Текст книги "Швейцарские горки. Испанский сапог (сборник)"

Глава 14
Caer como una bomba
Упасть, как бомба

Олег Красавин, судя по всему, был закоренелым метросексуалом. Он наверняка был им еще до появления самого этого термин, введенного лет пятнадцать назад каким-то британским журналистом. Им британец обозначил современных мужчин, тратящих уйму времени и денег на свой внешний вид и ведущих соответствующий образ жизни. Метросексуал посещает спа-салоны, красит ногти бесцветным лаком и даже иногда бреет ноги. Метросексуал – это нечто противоположное «мачо», потному, вонючему, грубому самцу. Он поклонник всего модного, богатого, стильного. Обыватель обычно не отличает метросексуала от гея, что вполне объяснимо, но это ошибка. Метросексуал может быть любой сексуальной ориентации. Вот и у Красавина была вполне благополучная семья.

Из-за позднего времени и жары Красавин предстал перед Ледниковым в шелковом японском халате.

– Это вы мне звонили? – осведомился он. – Чем обязан в столь поздний час? Учтите, у меня мало времени, я рано утром улетаю.

Ледников прошел в дом. Это было настоящее логово метросексуала – изящная мебель, самая навороченная техника, картины на стенах, тьма каких-то безделушек.

– Олег Венедиктович, я задам вам пару очень конкретных вопросов и рассчитываю получить на них столь же конкретные ответы.

– А прежде не могли бы вы объяснить столь же конкретно, кто вы такой? И кого вы представляете?

– Вы еще не догадались?

– Кое-какие соображения у меня есть… Но хотелось бы услышать что-то и от вас.

– Ну, извольте… Я – представитель российских спецслужб, оказывающий содействие испанским правоохранительным органам. А они, как вы наверняка знаете, сейчас проводят несколько оперативных мероприятий против так называемой «русской мафии» в Испании. Наверное, слышали? Операция «Шмель» и так далее…

– Да, кое-что я слышал, разумеется. Но какое отношение имею я ко всему этому? Кстати, у меня есть впечатление, что испанцы действуют порой очень грубо, не слишком утруждая себя доказательствами…

– Действуют так, как им позволяет закон. Могу вас просветить. Согласно испанскому законодательству, следствие имеет право лишить человека свободы в «превентивном», предварительном порядке на срок до двух лет. В особых случаях этот срок, если суд не готов вынести приговор, может быть продлен еще на два года… Представляете? Можно провести в заключении четыре года до разрешения судьи выйти под залог или до его решения о прекращении дела ввиду недостатка доказательств и улик…

Лицо Красавина застыло.

– Уверяю вас, четыре года в испанской тюрьме – это серьезно. Конечно, это не наша Бутырка, но для человека впечатлительного и привыкшего к определенному уровню комфорта удовольствие хилое…

Ледников демонстративно обвел глазами жилище Красавина.

– Во всяком случае, раем она не покажется. А учитывая, какой политический резонанс приняло дело «русской мафии», что поставлено на кон, вряд ли стоит рассчитывать на благожелательность испанской Фемиды. Испанский суд, как известно, самостоятелен и неподкупен, но судьи тоже люди. И они тоже испанцы, которые сейчас сильно запуганы «русской мафией»…

– Простите, так при чем здесь я? – дрогнувшим голосом спросил Красавин.

Ледников улыбнулся. – Да какая разница, – махнул он рукой. – При том вы или при этом? Все это так – несущественные детали. Можете считать, что вам не повезло и вы попали под поезд. Или под грузовик… Что вам больше нравится? Согласитесь, глупо человеку, попавшему под грузовик, спрашивать: а при чем здесь я? Так уж сложилось.

– Но…

– Никаких «но», Олег Венедиктович. Я же вам объясняю – все уже произошло. Знаете, как в дурном кино? Человеку наносят удар и говорят: падай, ты убит. И он падает. Так вот я пришел сказать вам, что грузовик уже стоит у ворот вашей чудесной обители. Хуже того – мотор уже ревет, как в песне поется… Я пришел дать вам последний шанс попытаться выбраться из-под его колес.

