Текст книги "Прошлым летом в Чулимске"

Мечеткин, минуя палисадник, подходит к крыльцу. Можно заметить, что он прифрантился: сорочка белеет под темным пиджаком. Воображая из себя незаурядного кавалера, присажывается на перила, достает белый платок, сначала эффектно им обмахивается, затем громогласно в него сморкается.

МЕЧЕТКИН (задушевным голосом). Замечательная погода. В начале августа, между прочим, обычное явление… Листал я сегодня одну книженцию. Так, вместо отдыха. И вот попалось мне там одно стихотворение. Лирическое, между прочим… Такое… (Мнется, напрягает память.) Одну минуту…

КАШКИНА (безразлично). Не трудитесь вспоминать.

МЕЧЕТКИН. Простите… (Поднимается на веранду.) Это вы?.. Извините, но здесь должна быть…

КАШКИНА. Ее здесь нет.

МЕЧЕТКИН. Нет?

КАШКИНА. И не будет.

МЕЧЕТКИН. Как же? Она должна быть…

КАШКИНА. Не будет… Можете ее не ждать.

МЕЧЕТКИН. Почему же? У меня назначено. Я подожду. (Усаживается на перила.) Надеюсь, я вам не помешаю. (Обмахивается платком.)

КАШКИНА. Зря ждете. Идите лучше домой.

МЕЧЕТКИН. То есть?.. Что вы этим хотите сказать?

КАШКИНА (с раздражением). Я говорю, отдыхайте. Идите домой.

МЕЧЕТКИН (задет ее тоном). Между прочим, Зинаида Павловна, вы этого не решаете: сидеть мне или идти домой. Это вопрос узколичный.

КАШКИНА. Ну и болван же вы, Мечеткин.

МЕЧЕТКИН (поднимается). Болван?.. Зинаида Павловна, вы забываетесь.

Появляется Шаманов. Он идет быстро, почти стремительно. Взбегает на веранду.

ШАМАНОВ (Кошкиной). Зина?.. (Прошелся по веранде, смотрит по сторонам, вернулся к Кашкиной.) Мне надо с тобой поговорить.

МЕЧЕТКИН. Не буду мешать. Но учтите, Зинаида Павловна, я вашу аллегорию понял. (Уходит.)

ШАМАНОВ. Зина… Я должен перед тобой извиниться. За утрешнее. Я был к тебе несправедлив. Прости, ты оказалась права. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Ты самая умная женщина на свете.

КАШКИНА (с горькой усмешкой). Вот как?

ШАМАНОВ (подсаживается к Кошкиной, берет ее заруку). С первого дня, сколько мы друг друга знаем, ты понимала меня с полуслова. (Смеется.) Да! Ведь утром я говорил тебе совсем не то!.. Ты удивляешься?.. Зина!.. Я сам удивляюсь. Но такой уж сегодня день – утром одно, а вечером совсем другое. Странный день. Но, честное слово, он стоит всех моих дней в Чулимске. Ты тыщу раз права: разве я жил здесь, разве можно назвать это жизнью? Я спал, спал на ходу, я дрыхнул. Бессовестно, беспросветно дрыхнул все эти четыре месяца… Слушай! Это было недавно. Утром я проснулся и увидел свои руки. Они лежали у меня на груди – мои собственные руки, – и вдруг – ты слышишь? – они показались мне чужими. Представь себе это! Сначала руки, а потом весь я: все тело и даже мысли показались мне не моими. Все будто бы принадлежало другому человеку! Сейчас я думаю об этом с ужасом, а тогда – и вот в чем главный-то ужас! – тогда мне было все равно. Так все равно, что я даже не почувствовал, что я дошел до ручки. Понимаешь ты меня, Зина? Как я жил, дальше так жить было нельзя. И вот сегодня… (Поднялся.) Удивительный сегодня день! Ты можешь смеяться, но мне кажется, что я и в самом деле начинаю новую жизнь. Честное слово! Этот мир я обретаю заново, как пьяница, который выходит из запоя. Все ко мне возвращается: вечер, улица, лес, – я сейчас ехал через лес, – трава, деревья, запахи – мне кажется, я не слышал их с самого детства… (Сел, снова взял ее за руки.) Пойми меня. Ведь только сейчас я вижу тебя по-настоящему… Ты самая добрая, самая умная, самая красивая женщина на свете. Ты прекрасная женщина. Я хочу, чтобы ты меня поняла. Я хочу, чтобы ты меня простила. Я хочу… Я хочу тебя спросить… Где! Валентина?

