Текст книги "Нашествие хронокеров"

– Пока нет, – признался я.

– Я не хочу заниматься дурацким бесперспективным шопингом, а потом вернуться и обнаружить здесь развалины, – сказала Мира.

На губах Романа заиграла мягкая улыбка.

– Ну почему ты такая категоричная, Мира? – сказал он. – Ростислав все хорошо продумал. Мне кажется в этом ресторане сейчас мы более-менее в безопасности. Теперь у нас есть электричество. Вот если бы еще помыться…

В конце концов, мы пришли к консенсусу: я занимаюсь исследованиями и по мере возможности всем прочим. Роман будет ночным сторожем, а Мира дневным. Отлучаться надолго ей нет необходимости, ведь в округе полно разных магазинов. Если понадобится добыть что-нибудь особенное, этим займусь я.

Если через неделю мои исследования не принесут никаких результатов, мы переберемся за город и поищем там более перспективное жилье.

Я поехал с Мирой – правда, в разных машинах – и помог ей загрузиться продуктами и пластиковыми бадейками с водой.

Магазины и здания в округе были неповрежденными. Мы ходили по супермаркету, перебрасываясь короткими фразами.

Маску и очки для Романа нашли в секс-шопе. Потом заехали в магазин радиоэлектроники и выбрали там три портативных рации. Я настроил их на одну частоту, две из них дал Мире, третью положил на переднее сиденье пикапа.

Когда все было готово, я взял Миру за руку и сказал:

– Предлагаю разобраться в отношениях. Скажи, пожалуйста, за что ты меня так ненавидишь?

Мы стояли между двух машин перед ступенями магазина.

Пару мгновений Мира позволяла удерживать себя за руку. Затем высвободилась и, пожав плечами, сказала:

– Не понимаю я, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь?.. Мира, мы в беде. Нам надо себя спасать. Думаю, не буду слишком пафосным, если добавлю: и целую планету. Если мы станем между собой ругаться, то только потеряем время. Разве не так? Повторяю: сейчас очень важно объединить усилия. Мы совершенно ничего не знаем о том, что произошло. Тебя это беспокоит? Лично меня – да.

– Меня это тоже беспокоит, – сказала Мира. – Но я никак не возьму в толк, зачем столько пустых и отвлеченных разговоров. Разве не проще составить план из нескольких пунктов? Пункт один, пункт два, пункт три… и так далее. – Она поочередно загнула три пальца. – Каждый станет действовать в меру возможностей. Это и есть то, что ты называешь «объединить усилия». А еще важно слить воедино наши знания. Или, может, ты считаешь себя всезнающим?

– Конечно, нет! – сказал я. – Просто на данном этапе я беру ответственность на себя. И считаю это вполне логичным.

– Логичным? А ты моим мнением интересовался? Вместо того чтобы предложить план, рассчитанный на всех, ты собираешься все делать сам. Мне же, как существу более отсталому, предлагаешь заняться черновой работой. Хорошо, вот полный багажник продуктов, которых и так всюду полно. А дальше что? Я еду обратно, и мы с Ромой с нетерпением ждем твоего возвращения?

– Примерно так.

– А если ты вообще не вернешься?

– Обещаю вернуться.

– А если не сможешь?

– Я вернусь, – твердо сказал я.

– Ну, хорошо, – сказала Мира. – Я могу допустить, что ты на самом деле знаешь, чего хочешь, но мне почему-то кажется, что ты не представляешь, как это сделать. Ты ведешь себя слишком нерационально. Не хочу тебя обидеть, но, в общем, мне кажется, ты больше выдумщик, чем практик.

Мне сразу же вспомнился мой сон.

– Выдумщик… – Я попытался придать голосу равнодушный тон. – Но я стараюсь увидеть потенциальные возможности в известных фактах… Я хочу выстроить эффективную систему, по которой мы должны действовать.

В ее глазах блеснула насмешка.

