Текст книги "Восстание вассала"

7

Если в былые годы Данист легко и с блеском осуществлял свои проекты, что лелеяло в глубинах сознания мечту править страной и даже миром, то теперь он, как говорится, спустился на землю. Посеянное начальником колонии зерно возможной свободы вымахало в полный рост. Бежать! Как можно скорее выбраться на волю и…

То-то и оно. Что означает в его случае заряженное непонятной энергетикой это пресловутое «и»? Мстить, как предлагает Папа? Куда толкает невидимая и непонятная оппозиция? Да есть ли вообще сейчас в стране оппозиция? Скорее, это опять кто-то в верхах не поделил сладкий пирог. Вот и вся оппозиция. Мыльный пузырь.

Другое дело – его личная оппозиция. Еще несколько лет назад она представлялась Данисту вполне реально. Продуманная до мелочей, подкрепленная солидными финансами, основанная не на местечковом волюнтаризме, а на истинных демократических ценностях оппозиция.

Почему бы и нет? Мечты, мечты…

Теперь, получается, ему самому навязывают некую роль в оппозиции. Но каким драконовским путем! Через побег, месть! Ничего не скажешь, хороши демократические ценности с клинком в руке, о котором говорил пахан воровского мира. Хорош ангел во плоти.

Мелко и мерзко. Мама бы не одобрила. Да и друзья бы отвернулись. Только разве слушал он их, когда создавал свою империю? Или то, что он тогда совершал, было столь идеально? Что и камнем в него не брось?!

В минуты подобных самокопаний, из которых складывались часы, а то и дни, заключенный 1313 предпочитал себя не обманывать. Месть никак не может быть оправданной. Хотя тоже не однозначно. Как, например, тогда быть с вечным постулатом о том, что «цель оправдывает средства»?! Только подумать, как же он живуч в этом мире! Неспроста.

Да-да! Неспроста! Как, например, теперь не размышлять о шансе вырваться из зоны? И нечего кивать ни на воров-законников, ни на «гражданина начальника». Стало быть, жила в нем мыслишка. Жила. А может, даже и процветала!

Что правда, то правда. Перед мысленным взором Даниста все чаще и чаще стал возникать вполне конкретный «образ врага», исчадие ада с холодным, малопривлекательным лицом, маленькими, холодными глазками и с очень характерной выправкой. Да, это он, Бессмертнов. И никто другой.

Незаметно навязчивая идея справедливого возмездия настолько сильно завладела Денисом, что он даже испугался. Ведь именно это почти маниакальное желание стало питать его жизненные силы и волю в периметре зоны.

И лишь где-то глубоко-глубоко в сознании с ней спорила одна-единственная мысль. Знать бы точно, что все беды от того, с «выправкой», а не от иных «доброжелателей»? Тогда бы, уж точно, можно и с клинком наперевес…

Но как убедиться?

В голове забрезжил мимолетный, совсем детский, но явный ответ на сомнения. То ли что-то слышал, то ли читал? Стоп! Ну конечно, читал.

При первой же представившейся возможности Данист напросился на аудиенцию к Папе.

– Конечно, сынок, в этот храме мудрости имеется такая книженция. – Папа со значением очертил корявым пальцем круг, в который мысленно уместил все содержимое библиотеки. – Я ее даже недавно тут где-то видел.

Не прошло и пяти минут, как он протянул Денису книгу:

– Глянь, какая потрепанная. Из этого я делаю нехитрый вывод, что в нашем храме человеческих нечистот она пользуется успехом. Только поставлю рубль против ста, что выводов из нее никто не делал. Так, просто занятное чтиво.

Осторожно взяв книгу в затертой до белизны обложке, Денис с тайным благоговением прочитал магическое название «Граф Монте-Кристо». Неужели такой спрос?

– Вижу, созрел ты, сынок, для будущих своих приключений, – криво усмехнулся Папа. – Стало быть, попросим товарища Удалова готовить мероприятие.