КАШКИНА (не сразу). Она… Они ушли на танцы.

ШАМАНОВ. С кем?

КАШКИНА. С Пашкой.

ШАМАНОВ. Не может быть…

КАШКИНА. Твоя записка… Она попала ко мне… Валентина ее не видела…

ШАМАНОВ. Что?.. И ты могла…

КАШКИНА. Я хотела ей сказать…

ШАМАНОВ. Ну?

КАШКИНА (безнадежно). Что ты назначил ей свидание, она этого не знает.

ШАМАНОВ. Когда она ушла?

КАШКИНА. Полчаса… Минут двадцать назад.

ШАМАНОВ. Куда? В Ключи?.. В Потеряиху?

КАШКИНА. В Потеряиху.

ШАМАНОВ. Врешь.

Кашкина не отвечает. Шаманов молча смотрит ей в глаза, потом сбегает с крыльца и быстро уходит налево, в сторону, противоположную той, куда ушли Валентина и Пашка.

КАШКИНА (поднимается, быстро идет к крыльцу, останавливается, кричит). Они пошли в Потеряиху!.. Володя!

Пауза. Потом Кашкина заходит во двор, медленно поднимается к себе в мезонин.

Затемнение. Пауза. Потом – не менее полминуты – нарастающий треск дизеля, дающего Чулимску освещение. Далее – треск дизеля становится ровным, приглушенным. Им сопровождается вся последующая картина.

Ночь

Электрическая лампочка, приделанная под карнизом веранды, освещает палисадник, часть веранды, крыльцо и площадку перед крыльцом. Вверху, плотно занавешенное, тускло светится окно мезонина. Тень мелькнула в окне мезонина.

Со двора выходит Помигалов, садится на скамейку, которая находится в полутьме. Долго ничего не происходит и ничего не слышно, кроме далекого ровного рокота дизеля. Потом с той стороны, где находится дом Хороших, раздается голос Дергачева.

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА (он напевает).

 
Это было давно,
Лет пятнадцать назад,
Вез я девушку тройкой почтовой…
 

Помигалов поднимается и уходит во двор.

 
Это было давно,
Лет пятнадцать назад,
 

Наверху в окне снова мелькнула тень.

 
Вез я девушку тройкой почтовой…
 

Кашель Еремеева. Кашкина выходит на балкон. Потом появляется Хороших.

КАШКИНА. Анна Васильевна?.. Это вы?..

Хороших останавливается.

Не спите?

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА.

 
Это было давно,
Лет пятнадцать назад,
 

ХОРОШИХ. Уснешь тут, как же… Голова кругом. Кассу закрыла или так оставила – не помню. (Не сразу.) А ты чего не спишь?

КАШКИНА (не сразу). Бессонница… Который час?

ХОРОШИХ. Второй. Четверть второго.

Обе молчат. Кашкина уходит к себе.

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА. Это было давно…

Хороших поднимается на веранду, появляется Помигалов.

ПОМИГАЛОВ (приближаясь к веранде). Анна, ты, что ли?

ХОРОШИХ (испуганно). Я!.. Я, Федор Игнатьич… (Как бы оправдываясь.) Кассу, кажись, не закрыла, пришла проверить… А ты чего?

ПОМИГАЛОВ. Парень твой дома или нет?

ХОРОШИХ. Кто? Пашка-то?.. А я и не знаю… Он на сеновале ночует.

ПОМИГАЛОВ. Где Валентина?

ХОРОШИХ. Не знаю, Федор. Почему же мне знать?.. Может, на танцах? Наши, чулимские, в Ключи ушли. Еще не возвращались.

ПОМИГАЛОВ. По танцам она не ходит, тебе известно.

ХОРОШИХ. Где она – не знаю…

Пауза.

ПОМИГАЛОВ. А то смотрите… (Заходит во двор, тут же распахивает ворота, выкатывает мотоцикл на улицу, влево.)

Через мгновение треск мотоцикла раздается и удаляется. Почти в это же время с противоположной стороны улицы раздаются голоса Пашки и Валентины. Хороших открывает чайную и входит туда, но не закрывая за собой дверь и не зажигая света.

ГОЛОС ВАЛЕНТИНЫ. Уйди.

ГОЛОС ПАШКИ. Стой… Ну постой же! Ну послушай, че скажу…

ГОЛОС ВАЛЕНТИНЫ. Уйди.

ГОЛОС ПАШКИ. Не будь дурой, Валя… Ну до этого – ну ладно, ну а теперь-то чего?

