Текст книги "Край безумной любви"

– Согласен.

– С Рябиной ты познакомился, третьим в вашей компашке будет татарин – Миша-ствол. Эй, Миха, – махнул рукой Питерский, – дай-ка мне ключи от темно-зеленого «Гранд – Чероки». Держи Шаман, теперь у тебя колеса под тобой и личная трубка, – Волоха пододвинул к Алексею сотовый телефон. Потом что-то шепнул Рябине и тот пошел к соседнему столику. Поговорив с девушками, он вернулся и, слегка коснувшись Лехиного плеча, шутя, сказал на ухо:

– Там одна кошечка хочет свои коготки о твою спину поточить. Алексей глянул за столик, где сидели девушки и заметил, как брюнеточка подняв бокал с вином, приятно улыбнулась ему.

Питерский хохотнул и повел бровями в сторону девушки. Шаман поднялся и, попрощавшись со всеми, направился к соседнему столику.

Жизнь скоротечна, она не стоит на месте и как листья осыпаются каждый год с деревьев, так и перелистываются страницы календаря.

Прошли годы, в жизни людей тоже произошли перемены, кому-то, наполнив дни радостными событиями, а кому-то и плохими.

Недалеко от Исаакиевского собора, на узкой площадке, одна к другой, прижались три черные машины. Из них вышли прилично одетые люди и, встав в круг, начали обсуждать последние события, заставившие сегодня их собраться. Приехал Питерский и с ним еще один вор, в сопровождении: Палыча, Сёмы и Рената.

– Короче, братва, – начал Питерский, – сегодня из Москвы был срочный звонок, в аккурат на Пасху, в кабаке замочили Лысого. Вы его помните, он не раз бывал у нас, да и мы с ним славливались, когда свои дела решали в столице.

– Лысого?! Да кто же его не помнит, этого борзого, – скептически заметил Сыч.

– Что за дела, кто на него наехал? – спросил один из Якушиных – состоящего в питерской, уголовной бригаде.

– Менты уже приняли мокрушника, сейчас он в конторе загорает, первые показания дает, к вечеру отзвонятся, скажут, что за «черт» волыной4444
  Волына – оружие


[Закрыть] по кабакам размахивает.

– Однако дерзкий, но глупый, – заметил Шаман, – видимо не из опытных, раз попался легавым в лапы.

– В этом мы потом разберемся, – сказал Питерский, – суть в другом: все было отлажено, давно таких «китобойных4545
  Китобой – убийца


[Закрыть]» наскоков не было. Все взаимные усилия между питерскими и московскими сводятся на – нет. Если такая волна пойдет, то надо ждать следующего выстрела, опять – война. А нам это нужно?

– Да и московским тоже, – согласился Палыч.

– Короче, завтра Шаман, Миша-ствол и Рябина поедут в Москву, там их встретит брат погибшего Лысого – Алик. Шаман, отзванивайся мне каждый день, я должен быть в курсе. Все поняли?

Все согласно закивали и три машины, разъехались в разные стороны.

В двухкомнатной квартире, в новом доме на Ордынке, два омоновца устроили засаду. Они работают по программе – защиты свидетелей. Два дня назад, молоденький парнишка – Алексей, являющийся сыном хозяйки этой квартиры, зашел в дорогой ресторан и из пистолета «ТТ» выстрелом в грудь уложил наповал криминального авторитета «Лысого». Алексея задержали на месте преступления, и на данный момент он содержится в райотделе милиции. С предъявленным ему обвинением в убийстве человека, он согласен и готов нести ответственность. Но один, очень важный нюанс должны учесть дознаватели и следователь прокуратуры, за что неопытный, несмышленый парнишка убил криминального лидера? Может его кто-то заказал, а Алексей выполнил этот заказ? Или здесь что-то другое? Паренек упорно молчал. Но ситуация складывалась следующим образом: криминальная группа, лидером которой был убитый Лысый, задействовав разные средства, пытается сейчас разобраться. Естественно, первой должна заговорить его мать, а потом, когда паренька переведут в СИЗО, нужно спросить с него.

