Текст книги "Нашествие хронокеров"

5

Вернулся я уже за полночь.

Как ни странно, Мира сидела за столом с Шишигой, и по обернувшимся ко мне лицам и их чуть взволнованным выражениям было похоже, что оба заняты тем, что ожидают меня.

– Зачем нам радиосвязь, если твоя рация постоянно отключена? – с упреком спросил Шишига, а Мира бросила не него удивленный взгляд: она не заметила, когда Роман перешел со мной на ты.

Я осторожно поставил хроновизор на стол.

– Аккумулятор от вашей машины стоит в пикапе, – сказал я. – Пришлось его на время одолжить. Ты уже рассказал Мире о том, что мы с тобой видели?

– Как смог, – ответил Шишига. – Правда, я сам мало что понял.

– Ничего. Сейчас попытаемся вместе разобраться.

Я сходил на кухню, выпил два стакана воды и, вернувшись, уселся за стол напротив Миры.

– Итак, – начал я. – В общих чертах картина выглядит следующим образом. Чуть больше двух суток назад нашу планету атаковало космическое воинство. Известно, что пришельцы обладают мощной разрушительной силой, при этом они совершенно невидимы для нас и потому неуязвимы. Прикасаясь к следам, оставляемым ими, мы не можем воздействовать на них, зато самих себя подвергаем опасности быть разрушенными и превращенными в песок или попасть в особое физическое поле, в котором происходит смещение временных слоев. Особым разрушениям подвергся центр, а также северные и западные районы Москвы. Предположительно некоторая часть населения погибла. Большинство же просто переместилось из реального времени в прошлые или будущие пласты, отстоящие от реального времени на малые промежутки. Вероятно, что расслоение на временной прямой произошло не последовательно, а в некотором смысле веретенообразно, образовав на прямой утолщение. Где-то на краю этого утолщения находимся и мы. Реальная Москва, хоть и претерпела значительные материальные разрушения, но все же по-прежнему функционирует. Инфраструктура по периферии города частично сохранена. Люди продолжают ходить на работу. Однако в городе объявлено особое положение. Центральные районы окружены забором, вся территория охраняется. В городе много иностранных спасателей. Я зашел в какое-то кафе, хотел посмотреть на лица людей вблизи. Там работал телевизор. Из транслируемых передач я понял, что катастрофа произошла в Москве и еще в некоторых прилегающих городках. Это значит, что на юг от нас – незараженные земли. То же касается всей Европы, Азии, Америки…

– Если где-то есть реальная Москва, то мне не понятно, где тогда мы находимся, – сказал Шишига.

– Не перебивай, Рома, – осекла его Мира.

– Время расслаивается, – продолжал я. – Жители центральных и северо-западных районов, попавшие в зону действия внеземного поля, но не имевшие непосредственного контакта с пятнами, остались живы, но были вытеснены из реального времени: каждый – в свое отдельное. Замечу, что пластов этих создалось гораздо больше, чем самих людей. Хроновизор обнаруживает, что на каждого из сосланных приходится приблизительно по пять пластов. В действительности их могут быть тысячи или даже миллионы. Эти пласты по структуре ничем не отличаются от реальной Москвы. Если хотите, можете называть их, альтернативными мирами. Попав в альтернативный мир, такие, как мы, невольные перебежчики во времени обнаруживали себя единственными уцелевшими на земле после загадочной катастрофы. Мы с Романом видели таких людей из окна второго этажа с помощью хроновизора. Эти перебежчики – наши собратья по несчастью. Они по-прежнему бродят по внезапно опустевшим улицам в поисках кого-нибудь. Странным образом в альтернативные пласты попала только неживая и неподвижная природа. Суждено ли соединиться когда-нибудь этим мирам или они движутся совершенно в разных направлениях – об этом я не могу сейчас сказать, но то, что у всех без исключения пластов есть одна общая первопричина – это факт. И в нашем мире, и в мирах других одиноких робинзонов, и в реальной Москве – идентичные разрушения и одинаковые кучи песка. Я долго пытался отыскать отрезок, в котором находится эта причина и, кажется, нашел. Доехав до тех мест, в которых продолжает сохраняться активность пятен, я принялся сканировать стены разрушающихся зданий, и вот что мне удалось увидеть.