Появляются: Пашка пятится перед Валентиной. Валентина идет прямая, глядя мимо Пашки.

Кофту возьми. (Сует ей кофту, она ее не берет.)

Кофта падает ей под ноги. Валентина на нее наступила. Пашка поднял кофту, накинул ее Валентине на плечи.

ВАЛЕНТИНА (сорвала с себя кофту, остановилась; с презрением, не оборачиваясь). Ко мне больше не подходи… Уезжай отсюда… (С угрозой.) Не уедешь – отцу расскажу. (Идет к своему двору.)

Пашка устремляется за нею, но появляется Хороших и окликает Пашку.

ХОРОШИХ. Павел!

Пашка останавливается и поворачивается к Хороших. Валентина у ворот своего дома в полутьме останавливается в нерешительности, а через мгновение безвольно опускается на скамейку. В продолжение последующего разговора Пашка и Хороших не замечают присутствия Валентины.

Ты че наделал?

ПАШКА (бодро). Все, мать. Завилась веревочка… Она моя.

ХОРОШИХ (угрюмо). Нет, Павел…

ПАШКА. Брось, мать. Это пустяки, это по-первости.

Небольшая пауза.

ХОРОШИХ. Дурак… Она тебя возненавидела…

ПАШКА. Молчи, мать. Все будет в норме.

ХОРОШИХ. И я бы тебя возненавидела… Я бы тебя… (Подступает к Пашке.)

Наверху появляется Кашкина и, прислушавшись, спускается вниз.

ПАШКА (пятится). Спокойно, мать…

ХОРОШИХ (наступает). Я бы тебе…

ПАШКА (пятится). Мать, мать…

ХОРОШИХ. Слышал, че она тебе сказала?.. Завтра чтоб духу твоего здесь не было. Федор, он шутить с тобой не будет.

ПАШКА. Не боюсь я его… Делайте че хотите! Никого не боюсь!

ХОРОШИХ (толкает его). Уходи, Павел!

Оба исчезают. Кашкина появляется со двора.

КАШКИНА. Валя…

ВАЛЕНТИНА (не сразу). Чего вам?

КАШКИНА. Суди как хочешь… Вот записка. (Подает Валентине записку, та ее не принимает.) Тебе… От Владимира… Он написал ее утром. Я ее перехватила.

ВАЛЕНТИНА (не сразу). Что там написано?

КАШКИНА. Он ждал тебя здесь. В десять вечера… Он любит тебя…

Пауза. Валентина сидит неподвижно, глядя прямо перед собой.

Появляется Шаманов, подходит к скамейке. Небольшая пауза.

Кашкина, как стояла, не поворачиваясь, пошла по улице и исчезла в темноте.

ШАМАНОВ (мягко). А бог все-таки существует… Слышишь, Валентина? Когда я сюда подходил, я подумал: если бог есть, то сейчас я тебя встречу… Кто докажет мне теперь, что бога нет? (Сел рядом с ней, с чувством.) Я искал тебя… Ты слышишь?.. С десяти часов где я только не побывал… И чего я только не передумал… Валентина… Ведь утром я сказал тебе совсем не то…

Валентина, закрыв лицо руками, внезапно разражается рыданиями.

(Поднимается со скамейки.) Валентина… Что с тобой?

Она рыдает.

Что случилось?.. Что случилось?..

Рыдания.

Успокойся… Успокойся… (Дотронулся рукой до ее плеча.) Что бы ни случилось – успокойся…

Из темноты появляется Пашка и неслышно приближается к скамейке.

Послушай меня… Что бы ни случилось – скажи слово, и я увезу тебя отсюда… (Взял ее за плечи.) Хочешь я тебя увезу?

Она прервала рыдания и впервые посмотрела ему в лицо.

Да, Валентина. Ты не знаешь, чем ты стала для меня за эти несколько часов… Понимаю, ты можешь мне не поверить… Но ты не знаешь, что со мной произошло. Я объясню тебе. Если можно объяснить чудо, то я попробую…

ПАШКА. Зря стараешься.

Шаманов оборачивается.

Все, следователь. Твое дело – сторона… Ты опоздал.

Небольшая пауза. В это время раздается нарастающий треск мотоцикла. Пашка и Шаманов стоят, готовые броситься друг на друга. Треск мотоцикла приближается.

ВАЛЕНТИНА (вдруг поднимается, кофтой вытирает слезы). Едет отец. Уходите.

Небольшая пауза.