– Ну-ну, – сказала она. – Вот как раз с этим у тебя проблема.

– Да потому что ты мне все время возражаешь. Ты готова спорить со мной по любому поводу. Все время.

Она сделала удивленную улыбку.

– Как понимать это «все время»? Мы с тобой совсем недавно познакомились.

– С каким удовольствием ты каждый раз стараешься меня кольнуть, – сказал я. – Видно, мне не повезло, и я отношусь к тому типу мужчин, которые тебе не нравятся генетически.

Мира посмотрела на меня. В ее взгляде не отразилось ни малейшего интереса.

– Нет. Лично против тебя я ничего не имею. Никаких определенных чувств. Я даже считаю, что если бы мы действовали параллельно, то есть в одном направлении, из нас могла бы получиться даже своего рода команда. Но ты сам меня все время то и дело задеваешь… Что-то пытаешься объяснить, доказать. И, хоть говоришь ты непрямо, у меня сложилось впечатление, что вместо того, чтобы спасать планету, в действительности ты пытаешься найти для меня место в своей жизни. Но отчего ты решил, что я в этом нуждаюсь?..

Она осеклась и на мгновение задумалась.

– Я пыталась устранить хаос, который ты создаешь вокруг себя, Ростик. Подсознательно… А ты воспринимаешь все это слишком обостренно. И откуда у тебя такая уверенность, что ты в состоянии спасти планету?

Внутри меня вспыхнула и стала разгораться обида.

– Очень любопытно, о каком это хаосе ты говоришь?

Она отвернулась и тоном холодной вежливости произнесла:

– Поверь мне, Ростик. Я хотела понять странный ход твоих мыслей, но ты сам не дал.

– Значит, все-таки, хотела?

– Разумеется. Но не смогла, потому что в них нет порядка так же, как и в твоих действиях. Ты совершенно непоследователен. Берешься за все сразу, хочешь продумать наперед, но наружу выдаешь только малопонятные рассуждения.

– Почему ты меня все время критикуешь? – вспылил я. – Что ты вообще можешь обо мне знать?

– Ты говорил, что занимался наукой до тех пор, пока не очутился на бирже. Не так ли?

В этот миг Мира показалась мне плоской бумажной фигуркой. Кто-то взял черный фломастер и нарисовал на вырезанной ножницами голове красивые вытаращенные глаза.

– Значит, желая тебе помочь, я тоже вел себя недостаточно последовательно?

Мира фыркнула, словно я сморозил невообразимую чепуху и, отвернувшись, села в машину, со вздохом сказала:

– Да уж! Типичнейший эгоист.

Ее слова полоснули меня ножом по горлу. Я почувствовал, что задыхаюсь.

Захотелось схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока из нее не вывалятся глупость и злость. Из-за своего легкомыслия и еще, возможно, дурацкой боязни за брата она совсем не замечает реальной картины.

Как она может такое говорить? Ну, разве не я пытался защитить ее в «Колонне»? Разве не вместе мы ходили в Дом Ученых? Не я разве чуть не погиб в развалинах из-за того, что силился спасти ее чокнутого бывшего мужа. И, в конце концов, кто раскопал их с Романом в заваленном гараже?

Борясь с дрожью в подбородке, я попытался изобразить улыбку. Кажется, вышла только судорожная гримаса.

– Значит, ты действительно считаешь меня эгоистом?

– Ради бога! – На лице ее появилось скучающее выражение. – Не принимай близко к сердцу. Просто ты такой же, как… – Она снова осеклась.

– Как большинство мужчин? – Я со злобной насмешкой смотрел ей в глаза. – Ах, чемпионка… А мне сначала казалось, что ты мыслишь более нестандартно. Что ж, женские разговоры всегда заканчиваются расхожими фразами. Если тебе нравится сопоставлять мужчин, то имей в виду, ассортимент ограничен: на Земле осталось всего две особи.