– Я не понимаю вас! – чуть ли не взвизгнул Красавин.

Ну, что ж, пациент готов давать признательные показания, оценил его состояние Ледников. Но, пожалуй, стоит ему еще немного пощекотать нервы.

– Кстати, наденьте, наконец, штаны, – издевательски посоветовал он Красавину. – В вашем чудном халатике только по испанской тюрьме слоняться, а не вести серьезный разговор.

Красавин покраснел и скрылся за дверью. Наверняка, как у всякого закоренелого метросексуала, у него была огромная гардеробная комната, где были развешаны и разложены его бесчисленные наряды.

Но, как оказалось, в гардеробной Красавин хранил не только наряды, потому что он появился в штанах и рубашке, но с пистолетом в руках. Он направил его на Ледникова и по возможности мужественным голосом даже не сказал, а про кричал:

– Убирайтесь! Иначе я пристрелю вас, а полиции скажу, что вы проникли в мой дом и угрожали. И мне ничего не будет!

– Вот и помогай людям, – огорчился Ледников. – Ты их выручить хочешь, а они на тебя с пистолетом… Полицию вам, кстати, вызывать не придется. Они уже здесь и ждут моего сигнала, чтобы ворваться в дом. И если вы в меня выстрелите, они представят совсем иную версию событий, от которой вам не поздоровится.

Красавин заметно обмяк и опустил руку с оружием. Ледников подошел к нему и просто отобрал у него пистолет, как у ребенка.

– Пусть эта штука побудет у меня. Кстати, она вам совсем не идет. Не ваш стиль.

– Что вам от меня надо? – чуть не плача пробормотал Красавин.

– Мне надо, чтобы вы рассказали, где находится похищенная людьми Сатрапа испанская журналистка, на днях прилетевшая из Москвы. Надеюсь, она жива. Потому что иначе… Иначе можете считать, что ваша жизнь прекращена. Нормальная человеческая жизнь. Потому что оставшиеся дни вы будете гнить в тюрьме.

– Но я ничего не знаю! Какая журналистка? Какой Сатрап? О чем вы?

Ледников вздохнул:

– Господи, что за люди… А господин Арчилов вам тоже не знаком? С ним вы тоже никогда не встречались?

Красавин опустил голову.

– Вас, между прочим, знающие люди считают его «правой рукой».

– Хорошо, я… Да, я с ним знаком. Несколько лет назад один мой знакомый из Азербайджана, занимающий солидный государственный пост, попросил меня помочь своему другу и компаньону, который решил обосноваться в Испании. Но при этом совершенно не знает, как здесь ведутся дела, не знаком с нужными людьми…

– Ваши собственные бизнес-проекты в то время пребывали в весьма печальном состоянии, и вы решили взяться за это дело. Тем более, что вам посулили хорошие деньги. А еще больше можно было получить, так сказать, в процессе, по ходу дела…

– Если вы знаете, то зачем спрашивать?

– Чтобы вы знали, что я знаю. И не пытались врать. Врать-то вы все равно будете, но учитывайте, что я все-таки знаю о вас достаточно много.

– Да, я вел его дела. Но это был обычный бизнес.

– Да-да, рестораны, бензозаправки, недвижимость… И вас ничего не смущало? Например, такие персонажи, как Телиани, этот зверь в образе человеческом.

– Я не имел с ним никаких дел. А сам Арчилов казался вполне добропорядочным человеком. Грубоватым, но… Среди крупных бизнесменов мне приходилось встречать и куда больших хамов.

– Не сомневаюсь.

– Поймите, я только помогал правильно организовать бумаги компании, знакомил его с испанскими чиновниками…

– А когда его арестовали, прибрали все к своим рукам.

