Текст книги "Стравинский"

15. Пожарные. Независимость

Следует заметить, Фефелов и Сопатов спорят постоянно.

Знакомы тысячу лет, понимают друг друга без слов, потому и подвиги совершают регулярно. Бывает, пожара еще нет, а они уже в самое пекло лезут.

Как могли предугадать? Приснилось. Обоим. У них и сны одинаковые.

Такая удивительная парочка пожарных.

Жизни друг без друга себе не представляют, но удержаться от перепалки не могут. Споры возникают по малейшему поводу. Вспыхивают из-за кого-нибудь пустяка, мелочи, но довольно скоро приобретают экзистенциальное звучание.

У нас всегда так. Не заметили?

А, бывает, что дискуссия изначально занимается в высших сферах. Часто на стравинских четвергах. На стравинских четвергах всегда так. Не мудрено – терпкий дух агностицизма, дурман безвременья, зов пустоты.

Вот Фефелов начинает. Сопатов как правило выступает вторым голосом.

Вот Фефелов начинает, – Послушайте, Сопатов, что мы здесь делаем? можете мне объяснить?

– А если полыхнет?

– Уклоняетесь от серьезного разговора. Устали?

– Ничуть.

– Отчего же не отвечаете прямо на прямо поставленный вопрос?

– Что за вопрос?

– Думали о своем?

– Задумался.

– О своем?

– Не могу понять.

– Уклоняетесь.

– Ничуть. Задавайте ваш вопрос.

– Послушайте, Сопатов, что мы здесь делаем? можете мне объяснить?

– Полыхнет, чует мое сердце.

– Не полыхнет. Или полыхнет. Это сейчас – не главное.

– Кто же это говорит? Вы случаем не забыли, кто вы? Не забыли, что вы пожарный?

– Опускаете планку, Сопатов.

– Ничуть. Задавайте свой вопрос.

– Скажите, Сопатов, только без этих ваших девиаций, мы с вами независимые люди?.. Лично я считаю себя независимым человеком. Как видите, я сегодня без каски. Независимый человек. Таковым себя считаю и нахожу.

– Печальная иллюзия.

– Могу себе позволить как независимый человек.

– В отблесках грядущего пожара дальнейшую дискуссию нахожу бессмыслицей. Очень жаль, что вы явились на грядущий пожар без каски.

– И не мечтайте, что вы один знаете о грядущем пожаре. Как минимум еще один человек знает о грядущем пожаре. Угадайте, кто… Намекаю, один независимый человек.

– Печальная иллюзия?

– Я – иллюзия?

– Независимость – печальная иллюзия. Независимых людей нет и быть не может. На этом хотелось бы завершить дискуссию.

– Уклоняетесь?

– Отнюдь. Немного задумался. Задавайте ваш вопрос.

– Думали о своем?

– Скорее да, чем нет.

– О грядущем пожаре?

– О независимости.

– И что скажете?

– Печальная иллюзия.

– Хотите контраргументов?

– Хочу завершить дискуссию.

– Но вы же понимаете, что это невозможно?

– К сожалению. Задавайте ваш вопрос.

– Где мы, Сопатов?

– У Стравинского.

– Так нет Стравинского.

– А где он?

– Не знаю. Уехал, болен, умер. Никто не знает. Стоят, ждут. Но все эти люди меня мало интересуют. Меня мы интересуем. Мы-то что здесь делаем? Что побуждает нас мерзнуть на морозе? Разве мы зависимые люди?

– А вы как думаете?

– Мне всегда казалось, что мы независимые люди.

– Печальная иллюзия.

– А я говорю – независимые.

– Печальная иллюзия.

– Добровольное рабство? Принимаете добровольное рабство?

– Отнюдь. Задавайте свой вопрос.

– Очнитесь, Сопатов. Горим.

– Лжете. Пожар еще не начался.

– Не лгу.

– Лжете.

– Я никогда не лгу.

– Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу. – Лжете. – Не лгу, не лгу, не лгу…

С этими словами, не дожидаясь ответа, Фефелов из всей мочи ударил Сопатова кулаком в лоб. Сопатов рухнул как подкошенный и замолчал.

Фефелов, как и давеча Сопатов, не ожидал такого эффекта. Бил друга не раз, и сам получал сдачи, но чтобы так вот, навзничь, замертво?

