Текст книги "Атомный перебежчик"

«Все, – остановил себя Шелестов. – Решение обоснованно и принято. Теперь никаких посторонних мыслей, кроме относящихся к предстоящему делу».

Неплохо бы и Мэрит при себе иметь оружие, когда он выйдет отвлекать часовых. Максим перевел взгляд на девушку и увидел, что та засовывает за пояс куртки концы большого платка, наброшенного на плечи. А под платок прячет пистолет. «Молодец, соображает, – одобрил Шелестов и снова посмотрел на часы. – Еще пятнадцать минут. Черт, как же надоела эта полярная ночь. Время – одиннадцать часов дня, а темень – хоть глаз коли. Хорошо еще, что со снегом немного светлее. Среди бела дня нападать на немцев все же опаснее, чем в темноте».

На улицах было практически безлюдно. Прошел старик с большой сумкой, две женщины торопливо пробежали по улице и свернули за угол. Проехала конная повозка, за ней легковая машина и снова три человека, кативших большую тачку, нагруженную хворостом. Еще одна машина, теперь грузовая.

«Все, пора!»

– Мэрит, заводи мотор, – сказал Максим и посмотрел на девушку. – Запомни, подъехала и остановилась не возле тротуара, а точно посреди улицы. И чтобы твоя дверь в кабине была точно перед охранниками. Иначе они увидят меня, или мне придется обегать машину, чтобы попасть к двери. Потом выходишь и улыбаешься, машешь им рукой и громко спрашиваешь. Поняла?

– А потом? – спокойно осведомилась девушка.

– Потом мы стреляем в охранников и бежим к дому. Если что-то не получится или кто-то из нас промахнется, стреляешь ты. Запомни, мы первыми врываемся в дом, ты за нами, ищешь подвал, если он есть. Мы работаем на первом этаже, Виктор на втором. Все доделываем до конца, что бы ни произошло снаружи. Михаил нас прикрывает. Уходим по обстоятельствам. Все поняла?

– Да! – кивнула Мэрит и как-то особенно, хищно улыбнулась.

«Ну, держитесь, гады, – мысленно усмехнулся Максим. – Месть женщины – это страшно. Женщина, которая идет мстить, беспощадна и изобретательна!»

Ровно заработал мотор грузовика. Навстречу прошли двое мужчин в рабочей одежде. Они даже не посмотрели на машину. Шелестов бросил взгляд в обе стороны вдоль улицы и вышел из кабины. Он уселся на подножку, прижавшись грудью к горбатому высокому крылу автомобиля. Машина тронулась.

Вот и перекресток. Дорогу перешла пожилая пара и скрылась в доме. На следующем перекрестке им попались две машины. Больше никого. Улица освещена слабо, большая часть фонарей на столбах не горит. Видны фигуры двух солдат с автоматами на груди перед входом в дом.

Мэрит не спешит, держит ровные обороты. Молодец, девочка! Если бы она начала нервничать, Максим не смог бы ей помочь, лежа на крыле движущейся машины.

И тут случилось непредвиденное! До цели оставалось всего метров пятьдесят, когда навстречу из-за поворота выскочили с включенными фарами две легковушки и понеслись навстречу грузовику. Шелестов вжался в подножку, чтобы его не было видно. Нельзя останавливаться, нельзя свернуть. Просто некуда свернуть!

Машины резко затормозили у здания гестапо.

Пальцы затекли на рукояти автомата, Максим чуть ослабил хватку и пошевелил пальцами. «Молодец, девочка. Ты только спокойно проезжай мимо, – мысленно просил он, – не привлеки внимания».

Всего несколько метров осталось до дверей гестапо, когда из двух легковых автомашин быстро вышли люди в немецкой форме и гражданской одежде. Из первой машины грубо выволокли человека, руки которого были сцеплены за спиной наручниками. Рыжеволосый немецкий офицер повернулся в сторону приближавшегося грузовика. Охранники у дверей посторонились, люди в штатском взяли арестованного под локти и повели к двери. Двое в форме последовали за ними. Арестованный обернулся в сторону машины, свет уличного фонаря упал на его лицо. Шелестов его узнал – англичанин! Гилберт!