– А иначе бы все развалилось, пошло прахом. Нужно было готовить балансы, заниматься административной работой, не потерять проекты, которые еще не заблокировала прокуратура… дело должно крутиться. Меня умоляла об этом его семья. Жена буквально рыдала и готова была встать на колени, потому что они могли остаться вообще без средств к существованию. Звонили люди из Москвы, просили помочь «брату»…

– И вы бросились помогать. Как мне рассказали испанские коллеги, пытались подкупить судью, давали взятки охранникам…

– Это все клевета!

– Возможно. Меня это не интересует. Разбирайтесь с испанцами сами. Меня интересует пропавшая журналистка. Потому что после того, как суд объявил перерыв и пошли слухи, что Сатрапа могут выпустить под залог, она решила, что не допустит этого. И отправилась в Москву, чтобы набрать материалы о Сатрапе. И немедленно опубликовать их, чтобы суд потерял желание выпускать его под залог. По возвращении в Испанию она пропала. Покинула самолет, села в свою машину и пропала.

Красавин как завороженный смотрел на Ледникова.

– Естественно предположить, что это было нужно Сатрапу и его людям, которые готовили его побег из Испании в случае выхода под залог. Испанская полиция так и предположила. Сейчас они просто в бешенстве, потому что гибель соотечественницы им не простят. Мне с огромным трудом удалось уговорить их, чтобы они позволили мне встретиться с вами. Встретиться, чтобы убедить в необходимости рассказать, где сейчас находится журналистка. Это единственная возможность облегчить вашу участь. Единственная и последняя.

На глазах Красавина проступили слезы. Он вдруг зарыдал.

– Но я не знаю! Я не имею к этому никакого отношения!.. Помогите мне! Спасите меня!.. Ведь я ни в чем не виноват.

Ледников смотрел на него без всякой жалости. Сколько он уже видел таких, как Красавин, юристов, бизнесменов, журналистов, следователей, решивших, что они вполне могут пойти на сделку с уголовниками и спрятать все концы в воду. Но расплата всегда наступала. И чаще даже не потому, что правда выходила наружу, а потому, что их заставляли платить по полной те, кому они продались.

– Значит, вы мне ничего не скажете?

Красавин всхлипнул:

– Мне нечего сказать, поймите! Нечего!..

– Ну, что ж, тогда подождите немного и за вами пожалуют.

Ледников встал, потянулся и направился к выходу. Открыл дверь. На минуту задержался в дверном проеме. Выразительно посмотрел на Красавина и сказал:

– Не беспокойтесь, ждать долго не придется – вас возьмут прямо сейчас.

На Красавина было жалко смотреть. Но Ледников холодно добавил:

– А что касается того, в чем вы виноваты, а в чем нет… Надо было понимать, что, как только вы согласились участвовать в делах такого персонажа, как Сатрап, возможность подобного развития событий стала практически неизбежной. Уже тогда все было решено.

Выслушав его рассказ, отец хмуро сказал:

– Самое разумное, что ты можешь предпринять, – ближайшим рейсом улететь в Москву.

– Но ты же понимаешь, я не могу это сделать. Женщина пришла ко мне за помощью и после этого пропала. Я не могу после этого скрыться, как напуганный щенок. Да и испанцы тогда получат право считать, что я в чем-то виноват. Отец хмуро молчал. Ледников знал, что он прекрасно понимает его.

– И что же ты намерен делать? – наконец, спросил отец.

– Думать. Кое-что в этой истории меня смущает. И сильно.

– Например?

– Например, у меня сложилось впечатление, что ни Телиани, ни Красавин к похищению не причастны.

– Ты им поверил? – удивился отец.

– Дело не только в этом. Если мыслить хоть немного спокойно и трезво, это похищение совершенно не на руку самому Сатрапу. Еще день-другой, и газеты взорвутся. Русская мафия похищает испанскую журналистку!.. Это будет тот еще тарарам. А подозрения, разумеется, падут на Сатрапа. И тогда мало ему не покажется… Все его уверения о добропорядочности летят к чертям. И ожидать снисхождения суда ему не придется. Наоборот, суд только ожесточится.