Данист молча кивнул. Для этого ему перечитывать Дюма было незачем. Хотя именно с того дня Денис стал постоянно носить эту книгу под арестантской робой. Только видел он в ней не дерзкую историю Эдмона Дантеса, а своего рода философию права на отмщение.

Словно, как и при первой встрече, угадав мысли бывшего олигарха, Папа предупредил:

– Помни, сынок, книга-то лживая. – Выпроваживая тогда Даниста, Папа вдруг заметил: – Этот француз в своей книжонке расписывает, какой сладкой бывает справедливая месть. Но, поверь, он сильно ошибался или, того хуже, врал. Ибо никакая месть не делает человека счастливым.

Спустя две недели, показавшиеся Денису сущим адом, – все плохо, все не так, – его срочно вызвали в Красный уголок. Там уже ждали начальник колонии и Папа, которого, как видно, ноги уже совсем не держали. Он позволил себе при начальстве опуститься на стул за зеленым сукном президиума.

Заключенный догадался: развязка совсем близка. И невольно поежился, хотя в Красном уголке было не холодно.

– Значит, так, насчет организации мероприятия все продумано. И в Москве, и в наших пенатах, – неправдоподобно радостным тоном сообщил Удалов. – Только прежде хочу внести ясность: стоить это будет Денису Борисовичу никак не меньше десяти миллионов зеленых! В связи с этим у меня сразу вопрос: кто даст гарантии, что я и некоторые другие организаторы эти миллионы получат?

– Я дам, – без колебаний ответил Папа. – Моя гарантия устроит? Только сначала выложи на стол план, начальник.

– Твоя гарантия устроит даже президента США! – Удалов был возбуждён, как бык перед спариванием. – А теперь, значит, план. Действуем таким образом. Сначала мои люди лепят для Дениса Борисовича новый паспорт на имя Дантесова.

Увидев, как округлились под окулярами глаза заключенного, Удалов не преминул добавить:

– Эту фамилию порекомендовал Папа, видимо, исходя из того, что звучит почти как родная.

Не услышав устных комментариев, начальник продолжил:

– Мои люди везут заключенного в областной центр. К прокурору на допрос. На перевале наш «воронок» свалится с обрыва. Есть в этих местах одна горная река, такая бурная, что даже зимой не замерзает. Глубокая… В ней водоворотов и всяких там омутов не счесть.

– Охранниками нарядишь тех, кого я скажу! – тут же перебил его Папа.

– Как скажешь. Короче, по дороге переодетые в охранников зэки выпустят Дениса Борисовича справить нужду. А в это время в «воронок» врежется КамАЗ и…

Удалов сделал жест рукой, который наглядно должен был продемонстрировать, что произойдет с «воронком» на горном перевале.

– Машина полетит в пропасть вместе со всей охраной и водителем. А река навсегда скроет все следы! Речку я эту знаю. К слову, местные аборигены называют ее «вратами ада». Даже охотники-промысловики избегают охотиться в тех местах.

– Вот видишь, начальник, когда мозгами немного пораскинешь, всегда находится выход, – многозначительно заметил вор. – Только скажи, пожалуйста, как потом Денис будет выбираться с перевала? И в каком направлении?

– Это вообще-то уже не моя забота! Карту дам. Его будут ждать на трассе близ соседнего райцентра. А там и до Транссиба рукой подать.

– Слишком сложно что-то ты рисуешь, – нахмурившись, сказал Папа. – А может, вертолет на перевал организуем? Слабо?

– Не нужен вертолет. Гражданин начальник правильно решил, не надо привлекать чужое внимание, – решил высказать свое мнение Данист.

– Вот я о том же подумал, – поддакнул Удалов. – Поэтому и предлагаю наиболее реальный, в смысле безопасности, маршрут.

– Только, Дмитрий Владимирович, без КамАЗа. И без лишних жертв! – попросил Денис. – Пусть «воронок» сам сорвется в пропасть. Предположим, водитель не справился с управлением. Гололед, прочие погодные условия. Так даже правдоподобнее. Главное, чтобы все поверили, будто пассажиры перевозки действительно погибли в этой самой горной речушке.

– Мне тоже эта идея больше нравится, – согласился Папа.

