Текст книги "Ветви Ихуа"

4

Они вышли из лифта и долго шагали по гулкому коридору. Сигурд ждал, что полковник вот-вот рухнет, но тот шел, не шатаясь.

Воздух негромко шумел в вентиляционных трубах: это говорило, как полагал Сигурд, о достаточно большой глубине уровня. Они прошли пост (полковник показал часовому удостоверение), миновали несколько металлических дверей (полковник открывал их при помощи кодов, которые, то и дело сбиваясь, набирал на клавиатурах) и оказались в небольшом помещении. Посреди него на широкой круглой плите стоял танк – в точности такой же, какие Сигурд видел в коротком репортаже, что в Алгирске показывала Руна. Теперь Сигурд досконально знал устройство танка: резцы, дрели, обтекатели, уплотнители – каждая деталь имела свое назначение, и он мог подробно об этом рассказать.

От макета, что был в учебной комнате, танк отличался тем, что был сделан из настоящего албианского сплава, покрытого высококремнистой сталью.

– Вот, – сказал Лепа. – Настоящий. Можешь п… п… потрогать.

Сигурд подошел и прикоснулся к обшивке.

– Ну-ка, попробуй вместиться, – предложил полковник, усаживаясь на стул – единственный в помещении.

Сигурд прекрасно знал, что это у него не получится. Он все же откинул крышку наружной панели, отыскал рычажок и потянул. Кабина распахнулась. Лежачее сиденье было слишком маленьким – что по ширине, что по высоте, но Сигурд попытался на него сесть. Сразу же в памяти всплыл из зубровского прошлого луна-парк и аттракцион электромобилей в Багровске: последний раз он катался на них в девятом классе, и колени мешали как следует рулить.

Он вжался в спинку, откинул пульт управления, провел рукой по выключенным сенсорам, осмотрелся. Было совершенно ясно, что они с танком не годились друг для друга – хотя бы потому, что голова торчала на полфута выше того уровня, где должен быть потолок.

– Нет. Наверное, п… п… придется снимать замеры…

Полковник встал и подошел нетвердой походкой.

– Э-э… видишь ли, сержант, – сказал он задумчиво. – Сейчас у нас со специалистами кое-какие п… проблемы… Т… такой же танк мы, в общем-то, собрать можем, но сделать машину других размеров – это задача посложнее…. фактически придется новый танк придумывать. – Он попытался сунуть руку между плечом Сигурда и стенкой танка. – М-да, тесновато, не поспоришь…

Глаза его затуманились. Было непонятно – думает он или впал в дурман. Пауза так затянулась, что Сигурд хотел его окликнуть, но тут Лепа сказал:

– Не хотелось, но придется-таки тебя к инженерам вести. Ладно, вылезай.

Стараясь ненароком ничего не сломать, Сигурд выбрался из танка.

– Да, сержант, – вздохнул Лепа, глядя на него снизу вверх. – П… п… проблемка…

– Не пойму, как вы умудряетесь стоять на ногах, господин полковник, – сказал Сигурд. – Я же видел, вы в лифте приняли средство.

– Средство – это то, чем ты свои башмаки натираешь, сержант, а это – п… прана. У меня опыт, и я свою дозу знаю… Ладно, хватит болтать. Топаем на уровень одиннадцать-Б. П… п… пешком.

Они тем же путем вернулись в коридор, оттуда свернули на винтовую лестницу и стали подниматься. У полковника началась одышка, и они шли все медленней. До одиннадцатого-Б Сигурд насчитал шесть этажей. Ничто не указывало на близость поверхности – здесь все так же монотонно шумела вентиляция.

Ладно, не стоит ломать голову раньше времени: придет черед – и ему объяснят устройство подземелья.

Они вошли в просторное помещение – то ли мастерскую, то ли лабораторию. Двое албов в зеленых халатах подошли к ним, кивнули полковнику. Один из них сказал Сигурду:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– Давай парень, – бросил Лепа, тяжело дыша. – А я п… пока в туалет схожу.

