Текст книги "Урановая буча"

Мастера-краснодеревщика поселили в школе и принялись обучать специальности аппаратчика оборудования по обогащению урана. Первый производственный опыт Габов получал вместе с академиками И. К. Кикоиным и Ю. Л. Сагаловичем. Обогатительные машинки, прозванные самоварчиками, нужного эффекта не давали и были заменены на устройства улучшенной конструкции, ОК-6, те самые ЛБ-6, о которых говорилось выше. Дело пошло, но в 1957-м Николай в составе группы специалистов из тридцати семи человек получил назначение в Восточную Сибирь, на Ангарский атомный комбинат, где стал участником пуска первой очереди и кавалером ордена Трудового Красного Знамени. Биография Николая Габова – типичная судьба первопроходцев-атомщиков. Весной 2020-го Геннадий Астраханцев издал книгу о ветеранах труда – участниках Великой Отечественной войны, послужившую мне подспорьем при упоминаниях ветеранов ангарского комбината. В последующие годы на Уральском комбинате введено ещё три обогатительных завода, в Томске-7 построен завод Д-6, но и они не решали проблему развернувшейся гонки вооружений. Потому на Ангаре закладывался атомный гигант, оснащаемый такими высокопроизводительными машинами, как Т-56, превосходящими «шестёрки» (ОК-6) по расходам газовых потоков в три тысячи раз, а по разделительной мощности – в шесть с половиной тысяч. Свердловская задача решена, и в 1954-м Виктор Фёдорович Новокшенов отправлен в Ангарск, чтобы раз и навсегда решить урановый вопрос в противостоянии с Америкой.

* * *

Сталин наделил Спецкомитет по надзору за атомной промышленностью невиданными ранее властными полномочиями. В его деятельность не имели права вмешиваться никакие государственные органы. Госплан, Госснаб и Госстрой СССР безоговорочно принимали заявки элитной отрасли для исполнения. Партийный контроль был ограничен. На основных предприятиях отрасли действовали политотделы и парторги ЦК ВКП(б), которыми фактически управляли руководители Спецкомитета и профильные отделы ЦК партии. Спецотдел № 1 обеспечивал защиту секретной документации, отдел № 2 – пропускной и внутриобъектный режим. На охране закрытых предприятий и технологий стояли спецмилиция, спецпрокуратура и КГБ.

Был введён институт уполномоченных Совета Министров СССР, наделённый большими правами и подчиняющийся непосредственно Лаврентию Берии. За невыполнение плановых показателей или отдельных ответственных заданий виновных ожидали жёсткие административные санкции вплоть до принятия репрессивных мер независимо от занимаемых должностей и чинов. Славский вспоминал, как он, будучи руководителем Минцветмета, был вызван в Спецкомитет за невыполнение задания по изготовлению чистого графита. На отчёте он ощущал себя человеком, который стоит с петлёй на шее в тоскливом ожидании, когда из-под него вышибут стул.

После смерти Сталина, в июне 1953-го, Берия был устранён и атомная империя как политическая система ликвидирована; Спецкомитет и институт уполномоченных Совмина упразднены. Первое Главное Управление при Спецкомитете было преобразовано в Министерство среднего машиностроения, его первым министром назначен генерал А. П. Завенягин, прекрасный организатор и беззаветно преданный государственным интересам человек. Он умер от лучевой болезни пятидесяти пяти лет отроду.

Номерные города (Свердловск-44 и другие) считались городскими районами тех областных центров, к которым они приписывались. Пять из десяти засекреченных городов Минсредмаша были размещены на Урале неслучайно: за годы войны территория «каменного пояса» превратилась в мощный промышленный регион СССР. Сотни эвакуированных и местных предприятий союзного значения, наличие квалифицированных кадров, богатые природные ресурсы и широкие возможности обеспечения режима секретности не оставляли руководству страны выбора. Жизнь в закрытых городах складывалась по нормам «развитого социализма»: абсолютный общественный порядок, обеспечение социальными услугами и качественное снабжение товарами гарантировали спокойную и благонадёжную жизнь населения.