Мэрит не оставила ему выбора. Она самостоятельно приняла решение и остановила машину там, где и предполагалось вначале. Шелестов выругался такими словами, которыми в обычной ситуации постеснялся бы говорить в адрес женщины. «Видят или не видят, какая ситуация возле гестапо», – подумал Максим.

Девушка остановила машину, выпрыгнула на проезжую часть и что-то весело крикнула по-норвежски немцам. Она стала что-то спрашивать, офицер махнул рукой, чтобы поскорее увели арестованного, охранники насторожились, глядя на незнакомку и пустой грузовик.

И тут Мэрит с поразительной быстротой выхватила пистолет. Немецкий офицер был прямо перед ней, он все понял, но выхватить свое оружие не успевал.

Злясь на себя, что не предвидел такого развития событий, Шелестов бросился через капот грузовика, когда прозвучали два пистолетных выстрела и короткая автоматная очередь, потом еще очередь и снова два выстрела. Он боялся увидеть страшную картину полного провала, но увидел другое. Рыжий офицер лежал на боку, нелепо вытянув в сторону руку с пистолетом. У двери, откинувшись на стену, лежал охранник, второй метнулся за машину, но был сражен автоматной очередью.

Англичанин ударил своего конвоира локтем и отпрыгнул в сторону. Максим не стал ждать и дважды выстрелил в немцев, одетых в гражданское. В одного он попал, второй бросился к двери. Охранник с автоматом увидел нового противника, но немец не успел повернуться в сторону Шелестова. Тот ударом ноги отбил в сторону ствол его автомата и выстрелил немцу в голову. Хлопнула дверь, за которой скрылся последний немец.

Упав рядом с англичанином на тротуар, Шелестов прикрыл его своим телом и осмотрелся. Несколько трупов перед дверями, водитель-норвежец свесился с борта грузовика. Убит! Мэрит жива и невредима, держит пистолет двумя руками, прижавшись к машине и выжидающе смотрит на русского.

– Вы как, целы? – спросил Шелестов Гилберта.

– Все хорошо, – проворчал англичанин по-русски. – Чудом не задело.

– Попробуйте достать из кармана убитого офицера ключ от наручников, – посоветовал Шелестов. – А мы пойдем внутрь.

– Какого черта? – возразил было бывший пленник, но сдержался.

Шелестов и сам сомневался, что вдвоем с Мэрит они способны ворваться в здание, в котором полно охраны. Их сейчас прямо перед домом изрешетят автоматными очередями. Или бежать, или врываться внутрь.

И тут в здании началась отчаянная стрельба. «Это Буторин, – понял Максим. – Молодец, Виктор, дал нам секунду передышки».

Подхватив с тротуара автомат убитого немца, Шелестов скомандовал девушке:

– За мной!

Дверь была распахнута настежь. Максим, сунувшись в нее, мгновенно присел на корточки, чтобы не попасть под прицельный огонь, потом резко бросился вправо. Перевернувшись через голову, он успел отметить, что слева в коридоре никого нет и дверь в комнату открыта. Снова бросок, и тут же автоматная очередь прошила деревянный пол в том месте, где он только что стоял. Выстрелив дважды из пистолета, Максим вскочил на ноги и, воспользовавшись тем, что немец укрылся за стеной, бросился вперед.

Под ноги подвернулся стул, Шелестов отбросил его от себя с сильным грохотом. Уловка сработала, немец высунулся и выстрелил короткой очередью в сторону, откуда раздался шум, Шелестов тут же влепил ему пулю в висок с расстояния пяти метров и обернулся. В дверь вкатилась и тут же встала на ноги Мэрит. Он показал ей вправо, а сам проверил комнату охраны. Никого! Справа ударили еще несколько очередей, потом все стихло.

– Эй! – крикнул Шелестов в конец коридора. – Кто там?

– Свои! – послышался голос Буторина. – Здесь все!

Шелестов посмотрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Там могли быть немцы. Он показал рукой девушке в сторону другой лестницы, ведущей в подвал, а сам стал медленно подниматься. Наверху никого не оказалось. Проверив две комнаты, включая в каждой свет, он дошел до середины, прежде чем с другой стороны его позвал Буторин.