Растерян, чуть не плачет, голос дрожит, – Послушайте, Сопатов, нельзя же так. Вы умерли? Погибли? Вы, что, были без каски?.. Где ваша каска, Сопатов? Вы же убеждали меня в том, что вы никогда не снимаете каску?.. Вы так горячо отстаивали рабство… Почему вы молчите? Вы умерли?.. Не ожидал. Не ожидал от вас, Сопатов. От кого угодно, но только не от вас. Мы же с вами как близнецы… И в мыслях не было причинить вам смерть. Оно как-то само получилось… Я уже и не помню, как получилось. Мне уже кажется, что вы сами по себе упали, Сопатов… Вы плохой актер, Сопатов… Вы не можете так умереть, не имеете права. Вы должны сгореть на пожаре… Довольно валяться. Вставайте, сукин сын!.. А не хотите, как знаете. Может быть, вам нравится так вот валяться мертвым человеком, фактически, трупом. Вольному воля.

Сказал и пошел прочь с подчеркнуто прямой спиной и слезами на глазах.

Иногда пожарные ошибаются.

16. Вариация. Фокус

– Что и требовалось доказать, – ворчит Диттер, пальцами протирая очки перед тем, как отправиться в путь.

– Вы что-то сказали? – отозвался Насонов.

В душе профессора забрезжила совсем, было, погасшая надежда на дискуссию, – Я отчего-то был уверен, что Стравинский нас не впустит… Интуиция… Заметьте, уже не в первый раз его двери остаются для нас закрытыми… Черт с ним, конечно. Прогулялись, и то. Время потрачено впустую, хотя, справедливости ради, время провели неплохо. А вы, судя по вашему выражению лица, так просто отлично провели время.

– Да, развеялся немного. Рутина, поденщина, знаете, разъедает.

– А вот, кстати, давно хотел вас спросить… Дмитрий Борисович? Не ошибаюсь?

– Можно запросто Дмитрий.

– Ну, нет, зачем же? солидные люди…

– Ох, уж мне эта солидность. Я, как-то, знаете, все к юношеству тянусь. У меня студенты. Я со студентами дружу. Мне с ними интересней, – подмигивает Диттеру. – Средь них барышни хорошенькие встречаются. Для любования, разумеется, не больше. Но кровь все еще волнуется. Никак, знаете, не могу изжить в себе подростка. И не хочу. Понимаю, что порой выгляжу смешным. Но мне так лучше. Зачем себя насиловать, правда? Простите мою болтливость, вы что-то хотели спросить?

– Ничего, ничего. Это хорошо, это очень радует, что вы такой открытый человек. Открытые люди теперь редкость. Хотел спросить, да. Зачем вы ходите к нему? К Стравинскому? Я обратил внимание, вы не пропускаете четвергов. Зачем вам это?

– А почему вы спрашиваете?

– Я не только вас, я и себя спрашиваю. И не нахожу ответа. И еще вопрос. Наверное, первоочередной. Кто он?

Насонов смеется, – В каком смысле?

– Кто, кто?

– Как кто? Стравинский. Сергей Романович.

– Это я знаю, но я не знаю кто он, по сути? В спорах беспомощен, это факт. Позиции его абсурдны и поверхностны в любой области. Слабодушен. Часто бывает во хмелю или после похмелья. Может быть, он – поэт? Но те стихи, что он читает, также бессмысленны. Да он их практически и не читает. Так, бормотание какое-то. Между тем, народ идет к нему охотно. Вот и мы с вами. Ну, я, допустим, безнадежный спорщик. Люблю завести с ним спор. Он, известно, сопротивляется, как может, а я – все равно. Виноват. Без дискуссии дня прожить не могу. Это единственное, что побуждает мой рассудок к движению. Прирожденное свойство. Я еще в детстве по этому поводу тумаков насобирал. В спорах побеждаю всегда, потому в обществе коллег оказываюсь редко. Побаиваюсь их. Они алчны и мстительны. А здесь народ разномастный, но, главным образом, доброжелательный. Наблюдаю, потом размышляю, даже фантазирую. Но сути Стравинского понять не могу. От того некоторая растерянность наблюдается.

– Быть может, эта его таинственность и привлекает вас?

– Не знаю. Достаточен ли подобный мотив в моем возрасте, с моим опытом?

– А, может быть, он – князь.

– Что значит князь? Что вы имеете в виду?

– Князь он и есть князь. А что? Все признаки налицо. Вальяжность, аморфность, многозначительность. Кажется, бездельник, но тлеет в нем нечто затейливое, изящное, согласитесь. У меня на сей счет теория имеется. Думается мне, что, не смотря на революции и прочие судороги человечества, патриции и плебеи, часто сами того не зная, нарождаются с завидным постоянством. Несут в себе родословные приметы. И в образе мысли, и внешне. Рим навсегда.

– Так уж и Рим?

– Придумайте более подходящую аналогию… Не получается. Вот и я лучшего не нашел. А Стравинский не только что князь, да еще и мудрец.