– Единственное «но», мне могут понадобиться деньги. На самостоятельную дорогу. Да и вообще, на первых порах, – уставившись в обшарпанный пол Красного уголка, кротко вымолвил кандидат в беглецы.

– Я тебе, сынок, могу ссудить тысяч пять зеленых. На первое время хватит, а потом сам действуй. Картой, пропитанием тебя снабдит гражданин начальник. В твоей честности, сынок, я уверен. Рано или поздно ты доберешься до потайного местечка, и тогда наша казна сможет рассчитывать на твою посильную помощь.

– Понимаю, понимаю, – не совсем ещё врубившись в создавшуюся ситуацию, растерянно пробормотал Данист и тут же, помимо своей воли, искренне обнял старика.

– Ты, сынок, должен запомнить! Жить по закону в нашем государстве не всем по карману! – растроганно, но вместе с тем назидательно произнес Папа. – Жить по понятиям иногда намного дешевле. Помни, сынок. И вот еще что я хотел передать на прощание…

С этими словами «законник» извлек визитку из «пистончика» своей цветастой жилетки и протянул ее Денису.

– Коль тебя по-прежнему будет заедать червь мщения, обратись к этому человеку. Личность незаурядная, ас в своем деле. Ха-ха-ха! Передашь ему от меня горячий привет, и всё будет тип-топ. Этот ангел в лепёшку расшибется ради меня, все сделает, что ты ни попросишь…

Взяв в руки визитку, Данист пробежал глазами витиеватую надпись: «Охранное агентство „Ангел“, Юрий Нилович Глушко, Генеральный директор».

– Ангел, стало быть. Отлично. Встречусь, наконец, со своим ангелом. А пока у меня последняя просьба к гражданину начальнику, – заявил Данист. – Мне нужен не только российский, но и заграничный паспорт. И пусть мои доброжелатели в Москве поставят там как можно больше виз. Шенген, конечно. Все, что придет им в голову. Только не США. Думаю, за те деньги, которые вы озвучили, это будет им по силам.

* * *

Через несколько дней по горному тракту, ведущему к областному центру, двигался «воронок» с двумя пассажирами и одним водителем на борту. Машина шла натужно, с трудом преодолевая снежные заносы. Дул упругий и холодный ветер, разнося вокруг ледяную пыль. Казалось, стоит любому живому существу постоять на этом безжалостном колтуне минут пятнадцать-двадцать, и оно превратится в ледяное изваяние.

В теплом овечьем тулупе и кроличьей ушанке Данист тихо сидел в чреве перевозки. Он был в невероятном возбуждении – разве что зубы не стучали.

Рядом с ним мирно дремал пожилой охранник в форме сержанта. Из кабины доносилось пение.

– Слышишь, мужик, – неожиданно обратился он к Данисту. – За что это тебя так начальство не любит? Что за срочность отправлять на допрос? В такую погоду даже волки на охоту не выходят.

– Не знаю, – буркнул в ответ Денис, которому сейчас было не до расспросов. Он думал лишь о том, как будет в одиночку добираться до цели, какую определил сам себе.

«Воронок» неожиданно забуксовал и натужно завыл. Колеса юзом заскользили к краю бездонной пропасти, туда, где внизу шумела, пенилась и источала белесый пар горная река. Действительно, несмотря на лютый мороз, она не была скована льдом.

Мотор вдруг зачихал, закашлял и, словно задохнувшись собственными выхлопными газами, заглох.

– Можно по малой нужде? – спросил заключенный.

– Давай, ежели перетерпеть не можешь, – откликнулся сержант. – Смотри, конец не отморозь. Такая холодрыга…

– Пусть заодно и подтолкнет самую малость, – крикнул из кабины водитель. – А то, видишь, буксуем.

– Сделаем, – успокоил Данист, – подтолкнем.

Не успел он справить нужду, как из-за поворота послышался гул мотора и сразу же появился грузовик. На полной скорости он двигался на конвойную перевозку.