– Это ты, командир?

– Я! У тебя как?

– Порядок, на втором этаже никого.

И тут снизу в подвале ударили два выстрела. Потом, без паузы, один второй, третий и снова два выстрела подряд. Крикнув Буторину, чтобы закончили на втором этаже, Шелестов бросился вниз. С улицы опасности он не ждал, там их прикроет Сосновский с норвежцами. Но девушка… подвал. Он спустился до половины лестницы и позвал в темноту:

– Мэрит!

Неожиданно внизу включился свет, упал какой-то стул, и раздался женский голос:

– Это я! Спускайтесь, теперь можно! Инженер здесь, только он ранен.

Шелестов бросился вниз, не веря такой удаче. Лишь бы девушка не ошиблась, лишь бы ранение было не опасным. Он увидел, как Мэрит обыскивает убитого немца. У противоположной стены за перевернутым столом лежал еще один человек в гражданских брюках и коричневых ботинках. Он тоже не подавал признаков жизни.

В комнате с решеткой вместо двери стоял во весь рост молодой мужчина. Правой рукой он зажимал рану на руке чуть выше локтя. Между пальцами сочилась кровь.

– Вы Виттар Кнудсен? – спросил Шелестов.

Норвежец согласно кивнул.

– Это он, – подсказала девушка, извлекая из кармана немца связку ключей. – Андресен, предатель, стрелял в него, не хотел, чтобы тот выдал нам тайну его предательства.

Шелестов бросился в угол комнаты, перевернул на спину убитого и узнал Нута Андресена. Норвежец лежал с открытыми глазами, все еще сжимая в руке пистолет. Пуля угодила ему в лоб, точно между глаз.

Мэрит уже открывала замок на двери. Нагнувшись, она приподняла юбку и оторвала широкую полосу от нижней рубашки. Инженер со стоном, сжимая зубы, стягивал с руки рукав куртки. Он что-то резко говорил по-норвежски и смотрел на убитого.

– Он говорит, что доверял человеку, а тот предал и его, и страну, и товарищей, – перевела девушка. – Это хорошо, что я успела. Еще секунда, и Андресен бы убил его.

Сверху послышались торопливые шаги. В проеме появилась голова Буторина. Он быстро осмотрелся, оценил ситуацию и коротко спросил:

– Он?

– Да, нам повезло, – поднимаясь на ноги, ответил Шелестов. – Что там, на улице?

– Шум моторов на дороге с запада. И фары нескольких машин. Надо срочно уходить.

Забрав грузовик и одну из легковых машин гестапо, в баке которой было больше бензина, партизаны двинулись на восток. Кроме погибшего водителя, еще двое партизан были легко ранены, их предстояло срочно доставить на базу.

Шелестов сидел на переднем сиденье легковой машины. Сзади Мэрит переводила их разговор с Кнудсеном. Инженер держался хорошо, хотя рана его заметно беспокоила. Пуля прошла навылет, девушка умело перевязала его, остановив кровь, но врач был все равно нужен.

– Вы знаете, что мы специально прибыли из Советского Союза, чтобы встретиться с Клаусом Венге? – спросил Шелестов.

– Нет, не знал этого. А зачем он вам?

– Послушайте, Виттар. – Шелестов повернулся к норвежцам. – Нам хорошо известно, что вы давно дружите с ученым, встречались с ним еще до войны, он бывал здесь у вас, в Норвегии. Из Германии, когда его хотели арестовать и заставить работать на гитлеровцев, он бежал именно сюда. И вы, как хороший друг, помогли ему.

– Вы спасли мне жизнь, вы сражались с нацистами вместе с норвежцами. И не только сегодня. Я верю вам, но поймите и вы меня: это не моя тайна. Захочет ли Венге с вами встречаться?