Сигурда усадили на сиденье, попросили откинуться на спинку, вытянуть ноги. Оба инженера засуетились вокруг него, то подвозя, то отвозя какие-то блоки и устройства на колесиках. Они заносили данные в универсал, перешептывались.

Больше всего их озадачили его руки.

– Лапы, – сказал один из них.

– Лапищи, – подтвердил напарник.

– Упростить систему? – предложил первый.

– Извини меня, Густав, но ведь она уже и так упрощена дальше некуда!

– Все зависит от первоначальной задачи, Марик.

– Но… разве задача не та же…

– Нет, – тихо оборвал первый, которого звали Густавом. Он был постарше и, видно, поопытней. – Задачи имеют свойство эволюционировать: имей в виду. В точности так же, как и человеческий строй. – Видимо, он подал знак напарнику, но тот больше его ни о чем не спрашивал.

Густав вышел в соседнее помещение и чем-то там загремел.

– Эй, приятель! – сказал он оттуда. – Вы уже представляете себе, что такое передвижение на глубине шесть-семь футов и чем оно отличается от передвижения на глубине, скажем, в двадцать футов?

Это было явно адресовано Сигурду.

– Я бы на вашем месте просто изменил немного угол обтекания, – сказал Сигурд. – А еще добавил бы один винт и, наверное, расширил отсек для снарядов. Скорость при той же мощности снизится, скажем, процентов на семь, не больше. Думаю, меня бы это вполне устроило. Но раз уж пошло на то, что приходится делать новый танк, то очень прошу, подумайте над тем, как изменить крепление нижней втулки винтового механизма: мне кажется, что при столкновении с плитой есть вероятность, что она сместится.

– Вы изучали механику? – изумленно спросил Марик.

«На уровне средней школы, и то – в воображении», – подумал Сигурд и, улыбнувшись, протянул ему капсулу праны.

У Марика загорелись глаза.

* * *

На следующий день он отзанимался не четырнадцать часов, как сказал Лепа, а все восемнадцать. Большая часть занятий представляла собой внушение во сне. Приходя в себя после сеансов, Сигурд ничего особенного не замечал, зато потом, во время тестирования, у него объявлялись навыки, которых не было раньше.

К концу второй недели он стал разбираться во всем, что требовалось знать офицеру-повстанцу. Затем три дня ушло на сдачу экзамена: в первый день он сдавал теорию комиссии, которую возглавлял сам маршал Яглом, еще два дня тянулся зачет по ведению боя – само собой, виртуального. За все он получил высший бал. Сигурд ожидал, что хотя бы на этот раз присвоение звания пройдет перед строем, но опять его вызвали на верхний уровень, куда снаружи добирался запах сырости. Сидевший во главе стола господин Яглом сказал:

– Для получения звания капитана встать.

Сигурд поднялся. К нему подошел полковник Лепа и собственноручно снял с его плеч желтые треугольники и прицепил капитанские погоны.

– Ну что ж, поздравляю, – сказал маршал.

– Служу подземному народу! – прокричал Сигурд.

– Отлично, капитан Дзендзель, – полковник Лепа криво усмехнулся. – П… п… поздравлю и от себя: ты зачислен в диверсионную группу. П… пройди в соседнюю комнату и жди.

«Что такое диверсионная группа?» – хотел спросить Сигурд, но все же решил проявить терпение. То, что он станет офицером – неважно с каким званием – он и так прекрасно знал, а вот то, что его будущее планировалось абсолютно без его участия, а те, кто его планировал, держали его – Сигурда – в полном неведении, не особо радовало. Выйдя из штаба, он оказался в маленькой комнатушке и присел на запыленную кушетку, обтянутую искусственной кожей. Тут еще больше чувствовалась близость поверхности: Сигурду даже показалось, что в запахе воздуха он улавливает тонкий аромат можжевеловой хвои. Воздух проникал сквозь круглые темные отверстия под потолком. Не странно ли, что высший командный состав албианской армии заседает в таком небезопасном месте? «Должно быть, они специально расположили штаб поближе к танкам, – подумал он. – Выходит, солдаты обучаются где-то поблизости…»

Минут через пять вошли маршал Яглом и полковник Лепа, они сели по бокам от Сигурда и какое-то время оба молчали, так, что Сигурду стало неловко.