Ее точеный профиль на несколько мгновений застыл, а щеки слегка порозовели.

Не взглянув на меня, Мира с силой захлопнула дверь, завела мотор, и машина сорвалась с места.

Я вынул из-за пазухи золотую статуэтку и хотел было запустить ею в витрину, но заставил себя не делать этого. Возможно, во мне поселилось гнусное желание продемонстрировать Мире когда-нибудь свое благородство в противовес ее бессердечности.

Я посмотрел на реликвию и вновь убрал ее в карман.

Прежде чем уехать в город, я смотался на заправку, заполнил бадьи бензином, заправил бак и вернулся к «Поплавку».

Миры снаружи не было, лишь монотонно тарахтел генератор.

Я выкатил бадьи и установил их на расстоянии сорока метров от здания.

Злость кипела во мне уже меньше. Я сумел переключиться на мысли о пятнах.

Закончив с бадьями, я сел в машину и двинул в город.

Доехав до Садового, свернул налево.

Мне показалось, что новых разрушений я не вижу. Может, пришельцы просто временно удовлетворили свой аппетит и через день-два стоит ожидать новую волну?

Я знал одно небольшое предприятие по производству удобрений для комнатных цветов, где имелась приличная химическая лаборатория: в ней было предусмотрено аварийное электрообеспечение. Я бывал в этой лаборатории не раз у своего знакомого Сергея Покровского, который ею заведовал.

По пути я решил сделать небольшой крюк к Серпуховскому валу и взглянуть на свой бывший дом.

Следы разрушений появились уже в районе станции метро Тульская.

В одном месте посреди дороги был выгрызен котлован. Он пролегал в направлении большого здания и, доходя до него, делил пополам.

Я обратил внимание, что группы строений повреждены неравномерно. Например, светлые здания пострадали гораздо больше, чем дома, имеющие темную окраску; высотным строениям пришлось хуже, чем низким.

Подъехав к своему бывшему дому, я остановился и вышел из машины. Странно было смотреть на то, что осталось от шестнадцатиэтажного здания. Бока были изъедены, отчего стены приобрели причудливые формы. Песок, осыпаясь, образовывал кучки на карнизах и балконных перилах. Создавалось впечатление, что здание заснежено. Четыре верхних этажа отсутствовали, и дом увенчивался шапкой, похожей на желтоватый сугроб.

Моя квартира находилась на тринадцатом этаже. Позавчера я ее продал. Теперь от нее не осталось и следа.

Я подошел к дому, достал из кармана приготовленный коробок, высыпал из него спички и зачерпнул песка.

Затем вернулся к машине и поехал в лабораторию.

Перемена эпох наступила между девятью и десятью часами вечера. Естественно, лаборатория уже не работала, и двери были закрыты. Пришлось хорошенько потрудиться над замками, прежде чем мне удалось проникнуть внутрь.

Аккумулятор был заряжен, правда, чтобы его найти, я потратил почти полчаса.

Включив освещение, я подготовил стол, принес пробирки, фильтровальную бумагу, реактивы и дистиллированную воду.

К моему удовольствию в библиотечке лаборатории нашлось руководство по капельному химическому анализу, позволяющему определить качественный и количественный состав вещества. Я полистал брошюру, в которой была подробно описана последовательность действий, поставил ее перед собой и приступил к работе.

К трем часам дня я уже имел исчерпывающие представления об исследуемом веществе. Основными компонентами, из которых оно состояло, были хромат калия, фторид калия, иодид натрия и карбонат кальция. Эти соединения составляли девяносто четыре процента смеси. Кроме этого в ее состав входило несколько других соединений, но на их определение понадобилось бы еще несколько часов.

Я вышел из здания лаборатории в задумчивости. Агрессивные пятна превращали наши земные материалы во вполне привычные соединения. Могли ли дальнейшие исследования химического состава дать мне подсказку о природе пятен? Возможно. Однако чутье подсказывало, что эти асы маскировки рано или поздно должны себя проявить как-нибудь еще.