Я взял хроновизор, вставил в него отсоединенный выпрямитель тока и поднес к столику, рядом с которым в стене была розетка. Включив аппарат, я открыл несколько изображений, сохраненных в памяти, и подозвал компаньонов. Шишига и Мира подошли и наклонились над монитором.

– Слишком темно, – покачал головой Роман. – Хоть ночь и лунная.

– Чудовища какие-то, – прошептала Мира.

– Пока, как видите, различимы лишь их вытянутые тела.

– Эти? – воскликнул Шишига. – Да они же размерами с автомобиль!

– Не меньше, – согласился я. – И при этом они каким-то образом удерживаются на отвесных стенах домов. Существа находятся по данным хроновизора за четыре шестимиллионные секунды до нас. Это невероятно много. Находясь там, они уничтожают мир, еще не рожденный в настоящем. Я пытался их рассмотреть, но было слишком темно и не было возможности подойти ближе. Замечу, что приближаться к ним крайне опасно. Находясь в местах скоплений этих тварей, можно либо погибнуть, либо перескочить в другой временной пласт. Когда мы с вами расстались в первую ночь, и я отправился за Федором, именно это с нами и случилось. Вначале исчез Федор. Он вошел в комнату и пропал. Тогда мне не было известно, что на самом деле Федор переместился в другой временной пласт. Видимо, тоже самое произошло и со мной. На следующий день, когда я отыскал ваш гараж, то ничего, кроме пустой машины, я в нем не обнаружил. В порыве отчаяния я утратил над собой контроль и попал в зону действия временного поля пришельцев. Я испытал странное ощущение, оно было похоже на сладковатую тоску, вроде ностальгии, вслед за которой наступил провал. Когда я очнулся, все было таким же как раньше, только в моем мире появились вы. Вернее, это я перенесся в тот пласт, в котором находился прежде. Каким образом это произошло – я пока не знаю. Ведь согласно теории вероятности я мог бы попасть в любой из бесчисленных пластов Москвы, кроме вашего, ведь однажды я там уже побывал. Может, причина этого совпадения кроется в самом месте перехода, временных воротах, которые находятся рядом с перекрестком Пречистенки и Смоленского. А может, причина – я сам? Дело в том, что те изменения, которые я произвел в своем мире – движение транспорта, освобождение гаражных ворот – все это каким-то образом переместилось и на ваш пласт! Кроме того, я взял хроновизор на своем пласте, и вместе со мной он переместился на ваш. Впрочем, завтра я съезжу и за его братом-близнецом. И вот еще одна вещь, которая теперь в этом мире в двух экземплярах. – Я достал из внутреннего кармана пиджака золотую статуэтку бегущей девушки. – Я взял ее как реликвию, а теперь возвращаю.

Поставив статуэтку перед Мирой, я продолжал:

– Если я смог перенестись из одного временного пласта в другой, значит, не исключена возможность проникновения на тот уровень, где осталась основная часть населения. Полагаю, что переместиться может только лишь движущийся предмет. Это и объясняет тот факт, что переместились именно люди и, как вы сами видели, некоторая часть машин. – Я машинально погладил отсутствующую бороду. – Все эти наблюдения позволяют нам уже завтра приступить к исследованиям. Есть места, где действуют временные поля, и есть хроновизор, который позволяет проводить с ними эксперименты. Нет ничего проще, чем запустить движущийся предмет, – например, игрушечный луноход, – в зону действия такого поля, дождаться, пока он исчезнет, а затем при помощи хроновизора отыскать временной пласт, на котором он окажется. Нам надо найти такие ворота, которые приведут нас домой. Это очень долгий процесс, но теперь, если лаборатория все еще цела, у нас есть уже два хроновизора, и мы можем работать синхронно. Важно помнить лишь, что существует опасность потерять друг друга во временах. А я этого больше не хочу.