– Капитан, – нарушил тишину маршал. – Ты был одним из лучших курсантов за всю историю существования нашей армии. В сердце твоем горит огонь ненависти к противнику. И у тебя есть опыт пребывания на вражеской территории. Твое предложение взять город малой кровью рассмотрено в высших кругах и принято. Операция «Восстание» начнется с одновременного внедрения в города малых групп танков, их цель – уничтожение объектов «зэт». В случае необходимости будет нанесен второй удар – массированный: в ход пойдут сотни танков. Ваша группа атакует город, сейчас полковник познакомит тебя с командиром твоей группы, и вы начнете подготовку. Миссия засекречена, потому вы будете жить, питаться и готовиться только на уровнях одиннадцать-А и одиннадцать-Б. Запрещено покидать эти уровни, вступать в контакты с другими военными кроме ваших прямых и непосредственных руководителей. В случае успешного выполнения операции вы не только будете щедро вознаграждены, вы, капитан, станете героем. С этого момента вы подчиняетесь полковнику Лепе.

Маршал протянул Сигурду руку, и Сигурд осторожно ее пожал. Рука была холеной и нежной.

– Ну все, иногда буду наведываться, – с улыбкой пообещал господин Яглом и, поднявшись с дивана, ушел. Они с полковником остались одни.

– Можно спросить? – сказал Сигурд.

– Ну?

– Почему Военный Совет заседает на самом верхнем уровне? Это не опасно?

– А кто тебе сказал, что это верхний уровень? – спросил Лепа. – Верхний уровень следующий. – Он ткнул пальцем в потолок. – Хочешь там побывать?

– Угу! – ответил Сигурд. Он хотел еще спросить про диверсионную группу, но подумал, что выглядеть нетерпеливым порой не лучше, чем проявить трусость или глупость.

– Два верхних уровня – «один-А» и «один-Б», их зовут «Воздухом свободы», – сказал Лепа, вставая. – П… п… полагаю, теперь ты имеешь право это знать, п… повстанец. То, что ты здесь п… побывал, опять же говорит о высоком доверии, которое тебе оказывают. Идем.

Сигурд поднялся и пошел за ним. Они вернулись в помещение штаба – тут уже никого не было – вышли в другую дверь, опустились к лифту, миновали его и свернули на ступеньки узкого сумрачного прохода. Повеяло холодом.

– Шагай тихо, – сказал Лепа. – Так, на всякий случай.

Становилось все темнее, Сигурду это нисколько не мешало, но полковник не обладал зрением бигема и включил фонарь. Они поднялись на верхний уровень. Тут было сыро; с потолка местами свисали сосульки, с них капала вода; тянуло сквозняком. Сигурд сообразил: потолок – это цельные валуны, обтесанные снизу. Они лежали на бетонных подпорках вдоль вырубленных в камне стен.

– Шагай за мной, не споткнись, – проворчал Лепа. – Тьфу, забыл, что у тебя в темноте зрение как у филина…

Сигурду на лицо упала то ли мелкая капля дождя, то ли снежинка. Он глотнул воздух ртом, и с этим глотком почувствовал вкус прошлого.

Запахло как на Шедаре. Сигурда охватило желание найти расщелину, выбраться наружу и бежать. Как же давно он не бегал. Дорожки в тренажерном зале – совсем не то: не дают они развить и половины той скорости, с которой он прежде летал по плато. Как под землей до самого лета высидеть? Он же бигем!

Сигурд начал невольно входить в скачок. «Нет, отставить! – приказал себе. – Глупости! То, что естественно для бигема-дикаря, не подходит капитану повстанческой армии».

– Вот оно, – сказал Лепа, остановившись. – П… п… прямо над нами.

