Текст книги "Нашествие хронокеров"

– Нет… Но они близко. Похоже, нам придется сменить место жительства. Осмотри дом и предупреди Миру. Прием.

– Выполняю! – крикнул Шишига. – И ты будь осторожен. Пожалуйста, поскорее приезжай.

– Еду! – крикнул я и отключился.

В следующую минуту раздался страшный треск, что-то с силой ударило сверху, и я провалился в тишину.

7

Я плыл в пустоте и безмыслии до тех пор, пока не стал замерзать. Придя в себя, я понял, что лежу на чем-то твердом и ледяном. Сверху давит тяжесть, и нет сил пошевелиться.

Первым, что пришло в голову, было притвориться мертвым: авось чудовище не станет интересоваться, но тут же мелькнула другая мысль: зеленые твари харчами не перебирают, жрут любую материю.

Я попытался высвободиться. Сверху что-то тотчас зашуршало и сразу в нескольких местах клюнуло в спину.

Неужели это конец?

Паники не было, но нахлынула обида. Выходит, опять просчитался, и последняя ошибка оказалась роковой.

– Ч-ч-черт…

То, что сидело сверху, замерло. Я издал стонущий звук и по-пластунски стал выбираться.

В спину тут же вонзились острые жала. В ногу что-то вцепилось мертвой хваткой, я попытался высвободиться, но не смог.

Собрав силы, я рванулся вперед, и мне удалось приподнять того, кто сидел сверху, но внезапно раздался треск разрываемого пиджака, и острая боль растеклась по правой лопатке.

– Сволочи вы!.. – взвыл я, предчувствуя близкую развязку. В этот же момент удалось высвободить ногу. Я скользнул по асфальту, и, заметив, что давление сверху ослабевает, неистово заработал локтями. Стесывая их нещадно, отполз на несколько шагов и вскочил на ноги.

Прежде всего, я принял оборонительную стойку, слегка присев и закрыв голову руками. Затем быстро окинул взглядом окружающее пространство и… неторопливо выпрямился.

Передо мной лежал поваленный тополь. Словно мост, он был переброшен через ров от тротуара до островка неправильной формы, на котором я стоял. Пикапа видно не было. Не иначе, он провалился в ров.

Голые ветви дерева я принял за цепкие лапы тварей… Но каков ствол! Он запросто мог бы меня убить!

В эту минуту послышалось шуршание. С одной стороны граница островка стремительно сужалась в моем направлении. Тут же по груди и животу стал растекаться знакомый приятно-тоскливый холодок.

Ствол дерева был достаточно толст, чтобы по нему можно было перебраться, но поверхность его оказалась некруглой. Вскочив на него, я присел и стал двигаться на четвереньках. Ствол слегка раскачивался, и я старался совершать двигаться осторожно. Оказавшись на середине, глянул вниз. Там происходило чуть заметное копошение, но тварей видно не было. Оглянувшись, я понял, что мешкать нельзя: площадь островка прямо на глазах уменьшалась. Я ринулся вперед и успел добраться до тротуара за мгновение до того, как тополь рухнул в образовавшийся овраг.

Оббежав его, я бросился к перекрестку: там в беспорядке стояло несколько машин.

На бегу я думал о том, что объем выделенного хронокерами песка всегда значительно меньше поглощенной материи. Стало быть, огромное количество вещества превращается в энергию. На что же она расходуется?

Еще я успел подумать о двух аппаратах, оставленных в машине. Без хроновизоров я был безоружным и особенно незащищенным.

Справа от меня осыпался дом, и я едва отскочил в сторону, как на месте, где я только что находился, образовалась большая куча песка.

Добежав до перекрестка, я отыскал машину с ключом зажигания в замке, – тут мне повезло почти сразу, – и, прыгнув за руль, тронулся с места. Через десять минут я был у «Поплавка».

Ресторан оказался цел и невредим. Но, уже находясь у его порога, по каким-то малозаметным признакам я понял, что он безлюден.

Я посмотрел на темные окна. Никто не подошел выглянуть в них на шум машины. Луна искоса бросала голубоватый свет на его стену, и черные тени от пилястров и карнизов зловеще сползали вниз.

Электростанция «Хонда», которую установил Шишига, располагалась там, где я видел ее в последний раз, и она была выключена. Бадьи с бензином тоже стояли на прежнем месте. На площадке стояли три машины. Одна из них – та, на которой ездила Мира.