– В чем же, скажите на милость, его мудрость? когда он, главным образом, молчит. И если я не вызову его на дискуссию, приложив, заметьте, недюжинные усилия, так может и промолчать весь день. В лучшем случае промурлычет что-нибудь невнятное.

– Молчать ведь тоже уметь надо. Часто молчание дороже и полезнее громадных речей. Не находите? Смотришь порой на такого заику, а видишь себя самого во всей красе с изъянами и носом.

– На Гоголя намекаете?

– Люблю. Всем сердцем. Отрезвляет, упорядочивает, настраивает. Тут тебе и зеркало, и камертон.

– Это вы о Стравинском?

– А если я вам скажу, что никакого Стравинского нет?

– То есть, как это?

– Да очень просто. Мы воображаем, что он есть, а его на самом деле нет. Мыслеобраз. Оптический обман. Мираж. Нечто наподобие сновидения.

– Так, так. А давайте-ка разовьем. А мы с вами?

– Мираж. Настоящая реальность – вне четвергов. Настоящая реальность скучна, примитивна, нечиста, печальна, порой трагична. И мы отказались от нее. Смотрите – ни вы, ни я не любим своих коллег по одним и тем же причинам. Стараемся не думать о них, избегаем их компании. Я предпочитаю студентов, для меня мир в известной степени иллюзорный, так как мне уже никогда не стать одним из них. Еще мне нравится, уж простите великодушно, общество покойников. Да, я нередко беседую с ними. Им покойно и мне. Ваш выбор, судя по всему, книги. Угадал?.. И вот для вас, для меня, каким-то нам неведомым, необъяснимым образом образовалось вот это стравинское пространство. Пространство, в которое мы погружаемся по четвергам, ну, чтобы надышаться озоном, так сказать. А потом возвращаемся. По аналогии со сновидениями, – смеется. – Пока пробуждаемся. Получается пока. Однажды останемся. Там или здесь. Навсегда или на какое-то время. По вере, как говорится.

– Но мы же существуем? В действительности-то мы существуем?

– В качестве персонажей сновидения или видения. Не больше. Вы же не станете отрицать, что сновидения – тоже действительность?

– То есть, фактически нас нет?

– Думаю, что нет.

– Ну, это вы хватили. Как-никак я всё же ученый. Привержен фактам…

– Слушайте, а давайте проверим, что нам стоит?

С этими словами Насонов извлекает каминные спички, чиркает и подносит к рукаву своего пиджака. Вспыхивает мгновенно, как будто соломенный. Диттер в ужасе, пускает ветры, зачем-то раскрывает зонт, озирается в поисках помощи. Ищет глазами Фефелова и Сопатова, но пожарные давно ушли. По счастью, неподалеку оказывается зануда Волокушин, а теперь милый, спасительный Волокушин.

– Что делать, Волокушин, голубчик? – кричит глазами профессор.

– Да успокойтесь вы, Диттер. Банальный фокус. Насонов уже тысячу раз проделывал его.

– Отчего он так мгновенно вспыхнул?

– А вы не обратили внимания на огоньки в его зрачках? Изначально может показаться, что это сполохи отзвучавшего праздника. Но это не совсем так.

– Что же это за огоньки?

– Заготовка. Да успокойтесь вы.

– Да как же успокойтесь? он натурально горит! Разве вы не слышите запаха?

– Ничего страшного. Его же коллеги анатомы соберут, будет как новенький. Через неделю явится. Какую-нибудь новую шалость придумает. Не человек – ветерок.

– Какой кошмар!

– Не берите в голову, профессор. А давайте-ка я вас отвлеку. Я здесь одну историю сочинил. Вот, кстати, про ветерок. С виду, как будто для детей, но содержание глубокое, я бы сказал, с экзистенциальной подоплекой.

– Человек горит, Волокушин!

– Еще минут двадцать – двадцать пять гореть будет. Обычно в это время укладывается. Так вы будете слушать или я пойду?

17. Волокушин. Ветерок и лейка

Ветерок – плутишка, игрун. Ни минуты не может усидеть на месте. То с речкой забавляется, то с зайкой. А в этот раз ему на глаза попалась лейка. Новенькая синяя лейка, только что из магазина.

Лейка сияет на солнышке, улыбается, все ей ново, все в диковинку. И травка изумрудная, и ландыши, и подсолнухи, и приветливые яблоньки.

Вот, косматый ветерок подкрался к лейке, толкает ее в бок, – Давай играть.

Лейка отвечает, – Рада бы поиграть с тобой, ветерок, да только я летать не умею.