ПАШКА. Уходи, следователь… Не мешайся не в свое дело.

ВАЛЕНТИНА. Уходите оба.

Треск мотоцикла рядом, луч фары выхватывает всех троих из полутьмы. Затем мотоцикл глохнет, и к скамейке быстро подходит Помигалов,

ПОМИГАЛОВ (всем, грозно). Ну? Все молчат. (Валентине.) Где ты была?.. С кем?

ШАМАНОВ. Со мной. Она была со мной… Мы были в Потеряихе.

ПАШКА. Врешь! (Помигалову.) Я с ней был! Я!.. Он врет.

ШАМАНОВ. Она была со мной.

Пашка бросается на Шаманова, но Помигалов его осаживает.

ПОМИГАЛОВ. Стой!.. (Валентине.) Кто с тобой был?

ПАШКА (Валентине). Скажи!

ПОМИГАЛОВ. Говори! (Указывает на Пашку.) Этот?

ВАЛЕНТИНА. Нет.

ПОМИГАЛОВ (указывая на Шаманова). Он?

ВАЛЕНТИНА. Нет.

Небольшая пауза.

Не верь им, отец. Они ждали меня здесь. Я была с Мечеткиным… Успокойся…

Молчание.

Они здесь не при чем, пусть они не врут… И пусть… пусть они больше ко мне не вяжутся.

Молчание.

Идем, отец… Идем домой…

Отдаленный стук дизеля прерывается и медленно умолкает. Лампочка под карнизом тускнеет и гаснет. Все погружается в полную темноту.

Утро следующего дня

Половина девятого утра. На веранде все, кроме Валентины и ее отца.

Хороших в буфете. За ближним к буфету столиком сидит Пашка. У его ног стоит большой чемодан. Шаманов и Кашкина сидят за средним столиком, заканчивают завтрак.

За соседним столиком Мечеткин обставлен едой со всех сторон.

На ступеньках крыльца рядом сидят Дергачев и Еремеев. Еремеев укладывает свой мешок. Дергачев ему помогает. Некоторое время все молчат.

МЕЧЕТКИН (обращаясь не то к Шаманову, не то к Кашкиной). Этот самый дом (стучит пальцем по столу) строил купец Черных. И, между прочим, этому купцу наворожили (жует), наворожили, что он будет жить до тех пор, пока не достроит этот самый дом. (Пауза. Ест.) Вот, понимаете, до чего суеверие доходило. Когда он достроил дом, он начал его перестраивать. (Жует.) И всю жизнь перестраивал…

Молчание.

ДЕРГАЧЕВ. Зря ты, Илья. Остаться тебе надо.

ЕРЕМЕЕВ (качает головой). Тайга меня ждет. Ягода ждет, шишка ждет. Белка – тоже ждет… Зимой, однако, приду.

ДЕРГАЧЕВ. Смотри, Илья… Места для тебя всегда хватит.

ШАМАНОВ (поднимается, подходит к буфету. Взял телефон, снял трубку). Дайте милицию… Начальника… Добрый день. Шаманов… Скажите, есть у нас сейчас машина?.. Нельзя ли подбросить меня к самолету?.. В город. Да, хочу выступить на суде… Да, завтра… Нет, я решил ехать… Нет, я поеду… Мне это надо. И не мне одному… Да… Спасибо…

Со двора выходит Валентина.

Хорошо… Спасибо… До свиданья. (Положил трубку.)

Все повернулись к Валентине. Тишина. Строгая, спокойная, она поднимается на веранду. Вдруг остановилась, повернула голову к палисаднику. Не торопясь, но решительно спускается в палисадник. Подходит к ограде, укрепляет доски.

Ворота распахиваются, появляется Помигалов с мотоциклом. Он останавливается и, как и все, молча наблюдает за Валентиной.

Валентина перешла к калитке палисадника. Налаживает калитку и, когда, как это случается часто, в работе ее происходит заминка, сидящий ближе всех к калитке Еремеев поднимается и помогает Валентине.

Тишина. Валентина и Еремеев восстанавливают палисадник.