В советские времена жители закрытых городов давали подписку о неразглашении места проживания и любых сведений о них. Эту подписку довелось выполнять и директору ангарского атомного комбината Новокшенову, когда поэт Константин Симонов в дни работы XXIV съезда КПСС заинтересовался, откуда он да кто такой. «Я сибирский крестьянин», – ответил засекреченный директор. Так ему и поверили.

1957 год. Закрытый город под Свердловском, в котором мне, выпускнику школы, пришлось впервые услышать таинственное слово «вертушка». Они уже работали в количестве трех тысяч единиц в режиме испытаний в Опытном цехе № 20 завода-813. На вертушках, правильно – газовых центрифугах (ЦФ), в условиях вакуума «активный» уран-235 отделяется от «пассивного» урана-238, где цифры означают количество нуклонов в изотопах. Сколько может весить атом? Ничто. А нейтрон? Ничтожество. Вот и требовалось два ничто, отличающихся тремя ничтожествами, отделить одно от другого.

В 1952-м Правительство возложило на особое КБ Кировского завода (Ленинград) задачу по разработке промышленной центрифуги, а через пять лет на уральском комбинате (УЭХК) заработал Опытный завод, ещё через пять, в 1962-м, – вошёл в промышленную эксплуатацию центрифужный цех-53. В этой машине сила тяготения земли превышается в сотни раз, в результате чего «тяжёлые» изотопы отбрасываются к периферии корпуса, а «лёгкие» собираются ближе к оси. Получился сепаратор, только не молочный, а со скоростью вращения ротора в полторы тысячи оборотов в секунду и даже более. Да, в секунду, здесь опечатки нет, скорости немыслимые и запредельные. Русский «ядерный волчок» разгоняется на обыкновенной рояльной струне, ставь да разгоняй, но хитрость состоит в особой методике её закалки, без которой центрифуга так и останется роялем. Степень деления на отдельной обогатительной единице чрезвычайно низкая, поэтому собирается последовательная цепочка из сотен тысяч компактных «сепараторов». Так в СССР сложились и тридцать лет существовали две технологии уранового производства – диффузионная и центрифужная.

В 1954-м Уральский электрохимический комбинат был награждён орденом Ленина, а Новоуральск получил статус города, но ещё сорок лет жил под чужим именем Свердловска-44. Он строился по единому генплану, гармонично вписывался в горный ландшафт, превращаясь в город-жемчужину. В начале памятных пятидесятых годов город посетил М. Г. Первухин, председатель инженерно-технического Совета при Спецкомитете по Атомному проекту. Прекрасный оратор, он держал часовую речь на центральной площади, заполненной горожанами до отказа. Зима, мороз, на площади полная тишина, когда муха пролетит – не услышишь, пусть она и белая. Мы, школяры, были, конечно, в первых рядах митинга, ведь наша школа № 41 стояла рядом с площадью, хотя министерская речь нас мало впечатлила.

А вот «биографическая справка» центральной городской улицы оказалась забавней некуда. Поначалу она называлась улицей Победы – в честь недавнего триумфа советского народа в Великой Отечественной войне. Название прижилось и вполне устраивало людей, но властям понадобилось угодить набравшему политическую силу Лаврентию Берии, ведь он, надзиратель за Атомным проектом, лично приезжал на уральский первенец атомной промышленности. Учитывалось и то обстоятельство, что Лаврентий Павлович первым держал похоронную речь на смерть Иосифа Виссарионовича, а значит, на смену ушедшему грузинскому вождю шёл другой грузин. Помню ту речь, даже не самую речь, а сильный грузинский акцент, с которой она произносилась. Горожане только и обсуждали этот акцент. Вот и настал день, когда удивлённый народ увидел на металлических вывесках вчерашней улицы Победы грозное имя Берия.