«Обманул все-таки гражданин начальник, не решился оставлять свидетелей побега», – подумал Денис и едва успел отскочить в сторону. Через мгновение перевозка уже летела вниз, а грузовик, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь.

Сил заглянуть, куда только что улетел тюремный транспорт, Данист в себе не нашел. Оставшись один, он еще какое-то время постоял в нерешительности, хотя собственный план был продуман загодя. Ни в какой райцентр, откуда ехал КамАЗ, он не пойдет и ни с кем встречаться там не будет. Но и на ближайший пограничный переход с Китаем тоже не сунется. А попытается добраться до Благовещенска. Далековато, конечно, но зато с гарантией, что след его потеряется. Доберется – удача. Не доберется – стало быть, не судьба.

…Когда, сначала пешком, а затем на попутке он добрался до дороги, ведущей в соседнюю область, силы были на исходе. Тогда, за двести двадцать долларов, Денис подрядил лихого укротителя ЗИЛа и уговорил отвезти в Благовещенск.

Ночь в машине была бесконечно длинна и беспокойна. Данисту снился странный сон.

Он вдруг увидел себя – нет, не Эдмоном Дантесом в теплом тулупе, а облачённым то ли в белоснежную, прошитую золотой вязью тогу древнегреческого аристократа, то ли в одеяния римского патриция. Ни дать ни взять, великий Александр. Только в очках.

Вот он уверенно держит в руках упругие кожаные вожжи, ловко управляя тройкой коней, запряженных в неудержимо несущуюся куда-то вперед колесницу…

Так это же колония, в которой он отбывал срок. Вон столовая, покосившаяся на северную сторону, вон пошивочный цех… А вот уже лагерные ограждения из колючей проволоки и забора. Но кони ничего не боятся и, как на конкуре, одним махом взлетают вместе с колесницей вверх и смело несутся дальше к сияющему на горизонте ледяному от стужи солнечному диску.

Позади себя Денис слышит громкие воинственные крики толпы заключенных – кто в ватниках, а кто-то почему-то совсем голый, – бегущей за колесницей. В этой людской лавине он уже отчетливо различает знакомые лица и столбенеет от удивления. В толпе не только заключенные, но и ненавистные ему надзиратели, среди которых та самая гадина, что так безжалостно насиловала его. Она и во сне бежит голой, с трудом переваливаясь с ноги на ногу.

Что ж это такое?! А эти куда? Теперь ему пришьют заговор и дадут пожизненную меру наказания. Боже! Боже!

Денис слышит, как кто-то сзади запрыгнул на колесницу и кричит ему почти что в самое ухо:

– Шо, дантист, хотел в бегунки податься без нас? Мы ж тэбэ кормили, мы тэбэ стерегли, шоб ни волоска с тэбэ ни упало. Ни стыдно? Мы усэ пешие, а тэбэ карету подавай.

«Так это же хохол-прапорщик, – удивляется Денис, – куда он-то бежит?»

– Влезай! – командует он прапору. – Держи вожжи. Теперь я твой командир. Куда бежишь?

– Так куды ещо? Так на Житомырщину. До ридной хаты, до мамки с батькой, до братков малых.

– Что, служивый, свободы захотелось? Свершилось! Ещё немного, и все вы – невольные узники Гулага – будете на свободе! – перекрикивая шум ветра и топот толпы, кричит в ответ Денис. – Так и быть, доставлю. Там впереди на железнодорожной станции меня товарняк ждет. Специально для братвы позаботился. Его в условленное место должен подогнать мой друг и соратник – Леня Безлин. И тогда – наш паровоз, вперед лети! Ничего, что через Китай?

Боже! Зачем он только врет? Что, уже сколачивает оппозицию? Не рановато ли?

– Спасибочко, дантист. Мине усё равно, я махновец в душе. У минэ даже визы до Китая нема. Тильки довези. Я тэбэ по дружбе гостинец посылать буду – сало. Зараз сделаю.