– И что же получается?

– Если исключить какие-то личные мотивы, то… Мы живем в эпоху поголовных провокаций. Вполне можно предположить – похитить Нурию могли именно с целью поднять скандал вокруг Сатрапа.

– Чтобы помешать ему выйти из тюрьмы?

– Например.

– Мудреная комбинация для обыкновенных бандитов, – не спешил соглашаться отец.

– Да в том-то и дело, что мы имеем дело не с обыкновенными бандитами. Тут чувствуются люди тонкие, мыслящие…

– Ну, допустим… Но может быть и другой вариант. Другие мотивы… Ты о них думал?

– Думал. Уже давно идет грызня вокруг оставшихся без присмотра хозяина владений Сатрапа. На его охране сидел Красавин. С помощью провокации, связанной с похищением Нурии, легко подставляется и он…. Подставляется – и выводится из дела.

– Неплохо задумано, – признал отец. – А что ты можешь сделать в такой ситуации? Не забывай, ты в чужой стране, у тебя нет никаких полномочий, тебя в любой момент могут упрятать в тюрьму как какого-нибудь яхтсмена.

– Я могу думать и сопоставлять данные. В конце концов, мы с тобой знаем о прошлом Сатрапа куда больше испанских судей и полицейских. И к тому же знаем, как он делал свои дела. Как и главное – с кем. Надо разгадать, кто стоит за похищением, а дальше испанцы разберутся сами. Сеньор Рамон шутит не будет.

Отец встал, прошелся по комнате.

– Ну, хорошо. Давай прикинем, что к чему… А ты мог бы узнать, какую информацию журналистка раздобыла в Москве?

– Попробую. Хотя…

– Что?

– Думаю, дело в этом. Тут весь расчет не на саму информацию, а на скандал, который поднимется вокруг самого факта похищения.

– Пожалуй, ты прав. Только матери ничего не говори, – сказал отец. – Пусть отдыхает.

– Об этом ты мог и не предупреждать.

– Да, кстати. Не хотел к тебе лезть с воспоминаниями о прошлом, но…

У отца был пунктик. Он считал, что старость наступает в то время, когда человек начинает жить не собой и своими делами, а жизнью других – детей и внуков. А еще один симптом старости – постоянные воспоминания о прошлом, в которые старики впадают автоматически, даже не замечая этого, без всякой нужды и повода. Поэтому он следил за собой и старался говорить о прошлом только при реальной надобности. Видимо, тут как раз был такой момент.

– Но что?

– Но мне кажется, есть смысл вспомнить про Муромского-старшего и начало его славных дел…

Ледников недоуменно пожал плечами. С чего вдруг? При чем здесь Муромский-старший?

– Помнишь, в его окружении был такой Хаким?

– Ну, вроде был.

– Этот Хаким занимался тем, что решал вопросы… И у него была своя бригада для таких дел. Ты покопайся там, покопайся… Глядишь, и всплывут персонажи, знакомые тебе по сегодняшним событиям.

– Но ты можешь хотя бы намекнуть, кто именно?

– Подумай сам. Я не хочу навязывать тебе своего мнения. Мало ли какая глупость может взбрести в голову старому отставнику.

– Ладно, не наговаривай на себя.

– Зато если окажется, что мы оба подумали одно и то же… Два таких орла не могут ошибаться одновременно, – усмехнулся отец.

Глава 15
El asunto tiene muelas
Дело имеет коренные зубы (это дело нешуточное)

Испанские полицейские в бронежилетах и масках работали так же жестко и решительно, как российские омоновцы. Среди ночи они врывались в роскошные виллы, вытаскивали из постелей заспанных людей и волокли в машины. Кое-кого выводили с полотенцами, наброшенными на головы, чтобы задержанные остались неузнанными.