Я заглянул Мире в ее волшебные глаза. В ответ она посмотрела с нежностью. Рука ее обхватила золотую статуэтку, а указательный палец погладил бегущую девушку по развевающимся волосам.

– Ни фига себе расклад! – сказал Шишига. – А как же быть с этими, что по стенам лазят?

– Завтра постараемся их рассмотреть, – сказал я. – Кстати, предлагаю называть этих существ хронокерами, поскольку они обладают явной свободой взаимодействия со временем. И еще. Думаю, должны отыскаться и такие ворота, которые позволят нам проникнуть в тот пласт, где находится момент нашей общей причины – миг, где теперь обитают хронокеры.

– Да ты что! – воскликнул Шишига. – Попасть прямо к этим тварям?

– Думаю, в общей с ними реальности они не так уж и опасны, – ответил я. – Иначе стоило бы им прятаться от нас в прошлом?

Шишига подумал и сказал:

– Логично.

– Спасибо, Ростик, – сказала, наконец, Мира. Ее щеки заалели. – Ты дал нам всем надежду.

По-моему, она хотела сказать что-то еще, но неожиданно смутилась. Я улыбнулся в ответ:

– Спасибо тебе за поддержку, чемпионка. Но еще мало сделано. Все остальное впереди.

– А в той Москве, которая реальная, там уже догадались о существовании этих самых… хронокеров? – спросил Шишига.

– Сомневаюсь. Хроновизор уникален. Другого такого в мире не существует. Разве что только, если они воспользуются близнецом этого. Впрочем, это мы можем узнать. Если в реальном времени аппарат по-прежнему пылится в лаборатории, значит, там еще ничего о расслоении времени и хронокерах не знают.

– И не скоро узнают, – угрюмо сказал Шишига. – Как ты думаешь, а эти твари разумны?

– Я еще не изучал особенно график расслоения времени, но кривая нормального распределения вызывает у меня некоторые подозрения. Создается впечатление, что есть внутренняя закономерность в том, как робинзоны разбросаны по временам. Нарушение фундаментального закона вероятности говорит об элементе преднамеренности в происшедшем…

Тут я заметил, что Мира и Роман совершенно уже перестали меня понимать. Оба были настолько поражены услышанным, что не могли уже воспринимать дальнейшие мои разглагольствования с достаточным вниманием.

Я тоже чувствовал себя утомленным и сказал:

– Ребята! Завтра я пораньше хочу взяться за работу, поэтому, если не возражаете, сейчас лягу спать. Надо, чтобы немного утряслось то, что мы узнали сегодня.

Я посмотрел на Миру. Она улыбнулась и спросила:

– Может, поесть хочешь?

Кажется, наши отношения налаживаются, подумал я и, улыбнувшись, покачал головой:

– Спасибо. Я перекусывал по пути.

Я встал и пошел устраивать постель.

– Ну, а мне на вахту, – сказал Шишига.

Ночью я несколько раз просыпался и каждый раз раздраженно задавал себе вопрос: что мне мешает привезти сюда кровать? Хотя бы надувной матрац. В магазинах полно таких самонадувающихся штуковин. Подумав так, я переворачивался на другой бок и вновь засыпал.

Я проспал до семи утра. Найдя на кухне веревку, я взял бадейку с водой и вышел на улицу. Там опять было солнечно и еще более холодно.

Обойдя здание, я прикрепил бадейку к кронштейну навеса над входом в подвал и устроил что-то вроде умывальника. Умывшись, нагреб в руки одежду и вернулся в дом. В кухне все было подготовлено для того, чтобы на завтрак не тратить много времени.

Я поставил вариться кофе, а сам разложил на подносе нарезанный хлеб, открыл банку с икрой, принес из холодильника масло. Через пять минут завтрак аристократа был готов.