А вот и станция. Денис в тревоге оглядывается, поправляя тунику на голых ляжках. Свобода! Она совсем близко! Но, увы, обещанного «товарняка» нет. Предательство! Заговор? Опять эта, как говорили его бритоголовые солагерники, «подлянка»! Предчувствуя беду, Данист выхватывает свой короткий меч и начинает со злости крушить всё вокруг. Откуда ни возьмись, появляется ненавистная «вохра» и открывает ураганный огонь из «калашей» по беглецам.

Вот сволочь, Ленечка-соратничек! Как он только мог?! В этот момент Денис видит, как в него целится из автомата начальник колонии Удалов. А чуть поодаль из-под нелепого вида красного шатра за происходящим следит Папа и злобно хихикает.

Дениса прошибает холодный пот, и он в панике просыпается. Кто-то сильно толкает его в плечо. Беглец-олигарх резко вскакивает и ударяется головой о крышу кабины. Так он все еще в грузовике?

– Приехали, очкарик. Гони остальные деньги.

«Неужели действительно невозможно вырваться из этого лагерного мира?! Хоть на колеснице, хоть на паровозе, хоть на космическом корабле?!» – с паническим ужасом думает Данист, машинально отсчитывая мелкие купюры, и выпрыгивает из кабины. Насколько может, приводит себя в порядок и, не останавливаясь, вливается в вереницу людей, движущихся в одном направлении. Значит, ему туда.

На пограничном переходе, у моста, перекинутого через Амур в китайский город Хейхе, вереница распадается на несколько дорожек – к каждому окошечку, где сидят пограничники.

Усталого вида мужчина, в очках, в длинном черном пальто, только что обмененном на тулуп, и с полупустым портфелем, терпеливо ждет своей очереди. Пограничник бегло читает имя и фамилию: Денис Дантесов. Что-то ему кажется знакомым, но размышлять некогда. Очередь.

– Цель поездки? – дежурно спрашивает он.

– Туризм, – односложно отвечает мужчина в черном пальто.

– Проходите.

Так буднично, если не сказать примитивно, начинался новый, непредсказуемый и полный новых мытарств и приключений этап в жизни теперь уже беглого олигарха.

«Господи! – кутаясь в пальто, размышлял он. – А может, на самом деле он не прав? Кто не прав? Кто на самом деле вразумит его, если не Господь? Да, обстоятельства, сложившиеся вокруг, оказались сильнее. Теперь это уже водоворот. Ну кто мог послать знак или еще какое-то предзнаменование? Денис, опомнись, твоя семья нуждается в тебе больше, чем те идеи, которые тебя съедают, а может, лишь разъедают твою сущность, твою жизнь. Да, ты шел к своей идее, как тебе казалось, столь необходимой обществу, тебе самому, твоей семье, не считаясь с реалиями времени. Мама! Эти бесконечные монологи, споры, убеждения. Бесполезно! Ты был глух. Ты был влюблен в свою придуманную миссию. Ужасно сегодня себе признаться – ты еще один Моисей. Только без народа. Бред! Это страшно. Но, может, это поможет твоим самым близким людям легче дышать? Идиот! Ты стоишь в очереди, откуда уже возврата нет. Все! Решено! Еще один шаг. Еще один… Мои любимые, мои дорогие, без которых я ни одного мгновения прожить не могу!!! Да, я признаюсь в этом себе, Господу Богу, людям. И все равно делаю очередной шаг. Я, я, я, всего лишь человек! Я слаб! Я ничего не могу! Я ничего больше не хочу! Я сдаюсь!»

…Протянув паспорт китайскому пограничнику, Денис в сотый, нет, в тысячный раз спросил себя, правильно ли он делает, что не встретился в условленном месте со своими «благодетелями», как планировалось Удаловым? Не улетел на Большую землю?

Нет уж! Лучше он потеряется в Китае. Ничего, если обретенная воля окажется горше неволи. Главное сделано: он на свободе, а для всех – друзей и недругов, родных и близких, президентов и оппозиционеров – он теперь покойник, чей труп вряд ли кто станет искать в тёмных и бездонных круговоротах загадочной горной речушки в сибирской глухомани.

А если и будет, то не найдет.