Ледников узнал бычью морду Телиани, бессмысленно и жалко улыбавшегося Красавина.

Потом на экране телевизора появился суровый и сосредоточенный сеньор Рамон.

Он сообщил, что операция против русской мафии проводится одновременно в нескольких курортных городах Испании. Полиция давно вела наблюдение за этими людьми, однако нужно было собрать необходимые доказательства, чтобы соблюсти закон. К тому же было необходимо выявить тех испанских чиновников, которые за взятки оказывали содействие русским мафиози.

Сеньор Рамон сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Возможно, оперативная работа длилась бы еще какое-то время, однако исчезновение мужественной и честной испанской журналистки Нурии Жоффрен заставило полицию принять решительные меры. Как известно, Нурия Жоффрен боролась за то, чтобы Испания не была прибежищем для преступников из других стран. И в частности, для преступников из России. Она исчезла после своей поездки в Москву, где собирала материалы, связанные с судебным процессом над членами русской мафии, идущим сейчас в Испании. Можно смело предполагать, что собранная информация оказала бы серьезное влияние на ход процесса. И потому, собственно, Нурия Жоффрен была похищена сразу после возвращения на родину.

Тут последовала еще одна пауза. Надо отдать должное сеньору Рамону, он знал, как вести себя перед телекамерами.

«Теперь, после проведенных арестов, полиция рассчитывает узнать, кто конкретно стоит за похищением, и найти сеньору Жоффрен. Мы все молимся за то, чтобы она была жива»…

Когда новости закончились, люди в баре, куда Ледников завернул выпить чашку кофе, разом заговорили. Естественно, отпуская сильные выражения в адрес этих русских, которые решили, что в Испании им все позволено, потому что у них во всех карманах пачки денег, которые они не известно откуда берут.

Ну да, не известно, подумал Ледников. Прекрасно известно. Просто некоторых испанских чиновников, которые помогали всем эти «тамбовским» и «ореховским» бандитам устроиться здесь, больше интересовало количество денег, которое осядет на их собственных счетах, а не происхождение этих самых денег.

– Как тут у нас оживилась жизнь с вашим появлением, Валентин Константинович! Просто все бурлит!

Ледников поднял глаза. Перед ним стоял Аркадий Келлер с оскаленными зубами. Если это и была улыбка, то совсем недобрая.

– Я присяду?

– Да ради бога.

Келлер сел и уставился на Ледникова. Губы его были плотно сжаты.

– Черт знает что творится в нашем захолустье! Аресты, автоматы, маски-шоу… Прямо летят самолеты и пушки палят!

– Ну-ну, не надо преувеличивать, – отмахнулся Ледников. – Подумаешь, задержали пару человек!

– Да не скажите… Тут не парой человечков пахнет, а спецоперацией. И началась она с вашим приездом.

– Совпадение. Бывает.

– Не думаю… Знаете, городишко тут маленький, все на виду, так что ваше сотрудничество с полицией не осталось незамеченным. Так кто же вы теперь, Валентин Константинович Ледников? Тайный агент Кремля? Или Интерпола?..

– Ну, Аркадий Генрихович Келлер, если я тайный агент, то докладывать вам о своем задании не уполномочен. А вот ваш интерес к происходящим событиям наводит на размышления…

– Да какой там интерес! Так, праздное курортное любопытство. А то подыхаешь тут от скуки, и вдруг – такой детектив!

Они смотрели друг на друга с губами, растянутыми подобием улыбки. За этой гримасой у каждого скрывался весьма и весьма серьезный вопрос.

– А что это вы так вдруг разволновались? – прищурился Ледников. – Какое вам дело до криминального авторитета, сидящего в тюрьме, и его подручных? Вам-то что? У вас здесь, насколько я понимаю, другие интересы. Война за испанское наследство. Или я чего-то не так понимаю?