Он высветил в стенной нише складную лестницу, но трогать не стал. Луч света взмыл к потолку. Сигурд разглядел проем, накрытый сверху большим камнем.

– Вот оно, – повторил полковник. – Единственное место, откуда офицеры высшего командного состава выходят на п… поверхность.

– И что там? – шепотом спросил Сигурд.

– Отсюда открывается равнина плато, она идет на север на восемь миль, п… п… потом начинается спуск. Этим путем уходили разведчики-офицеры. Там же пролегают маршруты, по которым п… пойдут танки. Грунт всюду подходит для бурения, кроме одного места – гранитной аномалии. Ее надо будет пересекать по поверхности. Но это футов пятьсот, не больше. Все, капитан, экскурсия окончена, возвращаемся.

* * *

Всю дорогу к уровню одиннадцать-Б полковник молчал, напряженно о чем-то думая. Пару раз им встречались военные патрули из трех солдат с пневматическими винтовками, Лепа даже не кивнул им. Незадолго до остановки лифта он вынул из кармана капсулу праны и с сосредоточенным видом проглотил. Когда они вышли, он заметно повеселел.

Посреди лаборатории стояла незаконченная модель танка. Младший инженер – тот, которого звали Мариком, – стал докладывать о степени готовности танка, тыкая указкой в пластиковые детали.

– На текущий момент всего отлито и изготовлено сорок три процента деталей, сэр, и собрано семнадцать процентов танка, – завершил он. – Опережаем план на шесть процентов.

Полковник похлопал его по плечу, подмигнул Сигурду.

– Теперь идем в твое новое обиталище.

Они вышли из лаборатории, поднялись на одиннадцатый-А и там вошли в большую комнату с зелеными стенами и красивой пластиковой мебелью. На диване сидел, читая универсал, очень коротко стриженный майор Поль Маре. Увидев полковника, он вскочил и отдал честь.

– Вольно, – сказал Лепа. – Садись, Поль. Садись рядом с ним, капитан. Вы, конечно, уже знакомы?

– Разумеется, – улыбнулся Поль.

Он едва заметно шепелявил: должно быть, из-за того, что два верхних резца были шире и длиннее остальных зубов.

– Это один из самых интересных людей, каких я когда-либо видел! – признался Поль. – Очень рад встрече, капитан. Вам таки удалось стать офицером, да еще за такое короткое время. Искренне поздравляю!

Сигурд пожал ему руку и сел. Он не ожидал, что этот хрупкий парнишка окажется в их группе: Сигурд представлял, что его компаньонами будут пусть не такие здоровяки, как он сам, но, по крайней мере, сильные албы.

– Операцией буду руководить я, – сказал полковник, присаживаясь на край стола. – В диверсионной группе – двое: майор Маре, командир группы, и вы, капитан Дзендзель. За короткое время мы втроем должны разработать п… п… план. Говоря точнее, надо всего лишь выбрать один из тех вариантов, что предлагают нам п… п… программисты и после того, как его утвердит Верховный совместно с военным советом, вы оба немедленно приступите к его отработке.

Сигурд уставился на Поля. Значит, в тот раз он не ослышался: в операции примут участие только два человека. Нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью, что ему придется подчиняться этому тщедушному интеллигенту, похожему на юркого грызуна.

– Удивляться нечему, – сказал полковник. – Майор командовал танковым легионом до того, как по собственному желанию перешел в карантин. Он сам п… п… принял решение послужить на благо народа – в точности как и ты, капитан. Верно, Поль.

– Конечно, – сказал майор.

Сигурд не понял, насмехался полковник или говорил искренне.

– Когда мы приступим к разработке плана? – спросил он, желая показать, что его вовсе не смущает ни состав группы, ни его руководство.

– Встречаемся после обеда, – буркнул Лепа, – а пока п… п… поболтайте.

* * *

– Странно, не правда ли? – сказал Поль, когда они остались одни. – Вы меня видели в должности заместителя начальника карантина, и тут оказывается, что я командир нашей маленькой группы.