8

Оказавшись в Хейхе, беглый заключенный Денис Дантесов – теперь у него было такое имя – на пятый день осознал, что угодил «из огня, да в полымя». В чужой, абсолютно незнакомой и непонятной для него стране, без знания языка и обычаев, да еще с его «неместной» внешностью Денис чувствовал себя абсолютно одиноким и беззащитным. Почти все первые дни он просидел безвылазно в очередном каменном мешке – номере захудалой местной гостиницы, где даже стены не были окрашены, а отопление не предусматривалось вовсе. Чем не та же камера, правда, без Вась Васи, да окошко чуть больше?

Тоска! Жуткая тоска! На какие-то мгновения казалось, что он задыхается от этой самой тоски, что впору было бежать обратно в колонию. Там хоть, можно сказать, родные урки, надзиратели. Можно хоть словом перекинуться.

Продукты, которые он купил в первый же день, закончились, а вновь «светиться» на улицах, где сновало множество русских «челноков», он боялся.

Интересно, что там, в России? Жутко подмывало позвонить домой. Но нельзя. Ребята из ФСБ далеко не дураки: не найдя его труп, они наверняка на всякий случай установят «прослушку» телефонов родных и друзей сгинувшего в неизвестность столь важного заключенного под номером 1313.

Вскоре и его таинственные «спасители» должны завибрировать. Куда делся беглец? Ведь уже почти десять дней, как он сбежал. Легко и до Москвы добраться. Мысль о том, что Данист свернул в другую сторону, вряд ли кому пришла в голову. Но стоит хоть в чем-то проколоться, как мигом засекут, проследят, украдут, а то и просто уничтожат без затей.

Оставались, правда, друзья за пределами России. Может, позвонить им? Тоже нельзя. Кто сейчас из них друг, а кто враг? Сам черт голову сломает. Невесть откуда поселившаяся в Данисте мнительность не позволяла довериться никому из друзей. По крайней мере, сейчас.

Как ни крути, получалось, что Денис должен действовать в Китае полностью автономно, на свой страх и риск, и, самое главное, под собственную ответственность. Так что дерзай, господин Дантесов! Докажи, что есть еще порох в пороховнице, которой ты гордился больше всего, – в собственном мозгу.

Итак! Что реального он мог сейчас предпринять? Один. В совершенно неизвестной ему чужой стране. С липовым российским паспортом. С фальшивой туристической визой сроком на месяц. С пятью тысячами долларов!

Что и говорить, слабая стартовая составляющая. Но другой уже не будет. Так что вперед. Только куда? Где он, этот самый «перед»? Бежать, чтобы доказать свою невиновность? Хорошо бы, но наивно. Тогда что? Остается только месть.

Если он выживет, то обязательно напишет мемуары. И в них обязательно даст совет всем каторжникам России – никогда не бежать, если не знаешь точно, куда и зачем! Если уж он, русский еврей-миллиардер, по совместительству местный бомж, не знает, куда бежать, то не сунуть ли ему голову сразу в петлю?!

Впрочем, мысль уже не такая и оригинальная. Она уже приходила в зоне, причем не раз и не два. Значит, что-то останавливает? Неужели жажда свободы? Или все-таки заурядная месть, которая, как стая бесов, вселилась в него с некоторых пор?!

Времени поразмышлять над этим у Даниста сейчас было, как говорится, выше крыши. Правда, на постоянно пустой желудок думалось не лучшим образом. Голод – не тетка. И это с карманами, полными долларов?!

Денис вспомнил, каким диким взглядом провожал его продавец продовольственной лавки, где в первый день он купил продуктов всего-то на двадцать долларов. Видно, так здесь никто не шикует, по крайней мере зараз. В любой момент можно подставиться. Или под шального грабителя, или под местного стража порядка. Это же, в конце концов, приграничная зона. И посему наверняка среди местного населения полно осведомителей полиции.

Так что сегодня больше пятерки на еду не потратит.