– А что я вам должен объяснять? – резко бросил Шелестов. – Вас выследили и арестовали. Во время ареста погибли ваши товарищи. Сегодня еще и Джорджа Гилберта арестовали. Гестаповцы вышли на ваш след. Под угрозой почти все ваши планы и готовящиеся операции. Вы хоть понимаете, что происходит? Сегодня мы успели вмешаться и помочь вам, а что будет завтра? Они вышли на ваш след и наверняка на след Венге. Его надо спасать. Выбора у Клауса нет. Его или заставят работать на нацистов, или сгноят в лагере. Третьего не дано. Мы должны спасти для мира его голову, он замечательный ученый, талантливый физик. Он должен жить и приносить пользу цивилизованному миру. Вот вам мой ответ, Виттар. Надеюсь, он убедительный.

– Вы правы, – помолчав, ответил норвежец. – Я отвезу вас к Венге, но сначала надо предупредить «Ласточку». На базе должны знать, что происходит. Операция вот-вот сорвется.

– Как Клаус сбежал с завода? Ведь завод находится на скале, он хорошо охраняется.

– Никто не знает, – рассмеялся Кнудсен. – Никто до сих пор не понял, даже нацисты. Он спустился оттуда по кабельному каналу.

– Кабельный канал? Что это? – удивился Шелестов.

– Завод – это энергоемкое производство. У него даже своя гидроэлектростанция есть. Кабели под землей здесь не протянешь. Сплошные скалы. И по воздуху нельзя, потому что надо укреплять опоры на скалах. При строительстве завода и электростанции проложили кирпичные и бетонные каналы, в которых провели электрические кабели. Они довольно просторные. Это специально сделано для удобства эксплуатации и для возможной замены или прокладки дополнительных кабелей. Там почти свободно проползет человек. Клаус прополз.

– Вы сможете нарисовать схему?

– Конечно. Главное, не пропустить поворот, кабели ведь расходятся и сходятся. Вам ведь нужно попасть в цех по производству дейтерия.

Альвисс Баккен слушал, поглаживая свою седую бороду. Выдержка у старого моряка была просто феноменальной. А вот Улаф Хольмен не находил себе места. Он метался по комнате как дикой зверь и только что не пинал ногами стулья и не молотил руками в стены.

– Теперь вы понимаете, как глубоко гестапо запустило свои лапы в норвежское подполье? – закончил Шелестов.

– По крайней мере, гестапо знает о большинстве наших явок, конспиративных квартир и о структуре подполья в целом, – заговорил англичанин. – То, что они схватили меня, не так важно. Да, гестапо прекрасно осведомлено о той помощи, которую оказывает движению Сопротивления Великобритания. Они хотели прервать связь нашей разведки и вашего подполья. Это не новость. А вот то, что они взяли Кнудсена, подтверждает выводы нашего русского друга. Немцы знают о предстоящей высадке парашютистов на озеро Скрукен, они знают о нашем плане взрыва цеха на заводе в Веморке. Это полный провал. Сейчас необходимо сохранить те силы, что у нас остались.

– Сохранить? – бешено выкатив глаза, крикнул Хольмен. – А что будет с нашей группой, которая сейчас находится на озере и готовится зажечь костры для самолета с десантниками?

– Спокойно, товарищи! – поднял руку Шелестов. – Не все так плохо. Одновременно с нами, когда мы отправились выручать Кнудсена и господина Гилберта, на озеро отправились наши друзья. Хевард Лунд с несколькими бойцами и один из моих товарищей уже на озере. Они предупредят вашу группу о возможной засаде немцев, о том, что нельзя зажигать костры по старой схеме. Они зажгут костры в другом месте и примут парашютистов. А ваши ребята прикроют высадку и задержат гестаповцев.

– Когда вы это все успели организовать? – удивился невозмутимый Баккен.

– Просто мы оказались в самой гуще событий, и нам пришлось принимать решение, – развел руками Шелестов. – Мы пришли вам на помощь и надеемся, что наше участие в боях с немцами убедило вас, что мы хорошие бойцы и честные люди, ненавидящие фашизм. А еще, что нам можно доверять, можно слушать наши советы. Я предлагаю…

Норвежцы зашумели. Максим не понимал, что говорили и выкрикивали партизаны, но он не видел на их лицах страха, раздражения или настороженности. Если они с одобрением отнесутся к его предложению, то ситуацию еще можно спасти. И Максим повысил голос, чтобы привлечь к себе внимание:

– Товарищи! Немцы готовятся вам помешать, они знают, что вы только собираетесь заняться взрывом в Веморке. Но они и не предполагают даже, что вы можете сделать это сегодня. Я пойду с вами, я проведу вас на завод, и мы вместе взорвем этот проклятый цех!