Его веселость прошла, теперь он смотрел своими бледно-голубыми глазами серьезно, даже с грустью.

Сигурд отчего-то сразу решил, что в этом помещении должны находиться подслушивающие устройства. Раз он давал клятву, то кто-то ведь должен следить за его благонадежностью.

– Мне все равно, – сказал он, пожимая плечами.

– И все же я хотел бы знать, что вами движет, – Поль улыбнулся одними губами. – Вы пришли в Поселение, добились того, чтоб стать одним из нас – и по-прежнему остаетесь для всех загадкой.

– Да что ж тут непонятного? – фыркнул Сигурд. – Нет ничего логичней в настоящий момент, чем стремиться к войне с терракотерами. Об этом, кстати, и написано большими буквами на каждом шагу: «Смерть врагам», «Вперед, к победе»… Я, как и все нормальные люди, хочу, чтобы терракотеров на свете было поменьше. Мы должны быть свободными. По-вашему, не так?

– Может, чаю? – предложил Поль.

– Нет, спасибо.

Они посидели некоторое время молча.

– Что ваша подруга? – спросил Поль. – Ее, кажется, должны били направить во второй хозяйственный. Как она там?

– Я с ней не виделся.

– Почему так?

– Незачем.

– Может, вы где-то и правы. Привязанность – это обуза. У господина Ханарана, маршала Яглома и господина Куртца нет сыновей. Так безопасней.

Поль задумался.

– Сегодня вы получили звание, – вдруг сказал он. – Давайте как-то отметим. Что скажете?

– Это повод, но я не знаю, что могу предложить.

– Придумаем! – Поль улыбнулся одними губами. – Надо же вечер чем-то занять. Честно говоря, я общаюсь мало. Сына у меня тоже нет: рано как-то брать. Живу один, а теперь вот здесь… В любом случае придется нам притираться…

– Угу, – кивнул Сигурд. – Я не против. Просто не думал, что тут возможно устраивать… вечеринки.

– Мы – диверсионная группа. У нас привилегии. Полноценный отдых я вам, как командир, обещаю. Да… полагаю, будет нелишним мне со своей стороны ввести вас в курс дела, хотя бы в общих чертах. Если еще не успели, то вам надо получить все необходимые документы, чипы и так далее.

– Зачем?

– У вас будет зарплата, капитан Дзендзель. Полагаю, порядка двухсот эрдо, об этом вас уведомят менеджеры господина Куртца. Вы можете покупать себе все, что вам нужно на специальном складе, каталоги можете заказывать. Что еще… Питание на месте, спать будете в отдельной комнате. Вон за той дверью, можете сходить посмотреть. В нашем распоряжении тренажерный зал, два компьютера в соседнем помещении, – вход через коридор, – прямая связь с диверсионными группами других поселений и пока один танк – мой, а ваш еще не готов… Вы меня слушаете?

– Знаете что, майор. Когда я шел в Поселение, то отлично понимал, что многие будут в недоумении, увидев меня. Так оно и было, никто не мог взять в толк, как это бигем может так здраво рассуждать и изъявляет желание стать офицером. Но теперь… признаться, теперь я сам в недоумении.

– От чего?

– От всего.

Майор пожал плечами.

– Вы принесли идею, руководство ее приняло. Это – главное, капитан. Задача поставлена мне и вам. Приказ не обсуждается. Наше дело – выполнить воинский долг. Выполняем. А посему – добро пожаловать в будущие герои. – Поль снова невесело улыбнулся. – И еще… Пожалуй, есть тема для нашего вечернего разговора. На курсах вам говорили о кинготах?

Сигурд пожал плечами.

– Так и знал, – обрадовался Поль. – В таком случае не забудьте напомнить. А еще, если захотите, я сыграю вам на своих барабанчиках. И предлагаю перейти на «ты».

5

Гийом Ханаран продолжал разлагаться – именно так он чувствовал себя в последнее время.