Занавес

ПРИМЕЧАНИЯ

Первый вариант пьесы был написан специально для Московского академического театра им. Вл. Маяковского по договоренности с его главным режиссером А.А. Гончаровым. Однако ни этот, ни другой вариант на сцене театра поставлены не были. Пьеса закончена в начале 1971 г. Впервые опубликована в альманахе «Ангара» (1972, Э6) после гибели драматурга. Писатель Геннадий Николаев в своих воспоминаниях о Вампилове описывает события, связанные с публикацией этой пьесы:

«На мой взгляд, это была отличная пьеса, светлая, добрая, написанная с вампиловской пронзительной силой. Всем нам, я имею в виду редколлегию альманаха, хотелось, чтобы пьеса увидела свет именно в нашем альманахе, ибо это стало уже традицией, которой мы гордились: все главные пьесы Вампилова начинали свою дорогу в шумную театральную жизнь со страниц альманаха. Да просто потому, наконец, что это была великолепная пьеса! Но, увы, на ее пути встали непредвиденные трудности, которые в то время казались непреодолимыми.

Вампилов сидел на тахте, опершись подбородком о стиснутый кулак. После долгого раздумья он сказал:

– Слушай, неужели не ясно, о чем пьеса? Так обидно! И потом, ведь я написал Товстоногову, что пьеса принята. Они уже разворачивают репетиции. Выходит, я трепач?

Утром мы с Марком Сергеевым были в обкоме партии и договорились с секретарем обкома Е.Н. Антипиным о проведении повторной, расширенной редколлегии по пьесе. Редколлегия была намечена на двадцать восьмое июня, ждать надо было еще двадцать пять дней, а пока… пока я мог только подарить Вампилову типографский оттиск пьесы, чтобы он послал его Товстоногову в знак того, что пьеса действительно принята редколлегией» (О Вампилове: Воспоминания и размышления // Вампилов А. Дом окнами в поле. С.595).

Первоначальное название – «Валентина». Вампилов вынужден был изменить название из-за того, что, пока пьеса, следуя участи всех вампиловских произведений, проходила многочисленные стадии утверждений, а точнее – неутверждений, стала широко известна пьеса М. Рощина «Валентин и Валентина», написанная позднее. Название было изменено на «Лето красное – июнь, июль, август…» Однако оно не удовлетворяло драматурга. Во время работы над своим первым однотомником (вышедшим в изд-ве «Искусство» уже после смерти автора) Вампилов дал пьесе «рабочее» название «Прошлым летом в Чулимске», которое и оказалось окончательным. Правда, О.М. Вампилова вспоминает, что последнее название нравилось Вампилову и, возможно, что на нем бы он и остановился, но теперь это уже из области догадок и предположений. Первое название – «Валентина» – сохранилось в фильме, поставленном Г. Панфиловым («Мосфильм», 1981). Первая постановка пьесы в Москве состоялась в 1974 г. на сцене Театра им. М.Н. Ермоловой (режиссер В. Андреев). Тогда же «Чулимск» был поставлен в ленинградском БДТ им. М. Горького (режиссер Г. Товстоногов). Существует вариант финала пьесы, оканчивающийся самоубийством Валентины (в процессе подготовки пьесы для изд-ва «Искусство» автор отказался от этого финала):

«Появляются: Пашка перед Валентиной пятится, Валентина идет прямая, глядя мимо Пашки.

ПАШКА. Кофту возьми.

Он сует ей кофту, она ее не берет. Кофта падает ей под ноги. Валентина на нее наступила. Пашка посторонился, Валентина вошла во двор.

До завтра, Валя…

Пашка поднимает с земли кофту, замечает Хороших. Небольшая пауза.

ХОРОШИХ (негромко). Ты че наделал?

ПАШКА (бодро). Все, мать. Завилась веревочка… Она моя.

Небольшая пауза. Хороших угрюмо качнула головой: врешь, не твоя.

ПАШКА. Брось, мать. Это пустяки, это по первости.

ХОРОШИХ. Она тебя возненавидела…

ПАШКА. Молчи, мать. Все будет в норме.

ХОРОШИХ. И я бы тебя возненавидела… Я бы тебя… (Подступает к Пашке.)

ПАШКА (пятится). Спокойно, мать.

ХОРОШИХ (наступает). Я бы тебе…

ПАШКА(Пятится). Мать, мать.

Хороших остановилась, прислонилась к палисаднику. Небольшая пауза.

ХОРОШИХ. Уходи, Павел.

Шаманов появляется со стороны, противоположной той, откуда появились Пашка и Валентина.

ШАМАНОВ (подходит). Где Валентина?

ХОРОШИХ. Павел, уходи.

ШАМАНОВ. Что случилось? (Подступает к Пашке.) Где Валентина?

Берет Пашку за грудки.

ХОРОШИХ (Шаманову). Отпустите его… Пусть он уходит.

ПАШКА (Шаманову). А ну, отцепись.