– Как мы пройдем туда, когда там сильная охрана? – зашумели норвежцы. – Немцы нас ждут. Да мы не пробьемся дальше ворот первого яруса!

– Есть возможность все сделать без боя, – уверенно заявил Шелестов и вытащил из кармана несколько листов бумаги.

Теперь интерес появился даже в глазах англичанина. Все склонились над столом, где Шелестов объяснял рисунки Кнудсена. Он рассказал, что именно этим путем бежал с завода немецкий ученый, которого фашисты пытались принудить сотрудничать с ними.

– Поверьте мне, поверьте Виттару Кнудсену. Ведь он инженер, он знает этот завод не первый год. Он и нарисовал эти схемы. Мне нужно три человека. – Шелестов решительно поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам. Норвежцы притихли. – Кто из вас хорошо знает взрывное дело, у кого есть хоть небольшой опыт обращения со взрывчаткой?

Двое молодых парней вышли вперед. Один оказался строителем и несколько раз участвовал в подрывных работах, когда пробивали русло для сброса воды. Второй был геологом и тоже участвовал в подготовке шурфов, где использовалась взрывчатка. Еще одного мужчину Максим выбрал себе в помощники. Это был опытный боец, хорошо умевший стрелять, сильный и ловкий. Его задача вместе с Максимом была прикрыть подрывников, когда они будут закладывать взрывчатку. Остальные партизаны должны будут занять круговую оборону в том месте, где выходит наружу кабельный канал. Они будут прикрывать работу основной группы.

– Максим, – Мэрит подошла к Шелестову, – Максим, зачем вам все это? Вы узнали, где Венге, вы могли поехать и забрать его. И вернуться к себе на Родину. Зачем вам это?

– Понимаешь, Маша, – Шелестов улыбнулся, хотя на душе у него скребли кошки. – Можно я так тебя буду называть?

– Можно. – Взгляд девушки потеплел. – Так меня называет Виктор.

– Понимаешь, Маша. – Шелестов положил ей руку на плечо. – Если ты солдат, то не важно, где ты сражаешься с врагом. Куда меня Родина послала, там я с ним и сражаюсь. Ведь убитый в Норвегии враг никогда не ступит на советскую землю. Победа куется всюду, и даже в тылу, когда женщины и подростки стоят у станков, заменив отцов и старших братьев, ушедших на фронт. Вся Европа страдает от гитлеровского нашествия, и какая разница, где мы с ним воюем. Родину можно защищать и находясь вдали от нее. А тем более что вы наши друзья!

Сосновский предложил в последний раз воспользоваться трофейным «Мерседесом», который они угнали от здания гестапо. Обойти немецкие гарнизоны и патрули не составит труда, а завтра машину можно будет бросить в горах, и пусть немцы ее ищут. Буторин согласился, тем более что Виттар Кнудсен хоть и ранен легко, но долгого перехода пешком не выдержит.

– Клаус после своего побега с завода жил первое время у моего школьного учителя, – рассказал Кнудсен. – Старик ненавидит войну и насилие. Он считает, что мир переделать можно только усилием воли, интеллекта, но никак не принуждением. Это касается и управления людьми, и построения справедливого общества. Типичный утопист! Я давно хотел забрать Клауса оттуда и перевезти в более безопасное место, теперь придется сделать это с вами.

– А почему ты говоришь, что у твоего учителя стало опасно? – удивился Буторин.

– Немцы дважды приходили к нему. Думаю, кто-то сказал им, что в доме прячется человек. Но Клаус жил не у учителя, а в подвале соседнего брошенного старинного дома. Это пивной подвал, он давно разграблен и заброшен.

В сотне метров от дома Буторин велел норвежцу-водителю остановить машину. Вокруг было удивительно тихо. Заснеженные ели, искрились под луной сугробы. Не верилось, что где-то идет война, гибнут люди, рушится привычный мир. И этот ужас войны сможет прийти сюда, и этот снег обагрится кровью невинных мирных людей.