Я вошел в ресторан, позвал Романа. Как и следовало ожидать, никто не откликнулся.

Достав из кармана фонарик, я осветил вестибюль, затем гардеробную, и вошел в зал. Здесь все осталось таким же, как перед моим отъездом, только со стола, за которым сидели Мира и Руслан, была убрана посуда.

На том столе, где спал Шишига, лежала радиостанция. Я взял ее в руки, включил, несколько раз произнес позывной. В ответ доносилось лишь тихое потрескивание.

Что же здесь произошло?

Я побежал на второй этаж. Дверь в комнату Миры была распахнута. Я заскочил внутрь. В луче фонаря на холодильнике блеснула золотая статуэтка. Я посветил на кровать. Покрывало было слегка смято, а на самом краю лежал предмет верхней одежды. Я поднял его, рассмотрел вблизи и не поверил своим глазам. Это был коричневый пиджак Руслана.

В голове все перемешалось.

Когда я опомнился, то обнаружил себя уже на улице среди дороги, залитой лунным светом. Во мне не было ничего кроме боли. Каким-то странным образом у меня в руках оказалась статуэтка Миры, и я, размахнувшись, собрался зашвырнуть ее за угол ресторана, прямо в реку, но в последнее мгновение передумал.

В один миг я увидел план действий.

Необходимо вернуться на Пречистенку, к той куче песка, на которой мне пришлось поваляться за десять минут до встречи с Ромой и Мирой возле гаражей. Нет сомнения, что, пока я лежал под тополем, произошло перемещение во времени, и теперь мы с Мирой в параллельных пластах: я здесь, а она там, с этим сумасбродным человеком. Я в гневе пнул ногой электростанцию и отбил большой палец.

Вдруг раздался шорох. Я огляделся по сторонам. Фронтальная, восточная, стена была чиста. Шорох повторился, он явно долетал с северной стороны. Освещая стену фонариком, я бросился за угол и сразу же наткнулся на пятно. Оно располагалось почти на уровне моей головы. Я попятился и остановился метрах в четырех от стены. Пятно, хоть и не проявляло особой активности, все же не было неподвижным. Похоже, тля сидела прямо на своем толстом брюхе. Я посмотрел на то место, где оно располагалось, но ничего, конечно, не увидел.

Прочесав всю стену световым лучом, я обнаружил, что в трех метрах от первого пятна располагается черное отверстие около полуметра в диаметре. Под отверстием следы песка.

Я побежал к машине, на ходу прикидывая, сколько времени потрачу на дорогу туда и обратно.

Запихнув статуэтку в пиджак, я завел мотор, и машина с ревом сорвалась с места.

Мне пришлось ехать в объезд, чтобы случайно не угодить в ров. Тем не менее, на перекрестках я сбавлял скорость, и внимательно вглядывался в дорогу.

Пока я продирался через неширокие, загроможденные машинами, спальные районы, луна поднялась еще выше, и в городе стало светлее, чем в вечерние сумерки.

Через полчаса я уже ехал по Зубовскому бульвару, вглядываясь в зубчатые руины домов. Когда я подкатил к Пречистенке, то с трудом узнал ее, настолько здесь все изменилось. Осмотрев место, я вновь сел в машину и двинулся в соседний переулок.

Доехав до места, где дорога была превращена в цепь барханов, я вышел и побежал. Кое-где мне приходилось перебираться через насыпи, я падал, иногда даже полз на животе, а затем, забравшись на вершину, съезжал вниз, зарываясь носом в пыль. Я старался лишь подальше держаться от полуразрушенных стен, где возможна еще активность пятен или сохранились временные поля.

Я не сразу сообразил, что добрался до перекрестка, где стоял дом Миры. Башня исчезла, дома напротив превратились в застывшие волны песка, и я узнал место по воротам, которые сам повалил трактором.

Через пару минут я подбежал к нужному дому. Теперь от него осталось полтора этажа. Куча песка стала выше, я с разбегу бросился на нее и пополз к стене. Достигнув ее, я прикоснулся к ней рукой, но не замер, помня о закономерности перемещения во времени, а продолжал ворочаться на месте, отчего подо мной стало образовываться углубление.

Уже через несколько секунд я испытал симптомы временного перехода. На этот раз ощущение было еще более приятным. Я сладко вздохнул и расслабился.