Потому и дежурят омоновцы на квартире Галины.

– Галина Алексеевна, если можно, согрейте, пожалуйста, чайку, – попросили служащие, усевшись на кухонном диванчике, и положив рядом автоматы. Мы Вас не стесним, посидим на кухне, покурим. Вы только двери никому не открывайте, на звонки телефона реагируйте, но предупреждайте нас, лишнего не говорите, сами понимаете – это опасно. Да, сын у Вас дерзкий и ловкий парень, уложить с одного выстрела такого «фрукта».

Галя, молча налила милиционерам чай, и ушла к себе в комнату.

«Господи, что же такое с нами происходит, почему приходится опять принимать на себя жестокие удары судьбы? Чем я прогневала, тебя, Господи? Алеша, сынок мой миленький, ну, зачем ты это сделал? Все бы и так обошлось…

Устремив взгляд в окно, она окунулась в воспоминания и даже не замечала, как слезинки скатывались по щекам.

Все началось с вечеринки, которую организовал директор фирмы. Он заказал два столика в дорогом ресторане и пригласил своих компаньонов и служащих. В тот вечер, Галя была с сыном, ей не хотелось его отпускать и, переговорив с коллегами, она упросила Алешку посидеть немного с ними в ресторане. Все было шикарно, накрытые столы, ломились от разных яств, шампанское и вино. Затем веселье под музыку. Сидя рядом с подругой, Галя заметила, как она посматривает в сторону стола, расположенного в углу. Там сидели три парня. Один из них, с аппетитом уплетая еду, недовольно поглядывал на развеселившуюся компанию. Галя сразу определила по виду, и по ужимкам, что парни имеют отношение к криминальным структурам и одернула подругу:

– Люда, не нужно смотреть за тот столик.

– А что в этом плохого? Подумаешь…

– И все-таки, я не советую глядеть на того парня слишком часто.

– Подруга, ты чего меня жизни учишь, почему я должна его избегать?

– Постарайся, не дать ему повод, чтобы познакомиться с тобой.

– А может быть я этого, и хочу, – засмеялась Люда.

– Я тебя предупредила, такие люди, уловив несколько взглядов женщины, принимают это, как за приглашение.

– Галочка, ну что ты преувеличиваешь, пойдем лучше потанцуем, пригласила захмелевшая подруга. Но Галина отвлеклась от разговора, обратившись к сыну:

– Тебе не скучно, поешь чего-нибудь.

– Я уже поел. Мам, скоро мы пойдем?

– Еще чуть-чуть посидим, неудобно, как-то сразу уходить, наш директор для нас старался. Потерпи еще немножко. Алешка кивнул и поднял бокал с вишневым соком. К их столу подошел лысый мужчина.

– Пойдем, потанцуем, – протянул он руку Галине.

– Извините, я не хочу.

– Ты мне отказываешь?!

– Во – первых, не хочу я с Вами танцевать, а во – вторых, не тыкайте мне, мы с Вами не пили на брудершафт.

– Ты что телка, ты с кем так базаришь, тебя что, в детстве не учили, как себя с незнакомыми дядями вести.

Лешка вскочил, но мать одернула его за рукав.

– Если Вы сейчас не уйдете, я позову администратора.

– Да я его щас сам позову. Эй! Ты где там? – рассвирепел лысый.

В зал вошел мужчина средних лет, и услужливо поклонившись лысому, спросил:

– Чем могу быть полезен Валерий Иванович?

– Меня бесит эта компания, орут тут, как кони прыгают, не дают спокойно поужинать.

Стоявшие рядом парни загоготали, поддерживая своего босса.