Буторин кивнул водителю, тот развернул машину и погнал ее в обратную сторону. Они договорились, что километрах в пятидесяти от этого места норвежец сбросит машину со скалы. Там ее скоро заметет снегом, и немцы ее вообще никогда не найдут. Главное, чтобы след не привел сюда, к старому учителю.

Старик стоял возле дома, накинув на плечи старое пальто. Его длинные седые волосы спадали на плечи. Сгорбленный, он смотрел на гостей, чуть наклонив голову, но взгляд его был открытым, даже гордым и вызывающим. Глаза этого человека не были старческими и мутными, в них горела жизнь. Он стоял и ждал людей, которые медленно приближались к его дому с оружием. Люди шли осторожно, озираясь и прислушиваясь. И только когда трое незнакомцев приблизились и учитель узнал Виттара Кнудсена, голова его опустилась на грудь. Стало ясно, в каком напряжении находился этот человек и какое облегчение испытал он сейчас.

– Здравствуй, мой мальчик, – тихо произнес учитель и обнял Кнудсена. – Я не ждал тебя сегодня и очень беспокоился. Кто твои друзья, с которыми ты пришел ко мне?

– Познакомьтесь, учитель. – Виттар обернулся и подозвал своих спутников. – Это русские – Виктор и Михаил.

– Ну что же, если это твои друзья, тогда они желанные гости в моем доме.

– А что вам не спится? – улыбнулся Сосновский. – В вашем возрасте надо много отдыхать.

– Старики всегда плохо спят, – усмехнулся учитель. – Им слишком много приходится носить на душе.

Трапеза была скудной, да и больше сейчас хотелось не есть, а спать. Просто упасть, где стоишь, и уснуть. Понимая, что Кнудсена и его товарищей к нему привели дела, учитель удалился к себе, оставив гостей вместе с немцем, который прятался здесь, в винном погребе.

Буторин молчал, ломая козий сыр и откусывая хлеб. Он не смотрел на ученого и не участвовал в разговоре. Странное состояние, когда ты достиг цели, и теперь все или окончательно позади, или опять рухнет, и ты снова начнешь долгий путь вперед.

Венге мог отказаться ехать в Советский Союз. Просто отказаться, не вдаваясь в объяснения причин. И что тогда? Бить по голове, вязать и тащить на себе через границу к фронту или ждать на берегу подводную лодку, кормить пленника с ложечки, а потом грести по ледяному ночному морю к своим. Буторин понимал, что задачу на этом этапе лучше других решит только Сосновский. У него и отличное знание немецкого языка, и опыт разведчика-закордонника, и точное понимание немецкого менталитета.

А Михаил грел ладони о большую глиняную кружку с чаем и с улыбкой смотрел на немца. Он слушал, как Кнудсен рассказывал своему другу о событиях последних дней, как тот побывал в гестапо. Венге иногда посматривал на русских, не выдавая своего интереса.

– Замерзли, Клаус? – спросил вдруг Сосновский, глядя, как немец украдкой почесывает руки и шею. Частое явление – реакция кожи на холод.

– Да, там, в подвале, – не курорт, – кивнул ученый. – Но я согласен сидеть и мерзнуть, но никогда не буду работать на нацистов, на их убийственную политику мирового господства.

– Правильно, правильно, – закивал Сосновский. – У человека должна быть свобода воли. Человек должен добровольно и осознанно делать свой выбор в жизни. Тогда он будет искренним и правильным. Виттар говорил вам, что немцы дважды наведывались сюда? Вам повезло, что они не проводили обысков, не перевернули здесь все вверх дном. Они искали и Кнудсена и вас.

– Да, я знаю, – кивнул ученый. – Я давно предлагал уйти отсюда, чтобы не доставлять неприятностей хозяину. Я слишком опасный гость.

– Мы заберем тебя сегодня, – вставил Кнудсен. – Заберемся в такое место, где тебя никто не найдет. Здесь действительно стало слишком опасно. Гестапо активизировалось, в подполье оказались предатели. Я чудом уцелел благодаря русским друзьям.