– Что за беда? Ручеек тоже летать не умеет, однако журчит. И ты возьми, да и прикинься петухом.

– Так и петухи летают плохо. Кроме того, я не шарлатан, чтобы прикидываться, да представляться, – говорит лейка.

Ветерок не унимается, – Яблоньки – тоже не шарлатаны, однако как кланяются.

– У яблонек выхода нет, им яблочки продать нужно, – парирует Лейка.

Ветерок хитрит, – А ты – наблюдательная лейка. С виду простушка – носик без темечка, только из магазина, а уже все по полочкам разложила.

Лейка и здесь не растерялась, – Да и ты ветерок не прост. Вроде играешь, а сам себе на уме.

– Что же, – говорит ветерок, – раз мы теперь всё друг про дружку знаем, давай кого-нибудь вместе обманем.

– Негоже мне с обмана-то начинать. Что обо мне зверушки подумают?

– А они и без тебя уже все придумали.

– Что же такого они придумали? – спрашивает лейка.

– А то, что ты не лейка вовсе, а молодая свинка. Съедят они тебя.

– Так я же на самом-то деле лейка, несъедобная я.

– Что такое «на самом деле»? На каком-таком «самом» и о каком деле идет речь? Нет больше никаких дел. Так, делишки. Проголодаются – съедят за милую душу. Вон они в малине уже в карты играют. Лиса да муравьед.

Лейка смеется, – Шутишь, ветерок. Откуда же в наших краях муравьеду взяться? Не бывает у нас муравьедов.

Ветерок продолжает озорничать, – А это лайка муравьедом прикинулась. Я ее научил.

– Зачем ты всех запутываешь, ветерок?

– Суггестию отрабатываю.

– А зачем тебе суггестия? Ты же ветерок. – удивляется лейка.

– Был ветерок, да весь вышел. Меня уже давно в ветры записали. Или того хуже. Мальчишки такие, только подставь хвост – тут же на косточки разберут. Для холодца. Хотя сами холодец не любят. Им сладости подавай, петушков да мальтозную патоку. Все заговоры, лейка, на Мальте составляются. Это только кажется, что я ветерок. А на самом деле я и сам не знаю, кто я. На Мальте не бывал, представления не имею, до чего они там дошептались. Вот тебе сказали, что ты лейка, а ты и поверила, а на самом деле ты кем угодно можешь быть. Ты же сама себя видеть не можешь?

– Не нравится мне твоя игра, ветерок, – говорит лейка.

– А, думаешь, мне нравится? – отвечает ветерок. – Выхода нет. Нищаем. Вон сколько бродяжек развелось. Вот что. Полезай-ка в кузов. Больше ты не лейка, а гриб. Груздь.

Тут, как по заказу, хоть и летом, откуда не возьмись – снегоуборочная машина. Скорее всего, заблудилась. Как тот трамвай, ну, вы знаете. Вмиг заграбастала своими ручищами лейку и дальше поехала.

– Да, – говорит ветерок, – Была бы ты желтой, лейка, глядишь, и пронесло бы.

Сказал – и шасть в малину к лисе. В дурака играть, а то и во что похуже.

Мораль: не всяк ветерок легок на помине.

18. Стравинский С.Р. Возвращение

Сергей Романович возвращается домой. Не пьян. Не сказать, что пьян. Устал, круги под глазами. На улице уже черно, хоть и снег. От разговоров и ветра веретено в голове. Уже хочется домой. И спать, спать, спать. О пропаже Алешеньки забыл, о Юленьке забыл, конечно. Обо всем забыл. Вот и лестница. На лестнице черно. Сажа. Кошка искрой из-под ног. Даже не испугался. Так устал. Спать, спать, спать. Погрузиться в сажу сна. Вот и дверь. Открывает дверь. Открывает дверь. Открывает дверь и видит…