Келлер шумно выдохнул, как спортсмен, сбрасывающий напряжение перед началом поединка.

– Вы правы. Просто, знаете, весь этот шум играет на руку нашим противникам по процессу.

– Каким же это образом?

– Ну, уже пошли разговоры, что наследство Муромского, если его отдадут сыну, может оказаться в руках пресловутой «русской мафии», о которой, как мы с вами знаем, у испанцев вполне превратное представление… Так что эти театральные аресты бьют, хотите вы этого или нет, по всем русским в Испании. Может, просветите: ждать ли продолжения? И к чему готовиться?

Ледников добродушно рассмеялся:

– Хороший же из меня тайный агент, если я буду всем рассказывать детали секретных операций!

– Да, действительно, – легко согласился Келлер. – Кажется, я не совсем понимаю, с кем говорю.

– Да вы не обижайтесь, Аркадий Генрихович. Просто мне нечего вам сказать на сей счет. Кстати, с Лерой Согдеевой я говорил.

– Да? – не стал скрывать своего удивления Келлер. – И о чем же?

– Как о чем? – чуть ли не с обидой спросил Ледников. – О том, о чем вы просили с ней переговорить. Сказал ей, что наследство, которое она планирует получить для Рафы, слишком велико, чтобы она справилась с его управлением. Нужна помощь других людей, солидных, знающих, как обращаться с большими деньгами. Тем более, сам Рафа недееспособен и вполне вероятно никогда не будет уже таковым. А ей из-за этого наследства придется всю жизнь сражаться. Причем в схватках без правил, где нет места сочувствию и благородству. В общем, доложил, прямо как вы учили…

У Келлера чуть дрогнули губы.

– От вас не знаешь, чего ждать, Валентин Константинович, – сказал он. И прозвучало это как угроза.

– Честности, Аркадий Генрихович, всего лишь честности. Знаете, в одной книжке американского писателя у главного героя спрашивают: «А в чем твой рэкет? Никак не могу понять, в чем твой рэкет?» А он отвечает: «Мой рэкет – честность». Занятно, правда?

– Правда, – согласился Келлер. – Тут действительно есть о чем подумать. Ну, мне пора. Не буду отвлекать вас от ваших секретных дел.

Келлер шел к выходу, а Ледников смотрел ему вслед и думал: он что-то затеял… Но что? Установить это надо бы как можно скорее…

Расплатившись, он выбрался из бара и побрел под палящим солнцем к дому, пытаясь собрать воедино всю информацию последних дней. Арестовав сразу ораву подозреваемых и ничуть не стесняясь того обстоятельства, что кого-то наверняка прихватили просто так, для политического пиара и демонстрации собственной решимости, сеньор Рамон сделал то, что он мог и должен был сделать. Нормальный ход, если учитывать давление, которое оказывает на него испанская пресса.

Но самому Ледникову надо было проделать иную работу, ту, на которую сеньор Рамон вряд ли был способен.

Дома он залез в Интернет и прошерстил несколько хорошо известных ему сайтов. Конечно, сеть – это, как известно, большая помойка и доверять сваленным там грудам информации и кучам домыслов глупо. Но он знал, как с этим добром обращаться, кому можно верить, а кому нельзя. К тому же он и сам знал достаточно много, чтобы, сопоставляя собственные знания и залежи сплетен, слухов и злонамеренной дезинформации, вдруг поймать момент, как в детском калейдоскопе, и сложить картинку, которая слишком похожа на истину, чтобы ее можно было не принимать во внимание.

Потом он вынул из холодильника бутыль с водой, в которую выдавил лимон, задернул в спальне шторы, включил вентилятор, повалился на постель и прикрыл глаза. Оставалось дождаться, когда мозг, который все это время набирал обороты, выдаст нужный результат.