Мотоцикл завяз в рыхлом снегу. Он бешено вращал задним колесом, разбрасывая снег, его водило из стороны в сторону, но вперед он никак не хотел ехать. Коган соскочил с заднего седла в сугроб и уперся в мотоцикл руками. Лунд кивнул и стал плавно добавлять обороты. Тяжелая машина медленно пошла вперед, разгребая снег передним колесом.

Коган упирался ногами в снег, скользил, но упрямо делал свое дело. Это было наслаждением: когда ты закоченевший от долгой езды на ветру вдруг начинаешь делать физическую работу и согреваешься, даже покрываешься испариной. И – тепло по всему телу.

Лунд выехал на относительно чистое место и остановился.

– Машина должна остыть, – заявил он и заглушил мотоцикл. – Уже немного осталось. На морозе мотор быстро остынет, минут через пятнадцать тронемся снова.

– Неплохо бы осмотреться, куда поедем, – предложил Коган. – Мы ведь уже почти на берегу озера. Мне кажется, если немцы устроили здесь засаду, могли нас услышать.

Борис бросил один автомат Хеварду, и они двинулись через лес к озеру. Здесь, на высоком залесенном берегу, снега было меньше. Высокие ели с мощными лапами, опускающимися до самой земли, величественно возносились вершинами в небо. Казалось, человек в этом лесу – всего лишь ничтожная букашка, муравей в дебрях.

Просторы замерзшего озера появились неожиданно, когда деревья вдруг расступились.

– Вот здесь, – показал рукой Лунд. – Видишь вон там, на другом берегу, острую скалу? В этом треугольнике от той скалы, этого высокого берега и вон того округлого мыса должны зажечь костры.

– Но я ничего не вижу! – Коган всматривался в белое поле. – Костры еще не подготовили?

– Подготовили еще вчера, – ответил норвежец. – Просто прикрыли белой тканью, чтобы в глаза не бросались. Наши люди должны быть справа, на другом берегу. Там сейчас держат канистры с бензином и ждут условленного времени. Еще час.

– Смотри, немцы! – подойдя к краю берега, показал рукой Коган.

– Будьте вы прокляты! – проворчал норвежец. – Они уже здесь. И тишина, значит, партизаны ничего не знают, а эти притаились и ждут парашютистов, чтобы взять их во время приземления! Их там человек десять-пятнадцать.

– А вон еще слева, смотри! – Коган показал туда, где к берегу выходила дорога.

За деревьями стоял грузовик, выкрашенный белой краской. Значит, там еще человек десять или двадцать. И так, видимо, по всему берегу в районе высадки. Надо как-то прорваться к своим и предупредить. Если просто открыть по немцам огонь, завязать здесь бой, там ничего не поймут. Они не смогут даже передать сигнал опасности пилоту.

– Хевард, ты знаешь эти места? – спросил Коган. – Тут есть еще открытые и ровные площадки, кроме замерзшего озера?

– Есть еще одно озеро, только намного меньше. Оно там, в полукилометре отсюда, на северо-запад.

– Ясно! – обрадовался Коган. – Я думаю, окружать это озеро у немцев людей не хватит. Да и незачем им окружать. Увидят, что парашютистов выбросили с самолета и атакуют. Кого перебьют, кого живьем возьмут. Слушай, Хевард, нужно костры зажечь на другом озере. И самим атаковать немцев, открыть по ним огонь и удерживать здесь, пока парашютисты-подрывники не будут в безопасности.

– Можно, – согласился Лунд. – Только людей у нас маловато. Здесь всего двадцать два человека: пятнадцать с базы «Ласточка» и семеро моих. Да и как нам пробраться к своим на мыс? Единственный путь – по берегу отсюда, а внизу гитлеровцы. Если на мотоцикле объезжать, то только по дороге, но она выйдет слева к берегу, а там грузовик и автоматчики. А справа, так это километров пять-десять вокруг леса.

– В баке мотоцикла бензина много?

– Не знаю. Думаю, что литра три. А что ты задумал?

