – игриво парировал Духон. – Шучу. Если вы, Борис Фиратович, собрались делать выводы, то, пожалуйста, короче.

– Не волнуйтесь. Я буду краток. Если мы все-таки готовы предпринять собственное расследование, то могу ли я об этом сказать своим коллегам?

– Ни в коем случае, – возмутился обычно хладнокровный Мацкевич. – Еще накликаем на себя беду. Прежде я все же наведу справки. Быстро! А потом пускай Александр Павлович решает.

Покидали кафе «Барбарис» в неровном расположении духа.

Багрянский на ходу шептал приятелю нечто типа: теперь ты представляешь, какая может сложиться история? Духон неуверенно кивал головой, а Бахтин горячо убеждал Мацкевича в том, что ему надо самому съездить в командировку. Куда, правда, не уточнялось.

Пожилой пианист вновь забренчал на пианино очередную мелодию, но это уже было лишним. Посетителей в зале не осталось.

* * *

Спустя три недели Мацкевич улетел в Сибирь. «Зовут на рыбалку», – объяснил он близким. О какой «рыбалке» на самом деле шла речь, знал только Духон, поскольку финансировал эту командировку.

– Зачем я это делаю, Леонид Сергеевич, сам не понимаю, – признался он на прощанье. – Правда, после вашей замшелой истории у меня появилась одна мыслишка. Такая зыбкая-зыбкая… Такая наглая-наглая…

Вот, пожалуй, ради нее… Но это будет понятно лишь после вашего возвращения. Как говорится, не будем забегать вперед. С богом!

На самом деле думать «наперед» было о чем. Если какието люди лезут с расспросами к родителям Даниста, то это уже неспроста. Может, случайная фраза Багрянского, которую приятель бросил сразу же после вскрытия конверта от адвоката, о том, что вся эта история – не что иное, как инсценировка, не так уж далека от истины?

Только вывод, пожалуй, он сделал ложный. Если б «флюиды» шли из-за «Стенки», то при чем тут расспросы родителей?! Скорее, сценарист в этой истории другой – тут, скорее, больше похоже на сюжет, возникший в памяти эфэсбэшного аналитика. Кто-то, возможно, сумел Данисту состряпать побег, но дальше что-то пошло наперекосяк. Пропал Дениска. То ли действительно случайно погиб, то ли кинул другую договаривающуюся сторону. Третьего не дано.

Тогда остается только один вопрос. Точнее, два. Кто и зачем помог Данисту сбежать из зоны? Вот этот ребус действительно интересен.

В ближайшее воскресенье с раннего утра Духону на дачу позвонил Мацкевич. Хорошо, что тот не слышал, какими словами «употреблял» звонившего Александр, пока шел к телефону. Откуда полковнику знать, что утренний сон, а тем более воскресный, был почти святым для олигарха-пенсионера делом.

Услышав вечно скрипучий голос Леонида Сергеевича, он несколько остыл.

– Вы откуда, гражданин начальник? Из зоны?

– Из зоны получения багажа аэропорта Домодедово, – невозмутимо ответил аналитик.

– Уже прилетели?

– Так точно.

– Вы что, с багажом вернулись?

– Представьте себе. Старые коллеги загрузили всякой вкусной рыбой.

– То есть рыбалка удалась? – В ожидании ответа Духон замер, мигом забыв о сладком сне.

– Да! – твердо ответил Мацкевич.

– Так чего же медлите? Берите такси и мигом сюда. Завтрака, как в былые времена, не обещаю, в стране продолжается кризис, в холодильнике шаром покати, но с голоду не умрем, – от души засмеялся Александр. – Сейчас позвоню прозаику, пусть летит сюда и по дороге захватит что-то пожевать. И ваша рыбка тоже будет кстати. Словом, жду.

Мацкевич добрался довольно быстро. Духон и уже примчавшийся на Рублевку Багрянский ожидали его, как ждут, наверное, дождь в засуху. Дружно облобызавшись, все расселись за столом.

– Как в старые, давние времена, – не удержался от лирики представитель самой суровой профессии. – А где наш дорогой господин Плевако?

– Не смог вызвонить, мобильник отключен, – спокойно пояснил хозяин дома. – Да вы начинайте…

– Есть? Или рассказывать? – педантично уточнил Мацкевич.

– Как угодно. Чего больше не терпится.

– Тогда я, пожалуй, кое-что расскажу.

Друзья приготовились слушать.

Из обстоятельного повествования аналитика через какое-то время им стало ясно следующее.

Первым делом, благодаря старым связям и рублевому эквиваленту благодарности, Мацкевич с нескрываемым удивлением выяснил, что ни милиция, ни прокуратура вообще не искали тела зэка под номером 1313. К протоколу дознания по факту аварии на горной трассе был приложен документ за подписью дознавателей из колонии, выезжавших на место происшествия, а также сотрудников местного ГИБДД.

Никаких свидетелей и свидетельств о происшествии в деле не оказалось.

Мацкевич не поленился и сам отправился разыскивать следы живого Даниста. Но не в сторону областного центра, как подсказывала, казалось бы, логика, а в сторону пограничных переходов с Китаем. Почему именно туда, он еще не отдавал себе отчета. Потому! – вот и вся логика.

И – о чудо! – в ближайшем к месту аварии поселке, что в семидесяти километрах от места аварии, удалось наткнуться на некого жителя, который якобы отвозил неизвестного мужчину – куда бы вы думали? – аж в Благовещенск. И еще. Водитель потом долго мотался по окрестным местам, дабы разменять долларовые бумажки на рубли.

Самое удивительное, что в поселок после «гибели» Даниста не заглянула ни одна душа, облеченная властью. Из чего Леонид Сергеевич сделал недвусмысленный вывод о том, что беглеца или совсем не искали, потому что были уверены в его гибели. Или, наоборот, точно знали, что он жив.

Самому Мацкевичу подобный вывод показался гаданием на кофейной гуще. Жив Данист или нет, он так до конца не знал. Например, водитель, который теоретически мог подвозить беглеца в Благовещенск, описывал совсем другого человека – какого-то бомжа вместо холеного некогда олигарха. А другим, как ни старался, аналитик представить Даниста не мог.

Ничего не оставалось делать, как лететь в Благовещенск и там продолжить поиски. Слава богу, помогли пограничники – доставили по назначению.

По первой же просьбе на границе ему предъявили электронные файлы с паспортами всех граждан, кто посещал Китай в период за ноябрь-декабрь прошлого года. Такого невероятного количества фамилий он и представить себе не мог. Неужели вся страна устремилась именно в это «горлышко» на границе с Китаем?!

А что, если упростить задачу: вычленить фамилии тех туристов, которые, судя по документам, не вернулись? Дельная мысль! Мацкевич сам обрадовался простоте идеи. Ведь это только в «лихо закрученных» романах сыщики демонстрируют чудеса изобретательности и ловкость в стрельбе. На самом деле все проще, и самая короткая дорожка к истине – она же самая логичная – лежит на поверхности.

Компьютер пограничников живо выдал всего три странички. На одной из них Мацкевич, уже ничуть не удивляясь, прочитал: Дантесов Денис Борисович.

– Вам ясно, господа?

Поставив эффектную точку в своем повествовании, он только теперь осмысленно взглянул сперва на Духона, а затем на Багрянского. Мол, каково?

– Велик! Велик! – тотчас откликнулся бывший журналист. – Вы титан, Леонид Сергеевич! А ты, Саша, что молчишь? Это ведь общая наша победа.