Промаявшись в приграничном Хейхе еще неделю, Денис, наконец, чётко уяснил для себя, что оставаться далее в этом захолустье абсолютно бесперспективно. Надо двигаться в глубь страны. Новый план был таков: как можно быстрее, и в то же время незаметнее, добраться до Шанхая, куда заходят сотни иностранных судов. А оттуда на борту одного из них перебраться к берегам Красного моря.

Человек посторонний мог бы спросить, почему туда, а, скажем, не в Аргентину? Дальше – лучше, чем ближе. На что Данист мог возразить, зато возвращаться дальше. А то, что вернуться домой рано или поздно придется, он не сомневался. Впрочем, можно было бы и в Аргентину, как и в пару других мест, тех самых мест, о которых желали бы знать не только за «Стенкой», но и на зоне.

Стратегический неприкосновенный запас был предусмотрен им давным-давно, с той самой поры, когда Денис заработал на перепродаже компьютеров свой первый миллион долларов. В начале девяностых прошлого века быть миллионером в России было не столь модно, как сейчас – миллиардером. Поэтому немалую часть своих «сбережений» он рассовывал по заранее приготовленным местам, известным только ему одному. Так, на всякий случай.

Увы, не думал, что случай наступит столь скоро…

Невольно доходя в сумбурных мыслях о побеге до этой константы, Данист всякий раз содрогался от внутреннего гомерического хохота. Не оттого, что предусмотрительно всех облапошил. А оттого, как дошел до жизни такой? Дошел или «помогли» дойти, в данном случае особого значения не имело.

Одним из секретных бастионов для Даниста был маленький израильский город Эйлат, где у него с давних пор имелась небольшая одноэтажная вилла с садом на окраине. Что ни говори, пример идеального места для тайного убежища. Там свободная экономическая зона, там сказочно теплый климат, там далеко от израильско-русской тусовки, кучкующейся в основном в центре страны, и, наконец, там, в личном бомбоубежище, у него имеется потайная комната-сейф, в которой все сработано даже на случай ядерной войны или нашествия инопланетян. Подземный тайник оставался бы доступным лишь для него одного.

Денис тогда же предусмотрел, что в случае его внезапной кончины доступ к «сокровищнице» мог получить только старший наследник – сын. С этой целью он оставил в двух авторитетных адвокатских конторах Цюриха и Амстердама, которые вели личные дела семьи, завещание, в котором содержалась не только опись имущества, но его местонахождение, коды и пароли доступа. Причем в каждой из контор хранилась лишь половина секретных данных. Таким хитрым образом Денис страховался от всяких неприятных неожиданностей. Даже если произошло бы невероятное и одна из двух уважаемых адвокатских контор осмелилась бы передать их третьим лицам, то все равно невозможно было бы получить доступ к тайнику. Это мог сделать только сын, соединив обе части посмертных посланий отца.

Разумеется, в эйлатском хранилище и некоторых других была спрятана только часть богатств опального олигарха. Другой частью капитала – в основном депозиты на банковских счетах в оффшорах, оформленные либо на предъявителя, либо на подставных лиц, – он поручил управлять давнему другу по школе, институту и комсомольской деятельности Леониду Безлину.

Как только со стороны властей начались преследования олигарха, тот по настоянию шефа переехал в Израиль и оттуда осуществлял финансовую опеку семьи. Вот почему, добравшись любым способом до Эйлата, новоиспеченный гражданин России Денис Дантесов без особого труда мог решить все свои проблемы, включая реализацию пока еще непонятного ему самому плана мести.

Выбраться из Поднебесной, не имея необходимых финансовых средств, исправных документов и связей, было не так-то просто. Совершенно спонтанно он решил сначала добраться до Харбина. Помня из истории, что этот маньчжурский город некогда был Меккой белоэмигрантов, он надеялся найти там их потомков, у которых, разумеется, не открываясь, мог попросить содействия.

Дорога до Харбина заняла больше месяца, после чего Денис неожиданно сделал для себя неприятное открытие – никакого «китайского экономического чуда» он так и не увидел: повсюду бедность и нищета, чреватая большими опасностями для любого чужеземца.