Администратор вопросительно глянул на женщин и мужчин за столом и, легким сожалением, пожав плечами, попросил:

– Вы не могли бы вести себя чуть тише.

– Позвольте, – возмутился директор, – я за этот вечер деньги заплатил, почему здесь кто-то должен нам мешать?

Двое парней дернулись в сторону директора, но Лысый остановил их.

– Хай с ними, пусть веселятся, а ты, – указал он пальцем на Галину, – пошли вниз, поговорим.

Галя поднялась из-за стола, но сын взял ее за руку.

– Мам не ходи, не надо.

– Леша, я сейчас, а то он не отстанет, пусть скажет, что ему нужно. И Галя спустилась по парадной лестнице в просторный холл, где располагался бар.

– Ты что такая борзая? – спросил ее Лысый, – горя, что ли не видела, так я тебе устрою.

– Ведете себя, будто малолетка…

– Что ты сказала?!

– Что Вам нужно? Говорите и отваливайте, наконец, – Галю начала выводить из терпения наглость Лысого.

– Пасть заткни, сучка…

– Ну, ты и сво… – она не докончила слово, как удар по щеке отбросил ее к стойке.

– Мама, – крикнул подбежавший Алешка, заградив собой мать, – ты, урод, пошел отсюда, – бросил он в лицо Лысому.

Стоявший рядом со своим лидером парень, заехал пятерней в лицо парнишке. Сверху по лестнице спускались люди и, возмущаясь, стали окружать хулиганистых парней.

Лысый, оценив обстановку, не захотел портить отношений с администрацией ресторана, прервал потасовку, и нагло взглянув на Галину, прошипел:

– А тебя красивая сучка, я брошу на хор. Я найду тебя и отправлю в бордель, чтобы ты стерва знала, на кого тявкаешь.

Галя, сидя в кресле, опять не сдержала слез, вспоминая ужасную сцену в ресторане. Как она не смогла уловить во взгляде сына, лютую ненависть к тому отморозку. Да, где-то она упустила момент в его воспитании и даже не могла предположить, что сын способен защитить ее, вот такой ценой. Просматривался характер отца Алешки, он никогда бы не простил никого за ее оскорбление. Вот и сын, ничего не говоря, взял пистолет и выследил Лысого.

Галя осознавала, что над Алешей нависла двойная угроза, да и омоновцы подтвердили ее мысли. Сына нужно спасать. Но как? Обратиться к директору, что бы он дал денег на адвоката, но что значит этот мизерный шаг, если за Лысым стоит криминал. А если сына достанут в тюрьме? Галя не могла простить себе тот вечер, почему не отпустила Алешу, а упросила пойти с собой в ресторан.

Допоздна она смотрела в окно, пока огромный город не зажег свои огни. Она думала, почему все-таки судьба так не ласково с ней обходится. Новую прядь седых волос добавил ей этот, роковой случай. Кроме Алешки, и теперь уже такой далекой мамы, у нее в этом мире никого не было. Разве забудешь такое: в мороз она несла его под сердцем, спасая свою и его жизнь. Она не погибла в реке, ее не достала волчья стая, и свирепый медведь не тронул на лесной поляне. За нее отдали жизни два дорогих ей мужчины – ее муж Алексей и Иван. Так почему судьба забирает одного из последних, оставшегося в ее жизни?

Глава 21. В тюремном капкане

Лешу, когда привезли в милицию, посадили в отстойник. Слева была камера для мужчин, а справа для женщин. Сначала у него сняли отпечатки с пальцев, затем сфотографировали возле линейки роста и через некоторое время проводили в кабинет, где сидел дознаватель.

– Алексей, садись, и начнем. Ты обвиняешься в убийстве человека. Уголовная статья грозит тебе большим сроком, но, так как ты еще несовершеннолетний, можешь получить по суду десять лет. Где ты взял пистолет с патронами? Не молчи, тебе же лучше будет. Что случилось в ресторане, почему ты его убил? Он, что, чем-то тебя кровно достал?