– Понимаешь, Хевард. – Коган положил норвежцу руку на плечо. – Сейчас война и все подчинено войне. А когда она кончится, тогда… Все будет по-другому, и жизнь начнется другая. Все мы что-то теряем. Если мы откроем бензобак твоего мотоцикла, бросим в него две гранаты и столкнем вниз на немцев, то им будет не до нас. Мы сможем берегом пробиться к твоим товарищам на мыс. Другого выхода я не вижу. Нас просто подстрелят, когда мы побежим по снегу.

– Вот, значит, что ты придумал, – тихо произнес Лунд.

Норвежец молчал около минуты, глядя на озеро. Когану уже стало казаться, что частнособственнические настроения возьмут верх над здравым смыслом и общим делом борьбы против оккупантов. Мысленно Борис даже попросил не разочаровывать его. Он ведь с таким уважением относился к этому человеку. Но что делать, если воспитаны норвежцы иначе, чем мы. Могут и мелкие интересы возобладать.

Лунд обернулся и хлопнул русского по плечу:

– Пошли! Мне твоя идея нравится!

До края леса, откуда начинался крутой спуск к берегу, мотоцикл докатили вручную. Немцы внизу окопались в снегу, установив два пулемета. Все они были одеты в белые маскировочные костюмы. Несколько человек вели наблюдение за озером и небом, остальные грелись возле самодельных печек.

Лунд открутил крышку бензобака и качнул мотоцикл из стороны в сторону. В баке плеснулся бензин. Его еще оставалось достаточно. Коган приготовил две осколочные гранаты, выдернул из каждой чеку. Мотоциклу лететь до позиции немецких солдат пару секунд. Секунду или две на то, чтобы столкнуть его вниз. Запал в гранате горит 3,5–4 секунды. Все должно сработать.

– Ну ты готов? – спросил норвежец.

Коган кивнул. Лунд уперся в руль мотоцикла и сдвинул его на самый край спуска, по склону покатились комья снега. Один из немецких солдат поднял голову, пытаясь понять, что там наверху происходит. Ветер или животное?

Коган бросил в бензобак мотоцикла гранаты. Было слышно, как внутри отлетели предохранительные скобы. Лунд тут же навалился и столкнул мотоцикл вниз. Они успели только наклониться и схватить лежавшие у ног автоматы, как внизу все осветилось яркой вспышкой, по ушам ударил грохот взрыва.

Лунд бежал первым, перепрыгивая через поваленные деревья, обегая большие камни. Коган не отставал. Он хорошо слышал вопли немецких солдат, по снежному покрову озера то и дело метались огненные блики. Борис хорошо представлял себе, что сейчас происходит там, внизу. Мотоцикл взорвался, чуть не долетев до земли. Осколками, расплескавшимся горящим бензином поразило почти всех солдат, сидевших в небольшом снежном окопе. Раненые, обожженные, убитые. Не сразу сообразишь, что же произошло, где враг и куда стрелять. Скорее всего, способных стрелять и осмысленно принимать решение там, внизу, сейчас уже не было.

Несколько очередей все же прорезали морозный воздух, но пули прошли далеко в стороне. А еще через несколько минут Лунд и Коган уже подбегали к округлому мысу. Норвежец на ходу выкрикивал что-то, называл кого-то по имени. И вот наконец навстречу из-за деревьев вышли люди с оружием. Кто-то бросился к Лунду с расспросами, недоверчиво глядя на незнакомца.

Долго объяснять не пришлось, все командиры поняли ситуацию и ее последствия. Значит, немцы уже здесь! И все равно нужно завершить операцию! Глаза партизан загорелись. Шестеро самых сильных и выносливых схватили канистры с бензином и побежали на другое озеро. А где-то совсем рядом заработали моторы немецких грузовиков, в небо взлетела ракета.

– Ну вот и все, – тихо сказал Коган. – Командуй, Хевард. Ты знаешь, как немцы могут обойти нас и пробиться ко второму озеру? Перекрывай эти пути, а мы встанем у них на пути.

Пятьсот метров по рыхлому снегу через лес – не такое большое расстояние. Но нужно еще собрать хворост, ветки покрупнее. Сложить пять костров крестом на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. А потом, когда подойдет время, поджечь эти костры. И на все выходит меньше часа. А другие бойцы должны удержаться и не пропустить немцев ко второму озеру.