Ослепительный свет. Кажется ослепительным. Слепота пару секунд. Черная, затем свет. Сначала лимонный, яркий, затем успокаивается. Отвык от света. Слава Богу, успокаивается. Отпускает. Слепота отпускает… Евгения-Юлия. Юленька. Евгения сидит, восседает, восседает, так будет точнее. Евгения восседает, ноги по-турецки. Евгения восседает, сложила ноги по-турецки, глаза пустые. Оглушение. В оглушении пребывает. Огрызок яблока одесную. Два ржавых огрызка одесную. Одесную или ошуюю? Сусальные древние слова. Не к месту, но я им рад. Из недр, так сказать. Утешение. Покоем веет от таких слов. То есть жизнь продолжается. Такое утешение – что бы ни произошло, покуда ты жив – жизнь продолжается. Мелкие такие зеленые яблочки были, несъедобные вполне. Один огрызок рядом, один чуть поодаль, около окна. Ела, стало быть, яблоки. Ходила, прохаживалась. Наверное, фотографировала. Возможно, яблоки. Изучаю огрызки, чтобы не видеть главного. Хотя бы какое-то время. Увидел уже, конечно, но взгляд тотчас отвел. Все так поступают, когда сталкиваются с чем-нибудь, к чему решительно не готов. Прием неплохой, но это ненадолго… Яблоки, огрызки яблок. Могут получиться любопытные фотографии. Просто яблоки – натюрморт, не больше. Огрызки же некую значимость придают, уже вопросы разные возникают. Например, о чем дума художник, когда выбрал именно, что огрызки?.. А, что еще, кроме огрызков видишь ты? Вот это – некстати. Вот это – совсем некстати. Ничего не вижу. Врешь, видишь. Вру. Кое-что вижу. Такое вижу, чего быть не может, чего случиться не должно было… Нет, нет, не должно было… А почему, собственно?.. Уж сколько раз говорил себе, пьянка – от лукавого. Силок и провокация. Отвлекающий маневр. Пока пьешь – чума в твой дом забирается. В дырявой шали. С тенетами в волосах и дохлой мышкой в кармане. Даже во рту пересохло… Ну, что там?.. Что? Что, что, что?.. Евгения. Сидит по-турецки, глаза пустые. «Восседает», решено. Уже не пустые, уже сверлят. Ловушка. Номер восемь. Ловушки всегда нумеруют. Почему, не знаю. Первый раз задумался. Номер восемь. Ну, это понятно. Восьмая квартира… Нужно было у Тамерлана остаться, он звал. Может быть, вообще переехать к нему на какое-то время. Пока не успокоится. Пока все не успокоится. Он возражать не станет. Ему одиноко. Храбрится, конечно, но ему одиноко, знаю… Сидит. Тьфу! Восседает… «Сидит», «восседает», какая разница? Скрестила ноги и сидит. А на руках… Вот, вот, вот, вот, вот. Добрались до сути. Доскреблись до самой сути… А на руках… Ну же, вынимай голову из песка… Алеша. Алешенька, так-перетак. К груди прижала… Так, Алешеньку пропускаем. Внимание на женщину. Отвлечься, последняя попытка. Красивая женщина. Красивая, конечно, женщина, конечно, спору нет, конечно… Мадонна. Именно, что мадонна. Вот в этом освещении, так именно, чуть склонила голову, мадонна… Мадонна с гуманоидом… Всё. Иссяк… Надо же было предвидеть. Нет, котлет ему подавай. Выпивки и котлет. В добрый путь… Сибарит чертов. Не про тебя раблезианство. Сиди, кропай свои туманные стишки, сиди, носа не высовывай! Пожрут ведь, рано или поздно пожрут. Пропадешь ни за грош… Сколько раз твердил себе, детство кончилось, всё, детство позади, пора расставаться с дурными