Конечно, он не мог позволить себе лететь самолетом или ехать поездом в спальном вагоне, а предпочел передвигаться, не предъявляя паспорта: то в товарном вагоне, то в фуре, остановленной по пути автостопом, то на велосипеде, купленном у какого-нибудь забулдыги в придорожной столовой.

Размышляя над увиденным, Данист неожиданно поймал себя на мысли, что если таким образом передвигаться по России, то картина предстанет столь же безрадостная. Хорошо бы министрам, отправляющимся в командировки, выдать по велосипеду, чтобы те оказались как можно ближе к российским реалиям. Да и президенту с премьером не мешало бы сойти, наконец, с выстланных специально для них ковровых дорожек, будь они в аэропорту или в коровнике. Наверняка будет полезно для корректировки взглядов на собственные дела и поступки.

Что только не лезет в голову в дороге! Тем более на пустой желудок.

Добравшись до Харбина, Денис был крайне разочарован. Никакой русской диаспоры здесь не было и в помине. Одни чужие азиатские лица.

Побродив по городу и жестами расспрашивая прохожих, которые странным образом сразу понимали, что перед ними гость из России, он наконец нашел Софийский собор. На площади перед ним «паслась» стая голубей, а врата храма были распахнуты настежь. Войдя внутрь, Денис обнаружил там только группку китайцев, усердно молящихся у центрального алтаря. Странно было видеть коленопреклоненных православных китайцев. Оказывается, бывает и такое.

Но коллекционировать впечатления, будто ты турист, а не беглый заключенный, было некогда. Уже выйдя их храма, Денис вдруг заметил на паперти глубокого старика, просящего милостыню. Облик его был явно славянского типа. Подойдя к нему ближе и бросив в алюминиевую кружку несколько юаней, Денис спросил:

– Скажите, дедушка, что, этот храм уже не русский?

Старик как-то странно прислушивался к его голосу, подняв на прохожего затуманенный, полный тоски и печали взор.

Впрочем, Денис и сам удивился слетевшим с губ словам. Когда он последний раз говорил на русском? Похоже, на пограничном переходе в Хейхе. Как же давно это было!

– Да русский-то он русский. Вот только давно уже здесь русского настоятеля не видно. Был тут как-то настоятелем один китаец. Русским языком хорошо владел, ничего плохого сказать не могу, да и того во время их культурной революции расстреляли. Спаси господи его душу.

Старик с неимоверным трудом перекрестился. Заметив, что прохожий обратил внимание на его немощь, нищий русский, как бы оправдываясь, добавил:

– Артрит проклятый совсем замучил. Издержки, так сказать, вынужденной профессии, все на паперти, все на паперти. А русской речи здесь уже почти не услышишь. Так что, идите с миром и спасибо за подаяние! Дай бог вам здоровья и удачи!

«Сразу видно, интеллигентный человек, не “тыкает”», – про себя отметил Денис.

– Погодите, уважаемый, меня гнать. Если б знали, как я давно не слышал русской речи.

– Не далече, чем я, – грустно усмехнулся старик. – С тех пор, как умерла моя супруга, урожденная графиня Маевская, я только изредка и слышу ее в храме. Живого голоса хочется. В своем доме.

Данист вдруг почувствовал, как у него кругом пошла голова, а в горле застрял предательский тошнотворный комок. Когда он сам услышит родную речь в своем доме?! Чтобы подавить головокружение, он невольно присел рядом с нищим.

– Скажите-ка, дедушка, не осталось ли в городе кого-либо из потомков русских, из тех, из прошлых? – все еще надеясь найти в Харбине соотечественников, неуверенно спросил Денис.

– Да три семьи всего! – опять с трудом старик махнул рукой. – Да и те, как и я, нищие, голодные… Словом, давно не графья. Все бы уехали на родину, да вот беда, нет уже ни средств, ни сил…

Старик прослезился и вытер мутные выцветшие, но все еще голубые глаза грязным белым платком.

– Сами-то, молодой человек, давно из России? И что вам, собственно, надо от русской эмиграции? Похоже, вы совсем не простой человек. Да и здесь явно случайно, – неожиданно оживился он.