Алешка молчал и грустно смотрел на зарешеченное окно.

– Ты бы хоть мать свою пожалел, раз о себе не думаешь. Ты ведь бандита ухлопал, а за него будут мстить. Ответь, наконец, почему ты в него стрелял?

При словах о матери, у Алешки защипало в глазах. Он уставил взгляд в пол и продолжал молчать.

– Ты сам теперь ходячий труп. Что прикажешь нам с тобой делать, везти в тюрьму и посадить в отдельную камеру. Расскажешь все, и я гарантирую тебе безопасность.

Лешка оторопел, выходит, что ему грозит смерть, а этот следак торгуется, скажешь – значит, будешь жить.

Он поднялся со стула и, прижавшись плечом к стенке, сказал:

– Я все равно ничего не скажу, и не надо меня пугать. Где подписать?

– Дурак ты, дурак, – с сожалением произнес дознаватель и нажал кнопку звонка. Алешку увели назад в камеру. Вечером его снова завели к следователю и он огласил, что прокурор подписал санкцию на его арест и содержание в следственном изоляторе. Алешку вывели во двор и, усадив в «Автозак», с остальными арестантами, отправили в «Матросскую тишину».

Зашумели по роликам ворота, и машина заехала во внутренний двор тюрьмы. Сначала был общий бокс, где собрались все, без исключения арестанты. Потом обыск, баня и карантин. Так как была пятница, пришлось три дня сидеть с малолетками, среди них были уже сидевшие ранее в тюрьме арестанты, которых возили на следствие. Лешке было диковато, он сидел на нижней шконке, поджав под себя ноги и прислонившись спиной к стене, слушал бывалого малолетку. Другой мир, с его законами, правилами, устоями, открывался перед Лешей. С блатным жаргоном, с выпяченными пальцами и вытянутой вперед, нижней челюстью. Такова малолетка, впитывающая в себя все подряд.

Когда этим пацанам, и кто объяснит, что они делают в этой жизни правильно, а что нет.

До Лешки с трудом доходили рассказы о камерной жизни, где все строилось на послушании и соблюдении иерархии. В его голове сейчас был сплошной кавардак: прежде была спокойная жизнь, рядом всегда добрая и хорошая мама, друзья, окружавшие его и вдруг, за какие – то двое суток все рухнуло, перед ним открылись врата, какого-то ада, где ему, не искушенному в тюремной жизни пареньку, придется как – то выплывать. Чтобы эти малолетки, считающие себя пацанами, видели его таким же. Утренние проверки, завтрак, прогулка в закрытых боксах, расположенных под крышей, на самом верхнем этаже тюрьмы. Обед, ужин, перестукивания пацанов с другими камерами, переговаривания через решетки. Все это было из незнакомой жизни. Придется с чем-то мириться, иначе его жизнь превратится в сущий ад. Лешка посмотрел на пацана, которого на свободе называли «петухом» и здесь в камере с ним творили мерзопакостные вещи, заставляя обслуживать своим ртом уже нахватавшихся тюремных верхушек малолеток.

Десять лет, которые ему обещал следователь, неимоверно растянутся и если ему до «мужиков» предстоит еще отсидеть на малолетке несколько лет, то нужно, как-то привыкать ко всему. И он сидел и слушал, о чем они говорят, втягивал постепенно всю эту жизнь в себя, как бы не было страшно и противно.

Его привели на этаж, где размещены камеры с малолетками. Он вошел и увидел на полу у входа белое полотенце. Дверь захлопнулась. Лешка, проделал все, что услышал в карантинке. Он вытер ноги о полотенце, поздоровался со всеми и спросил:

– Куда положить матрац?

– На верхнюю шконку, – ответил ему паренек.

– Ты с какого района?

– С Ордынки, раньше на Таганке жил, – ответил Леха, вспоминая, как нужно правильно себя вести.