привычками, пора становиться взрослым человеком, прятаться пора. Времена такие настали – лучше схорониться. Но вот же парадокс – чем лучше спрятался, тем больше на виду… Все, пропал. Сам пропал и Алешку сгубил. На этот раз окончательно… Алешенька, хитрец, еще тот хитрец. Хитрован глаза прикрыл, посапывает. Ох!.. Мадонна молчит, ни слова, сверлит глазами, молча вопрошает. Изваяние… Сделаю вид, что не увидел. Вроде бы увидел – и, в то же время, не увидел. Разве так не бывает? Бывает. Редко, но случается. Устал, не увидел. На улице черт знает что творится, светопреставление. Черно, ветер. И в подъезде черно. Еще эта кошка, не исключено, что черная, в темноте как поймешь? Наверняка черная… Допустим, суеверен. А так оно и есть. Испугался. Суеверный человек испугался. Очень испугался. Все мысли в этой кошке. Имею право. Оцепенел от страха, с ума сошел… Так что – не до мадонны. Простите, конечно, но как-нибудь в другой раз. Нынче не до вас. Изволите видеть, нахожусь в прострации, ибо изумительно суеверный человек есмь. Трус. Если без затей – трус. Давайте без обиняков. Давайте уже без обиняков. Предчувствия разные испытываю. До головокружения, до тошноты. Тут бы поскорее лечь и забыться. Не до, вас, мадонна, дико извиняюсь… Надо же, нос к носу столкнулись. Прямо перед дверью расположилась, места больше не нашла. Дверь открываешь и вот они – Юленька да Алешенька. Будьте любезны, так-перетак… Нос к носу, и что? Близорукость, чудовищная близорукость. А того лучше – пьян. Самое простое – мертвецки пьян. Недалеко от истины. Пройти мимо и завалиться спать. Пройти мимо внаглую, пошатываясь, как положено… Неважно, что скажет. Ничего не скажет. Молчит и будет молчать… Не в себе. Похоже, она действительно не в себе. Наверное, ей таких Алешенек прежде встречать не доводилось. Конечно, не доводилось. Откуда бы? Возможно он вообще единственный гуманоид на Земле. Оторопела, факт. Не мудрено. Доведись до любого. Я и сам долго в себя придти не мог, когда увидел его впервые… Не заметил, не узнал. В конце концов, я агностик, имею право. Агностик просто обязан не узнать. А они – пусть их, пусть сидят сколько душе угодно… А что, собственно, произошло? С чего я переполошился? Сидит женщина с гуманоидом на руках. Даже не событие… В конце концов, имею я право на сон? Алешка же спит, вон как сопит. Что твой паровоз. И я хочу. Чем я хуже? Вообще-то я – хозяин дома. Пройду и завалюсь внаглую… Стерва! Глазами сверлит. Душу пьет. Всего уже выпила… женщина… Как Тамерлан сейчас сказал. Женщина, мна… Да, они такие. Присосутся и пьют. Проснутся, присосутся и пьют… Даже теперь рифмую. Нет, мы, поэты, себе не принадлежим… поэты, агностики – это свыше. Судьба. Прячься, не прячься, от Него разве спрячешься. Вот и сейчас Он наверняка наблюдает, улыбается. Ситуация-то дурацкая. Если вдуматься – хохма, анекдот… Вот как тут пройти? А никак! Всё, поздно, время упущено. Сразу надо было, а теперь что уж?.. А потому что неожиданно всё получилось. Было подстроено. Ловушка готовилась заранее… Юлия-Евгения – мадонна, враг. Подкараулила. Поймался на крючок червячок!.. Надо бы что-то сказать. Наверное, надобно что-то говорить, сказать? Теперь уж что? Что, что, что?.. Что?