Итак, отец считает, что какие-то концы надо искать в тех баснословных уже временах, когда Муромский-старший в безвольно развалившейся России закладывал основы своего состояния. Примчавшись в Москву из скучной Испании, куда он перебрался после женитьбы на испанке и где ему не давали развернуться – даже собирались посадить! – он начинал в каком-то полуподвале, который стал именоваться банком. И были там телефон, сейф и секретарша, готовая на самые разнообразные услуги. А потом в этом учреждении появился Хаким, известный криминальный авторитет, с которым Муромский познакомился во время пребывания в местах не столь отдаленных, куда его отправили за мошенничество. Хаким предложил Муромскому сотрудничество – он со своей бригадой берет на себя вопросы безопасности банка и получает за это свой процент от прибыли. К тому же Хаким кладет в банк свои деньги, которые таким образом должны перестать быть грязными. Работа закипела.

Дел хватало обоим. Муромский имел нюх на деньги. К тому же в той обстановке развала государства, можно было, например, приобрести право на работу с долгами бывших социалистических или развивающихся стран и получать на этом тысячи процентов прибыли. А Хаким улаживал проблемы, которых тоже было в достатке. Решал самыми разными способами, порой весьма брутальными, включая угрозы, похищения, физическое насилие. Муромский физически не мог расставаться с деньгами, которые попали в банк. Для этого он шел на любой обман, а иногда даже рисковал головой. Несколько раз Хаким спас его от весьма жестоких наездов. Однажды разъяренные клиенты с ножами собирались отрезать ему уши прямо на рабочем месте, в другой раз там же ему намеревались раздробить голени принесенными с собой ломиками. Когда Хаким убеждал его, что есть люди, с деньгами которых так играть не стоит, он только отдувался:

– Если будем всем возвращать деньги, что же нам останется?.. А вообще-то, это твои вопросы, друг мой, ты их и решай.

И Хаким решал, не стесняясь в средствах.

Банк становился все солиднее, Муромский пролез в ряды пионеров и идеологов молодого российского бизнеса, его уже стали приглашать в Белый дом и Кремль на какие-то встречи и мероприятия. Фигура Хакима стала портить реноме банка. О том, что он не собирается больше пребывать в банке, который связывают с Хакимом и его сумрачными молодцами, Муромскому заявил его ближайший партнер и компаньон Олег Согдеев. Да и сам Хаким, надо отдать ему должное, понял, что его времена прошли. Он тогда уже принял решение перебраться в Испанию и предложил Муромскому расстаться по-хорошему – пусть он только выплатит ему его долю. А доля эта была весьма приличной.

Перед Муромским встали две проблемы – Согдеев и Хаким. Скоро Согдеев нелепо погиб – упал с балкона в сочинской гостинице. А через пару недель машину Хакима, вернувшегося из Испании, обстреляли по дороге из аэропорта в Москву.

Знающие люди говорили, что Муромский счел оптимальным решить обе проблемы одним способом – избавившись от людей, эти проблемы представлявшие. Причем Согдеева он убрал руками Хакима – попросив того оказать ему последнюю услугу и пообещав сразу после этого рассчитаться окончательно. Разумеется, Хаким должен был отправиться на небеса вслед за несчастным Согдеевым, но ему просто повезло – его только ранили. Ну и, конечно, Хаким сразу сообразил, кто хочет избавиться от него, – не такой уж это был сложный ребус.

Между ним и Муромским началась самая настоящая война. Но преимущество в ней было на стороне Муромского. Во-первых, за ним уже стояла такая служба безопасности из бывших сотрудников спецслужб, что справиться с ней было нелегко даже Хакиму и его подручным. А во-вторых, Муромскому надо было Хакима просто убрать, а тому надо было предварительно заставить Муромского выплатить причитающиеся ему деньги. Боевые действия длились несколько месяцев и окончились гибелью Хакима – его пристрелили в Греции. Причем о пребывании его там знали только самые доверенные люди. Из чего следует, что эти самые доверенные оказались не самыми верными.

Но каким образом в эту историю вписывается Сатрап?..