Я сел в машину, взял в руки рацию, увеличил громкость. Из динамика доносилось легкое потрескивание. Подавив в себе желание нажать кнопку и позвать Шишигу, – а вдруг он спит, и это прогневит Миру? – я выключил рацию и швырнул ее на сидение.

Вытащив из кармана свернутый вчетверо листок с выписанными химическими символами, я еще раз на него внимательно посмотрел. Это были первые научные свидетельства моей работы.

Кропотливый труд навеял на меня особое наркотическое состояние поиска, в котором я любил пребывать прежде. Я взглянул на часы. До вечера было еще много времени. Если я вернусь сейчас, то это иллюзия будет разрушена очередным столкновением с Мирой.

Я завел мотор, выехал с территории предприятия и повернул к городу.

Мне захотелось сделать что-нибудь целесообразное.

Не иначе, это случилось потому, что я вспомнил свой сон, когда мельком глянул в зеркало заднего вида. Вместе с тем в памяти всплыло то, как неприязненно рассматривала Мира мою перепачканную пылью одежду, когда вчера я пытался объяснить ей, что это именно я являюсь их спасителем.

Я вдруг подумал о том безупречном порядке и идеальной чистоте, которые видел в квартире Миры. Сам я в этом отношении всегда был довольно небрежен, и если не было рядом близкого и непосредственного товарища, который мог бы дать мне полезный намек, моя небрежность всегда грозила перерасти в неряшливость. Когда в прошлом году работа превратила меня в сумасшедшего, я иногда по нескольку дней кряду не менял одежду и ночевал прямо в лаборатории. И, видит Бог, нисколько от этого не страдал.

Прежде всего, я зашел в большой, солидный магазин одежды, где выбрал себе целый ворох самых шикарных нарядов. Чего стоили одни только кожаные брюки с рядами маленьких черных заклепок вдоль швов. К этим штанам, как мне показалось, хорошо подошла шелковая рубаха дымчатого цвета и узкий серый замшевый пиджак. Также я взял две кожаные куртки, берет, плащ, две пары брюк, джинсы, а также стопку белья и носков. В обувном отделе выбрал пару прочных спортивных полуботинок.

Рядом с магазином одежды был парфюмерный. Я взял там все необходимые бритвенные и туалетные принадлежности и поехал искать сауну.

Сауна нашлась довольно быстро, но тут меня ждали определенные трудности.

В помещении имелись парилка и бассейн, наполненный холодной водой. Опустив в нее руку, я почувствовал, как по спине пробегает мороз.

Парилка функционировала на электричестве, зато в предбаннике был оборудован настоящий камин, и лежала стопка дров.

Растопив камин, я разделся, взял мыло и шампунь и с криком запрыгнул в бассейн. Продолжая орать на всю сауну, я тер себя изо всех сил и даже несколько раз нырнул с головой.

В общей сложности я провел в воде около семи минут, но мне показалось, что они длились бесконечно долго.

Выскочив, я растер себя полотенцем, которое было приготовлено в предбаннике. Дрожа, я оделся во все новое и присел к камину.

Когда дрожь прекратилась, я взял бритвенные принадлежности и вернулся к бассейну. Я присел на парапет и стал бриться, разглядывая себя в зеркальце, которое нашлось в упаковке вместе со станком.

Я полоскал станок в воде, и черные лохмотья расплывались по бассейну, как причудливые водоросли.

Побрившись, я нанес на лицо ароматный гель, снова вышел в предбанник и посмотрел в зеркало. На меня тревожно глянул вполне ухоженный незнакомец, одетый вызывающе, как рок-певец. Полный гламур. Я подмигнул себе и почувствовал прилив оптимизма.

Пытаясь отогнать от себя назойливые мысли о своем внешнем виде и о том, повлияет ли избавление от бороды на отношение Миры ко мне, я ехал к дому.