ШАМАНОВ. Где она?.. Что с ней?..

Снова голоса с улицы.

ГОЛОС ЕРЕМЕЕВА. Не нальет.

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА. Посошок нальет.

ГОЛОС ЕРЕМЕЕВА. Не нальет.

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА. Нальет, никуда не денется.

Оба появляются.

ШАМАНОВ. Где она?

ПАШКА. Отцепись.

ШАМАНОВ. Говори или…

Со двора выбегает Помигалов с ружьем в руках. За ним, вцепившись в него, – Валентина.

Все поворачиваются к ним. Шаманов выпустил Пашку.

ВАЛЕНТИНА. Нет, папа!.. Не сме-ей!

Помигалов отшвырнул Валентину в сторону. Кашкина выбегает на балкон.

ПОМИГАЛОВ. Где он? Где?.. Дай мне гада!

ХОРОШИХ. Беги!

ПОМИГАЛОВ. Не беги… Не убежишь.

Пашка замер, прижавшись к ограде палисадника. Кашкина, стоя на балконе, закрывает лицо руками. Так простоит она до последней реплики этой картины.

ХОРОШИХ (бросилась к Пашке, но Дергачев ее схватил). Не виноват он! Не виноват!

ПОМИГАЛОВ. Не подходи! Пристрелю любого, кто подойдет… Он получит, че заслужил. (Взводит курок.)

ШАМАНОВ (делает шаг в сторону Помигалова). Остановитесь!.. С Валентиной был я.

Помигалов на мгновенье застывает.

Он не виноват. С ней был я.

ВАЛЕНТИНА (кричит). Не-ет!

Но секундного помешательства Помигалова достаточно для того, чтобы с одной стороны Еремеев, а с другой Дергачев подошли к нему и отняли у него ружье.

ШАМАНОВ. С ней был я. (Обращаясь к Валентине.) Валентина!.. (Остальным.) Мы… Я увезу ее отсюда.

ПАШКА. Врешь!.. Врет он! Не слушайте его! (Сорвался с места, бросился на Шаманова, но его схватили Хороших и Дергачев.)

ЕРЕМЕЕВ (с ружьем в руках, качая головой). В зверя можно стрелять, разве можно в человека? (Валентине.) На, спрячь. Подальше спрячь.

Валентина берет ружье сначала одной рукой, машинально, потом – крепко, двумя, и уходит во двор.

ПОМИГАЛОВ (Шаманову). Кто?.. Кто из вас? Он или ты?

ШАМАНОВ. Я. Валентина и я – мы отсюда уезжаем. Завтра же. (Всем.) Вам всем понятно?

ПАШКА. Врешь! (Всем.) Не он! Не он! Я! Я! Я!

Во дворе раздается выстрел. Тишина. Только стучит дизель.

ВСЕ РАЗОМ. Валентина!

Стук прерывается – это перебой, и наступает темнота.

Утро следующего дня

На крыльце чайной. Сидят: Шаманов у калитки, на нижней ступеньке, на этой же ступеньке, слева, близко друг к другу – Пашка, Хороших и Дергачев. Пашка сидит, низко опустив голову и обхватив ее руками. Двумя ступеньками выше сидят – справа Еремеев, слева Кашкина. Со двора доносятся причитания старух.

ЕРЕМЕЕВ (сокрушается). Бумагу давал, ружье давал – разве думал, что так получится?.. (Не сразу.) В тайгу не попадаю, в свидетели попадаю…

Мечеткин выходит со двора от Помигаловых, на ходу надевая шляпу.

МЕЧЕТКИН (не сразу). Что же это, товарищи?.. Это подумать, как судьба распорядилась.

ДЕРГАЧЕВ. Мы виноваты… Все виноваты. Слышь, Павел…

Помигалов появляется, останавливается у своих ворот. За его спиной причитания становятся тише.

Все причастные. Все будем отвечать.

Старухи умолкают. Причитания их больше не слышны. Сопка за домом освещается первыми лучами солнца. Послышался лай собаки и где-то вдали ровное гудение мотора.

Шаманов поднимается, заходит в палисадник. При всеобщем молчании он восстанавливает ограду. Далее Шаманов переходит к калитке. С нею у него не выходит.

ШАМАНОВ (выпрямился). Помогите кто-нибудь.

С крыльца поднимаются все, кроме Пашки, который продолжает сидеть, опустив голову. К калитке подходит находившийся ближе всех Еремеев. Шаманов и Еремеев склоняются над калиткой.

Занавес

Т. Глазкова