– За что влип?

Леша замялся, не зная, что сказать.

– Что молчишь, по стремной статье залетел? – допрашивали Лешку.

– Как понять, стремной?

– Телку изнасиловал или…

– Никого я не насиловал, – Лешка нахмурился.

– Слышь, ты, пацан, мы все здесь сидим вообще-то не за что, но если в натуре разобраться, то у каждого из нас есть статья. Тебя по какой статье мусора сюда определили?

– По сто пятой.

– Ни фига себе, ты что, заколбасил кого-то?!

Как научили Лешку, ему не стоило скрывать, что он стрелял в человека, потому он ответил:

– Я мать свою защищал.

«Старенький», которого зэки выбрали главным в камере, одобрительно сказал:

– Мать – это святое, уважуха тебе пацан. – Садись, будем дальше знакомиться, меня Калачом кличут, а тебя?

– Леха.

– Это имя, а как тебя на воле друзья звали?

– Вроде Вороненком.

– А ты и правда, как вороненок черный, у тебя случайно дед не цыган? – Пошутил Калач.

Лешка, пожимая плечами, промолчал.

– Ладно, будешь Вороненком, но учти, в твоей кликухе девять букв, тяжко тебе будет прописку в хате выдержать.

В камере все засмеялись, только Алешка остался безучастным, он еще не знал, что означает прописка.

– Короче, две недели тебя будут здесь учить, всяким там «покупкам», игрушкам, и премудростям тюремным, потом будет видно, что ты за пацан.

И началась его тюремная жизнь, полная всяких неожиданностей. Как-то вечером Лешку спросили:

– В выходной на барахолку выводят на два часа, пойдешь?

– А что, разве можно?

– Конечно, если заявление напишешь и отдашь прапору на утренней проверке.

Лешка взял лист бумаги и, как ему продиктовали, написал заявление, чтобы его отпустили на вещевой рынок. Утром он протянул листок дежурному по этажу.

– Что у тебя, – спросил надзиратель и, прочитав, улыбнулся, – еще один желающий, на «халяву» шмотки купить, – и, развернувшись, вышел за дверь. Вся камера грохнула смехом. Глядя на них, Лешка понял, что его разыграли и, нахмурившись, сел на шконку.

Постановка среди десяти пацанов в камере была следующая: заправлял всем «Старенький», отсидевший на тот момент полгода, затем шел «первый по хате», за ним, самый младший по возрасту – «сынок». Старенький имел право брать от булки хлеба, поделенной на четыре пайки, «коряк», то есть горбушку, другая сторона буханки доставалась первому по камере. Из коряка делали пирог, начиняя его в обед картошкой из супа и капустой, а вечером, когда давали чай, владелец тюремного пирога с аппетитом уплетал его за обе щеки.

Ходить в туалет, когда кто-то ел, категорически запрещалось. Употреблять слово «мать» в матерках, тоже. Иначе за все это можно было схлопотать по шее и скуле.

Леша с трудом усваивал все, чему его обучал «наставник», даже по своему возрасту он понимал, что все эти «покупки» «игрушки» из разряда детских игр, но такова была действительность малолетки, в которую он попал.

Не всегда было весело, все равно пацаны в душе грустили: по воле, по родителям или любимым девчонкам, оставшимся за стенами старой тюрьмы. Иногда за решетками слышался голос какого-нибудь парнишки, он исполнял гимн малолеток:

В тюрьме, где скучно и по воле все грустят4646
  Стихи автора романа


[Закрыть],

Мальчишки в камерах на корточках сидят,

А воля здесь, она близка

И сердце парня вдруг заполнила тоска.

Свободу мне, верните вы скорей

И я уйду из лагерей…

Записи, стихи, песни, все это забирали надзиратели при обыске. За разговоры с соседней камерой, наказывали: лишали передачкой или вкладывали постановление в личное дело. На прогулку выводили раз в день, которая проводилась на самом верхнем этаже здания, в отдельных боксах. Старенький мог выиграть у кого-нибудь в карты или домино, вещи. На Лешкины «штиблеты» тоже сыграли, но после вернули.