Городские жители стали привыкать к новому названию улицы, как вдруг словно гром среди ясного неба в июне 1953-го на них обрушилась оглушительная новость о том, что в руководство первого в мире рабоче-крестьянского государства прокрался агент мусаватистской разведки и международного империализма Берия. Это верный ленинец Никита Хрущёв вывел на чистую воду коварного врага, прервав его затянувшиеся козни против советского народа. Но какова оплошность местных властей, не разглядевших под маршальской личинкой заклятого врага! Не загреметь бы вслед за Лаврентием в места не столь отдалённые!

Сбившись с ног, коммунальщики в одночасье содрали с домов улицы-хамелеона вражьи железки и замерли в ожидании нового заказа. Политическое дело требовало срочного решения, а потому в считанные дни оно было принято в пользу товарища Сталина, имевшего прямое отношение к процветанию города атомщиков. Ведь Иосиф Виссарионович лично разрешил здешнее строительство шикарного здания театра оперетты, по нормативам предназначавшегося для городов с населением в триста тысяч человек, тогда как в городке-посёлке их насчитывалось в десять раз меньше. Центральная улица обратилась в символ дорогого и мудрого вождя, чей прах покоился рядом с его учителем, Лениным, в мавзолее Ленина-Сталина. Едва обстановка успокоилась, как в 1956-м на двадцатом съезде КПСС неугомонный Никита Хрущёв взбаламутил страну разоблачением культа личности отца всех народов. Вождь-бутафория! Такое коленце выкинул Никита, когда-то отплясывавший гопака на званых ужинах Хозяина.

Наступил час истины. Новая ошибка категорически исключалась. Но чьё же славное имя выбрать из галереи беззаветных борцов за народное счастье? Не Никиту ли Сергеевича, верного ленинца, вносить в уличную летопись уральских атомщиков? А вдруг и он не того поля ягода? Но вот выход!

Имя бессмертного Ленина – символ верности в качающемся мире! Тоже не ангел, но где их искать, не на небесах же?

Улица Ленина и сегодня уживается в городе с улицами имени директоров УЭХК Чурина, Савчука, Корнилова, академика Кикоина, учёного-атомщика Жигаловского…

* * *

Следующее событие года относится к катастрофам в масштабе мировой атомной отрасли. Ему было предписано случиться на заводе № 817 (комбинат «Маяк»), возведённом в городе-новостройке Челябинск-40, где на атомных реакторах синтезировали плутоний-239 (Pu-239), несуществующий в природе химический элемент. Для этого отработанный на обогатительном производстве уран-238 облучали нейтронами, пока исходный изотоп не превращался в плутоний-239, который извлекали химическим путём, затем в металлургическом цехе получали металлические заготовки и обтачивали их в форме полусфер для ядерных бомб.

Строительство комбината «Маяк» началось в ноябре 1945-го, сразу же после разгрома Японии. На стройку привлекли около сорока тысяч строителей и монтажников, среди которых преобладали зэки, спецпереселенцы и трудармейцы. Под реактор горизонтального типа, который действовал в США, был намечен котлован глубиной восемь метров, но главный конструктор проекта, Николай Антонович Доллежаль, будущий академик и дважды Герой Социалистического Труда, предложил вертикальную схему реактора, что значительно упрощало условия эксплуатации, которая и была принята к исполнению. Пришлось доводить глубину котлована до пятидесяти четырёх метров; на заключительной стадии в нём работало одиннадцать тысяч землекопов. Зима, грунт наполовину из скальных пород, обеспечение плохое, питание ещё хуже. Применялось много ручного труда, хотя работали пять тракторов, которым помогали танки со снятыми башнями. Механизация – отбойный молоток. В ходу кайлы, лопаты и тележки; конный парк насчитывал три тысячи лошадей. Размещались на первых порах в землянках по сто человек. Под жильё приспособили цементный склад, конюшню, бараки исправительно-трудовой колонии и пионерлагерь. Для больных имелся медицинский центр, оборудованный в гусятнике. С той поры весь мир принял конструкцию атомных реакторов вертикального типа. На стройке действовал круглосуточный режим труда, но сроки строительства катастрофически срывались.