Свобода и покой овладели телом. Едва различимые внутренние потоки стали его разворачивать, и я провалился в невесомость. Вместе с этим пришла та странная тоска, которую я уже испытывал не раз. Она была похожа на затянувшийся предвестник катарсиса, тот самый, который испытываешь во время музыкальной партии, когда уже начинаешь понимать, что вот-вот хлынут слезы и ждешь, пока трагическое чувство поднимется от сердца вверх, разопрет горло и затем надавит на слезные железы.

В этот раз я таки разрыдался.

Я не знал, произошло ли перемещение, – у меня не было аппарата, чтобы определить это, – я бежал обратно, смахивая с лица слезы и пыль и протирая очки. Мои мысли снова возвращались к Мире и коричневому пиджаку Руслана, по-домашнему брошенному на кровать, и я не знал, на что их переключить.

Когда я пробегал мимо того места, где раньше стоял дом Миры, то подумал о своих сегодняшних открытиях, и мне показалось, что есть какое-то безумие в этих моих одиночных дневных патрулированиях, экспериментах, купаниях в саунах и переодеваниях в бутиках.

Как долго я мог позволить себе это все тянуть? Оккупированная зона постепенно становилась шире. Не достигнет ли она таким образом критической величины, когда процесс станет необратим?

И что меня беспокоит больше: отношение ко мне Миры или судьба человечества?

Я не знаю способа проникнуть в сердце девушки и завоевать его, но у меня почти готов план уничтожения хронокеров, для чего мне нужны люди и снаряжение.

О чем же я думаю? Почему не отправляюсь в тот пласт, где обитают сотни и тысячи россиян, среди которых, безусловно, отыщутся десятки добровольцев, готовых помочь мне в моих исследованиях?

Тяжело дыша, я добежал до машины и прыгнул на сиденье.

Назад я мчался, почти не сбавляя скорости.

Машина – судя по логотипу на руле, это был «опель» – подпрыгивала на бровках и сбивала урны, когда я заезжал на тротуары. Мне все время хотелось сократить расстояние, и я дважды срезал дорогу. В конце концов, я перепутал переулок и заблудился. Свернув вправо, я решил ехать вперед, пока не упрусь в реку.

Минут через десять блеснула вода, отражая белый глаз луны.

Я выехал на набережную, узнал местность и поддал газу.

«Поплавок» был заметен издалека, и по контурам я без труда догадался, что этот дом не станет больше ни для кого приютом.

Еще метров за двести до «Поплавка» я нажал на сигнал – сам не знаю зачем.

Я гнал «опель» во всю мощь мотора и через несколько секунд затормозил у здания, едва не нарушив незримую границу безопасности.

Окна были темны, электростанция молчала. Ни внутри, ни снаружи никого не было.

Не выскакивая из машины, я еще несколько раз посигналил и, подождав с минуту, принял решение немедленно ехать в магазин радиотоваров, где мы с Мирой брали рации.

Спустя несколько минут я уже настраивал одну из них: к счастью я запомнил частоту.

– Рома! – кричал я. – Где вы? Ответь! Прием!

Но где-то в эфире потрескивал костерок, и никто не хотел отвечать на мой вопрос.

И тогда я снова бросился за руль и вернулся к ресторану.

Крыши уже не было, а стены медленно сползали вниз.

Я вышел из машины, обошел «Поплавок», несколько раз негромко крикнул, огляделся.

Пару зданий за рекой также имели видимые разрушения.

Я задрал лицо и проорал проклятия.

Была прохладная лунная ночь. Небо усыпали звезды, и среди них была одна потухшая, сожранная тварями-хронокерами перед тем, как они прилетели на Землю.

Я пришел в себя в машине. В горле застряли спазмы. Пытаясь их проглотить, я строил новые планы.

Мог ли я промахнуться, когда перемещался из одного уровня в другой? Разве путь из пласта А в пласт В должен непреложно являться путем в тот же пласт В из пласта С, пусть они даже и совмещены в пространстве?

Необходимо это узнать.

Для начала мне нужен аппарат.

Я жал на газ, а в воображении передо мной представала разрушенная лаборатория. Я гнал от себя эти мысли, но они все равно возвращались.

Было часа три ночи, когда я подъехал к воротам института. Они были распахнуты с тех пор, как я открыл их в одном из измерений. Только войдя на территорию, я смог перевести дыхание.

Разрушений не было.