– Ты не веди себя так, – поучал Лешку, Калач, – а то затюкают. Будь пацаном и отвечай за свои поступки. Проглотишь нанесенную обиду, другие будут на тебя смотреть, как на «чухана». Не вольешься в нашу пацанскую жизнь, будешь вечным «парашником». Ты вот сидишь, молчишь, ни с кем не разговариваешь, значит, не уважаешь нас.

– Да нет, я просто о своем думаю, – оправдывался Леша.

– Думай не думай, а десятку тебе судья точно выпишет. Будь проще, не «гони гусей», а то «крыша» совсем съедет.

Алешка маялся, тяжело ему было усвоить азы, ведь на свободе никто не обучал его таким премудростям жизни. Там все было по-другому, как-то по-человечески, а здесь свои законы, иногда абсурдные и до тупости – неразумные. Наблюдая в общих боксах, как ведут себя арестанты, он совсем не соглашался, что кто-то должен снять с себя хорошую куртку и одеть вместо нее застиранную вещь. Хитрость, алчность и нежелание оставаться позади всех, толкало людей на разные поступки, и каждый имел свое оправдание: «Хочешь жить – умей вертеться».

Алешкино нутро не хотело воспринимать тюремные порядки, и потому он грустил, отмалчивался, или отстранялся от общего ликования по поводу, только что присланной передачки, кем-то из родственников. Все продукты шли на общий стол, все делилось по статусу, начиная от старенького и заканчивая новичком, пришедшим в камеру.

Шаман гнал машину по мокрому асфальту в сторону Москвы, ему нравилось выжимать из нее скорость. Он пока не задумывался над жизненными трагедиями тех, кого судьба разбросала по обочинам дорог. Кресты, венки, напоминали о страшных авариях, но разве человеку дано понять, когда он не пережил трагедии. Конечно, он помнил, когда в девяностых попал под машину чеченцев, но старые раны не тревожили. На заднем сиденье спят Рябина и Миша, скоро им предстоит сыграть свою роль в разборке. Это были отчаянные парни, особенно татарин – Ствол. Шаман по рассказам парней, вообще удивлялся, как он остался жив после лихих девяностых, когда Миша был в составе одной из питерских бригад.

Алексею тоже есть, что вспомнить: о лагере на Котуе, который невозможно забыть. Его душа мечется между настоящим временем и прошлым, улетая в холодные края, где он часто видел в ночи ее голубые глаза. Там он навеки оставил свое сердце с любимой женщиной. Многое было у Шамана за все эти годы: и деньги, и женщины и враги, но только единственное, что не вернется к нему – это любовь. Их любовь с Галинкой, которой они были преданы оба и не отняли у этого чувства ни крохи.

Нет, он не мог забыть свою первую любовь. Порой вставал утром с постели и, глядя на спящее рядом с ним, ночное «приключение», вспоминал: незабываемые ласки Галинки, нежный взгляд – единственный в мире, который могла подарить ему в жизни только она одна. Ее чудесные, красивые руки, умеющие снять усталость и в тревожный момент – успокоить.

«Москва, родной город, так трепетно и в одно и то же время тоскливо на душе, я снова возвращаюсь в свою стихию», – думал Алексей, подъезжая к столице.

Алешку в очередной раз привезли на «проводку», так называют следователи осмотр места преступления в присутствии подозреваемого. Он указал, за каким столом сидел Лысый, где в этот момент стоял сам Леша. Его сфотографировали и увезли в отдел.