С некоторых пор все существование утратило для него смысл. Каким-то образом он знал всегда, что рано или поздно это произойдет. Однако прежде он думал, что только лишь это случится, его немедленно свергнут или отравят – в лучшем случае, а в худшем превратят в праноматериал – самый изысканный праноматериал, из которого получится особая прана, и следующий Верховный – тот, что будет поумнее и поэнергичнее, станет смаковать ее в кругу жен и высших чинов Поселения. Раньше Ханаран именно так и думал, но теперь, когда его внутреннее падение уже совершилось, и не видеть это мог разве что слепой, каждый новый день он воспринимал, как бессмысленный подарок судьбы. Его не свергали, хоть и было кому, его не травили, хоть для многих это злодеяние оказалось бы таким же простым действом, как, избавление от ненужного мусора. Инерция высшего чина, туманная его аура, за которой, вероятно, некоторым до сих пор мерещилась личность его гениального предшественника – вот что спасало Ханарана от покушения, как он сам предполагал.

Военный совет. С ним нельзя было ничего поделать. Все было в его власти, хоть формально правил Ханаран. Куртц тоже это видел, хоть и не был заодно с Ягломом. Яглом – крыса. Куртц – хитрый жук. Себя Ханаран ощущал жертвой. Он мог только разлагаться. Он был совершенно бессилен.

Порой он сам их всех провоцировал – маршала Яглома, других офицеров, а порой даже и уморительного головастика Куртца, который в их вялой, самотекущей игре постоянно пытался выстроить свою партию (это было написано на его огромном лбу).

Иногда Ханаран откровенно издевался над ними: ставил противоречивые, никчемные, вредные задачи, он намеренно пытался вызвать в них гневливый зуд – то самое ощущение, что жило в нем самом все годы правления Велимира. Но и Куртц, и Яглом, и Тагер и старик Шмуль – все они были мастодонты, и невозможно расшатать их, сбить с толку дешевыми фокусами.

Когда-то Яглом был его соратником. Они были моложе, глупее и, безусловно, слабее, и у них обоих было бесконечное множество планов. Они были почти откровенны между собой, ибо их объединяла принадлежность не просто к элите общества, но к элите власти.

«Мы господствуем над их умами, – говорил ему однажды Яглом, подразумевая офицеров, солдат и вообще всех поселян, а также тех, кто считал себя живущими в районах, близких к Большому Поселению. – Нормальный закон общей иерархии. Это слишком высоко и сложно, чтобы они поняли всю сакральную суть нашей власти, но даже если показать им с предельной очевидностью, что они – просто наши рабы, а мы их хозяева, разве сами они не постараются закрыть глаза на правду, чтоб спокойно продолжить свою жалкую, но стабильную жизнь? Это было всегда, а теперь – особенно…»

В чем-то сходным было и нынешнее положение Ханарана. Его правление устраивало всех, и никто не собирался его сбрасывать.

И только он один знал, как нелегко влачить звание Верховного. Он все больше понимал, что до сих пор не ответил ни на один из важных вопросов, поставленных в юности, и теперь ему казалось, что еще не поздно, и что ответ может быть найден, но только не в нынешних обстоятельствах, когда его по рукам и ногам связывает власть. Он понимал, что глупо так думать, ибо разве он не свободен с утра до вечера и с вечера до утра, и разве не занят лишь тем, что пригоршнями прану глотает? – вон, физиономия аж пунцовая стала… И все же он ненавидел свое положение и иначе думать не мог.

Власть, которой он якобы связан, была на самом деле ничем иным, как почетным правом брюзжать и шипеть на своих заместителей – холеных, ленивых пиявок, висящих на бледном теле подземного народа. Да, они вполне могли бы обойтись и без него. Если бы он умер, об этом можно было никому не сообщать, все шло бы тем же чередом, – он знал это, и они, безусловно, тоже знали, и иногда ему до ужаса хотелось спросить у них, когда же, наконец, они его прикончат?