Было все еще светло.

Вдруг я почувствовал, что голоден, и на минуту остановился возле маленького продуктового магазинчика.

Дверь была закрыта, и мне пришлось разбить витрину лишь для того, чтобы взять упаковку круасанов и бутылку колы. Выйдя, я обернулся и с сожалением глянул на разбитое стекло. Разве нельзя было найти открытый магазин? Ведь так я скоро превращусь в настоящего вандала!..

Подъезжая к «Поплавку», я издали увидел Миру. Она стояла в нескольких шагах от ресторана, облокотившись о перила, и смотрела в воду.

Я остановил машину и умышленно громко хлопнул дверью, но Мира даже не шелохнулась. Когда я подошел и, став рядом, попал в поле ее бокового зрения, она вздрогнула и, повернув голову, еще мгновение меня не узнавала.

– Имидж сменил, – сказал я. – А что такого?

С моего бритого подбородка взгляд Миры скользнул на мои кожаные брюки.

– О, Боже, – вздохнула она и пошла в направлении крыльца.

Я немного постоял и пошел следом. Мне захотелось чего-нибудь выпить, но я дал себе слово не прикладываться к спиртному. Вчера, когда мы с Шишигой, веселясь, пили коньяк, у меня мелькнула мысль, что все это похоже на пир во время апокалипсиса.

Я решил не перетаскивать взятое в магазине тряпье в «Поплавок», чтобы избавить себя от дополнительных насмешек со стороны Миры.

В помещении было тепло: работали кондиционеры. Я вошел в зал.

– Ростислав! – обрадовался Шишига. – Я пытался с вами связаться по трансиверу, но ваш не работал! Что случилось?

– Рация была отключена, – сказал я, присаживаясь на стул.

Миры в зале не было.

– Мы волновались. Что угодно могло произойти.

– Я соблюдал меры безопасности, – сказал я, нисколько не веря в это «мы».

– Как успехи? – спросил Шишига. – И где ваша бородка?

– Говори мне, пожалуйста, «ты», – сказал я. – Нас ведь всего трое на планете. К чему этот этикет?

Шишига расплылся в улыбке: ему было лестно мое предложение.

– Смог что-нибудь узнать? – спросил он, краснея.

Я достал из кармана сложенный лист и дал Шишиге.

– На-ка, взгляни. Это состав желтого порошка, которым засыпан город.

На лице Шишиги появилось восхищение.

Прочитав символы, он сказал:

– Какие-то соли?

Я кивнул.

– Будь среди нас опытный химик, – сказал я, – он, возможно, нашел бы какую-нибудь зацепку. Я пока ничего интересного не вижу.

Шишига сделал жест рукой, указывая на мою одежду.

– Ты в этом неплохо смотришься. Можешь и мне привезти разных шмоток?

– Без проблем. Но только скажи, что конкретно. Вкусы ведь бывают разные. К примеру, то, что сейчас на мне, раздражает твою сестру.

Шишига оглянулся, а затем осторожно спросил:

– Вы что, поссорились с Мирой?

– У нее ко мне патологическая ненависть.

Сказав это, я впервые подумал о себе и Мире, как о единственных потенциальных продолжателях рода людского.

– Нет. – Шишига покачал головой. – Мире всегда бывает трудно принять человека за своего. Может быть, вы в чем-то отличаетесь друг от друга, и ты сейчас ей кажешься еще… ну, как бы немного чужим. На самом деле она вовсе не злая, а наоборот – очень заботливая. Просто нужно некоторое время, чтобы ее приручить.

– Время? – Я нервно рассмеялся. – Что мы знаем теперь о времени? Сколько его у нас осталось? Сегодня утром я думал, что эти исследования дадут мне какую-то подсказку, почву для дальнейшей работы, но у меня по-прежнему нет никакого плана. А что касается твоей сестры, Рома, то, думаю, если я стану тратить время на ее приручение, мы все можем оказаться в одном нехорошем месте.