Я перенес все в зал, расставил на столе. Затем с некоторым сомнением поглядел на спящего Шишигу, налил в одну из чашек дымящегося кофе, поставил на поднос, а рядом на блюдце положил три бутерброда и понес все это на второй этаж.

Тихонько постучав в дверь Миры, я вошел в комнату.

Девушка натянула на себя одеяло и уставилась на меня слегка опухшими глазами. Видимо, она спала крепко, потому что не сразу вспомнила, как мило и по-дружески мы расстались вчера вечером: это я понял по ее первоначальной попытке изобразить на лице недовольство. Но тут же во взгляде ее промелькнула светлая искорка, и недовольство сменилось простодушной растерянностью.

Мира и впрямь не знала, как ей отреагировать на мой пассаж, и сам я вдруг почувствовал, что выгляжу нелепо. Поставив поднос на столешницу бара-холодильника, рядом с золотой статуэткой, я развел руками и сказал:

– Доброе утро!

Она улыбнулась.

– Доброе утро, Ростик. Ты можешь быть таким милым…

Я немного замялся и, не зная, что сказать, хотел выйти, но Мира снова заговорила:

– Вчера твоя теория сильно меня впечатлила. Я долго не могла уснуть. Все лежала и думала, как это будет выглядеть: луноход возьмет и просто на глазах исчезнет?

– Какой луноход? – не сразу сообразил я.

– Игрушечный, – сказала она. – Тот, который ты собираешься применить в эксперименте.

– Это может быть танк или грузовик, – сказал я, – не имеет значения. Главное, что с помощью заводной игрушки и хроновизора мы сможем провести испытание канала между двумя временными пластами.

Я еще раз улыбнулся.

– Не буду больше смущать. Оставляю наедине с завтраком.

Спустившись вниз, я обнаружил, что Шишига уже сидит за столом и энергично намазывает хлеб маслом.

– Привет! – радостно сказал он. – Кофе в постель? Молодец! На правильном пути. Мире это нравится. Федя тоже любил такие жесты делать.

– Вот и отлично… – пробормотал я, чувствуя, как настроение слегка омрачается. – А из-за чего, кстати, они расстались?

– Да просто характерами не сошлись. Федя был слишком навязчив в своих идеях. Я таких людей не понимаю.

– В каких это идеях? – спросил я.

– В идеях достижения абсолютного счастья.

– Как это?

– Ну, понимаешь, он слишком много уделял внимание их отношениям. Хотел, чтобы эти отношения становились все гармоничнее и гармоничнее. При этом сам он был ужасно консервативным. Никогда не искал новых методов. Если им случалось поссориться, он мог ее уговаривать по несколько часов подряд. Ругал, умолял, упрашивал, снова ругал, но в конечном счете слушал только самого себя. Держи бутерброд.

Мы принялись завтракать.

– Ну, а Мира? – спросил я.

– Что Мира?

– Какая она была в семейных отношениях?

Шишига посмотрел на меня с неюношеской хитростью и сказал:

– Мира – девушка то, что надо. В ссоре она лучше промолчит, чем поспорит. И никогда не заплачет. Хотя, она тоже немного консервативная…

– Ты-то откуда все о них так хорошо знаешь? – спросил я.

– А я жил с ними некоторое время.

Я подумал о Федоре, какой он умница все-таки, грезил о счастливой семье, позволил жить в квартире брату жены, а потом и вовсе оставил им всю квартиру.

Потом я подумал о бутербродах и о том, что запасов соленой икры нам хватит на два-три года, а вот хлеба – не больше, чем на две недели, потому что теперь эти запасы для нас ограничиваются не количеством их в магазинах, а сроком хранения. Надо будет привезти в «Поплавок» муку и минихлебопекарню. А еще надо срочно запастись сливочным маслом – в морозилке еще полно места.

После завтрака я обхватил руками хроновизор и отнес его к машине. Сев за руль, я включил рацию: Шишига взял с меня обещание быть всегда на связи и слишком далеко не отъезжать, чтобы связь не прерывалась.