Я вошел в лабораторию, взял аппарат, погрузил его в машину и поехал на Садовое. Где бы я сейчас не находился, я могу без труда увидеть уровень, в котором остались мои компаньоны, используя в качестве исходной точки пласт реальной Москвы. Уровень Миры, как я для себя его назвал, опережает во времени реальную Москву на 0,00000025 секунды. Но, даже, если я увижу этот уровень в мониторе, то не смогу передать в него ни единого слова.

Я вспомнил о своих игрушечных зайчиках-барабанщиках и начал сопоставлять эту идею с находками Руслана, а потом поймал себя на том, что во мне появилась странная тяга вновь испытать ощущение сладковатой тоски, которое возникает при переходе из одного пласта в другой. Путешествовать по временам, имея при себе хроновизор, гораздо перспективнее, чем с мотком веревки.

Теперь, когда ничто меня не привязывает к определенному месту, мне не остается ничего другого, как броситься с головой в исследования, забыв обо всем.

Не надо больше беспокоиться ни о чистоте одежды, ни о запахе, ни о растительности на лице. Не надо ни перед кем отчитываться в проделанной работе. Не надо ссориться с Мирой…

И вновь вспомнился проклятый пиджак.

Я сам виноват. Нашел и отмыл этого чертового Руслана. Если бы я не делал этого, то был бы сейчас с Мирой. Теперь она бесконечно далеко от меня. Я потерял ее в миллиардах отражений.

Итак, есть только один способ умерить боль: немедленно заняться экспериментами.

Размышляя, я выехал на Садовое, остановился и, вытащив аппарат, начал его устанавливать. Из стоявшей неподалеку машины вынул аккумулятор, подсоединил к нему хроновизор и включил ускоренное сканирование.

Через пятнадцать минут я уже свободно мог рассматривать людей в военной форме, охраняющих резервацию.

Затем я взглянул на шкалу и меня прошиб пот: пласт, в котором я пребывал, находился в нескольких сотнях делений от условной границы «зоны основного заселения». Реальная Москва была смещена в положительную сторону почти на 0,00000015 секунды. Это значило, что «уровень Миры» располагался далеко за пределами видимой шкалы!

Я был в будущем реальной Москвы, но в прошлом Миры.

Сев обратно в машину, я откинул спинку сидения и закрыл глаза. Остаток ночи я провел в полудреме.

Когда рассвело, я вышел и походил немного по округе. Зашел в супермаркет, взял бутылку «Пепси» и упаковку печенья и на ходу стал перекусывать.

Меня определенно тянуло повторить переход во времени, и я расценил это как начинающуюся наркотическую зависимость. Быть может, во время перемещения в организме вырабатывался какой-нибудь гормон, наподобие эндорфина, и ввергал центральную нервную систему в особого рода транс. Во всяком случае, какие-то химические изменения во мне явно происходили.

Я вернулся назад, катя перед собой продуктовую тележку. Установив в нее аппарат, двинулся по улице в поиске подходящего места.

Увидев свежую кучку песка рядом с банкоматом, я выкатил тележку на тротуар, подошел к стене и остановился. Простоял с минуту, активно переминаясь с ноги на ногу, прежде чем ощутил первые симптомы перехода. В душу пробрался холодок, в коленях появилась слабость, захотелось прикоснуться к стене, прямо к месту, пожираемому пятном. Не удержавшись, я вытянул руку и увидел, как пальцы сами собой поплыли, удлиняясь, вперед. Затем в глазах потемнело, и я опустился на асфальт.

Придя в себя, я мотнул головой и оглянулся. Тележка стояла на месте. Поднявшись, я приблизился к ней и включил аппарат. Оказалось, что я сместился в будущее, всего на пятьдесят восемь делений.

На меня накатил сонный задор, и я двинулся дальше.

В ногах была слабость. Голова побаливала еще после падения тополя и была как после перепоя.

В какое-то мгновение я сказал себе, что теперь не стану ничего предпринимать до тех пор, пока не доберусь до самого мига первопричины, от которого время расслаивается веерообразно и последовательно в одночасье.

Я дошел до очередной разрушенной стены, оставил тележку и, подойдя к стене, присел на корточки и уперся руками в землю: так безопаснее падать.

После того, как переход завершился, я вернулся к хроновизору, который снова пришлось включать, хотя я оставил его работающим. Шкала показала минус сто двенадцать.

Я уперся руками в тележку и пошагал дальше.