– Все-таки я поговорю с ней, – сказал Шишига.

В его глазах читалось такое искреннее желание помирить нас с Мирой, что я невольно улыбнулся.

– Ну, как знаешь, – сказал я. – А заняться шопингом мы с тобой можем и ночью.

Поднявшись, я взял стул и пошел на второй этаж.

Проходя мимо комнаты Миры, я чуть приглушил шаги. За дверью было тихо.

Я вошел в комнатушку, где на столе стоял мой хроновизор, поставил стул и сел. Возле подоконника была розетка, я наклонился и включил аппарат в сеть. Затем развернул его объективом к окну и нажал на пуск.

На мониторе загорелась заставка программы: моя собственная стилизованная физиономия в донкихотском шлеме.

Затем заставка растаяла, и появилось изображение набережной. Уже начало смеркаться, и я добавил чуть яркости и резкости, но от этого ухудшилась контрастность изображения.

Я открыл автоматическую полосу прокрутки и включил обратное сканирование.

Предыдущую секунду, которую показывал хроновизор, программа была в состоянии разделить на шесть миллиардов равных отрезков. В реальности их количество было неисчислимо, то есть состояло из бесконечного числа точек-нигилов, или, как я сам их называл, ничевоков. Что такое ничевоки – я не знал. Вернее, меня не удовлетворяли те несколько смехотворных определений, которые могла дать моя научная группа. Возможно, на поиск этого определения ушла бы жизнь не одного десятка поколений ученых, а может, поиск продолжался бы до тех пор, пока природа не подарила бы человечеству нового Эйнштейна.

Шесть миллиардов отрезков секунды – это далеко не предельная возможность современной кибернетики и электроники. Хроновизор был первой экспериментальной моделью. Я собрал его сам за собственные средства, а программу написал мой помощник Андрей Тихонов, тот самый, у которого я позавчера рассчитывал переночевать.

Программа автоматически задерживалась на каждом отрезке по полсекунды. Это была стандартная скорость сканирования. Ее можно было изменить в сторону увеличения или уменьшения, а если ее не изменять, то весь процесс наглядного сканирования одной секунды занял бы девяносто пять лет. И это была бы все та же предыдущая секунда.

Сканируемая секунда не являлась чем-то статичным, она была скорее совокупностью бесконечного количества движущихся параллельно континуумов, каждый из которых мог бы быть вероятной причиной последующего и следствием предыдущего.

Я уставился на монитор, и уже на третьем кадре меня бросило в жар.

По набережной, низко опустив голову, брел человек. За пол секунды, в течение которых демонстрировался кадр, он успел сделать один шаг.

Я немедленно остановил сканирование и вернулся на деление с меткой «минус три шестимиллиардных доли секунды».

Человек двигался в направлении «Поплавка». Он был одет в темный плащ и фуражку и походил на призрак. По мере его приближения я чувствовал не столько радость открытия, сколько страх. Разум вместо того, чтобы давать объяснения происходящему, оцепенел и не мог породить никакой догадки по поводу наблюдаемого мной факта.

Человек, существующий за три шестимиллиардных доли секунды до моей реальности, приблизился к зданию ресторана. Мне пришлось приподнять хроновизор, чтобы проследить еще несколько шагов незнакомца. В конце концов, он пропал из виду, и, судя по направлению движения, вошел в здание.

Я поставил хроновизор на стол и, выбежав на лестницу, глянул в зал.

За столом сидел Шишига и читал газету. Увидев меня, он шепотом спросил:

– Ну, как? Все еще ерепенится?

Я вперился взглядом во входную дверь, но она, как и следовало ожидать, осталась закрытой.

Значит, либо человек не вошел в зал, либо следствие, причиной которого было движение, совершенное им, не попадало в нашу реальность. Испытывая смешанные чувства, – разочарование, азарт, волнение – я махнул Шишиге рукой и побежал обратно.