Отчего-то меня снова потянуло к Пречистенке, и уже через двадцать пять минут я остановился на том самом повороте, где во рву был погребен троллейбус.

Ров стал еще шире, но, похоже, активности здесь не было. Стена зданий по левой стороне Пречистенки, вплоть до разрушенной библиотеки, продолжала еще стоять, хоть в некоторых местах уже снизилась до третьего этажа. Справа здания пострадали еще больше. Процесс выцветания стен продолжался и сейчас.

Я вышел из машины, поставил хроновизор на крышу кабины, перенес с платформы аккумулятор и несколько минут занимался подключением.

Когда все было готово, я навел объектив на стены, с которых сыпался песок, и включил аппарат.

Программа была остановлена на том кадре, который я посчитал вчера моментом причины настоящего.

Когда появилось изображение, я испытал чувство такого отвращения, которое не испытывал ни разу в жизни. Желудок судорожно сократился, и я с трудом сдержался, чтобы не расстаться со своим завтраком.

Подобное чувство я испытал однажды в студенчестве, когда ночевал в общежитии коридорного типа у своего приятеля. Я проснулся от жажды, взял стакан и отправился на кухню набрать в кране воды. Когда я включил свет, пол под ногами внезапно зашевелился, и во все стороны от меня ринулись десятки разнокалиберных тараканов – от рыжих, размером с чечевичное зернышко, до шоколадно-черных, размером с крупный желудь.

То, что я увидел перед собой, было в тысячу раз омерзительнее.

Стены полуразрушенных зданий сплошь облепили скопления гигантских тлей. Каждая в длину достигала трех, а то и четырех метров. Это были жирные монстры с маленькими треугольными головами, лоснящимися зеленоватыми брюхами и черными мускулистыми лапами. Лап было по шесть пар. Задние, мощные, как у кузнечика, увеличенного в миллион раз, по толщине напоминали столбы электропередач. Я насчитал на них по три коленных сустава. У некоторых тлей были довольно большие полупрозрачные крылья – как у исполинских мотыльков, у других особей они были поменьше. Тли копошились, перебирались друг через друга, подергивали крылышками, – одним словом, вели себя, как настоящие насекомые.

Увидев чудовищ, я так растерялся, что некоторое время не мог двигаться. Все волоски на моей кожи стояли дыбом, желудок и пищевод стиснул болезненный спазм, дыхание стало затрудненным. Мне хотелось отвернуться, но я не мог и стоял, как парализованный перед монитором.

Тли пребывали в непрерывном шевелении, картина была настолько отталкивающая и пугающая, что я понял: еще минута, и я либо потеряю сознание, либо сойду с ума.

Наконец, вернулся контроль над руками. С трудом справившись с чувством отвращения, я продолжил исследование. Взяв хроновизор, я стал его разворачивать, переводя объектив с одного здания на другое. Вся Пречистенка была покрыта шевелящейся изумрудной массой. Некоторые существа переползали с одной стороны улицы на другую, неуклюже перебираясь через завалы песка. Выходит, я ошибочно полагал, что песок можно использовать для изготовления защитного вала.

Иногда скопление тлей на стенах утолщалось и некоторым особям не хватало места. Те, что были с крыльями, отталкивались и благополучно перелетали на свободные участки. Бескрылые же оставались на месте, цепко держась за стену и ожидая, когда прекратится сутолока.

Тли впивались толстыми хоботками в стены, и в этих местах штукатурка тотчас бледнела. Из-под брюх тлей время от времени сыпался песок.

Внезапно у одного из зданий рухнула стена – и на мониторе, и в реальности. Несколько тлей успели взмыть в воздух, другие, торопливо двигая лапами, выбирались из обвала.

Я понял, что пот заливает мне лицо и, отыскав платок, стал вытираться. По телу проходила неприятная мелкая дрожь.