Евгения отвечает шепотом, чтобы Алешеньку не разбудить, – Мальчик.

– Что, мальчик?

– Мальчик. Алеша.

– Почему, Алеша? Почему, почему? – А то я не знаю. Надо же было такое ляпнуть?

– Алеша.

– Что, Алеша? Зачем Алеша?

– Вы не сердитесь на меня?

– За что?

– За Алешу.

– Почему я должен сердиться? В добрый путь.

– Испугались?.. И вы испугались. Я тоже испугалась.

– Чего испугалась? Что? Что здесь вообще происходит?

– Я спала. Уснула, спала. Съела яблоко, два яблока и уснула. Проголодалась, нашла яблоко в холодильнике, съела и уснула.

– Ну, так что?

– Проснулась – и вот.

– Что?

– Он. Алеша. Рядом лежит. Ручками обнял, плачет. Но без слов. Показалось, что плачет. Но он не плакал. Почему-то не плакал. Просто так лежал. Не плакал. Почему?

– Кто?

– Алеша…

– Кто?

– Мальчик…

– Так. Что ты от меня хочешь? Что я должен сделать? Прости, я очень устал. Долго шел. Потом кошка.

– Мне стыдно.

– Я кошек недолюбливаю. Не то слово. Боюсь. Смертельно боюсь. До тошноты. До головокружения. Суеверен… Кроме того, мы крепко выпили. Признаюсь, выпили крепко. Не рассчитал. Не рассчитывал, но так получилось. Так иногда бывает. У мужчин случается. Это не значит, что мы все негодяи и подонки. Среди нас встречаются неплохие люди. Иногда даже очень неплохие люди… Я рассчитывал только пригубить. Пригубить и как следует поесть… Разыгрался зверский аппетит. Еще до того разыгрался. Если ты помнишь, я сказал тебе, что пошел за котлетами. Почему-то захотелось котлет. Я вообще обожаю котлеты. Странно, может показаться странным, но предпочитаю столовские котлеты. В столовской подливке. Не знаю, с чем это связано, не думал об этом. Однако это так. Причуда. В добрый путь… Имею я право на свои причуды? Вот как ты думаешь? Имею я право на причуды? По мне, так каждый человек имеет такое право… И я никого не осуждаю. Никого, ни при каких обстоятельствах. Что бы ни произошло. Это, конечно, и моя беда. Оттого, что я никого не осуждаю, ко мне тянутся разнообразные гости. Полагаю, это связано с тем, что я никого не осуждаю… Иногда до тысячи душ!.. Уму не постижимо!.. И так каждый четверг… И ты это знаешь… А я уже не могу общаться как прежде. Я устал. Я уже давно устал. Хочу объявить, но не решаюсь. Кроме того, я никого не узнаю, потому что агностик. Некоторые обижаются… Кроме того, я пишу стихи. Плохие, скорее всего, стихи. Но я не могу не писать, потому что эти стихи мне диктуются… Есть публичные поэты. Поэты, которым нужна публика, поклонники. Но я – не из таких. Сам не такой, и стихи у меня не такие. И вслух, насколько ты знаешь, я своих стихов не читаю. А они, гости мои, каким-то образом все равно слышат. Я молчу, а им кажется, что я с ними разговариваю. Это ужасно! Это что-то невообразимое!.. Давно, давным-давно в далекой юности, да, я собирал однокашников, да, читал, но наша компания давно распалась. В отличие от меня у людей семьи, дети. А ко мне продолжают приходить. Кто – не знаю. С каждым годом больше и больше. Иногда до тысячи душ! Безумие какое-то! Абсурд!.. И главное, стихи-то у меня никчемные. Это очевидно!.. Скажи, ты же знаешь, чувствуешь… ты – умная девочка, хорошо воспитана, у тебя есть вкус, скажи правду – чудовищные стихи. Разве не так?.. И кто мне всё это диктует? Страшно подумать!.. Скорее всего, не человек… Просыпаюсь ночью, оттого, что мне диктуют. В добрый путь… Не всегда стихи, кстати, иногда просто какие-то мысли, примечания к чему-то, какие-то сноски… Я даже не знаю, женский это голос или мужской. Я даже не уверен, что это голос… Да, время от времени выпиваю. Когда выпиваю – мне становится легче. Можно сказать, что для меня водка – лекарство. Так и думаю про себя – пойду, подлечусь… Выпью немного – посплю подольше… Вот и сегодня думал – выпью немного, закушу котлетами, то есть поем как следует, да посплю подольше. В тишине, без сновидений, стихов и примечаний. Но вышло несколько иначе. Выпили крепко. Теперь, Евгения, мне очень хочется спать. Просто глаза слипаются. И если ты не возражаешь…

– Боже, какой стыд!

– Поверь, сам себя ненавижу. А теперь прости…

– И я откроюсь.