Усевшись за монитор, я вновь запустил сканирование.

На одиннадцатом кадре появилась женщина. Она шла по тротуару, затем свернула, пересекла дорогу метрах в ста, постояла немного у реки, посмотрела по сторонам и побежала в противоположную сторону.

На семнадцатом кадре я увидел удаляющуюся машину. На двадцать девятом был старик. На тридцать восьмом – девушка. На сорок пятом – пара: мужчина и женщина; они стояли рядом с авто и о чем-то спорили.

В среднем каждый седьмой-восьмой кадр был обитаемым. Я сохранял все изображения в памяти хроновизора и продолжал сканирование до тех пор, пока не набралась галерея из нескольких десятков изображений.

Остановив процесс, я стал сверять картинки. Ничего особенного. Обычные люди, такие же, какие ходили по улицам Москвы до вчерашнего дня. Одежда некоторых из них были изрядно перепачканы известной мне желтоватой пылью. Я мог рассмотреть некоторые лица. На них были выражения отчаяния, испуга, отрешенности. На одной из фотографий лежал человек, и было неясно, жив он или нет.

За окном совсем уже стемнело. Я включил ускоренное сканирование без изображения, встал со стула и заходил по комнатке взад-вперед.

Кто были эти люди? Как они попали в прошлое? Связано ли их появление в отрезках предыдущей секунды с нашествием космических пятен?

Не в силах больше оставаться единственным свидетелем открытия, я выскочил в коридор и крикнул:

– Роман!

Когда Шишига вошел в комнату, сканирование уже завершилось, и я просматривал график. Шишига щелкнул было включателем, но я на него цыкнул, и он снова выключил свет.

На графике нарисовалась кривая Гаусса с несколько заостренной вершиной. Причем настоящее время (а вернее, время, в котором находился хроновизор) находилось в его самой нижней точке положительной области. Наибольшая активность соответствовала диапазону между минус одной и минус двумя шестимиллионными долями секунды. Мысленно я тут же назвал эту кривую «зоной основного заселения».

Выбрав середину этого диапазона, я стал сканировать вручную.

За окном были густые сумерки, и на экране виднелись лишь трудноразличимые тени.

Роман стоял рядом и терпеливо ждал. Неожиданно на мониторе появилась машина, свет фар разорвал темноту.

– Это за окном, что ли? – спросил Шишига полусерьезным тоном.

– Как видишь, – сказал я и стал крутить дальше.

Вдруг на экране вспыхнули фонари.

– Что это? – ахнул Роман.

Я остановил вращение.

Перед нами простиралась набережная от «Поплавка» до дальнего моста. Несколько ближних домов и один дальний также были озарены светом. По улице двигались машины, а на тротуаре можно было насчитать с десяток пешеходов.

– Перед нами Москва, – сказал я. – И ее жители.

– Это что, запись? – спросил Шишига.

– Нет, – сказал я. – Штуковина, через которую мы сейчас смотрим на улицу, называется хроновизором. Помнишь, я тебе о нем говорил? При помощи этого устройства мы видим прошлое, которое отстает от нас на один короткий миг.

Я пошевелил аппаратом и слегка изменил ракурс.

– Видишь?

– Ух ты черт! – потрясенно выдохнул Шишига. – Но это же… Это же вроде как параллельный мир!

– Нет, – сказал я. – Он не параллелен по отношению к нам.

– И они… эти люди… – Шишига стал заикаться. – Они ходят по улице… ездят на машинах… Там есть свет. Значит, у них не случилось катастрофы?

– Посмотри вон на те дома. – Я ткнул пальцем в монитор. – Там нет света. А вдалеке вообще все в темноте.

– Значит, и там катастрофа?

– Выходит, так.

– Жутко, – сказал Шишига.

– Жутковато, на первый взгляд, – согласился я.