Как же эти твари преодолели толщу космического пространства? Не иначе, кроме законов аэродинамики, им известны и другие области физики.

Одна из тлей, отделившись от дальнего строения, полетела в мою сторону, постепенно приближаясь. Я еле сдержался, чтоб не броситься бежать. Зрелище было удручающим. Я заволновался и хотел было уже выключить хроновизор, но тля свернула и села на стену того самого здания, рядом с которым случилось мое перемещение во времени. Я успел рассмотреть на груди чудовища округлой формы выступ, смутно напоминающий человеческое лицо. Из того места, где должны находиться уши, росли две дополнительные конечности полутораметровой длины с бахромой на концах. В полете эта бахрома шевелилась и походила на пальцы пианиста во время игры.

Я вернул изображение летящей тли и, зафиксировав его, посмотрел в увеличении. От увиденного волосы на моей голове стали дыбом. То, что находилось на груди монстра, и впрямь очень походило на лицо, причем это было лицо старухи, такой древней, что морщины на ее уродливом лбу и щеках превратились в жуткие рытвины, кожа вокруг глазниц втянулась и почернела, а вместо глаз были дырки. Лицо это раза в три превосходило по размерам человеческое, и было непонятно, какую функцию оно может выполнять, ведь в полуметре над ним на короткой шее торчала овальная голова с толстым хоботом-присоской.

Сделав еще несколько снимков, я выключил хроновизор и убрал его в машину, а аккумулятор поставил на платформу.

Я сел за руль и некоторое время внимательно наблюдал за осыпающимися стенами домов. Мне представился великан с огнеметом, он входит в прошлое и поливает пламенем мерзкие зеленые колонии, твари вспыхивают тысячами, корчатся и исчезают, а великан все идет и идет среди строений, разбрызгивая направо и налево огневые струи, и этот великан – я.

После самовнушения легче не стало, однако отвращение сменилось злостью и приливом энтузиазма. Мне предстояло начать эксперименты, которые запланировал вчера, но я решил подыскать для этого менее разрушенное место. Наблюдать хронокеров в таких массовых скоплениях больше не хотелось.

Я проехался по Садовому, нашел магазин детских игрушек и выволок оттуда целую коробку китайских заводных утят, щенков, клоунов, божьих коровок и машинок.

Поездив еще немного, я отыскал подходящее место и приступил к работе.

Это был внутренний угол двух зданий, на стенах которых виднелись следы выцветания, которые сразу напомнили мне о тлях и огнемете.

Площадка между домами была гладко заасфальтирована, и на ней не было никаких помех для движения игрушек.

Предусмотрительно остановив машину метров за десять от угла, я вышел, приблизился к мысленной черте, за которую мне нельзя переходить и остановился. Я прислушался к своим ощущениям, даже на минуту закрыл глаза. Никакие сладостные томления меня не тревожили, и ничто не говорило о возможной опасности.

Я завел игрушку, – это оказался гоночный автомобиль, – и, направив его носом в самый угол, отпустил. Машинка зажужжала и быстро ринулась вперед. Через несколько секунд она уткнулась носом в стену и заглохла. Ничего не произошло. Я хотел подойти к ней, чтобы взять в руки и повторить эксперимент, но что-то заставило меня остановиться. В памяти всплыли минуты, когда я лежал с закрытыми глазами на куче песка и думал об одиночестве и свободе. Может, только мыслящие и чувствующие существа способны перемещаться в этих полях? Я хотел сходить за другой игрушкой, но внезапно машинка исчезла.

Все произошло абсолютно беззвучно. Несколько секунд я чувствовал себя одураченным, как зритель в цирке, которому показали простой, но вместе с тем невозможный с точки зрения логики фокус.

Машинки не было.

Я подошел к «тойоте» и, установив на крыше хроновизор, включил его.