Бигем, живший среди терракотеров, произвел на него впечатления не больше чем любой другой бигем: разве могло что-либо сильно удивить Верховного Правителя Большого Поселения? Шмуль справедливо предположил, что это терракотеры имплантировали бигему «умную» программу. Пожалуй, так оно и есть. Но что с того, что этот юный бигем умнее других? – албы не так уж сильно от терракотеров отстают, они тоже владеют техникой искусственного обучения, пусть и не в такой мере, как терракотеры, но ведь это дело времени. Шмуль за парнем наблюдает, может, до чего-нибудь и додумается.

И все же Ханарана этот юноша заинтересовал. Возможно, в нем он видел возможность хоть что-нибудь изменить в собственной жизни. Бигем рвался в бой. Верно, он и впрямь был одержим чувством мести за погибших родичей, а может, и еще чем-то, и, должно быть, те лозунги, что были развешены повсюду отделом пропаганды, звучали в один голос с его желаниями.

После выдворения Велимира (вернее того, что осталось от прежнего Велимира) не нашлось среди элитариев таких, кто всерьез собирался воевать, идея повстанчества была не более чем маслом, которым смазывали гигантскую подземную машину по выработке продуктов, материальных ценностей и, конечно же, праны, машины, которая двигалась никуда больше, чем в темное свое подземное будущее. Но пришел этот юноша, а затем словно очнулся Куртц…

Куртц вложил в уши Ханарана информацию, подслушанную в разговоре Яглома с этим бигемом. Ах, какой мозговитый и наблюдательный бигем! Не правда ли? Он разглядел там, в городе терракотеров кое-что такое, что за десятки лет не увидели ни шпионы, ни ученые. И вот Куртц пришел к Ханарану и все ему доложил. Верховный должен принять решение.

Любопытно, зачем он на самом деле это сделал? Разве Куртц не знал, что это наилучшая зацепка, о какой Ханаран мог только мечтать? Разве в его голове не сложился сам собой тот же план, что сложился в голове Ханарана? Как пить дать, сложился, и именно этого Куртц и хотел, вопреки тому, что он брюзгливо твердил все это время. Куртц решил помочь Верховному? Выходит, плохо знал Ханаран своего управляющего по персоналу.

И куда хуже он знал своих коллег – верховных правителей других албианских поселений. Само собой, на селекторе они были со свитами (иные из них сами-то и передвигаться не в силах), и конечно, дело не только в том, что в предложении Ханарана они усмотрели лакомый кусочек. Весьма вероятно, что тут сказалось оглупляющее действие того остатка фальшивой чести, что еще сохранился в их насквозь прогнившем моральном облике. Остаток фальшивой чести – критический объем, от которого просто физически невозможно избавиться. На нем зиждется и лицемерие, и способность судить, и даже гордыня. Весь их скучный мир выживает на этом остатке. Когда верховные правители выслушали Ханарана, они все молчали, пока один из них – Роктан, самый старший, – не сказал (Ханарану показалось, что он расслышал при этом обреченный вздох): «Мы обязаны сравнить данные, если они совпадут, будет разумно использовать имеющийся потенциал». Под имеющимся потенциалом подразумевались те девять выставочных экземпляров танков, которыми располагали девять поселений.

Данные совпали. На следующем селекторе верховные правители поздравили друг друга с этим открытием. Селектор проходил только между верховными – хотя Ханаран сомневался, что его в самом деле не прослушивали всевозможные куртцы и иже с ними.

Правители сопоставили самые примерные подсчеты, сделанные экономистами, хоть это было и лишним. Все и так ясно: если удастся парализовать терракотеров имеющимися силами, города со всеми их материальными благами и живущими в них людьми перейдут в распоряжение верховных правителей. Война! Не такая, которая тянулась последние двести лет, а настоящая, хоть и узкомасштабная.