Галину еще вчера предупредили, что сына привезут в милицию, но личного свидания ей не дадут. Если сможет уговорить следователя, то возможно пять минут даст, но он категорически отказал женщине, ссылаясь на интересы следствия. Вот если мать скажет, откуда у сына оказался пистолет, то, пожалуй, разрешит пообщаться, но Галина предпочла молчание. Она только издали, заметила, как Алешку посадили в служебный «УАЗ». Потом два часа ждала, когда его снова привезут, но опять же видела его только несколько секунд, пока сына вели от машины до дверей здания.

Она передала небольшую передачку следователю и уже хотела идти домой, как к ней подошел здоровый парень в милицейской форме с нагрудной биркой: «ОМОН».

Вы Семенова… Галина Алексеевна?

– Да, это я.

Омоновец огляделся по сторонам и, убедившись, что никого рядом нет, протянул ей свернутый листок бумаги.

– Спрячьте, потом прочтете.

Галя с нетерпением отошла от здания милиции и, развернув лист, радостно улыбнулась, увидев знакомые, косые строки:

«Мама, у меня все хорошо. Ты не переживай за меня. Я знаю, что ты винишь себя, прошу тебя, не нужно. Прости меня, мама, прости за все… Не забывай меня».

Она прижала записку к губам. Слезы навернулись на глаза. «Господи, как же это тяжело… Как ему помочь? Что предпринять, чтобы сына выдернуть из этого кошмара. Его-то за что?»

На днях, когда она шла с работы, за ней пристроились два парня, они долго сопровождали ее. За Галиной был приставлен сотрудник из местного ОВД, он охранял от попытки посягательств на ее покой людьми, погибшего Лысого. Конечно, это была формальная мера защиты, если бы бандиты захотели, они без труда расправились бы с женщиной.

Вдруг, возле тротуара остановился черный джип и двое парней, сопровождающих Галину, мгновенно запихнули ее в открывшуюся заднюю дверцу. Она оказалась зажатой между мужчинами. Машина резко приняла влево и скрылась в плотном потоке.

– Сиди и не дергайся, – предупредил ее парень с переднего, пассажирского сидения, – если хочешь, чтобы твой пацан спокойно досидел до суда в «Матроске», ты сейчас расскажешь, все, что знаешь о смерти Лысого.

Галя поняла, кто эти парни и спросила:

– Вы, правда, не тронете моего сына?

– Давай, рассказывай.

Галина, не утаивая деталей, описала все, что произошло в ресторане.

– Откуда у твоего щегла взялся пистолет? – спросил парень.

Галя, не раз допрошенная следователем, знала, что сын молчит по поводу оружия и ответила прямо:

– Я не знаю, где он взял пистолет.

– Он впрягся за тебя. Ты в курсе, что за такие вещи он поплатится жизнью.

– Это я виновата во всем, прошу вас, не трогайте сына. Если вам нужна его жизнь, возьмите мою. Не трогайте только его, – голос Гали задрожал.

– Ты что, падла, торговаться вздумала, он нашего друга порешил и ответит за все.

– Неужели у вас нет хотя бы капли сострадания…

– Ты… – Алик бешено взглянул на женщину, – он завалил моего родного брата, это я должен тебе и ему сострадать?!

– Послушайте, но ведь Ваш брат сам был виноват, ни я, а тем более мой сын, ничего плохого ему не сделали, он первый ударил и оскорбил меня при людях.

– И за это нужно было шмальнуть моего брата? Ты думаешь, телка, о чем базаришь?!

Алик достал пистолет и направил его в лицо Галины. Она закрыла глаза, ожидая выстрела.

– Живи пока, – вдруг произнес Алик, – на днях судьба твоего сына будет решаться. Если ты, хоть словом прокинешься ментам обо мне, я тебя везде достану.

Галю высадили из машины. Теперь она четко уяснила для себя, что они с сыном попали в капкан, из которого не так – то просто выбраться. «Милиция, это одно, но как оградить Алешку и себя от бандитов?» Пока этот вопрос оставался неразрешенным.