Минут через двадцать после очередного выхода из транса я увидел невдалеке от себя двух мужчин, которые грузили в машину какие-то коробки. Они равнодушно глянули в мою сторону и продолжили работать. Видимо, здесь уже слышали о перемещениях и не придавали им особого значения.

Впрочем, что они могли знать? Что мир внезапно расслоился на множество альтернативных пластов?

Вряд ли ихинтересовала реальная картина. Они были слишком увлечены своими делами.

Я свернул в переулок и, больше не глядя в сторону незнакомцев, двинулся к центру от Садового.

Как ни странно, с каждым новым слепым прыжком во времени я все меньше и меньше испытывал состояние блаженства. Вероятно, организм постепенно освобождался от имеющихся запасов эндорфинов и не успевал синтезировать новые. Каждый мой последующий транс становился все осознанней и постепенно очищался от примесей телесной жизнедеятельности. Я стал замечать некоторые детали, скрывавшиеся от меня ранее. Например, передо мной внезапно предстал весь процесс мышления.

Оказалось, что все совершается не внутри меня, а снаружи. Так во время одного из переходов я заметил, что движение мысли во мне происходит как бы наоборот: вначале появляется ее отражение-следствие, а затем та непроявленная вспышка, которую должен отразить разум. В следующий раз я более пристально проследил за этим необычным явлением и понял, что на самом деле не было даже никакого отражательного процесса, просто мысль могла быть исходной и перевернутой. В случае перемещения в будущее так и было. В обратном же случае ко мне сначала прилетал перевертыш, а, стукнувшись о мой разум, он превращался в исходную мысль. Оттого, какая именно это была мысль, внутри меня происходили соответствующие побуждения, и разум становился своего рода магнитом, избирательно притягивающим мысли определенной тематики. Стоило процессу перехода завершиться, и я утрачивал способность видеть это движущееся ментальное поле и воспринимать собственный разум, как обусловленный объект.

К вечеру я едва держался на ногах. Я блуждал по перекресткам между Китай-городом и Садовым кольцом. Мне было совершенно ясно, что если в таком состоянии я неожиданно провалюсь в миг первопричины, кишащий исполинской тлей, то, скорей всего, немедленно стану легкой добычей одного из насекомых. Я знал, что мне нужен отдых и еда, но жуткий психоделический азарт не выпускал меня из своих объятий. Порой мне казалось, что в мозгу я испытываю нарастающий зуд, который по позвоночному столбу и затем по корешкам спинного мозга движется ко всему телу, но я не мог остановиться. Всего два или три раза я отдыхал по пять-десять минут, сидя прямо на асфальте, в стороне от осыпающихся стен, а потом, внезапно уколотый какой-то невыносимо ясной и мучительной мыслью, вскакивал и двигался дальше.

Наконец я в тысячный раз упал на тротуар и, проваливаясь в пустоту перехода, понял, что больше не смогу сделать ни шагу.

Наступила привычная тишина. Я уже ничего не ждал, ничего не хотел познать, просто плыл во времени, не ведая, куда двигаюсь – вперед или назад.

В следующее мгновение до ушей моих донесся отдаленный шум.

Приходя в себя, я понял, что шум слышится со стороны Садового.

Я отполз к своей тележке и, опершись на нее, поднялся.

В какой бы пласт я ни попал, сегодня мой организм не перенесет больше ни единого эксперимента.

Огибая большой золотящийся в лучах заката бархан, я выбрался на середину улицы и двинулся на шум.

В чувства меня привел сигнал автомашины – резкий, явственный. Через время прозвучал другой, в стороне. Затем еще один, совсем уже близко. Я глянул на монитор, но аппарат был выключен.

Я ускорил шаг, думая между тем, что, если я попал в один из слабозаселенных пластов, то мне удастся с кем-нибудь сегодня пообщаться, хоть в разграбляемом магазине, и это будет совсем неплохо для моей перегруженной психики.

Интересно, как эти люди восприняли катаклизм. Большинство из них потеряло родственников и до сих пор находится в полном неведении относительно происходящего.

В эту минуту между двумя домами мелькнул просвет. Я увидел переносные звенья невысокого заборчика и людей в форме.

За ними стоял автобус, в котором также сидели военные.

Еще дальше была дорога, по которой взад-вперед проезжали машины.

Движение было не таким оживленным, как в те времена, когда город жил обычной жизнью, не подозревая о близящемся нашествии, но и не таким, которое можно представить себе в слабозаселенном пласте.

Это была реальная Москву.