Сначала было ощущение внутреннего подъема. Теоретически, это открывало новые горизонты при сохранении старых интересов – людей можно будет отсортировать и приспособить к албианским технологиям, город постепенно обустроить на албианский лад и так далее. При этом не обязательно выводить рабочих из Поселения – они смогут продолжить привычное существование. Все это уже не столь важно. Важно то, что был шанс отомстить военному совету, разорвать порочный круг. Эта идея сулила дать Ханарану новую энергию. Он не знал, что было на уме у остальных верховных правителей, но подозревал, что большинство из них маялось сходными проблемами и ожидало от инновации того же.

Операция будет проведена тайно. В условиях повстанческого порядка обеспечить это несложно.

Для подкрепления надо собрать хотя бы еще по одному танку (это было по силам, несмотря на увеличивающийся в последнее время дефицит горючего). Таким образом, в каждом из поселений, кроме двух северных, будет по два танка, – итого шестнадцать машин на семь городов. Самые опытные офицеры-танкисты двинут в одно и то же время на врага и затем одновременно шестнадцать взрывов потрясут землю. Это приведет либо к тому, что обесточится и утратит централизованное управление вся система терракотеров, и в города можно будет войти с непокрытыми головами, либо терракотеры опередят танкистов, и тогда придется смириться с потерей танков. По сути, для управления подземным народом танки больше не нужны: достаточно их изображений.

Самое важное условие операции – танкисты не должны выдать поселения, ведь в случае провала терракотеры отправятся по следам, которые они оставили.

У танков имелись функции вроде синхронной засыпки вырытого хода, движения по поверхности со «сдуванием» следа и самоуничтожения. Проработкой этих нюансов и должны были теперь заниматься диверсанты.

Тайная операция… Ханаран схватился за эту идею, как за соломинку, но прошло несколько дней, и он с тоской почувствовал, что теряет к ней интерес.

Да, он давно уже обитал на грани между сном и реальностью, где любые ценности меняли свое значение. Интриги, амбиции, притеснения, желание мести, рутина, скука, пустота… болото. А вокруг была застывшая история. Режим штурмовиков, повстанческий порядок… Ложь ради спокойствия и стабильности, контроль населения, культивирование элиты… Все это и есть тлен.

И даже если открыть албам глаза, направить всю мощь на борьбу с врагом, освободить народ, разве после этого албы перестанут умирать или страдать? Иллюзия! Ибо на смену старым неизбежно придут новые страдания, а смерть на поверхности будет такой же беспощадной, как в подземелье.

Где же выход? Неужели эта тайная операция что-то решит?

Если сделать элиту еще богаче, разве она станет разумнее, благороднее, счастливее? Что она обретет вместе с тем, что называют свободой, кроме новых пороков и грехов?

Опустошение – вот что наступило в его душе, а ведь когда-то, задолго до того, как они перестали быть друзьями, Яглом предупреждал его об этом недуге, поражающем представителей высшей власти. Опустошение – каким бессмысленным казалось это слово. Оно обрело смысл, когда все прочие вещи мира его утратили.

* * *

После того, как полковник Лепа, Поль и Сигурд обсудили общие вопросы операции, началось детальное изучение возможных путей ее выполнения.

Отрезок пути от Большого Поселения до холма, значившегося на карте как «д-6», сомнений не вызывал. Он шел под наклоном и представлял собой плавный спуск с плато. Сначала восемь миль под землей на минимальной глубине в пять-семь футов, – учитывая обилие известняка, в том числе мраморовидного, на это уйдет не меньше двух часов. Затем выезд на поверхность, движение по гранитному щиту (антирадары надежно защищали от слежки со спутников), снова погружение, еще четыре мили на малой глубине, после чего заглубление на пятнадцать футов, вхождение в суглинки, увеличение скорости и – по прямой к подножию «д-6». Общее время – около трех с половиной часов.

Дальше начинались первые трудности. Поль утверждал, что надо ехать по восточному отрогу холма, – обогнув его справа, можно проползти в нескольких десятках футов над широким оврагом, по дну которого бежал ручей, и выбраться на равнину. Полковник категорически отрицал такой вариант. «Грунт глинистый, – говорил он. – Осядет. Может произойти обвал. Если танк ляжет набок, тогда – сами в курсе…»