– Если они не находятся в параллельном мире, то где? – спросил Шишига.

– Ну… Назовем это расслоением причинно-следственного континуума. Они позади нас. Но не в нашей… э-э… причине. – Я задумался и, наверное, молчал несколько минут, а затем сказал. – Теоретически это невозможно. По идее мы видим в хроновизоре наш мир – не какой-нибудь альтернативный – а именно наш. Но только такой, каким он был долю секунды назад.

– Я не понимаю, – сказал Шишига. – Вот… прошла секунда… и еще одна. Но я никого за окном не видел.

– Настоящее является следствием прошлого и причиной будущего, – сказал я. – Это ты понимаешь?

– Угу, – кивнул Шишига.

– В настоящем не может быть причины настоящего. Ты согласен?

– Согласен…

– Хроновизор видит прошлое, являющееся в свою очередь этой самой причиной и следствием еще более старого прошлого. Но возможности данной модели не позволяют определить различие между двумя нигилами, являющимися как бы краями причинно-следственной связи.

– Что такое нигил?

– Точка. И вместе с тем ничто. Бесконечно малое небытие. Ничевок.

– Ничевок? – повторил Роман.

– Да. Теперь ты понимаешь, какие два вывода можно сделать из проделанного опыта?

– Какие? – спросил Шишига.

– Эксперимент доказывает, что либо отрезки причинно-следственных отношений вообще не лежат на прямой, состоящей из последовательного ряда нигилов, либо то, что мы видим, не является причиной или предпричиной настоящего.

– А что является причиной настоящего? – спросил Шишига после некоторой паузы.

– Не знаю, – сказал я. – Не иначе, у нашей реальности и у той, которую мы видим на экране, причина общая, и лежит она где-нибудь позади. Здесь. Или здесь. – Я указал пальцем на шкалу полосы прокрутки. – Хотя и невероятно с точки зрения квантовой физики, чтобы причина могла быть настолько удалена от следствия…

В эту минуту ярко осветился подоконник, а в стекле отразился парень в белом поварском халате. Он подошел к столу, положил на него какой-то журнал и, согнувшись, стал в нем писать. В дверном проеме появилась женщина. Она беззвучно заговорила. Парень повернулся и кивнул. После этого он еще что-то написал в журнале, кинул на него ручку, захлопнул и вышел из кабинета.

Мы с минуту молчали. Наконец, я сказал:

– Кажется, время действительно расслоилось, Рома.

Я вытянул руку и подвигал ею в пространстве между объективом и окном.

Руки не было на мониторе, хотя она должна была там появиться. Если рука не появлялась на мониторе, это могло говорить только об одном – у моей руки отсутствовало прошлое. Иными словами, не существовало никакой причины появления руки в настоящем, однако в настоящем она явно была, и я ее отчетливо ощущал. Несколько раз сжав в руке невидимый эспандер, я убрал руку. Затем вновь подставил под объектив. И опять убрал. Продолжая повторять опыт, я смотрел на этот парадокс и пытался выискать в сознании хоть единственную мало-мальски разумную мысль, но в голову лез один бред.

Подоконник, набережная и дома существовали в каждом из мгновений прошлого вплоть до настоящего. Люди были рассеяны, причем основная масса их находилась в одной точке на вершине кривой нормального распределения. Следовательно, не остается предположить ничего другого, как то, что вершина кривой и есть настоящее, а все, что сдвинуто от нее в сторону – ближайшее будущее. В таком случае мы находимся, – я произвел быстрые вычисления в уме, – в ноль целых двадцать пять стомиллионных доли секунды со знаком плюс!

– Можно я Миру позову? – услышал я долетевшие издалека слова Шишиги. Смысл этих слов я понял уже на первом этаже. Кивнув головой идущему за мной Шишиге, я плечом открыл дверь, – в руках у меня был хроновизор, – и выскочил в вестибюль.