– Вы меня не правильно поняли. Я как раз закрыт…

– И я хотела бы открыться вам… Откроюсь?.. Ну, что вам стоит? К вам тысячи приходят, а мне без этого никак, я без этого погибну… не могу не открыться сейчас. Иначе сойду с ума. Сделаю что-нибудь с собой… Я даже к отцу не могу пойти с этим, довериться. Довериться я могу только вам, и никому больше… Откроюсь?.. Спасибо… Сейчас соберусь. Мне немного не по себе. Еще не привыкла… Даже не знаю, с чего начать… Понимаете, я мечтала… ну, разные там девичьи мечты, ничего особенного… Точнее женские… уже женские, вот вам первая тайна, но, теперь уж всё к одному… Одним словом, мечты молодой женщины… ну, вы понимаете… вы все понимаете, вы такой человек, вы даже не знаете, кто вы и что вы, я-то знаю, об этом все знают… вы с нами мало разговариваете, а мы между собой много разговариваем. Для того и приходим… к вам, конечно, но в том числе… и я знаю, что вы и кто вы на самом деле, хотя и пытаетесь хорониться как подлинный интеллигент, провозвестник в какой-то мере, да что там говорить… Приходим общаться, разговаривать… к вам, конечно, но и между собой разговаривать… Это – как лавина, уже не остановить. Но я не об этом. Это я как бы ответила вам на ваши сомнения, страдания, не могла не ответить… вы сказали обо мне так хорошо, я не могла не ответить. Тем более в такую минуту, когда чувства переполняют меня, и я еще не осознала, ужас или радость. И то и другое – сильные чувства. И я не умею управиться с ними, потому что эти чувства – как лавина… Немного запуталась… Так вот, мечты молодой женщины… Понимаете, мечты молодой женщины не ограничиваются фотографированием в моем случае… Сама знаю, что глупость сморозила, но это объяснимо в моем состоянии… Понимаете, мечты молодой женщины много сильнее. Они – как лавина… И я мечтала. Так же, как все мы. В сущности, мы очень похожи. Да, мы разные, но очень похожи… Да, молодые женщины мечтательны. Они мечтают. Даже когда заняты чем-нибудь совсем обыденным, или когда фотографируют… казалось бы – акт творчества, папа называет это актом творчества… так вот, даже во время совершения этого акта мечтают, не перестают мечтать… Мечтала и я. Но речь шла, раз уж у нас откровенный разговор, мечтала о будущем отце своего будущего ребенка. Это был не конкретный человек, мечта не имела очертаний, была, если можно так выразиться, бестелесная. У молодых женщин так бывает, в особенности, когда уже многие испытания позади, и опыт, прямо скажем, неудачный… в особенности, если неудачный… Вы же знаете, так много зла вокруг, зависти, лжи, эгоизма, откровенной глупости, отчаяния, малодушия, стяжательства, подозрительности, грубости, дурных предчувствий, поспешности, поверхностности, бесчувственности, беспринципности… трудно встретить, встретиться… всегда разочарования, несчастья, обиды … Почему, не знаю, Папа Карло вспомнился. Чушь, конечно. При чем здесь Папа Карло? Откуда взялся?.. Уж вы мне поверьте, мне и в детстве не приходило ассоциировать себя, скажем, с Мальвиной. Были и другие запоминающиеся, вызывающие восхищение персоны, принцессы, например. Особенно принцессы. Многие девочки воображали себя принцессами, да и многие молодые женщины, чего уж там?.. Но только не я. Я отдаю себе отчет в том, что принцессой нужно родиться. Даже в наше время монархии существуют, и там действительно живут настоящие принцессы. Но если ты не имеешь отношения к королевской семье, будь ты красавица из красавиц, принцессой все равно не станешь… Видите, я – реалист. Так уж меня воспитали. Так что ни с Мальвиной, ни с принцессами я себя никогда не сравнивала, и не сравниваю. Однако же Папа Карло явился. Зачем?.. Вот я теперь думаю, зачем?.. Как пример, наверное, теплого человека, так, что ли? Мне всегда не хватало тепла. И теперь… Нет, меня окружают хорошие люди, очень хорошие люди, но как-то сложилось, что тепла мне все равно не хватает. А Папа Карло как раз очень теплый, согласитесь, персонаж. Если сравнивать, например, с поленом. Хотя, конечно, полено теплее металла. На морозе особенно заметно. Но Папа Карло еще теплее. Я бы сказала, он горячий, Папа Карло. И вот он, если помните, уже будучи пожилым человеком, отдал свое тепло, остатки своего тепла какой-то чурке, не пожалел. Можно сказать, себя не пожалел… Хотя вряд ли это был осмысленный акт. Думаю, всё произошло само по себе. Так бывает… Теперь таких людей, наверное, нет. Но мечту, пусть у девицы, пусть у ребенка, пусть у молодой женщины, даже у старухи в синих чулках отнять нельзя. Все, можно отнять, только не мечту… даже если это неизбывная мечта… Я – реалист всё понимаю, просто, знаете, иногда фантазиям не хочется сопротивляться. То есть фантазирую иногда. Пускаюсь, так сказать, в путешествия. За горизонт. Вот и теперь что-то такое неведомое и приятное пролилось во мне, пригрезилось что-то такое, я подумала, а почему я, собственно, должна сопротивляться? Очень даже хорошо, перед сном вспомнить что-нибудь неизбывное. Конечно не Папу Карло. Я же не маленькая. Но он пришел… Знаете, я не стесняюсь того, что стала молодой женщиной. Около года стеснение ушло. Надеюсь, безвозвратно. Даже, в известной степени, горжусь этим… Вы тоже, наверняка мечтаете перед сном. Все мечтают перед сном. Своего рода утешение. В этом постыдного ничего нет… Конечно, иной раз такие фантазии посещают… Прямо скажу, и неприличные случаются. Но не Папа Карло. Только не Папа Карло. Может быть, в девичестве, но не теперь. Так что Папу Карло я никак не ожидала встретить. Я его считаю даже слишком благородным персонажем для себя. Моя самооценка, если вы успели заметить, немного занижена. Прежде это называли робостью. Мне бы попроще что-нибудь, поскромнее. Я голубей люблю кормить. Шью неплохо, готовлю. Домохозяйка. Была бы хорошей домохозяйкой. Фотографирование – не мое. Я взялась за фотографирование ради отца. Чтобы он хоть немного успокоился. Он очень волнуется, переживает, что я так и останусь старой девой без изюминки. А фотографирование – это как раз изюминка. И не обязательно для старой девы… Не теряю надежды обрести большую семью. Ну, вот, кажется… А Папа Карло, что Папа Карло? Тоже одинокий человек. Прожил без любви… Я, наверное, долго говорю?.. Я ведь это всё к чему?.. Поверьте, и мысли не допускала, что такое могло случиться. Никому в здравом уме и в голову не придет. Да я и теперь думаю, что этого не может быть.