Глупая затея, подумал я сразу. Хоть в одном из шести миллиардов кадров шкалы и существует игрушка, которую я только что держал в руках, отыскать ее невероятно трудно. Автоматически хроновизор может найти кадры, в которых происходит самое активное движение, но машинка, доехав до угла, остановилась, превратившись в мертвую природу.

Я тут же сообразил что надо делать. Выудив из коробки с игрушками клоуна-барабанщика, я завел его и направил в угол. Клоун, выбивая дроби, прошагал по дуге, затем развернулся к стене и, доковыляв до нее, в конце концов, уперся улыбающейся физиономией в штукатурку.

Тогда я поступил иначе. На этот раз я отыскал другого барабанщика – зайца, который не был приспособлен к ходьбе. Я усадил его на танк, завел обе игрушки и, направив их в магический угол, бросился к хроновизору.

Как только игрушки исчезли, я запустил автоматическое сканирование «без картинки» и стал ждать. Но стоило мне сопоставить стандартное время сканирования и потенциальные возможности зайчика, уверенность в положительных результатах эксперимента исчезла. Тем не менее, идея была найдена, и для ее реализации мне необходимы были не механические заводные зайчики, а зайчики на батарейках, которые смогут барабанить в течение целого дня.

Прошло несколько минут, и программа сообщила об окончании сканирование. Я нажал на кнопку «результаты» и тут же увидел машинку, танк и зайчика, который был неподвижен. Все-таки получилось!

Я записал данные о кадре в память. Момент располагался почти посредине между нами и Москвой реальной, чуть ближе к нам. Теперь мне надо было узнать, чем интересен этот временной пласт.

Я поставил хроновизор поверх аккумулятора и установил его внутри кабины – так, чтобы можно было ездить по улицам и одновременно осматривать Москву.

Объехав десятка два улиц, я не встретил ни души. Это был пустынный, безжизненный пласт. Если и были в нем люди, то единицы, как и в нашем, и отыскать их было слишком трудно.

Я понял, что теперь всякая неудача будет напоминать мне картину разрушенных домов, покрытых тысячами зеленых чудовищ.

Чтобы не тратить понапрасну время, я решил найти новые ворота.

Подобрав подходящее место, я повторил эксперимент, без особых трудностей определил момент времени, в который попал очередной зайчик, и снова стал патрулировать по улицам. И опять безрезультатно.

До часу дня мне удалось найти два пласта, в каждом из которых можно было без труда встретить по несколько человек в течение получаса. Все эти горожане были заняты хождением по магазинам и мародерством.

Оба пласта располагались в непосредственной близости от реального времени, то есть в «зоне основного заселения». У меня были ворота, через которые я мог бы проникнуть туда. Допустим, мы с Мирой и Романом переселились бы в один из этих уровней. Что бы нам это дало? Несколько сот человек, бродящих по городу, разумеется могли бы помочь мне в проведении экспериментов и поисках той Москвы, которая жила в реальном времени. Для этого сначала понадобилось бы много раз проникать в пустынные пласты и добывать там хроновизоры, а потом, соблюдая меры безопасности, делать то же, чем сейчас я занимался сам. Это повысило бы шансы отыскать ворота в пласт реального времени, если таковые существуют. Но этой коллективной работе предшествовала бы организация. Сколько сил пришлось бы мне приложить, чтобы завоевать лидерство в группе, состоящей хотя бы из десятка человек!

Не спеша проезжая по улице, я смотрел на этих людей и иногда видел их глаза. В них поблескивали хищные инстинкты и одновременно непонимание, как разделить все добро, оставшееся от исчезнувшего человечества. Было странно видеть бывших жителей центра Москвы, которые в большинстве своем относились к сословию, имевшему достаток выше среднего, рыскающими с нездоровым азартом по дорогим магазинам. Но людям, живущим в тех мирах, теперь принадлежала целая планета. Каждый из робинзонов мог взять себе по государству и управлять им. Продовольствия, оборудования и одежды при правильном подходе вполне хватило бы на самую богатую за всю историю жизнь. Оставшиеся годы можно было посвятить обнаружению все новых и новых собственных сокровищ. Вот только с годами мир начинал бы меняться, стены домов обветшали, сквозь трещины асфальта на улицах проросли бы трава и кустарники, запыленные магазины превратились в гниющие свалки, оборудование пришло в негодность.

Впрочем, кто знает, что может произойти с миром в ближайшие годы. Если инопланетные монстры многократно размножатся, – а ведь, не имея никаких врагов в причинном прошлом, где они сейчас обитают, они могут сделать это особого труда, – то очень скоро они распространятся на неоккупированные территории и, в конце концов, захватят всю землю.

Но не всякий человек способен четко представить себе свое будущее. Многие слепнут, видя перед глазами кратковременную иллюзию, и готовы вступить в бой для того, чтобы защитить свое право на полновластное обладание ею. Ведь даже в самых крошечных сообществах могут возникать конфликты практически на пустом месте. Стоит отступить условностям, сберегающим порядок в обществе, на полшага назад, как человек превращается в варвара, способного разрушить целую историю.

Именно такого рода инстинкты я наблюдал в глазах обитателей двух слабозаселенных временных пластов Москвы.

Я отключил хроновизор и поехал в институт. Завтра придется оставить Романа одного и попробовать поработать в паре с Мирой. Как-никак это сразу же увеличит наши шансы вдвое.

То, что в наших отношениях наметились положительные сдвиги, меня радовало куда больше, чем я позволял себе показать. Во время утреннего разговора с Мирой я постарался задвинуть поглубже свои настоящие чувства по отношению к ней, к ее волнующей, недосягаемой красоте. Где-то в глубине души я сходил с ума, даже в те минуты, когда полностью забывался, погруженный в свои исследования. Я постоянно испытывал этот привкус потенциальной возможности прикоснуться к любимому существу, смешанный с горечью необъяснимой и трагической отверженности.

Хроновизор стоял на том же самом месте, где я нашел его в прошлый раз. Итак, мои гипотезы полностью подтвердились. Погрузив аппарат в машину, я связался с Шишигой, спросил, какой у него размер одежды, и, сообщив ему, что вернусь примерно через час, отключился.

Заехав в какой-то бутик, я набрал побольше всяких модных и удобных вещей, несколько пар утепленных и облегченных кроссовок, вернулся назад и положил все это на сидение. Шишига будет рад, подумал я, мысленно улыбнувшись, и в этот миг внутри меня прокатилась какая-то холодная волна.

Я стоял перед раскрытой дверью «тойоты», смотрел на ворох модной одежды и думал о том, что мои исследования слишком напоминают работу любителя. Эта возня с машинками, поиски цели методом произвольного «тыка», постоянное перетаскивание аккумулятора с платформы на крышу и обратно, отсутствие необходимого программного обеспечения – все это не поддается никакому планированию. А что, если мне вообще никогда не удастся найти ворота в реальную Москву? Ведь на самом деле сделать это куда сложнее, чем отыскать иголку в стоге сена. И тогда Роману, такому молодому, симпатичному, простосердечному парню, чья жизнь и так намертво привязана к темному времени суток, не останется ничего другого, как, вырядившись во все это тряпье, бродить вокруг дома, охраняя сон своих друзей. Модная одежда не станет частью его имиджа, как члена общества. Цвет, покрой, фирменные швы и карманы потеряют всякое значение. Эти маленькие признаки современной культуры, которые сам я всегда презирал, о которых можно говорить или молчать, которыми можно слегка дополнять образ и использовать их в сексуальном общении, как не сказанные слова, просто отомрут без всякой возможности возрождения. Я подумал об этом потому, что именно появление Миры в моей собственной жизни заставило меня самого напялить на себя яркий наряд, побриться, особым образом держать голову и по-другому смотреть. И, несмотря на то, что я находил во всем этом комичное пижонство, до тех пор, пока я буду рядом с этой неприступной девушкой, я буду питать сей образ, дополняя его все новыми и новыми оттенками.