Утром позвонила мать и попросила срочно зайти. Голос у нее был, как обычно, спокойный, но в нем чувствовалось какое-то напряжение. Явно что-то произошло. Сполоснув лицо, Ледников помчался в гостиницу.

Мать открыла дверь и улыбнулась ему ободряюще, словно пытаясь поддержать.

– Что произошло? – с тревогой спросил Ледников. Пока он торопливо вышагивал по узким улочкам городка, чего только не пришло ему в голову. – С отцом что-то?

Мать покачала головой:

– С нами все в порядке. Просто… Представь себе, мы чуть не утонули… Ледников застыл в недоумении. Родители, конечно, были уже немолоды, но оба плавали вполне прилично и до сих пор могли провести в воде черт знает сколько времени.

– Вернее, нас чуть не утопили, – все так же спокойно объяснила мать.

– Кто?

– Иди к отцу, он на балконе и все тебе расскажет. А я в аптеку спущусь, посмотрю что-нибудь из лекарств. У нас обоих подскочило давление. Мы как-то были не готовы к таким приключениям.

Отец сидел в кресле на балконе, закинув ноги на столик, и смотрел на море, которое на горизонте так плавно переходило в небо, что найти границу между ними было почти невозможно. Только если внимательно присмотреться. Похоже, отец именно этим и занимался – пытался понять, где кончается вода и начинается воздух. Занятие весьма философское. И вид у него был соответствующий – умиротворенно-отсутствующий.

Ледников оперся руками о металлическую ограду балкона и тоже какое-то время молча смотрел туда, где вода сливается с небом. Потом, не оборачиваясь, спросил:

– Что значит – вас чуть не утопили?

– Значит, вполне могли утопить, – рассудительно ответил отец. Но Ледникову было не до философствований.

– Ты можешь по-человечески рассказать, что случилось? Нашутиться мы еще успеем.

– Могу, – покладисто сказал отец. – Рассказываю. Мы с матерью решили покататься на водном велосипедике… Ну, знаешь, такая штука с педалями?

– Представляю.

– Встаем мы рано, поэтому прокатиться решили пока еще народ не раскачался после ночных гуляний. Море было почти пустынное, пляж тоже… Поехали. Красота неописуемая – солнце только всходило. Тишина, какая-то особенная свежесть… В общем, хочется жить и не умирать никогда. А потом появился он.

– Кто? – повернулся к нему Ледников. – Ты его узнал?

– Катер. Появился катер. Вон оттуда, – отец ткнул пальцем за спину. – Он просто беззвучно летел параллельно берегу. И это тоже было очень красиво – белый катер на фоне восходящего солнца. Мы остановились и смотрели, как он мчит… А потом я понял, что он заворачивает в нашу сторону. Сначала я ничего плохого не подумал – может, просто хотят помахать рукой таким же ранним пташкам? А потом сообразил, что он вполне может проехаться по нам, по нашим головам… И даже намерен это сделать. Но когда я сообразил, что нам грозит, изменить уже было ничего нельзя. Он летел на нас, и что мы могли сделать на своем велосипедике?.. Пуститься в бегство? Кричать? Звать на помощь? Кого?

Отец пожал плечами.

– Единственное, что мне пришло в голову – надо прыгать в воду и нырять как можно глубже. Не знаю, что бы это дало… Честно говоря, мы уже и это не успевали сделать – он был совсем рядом… А потом он просто свернул в сторону и в последний момент проскочил мимо в паре метров от нас… Каким-то чудом нас не перевернуло волной… Так и умчался… Вот, собственно, и вся история.

Отец снова принялся изучать линию горизонта.

– История хоть куда! Как мать?

– Вроде бы нормально… Главное, она считает, что это была просто случайность. Какие-то загулявшие люди решили полихачить и просто не справились с управлением… И слава Богу, что она так думает!

– Но ты так не считаешь?

– Это был наезд. Точно рассчитанный и хладнокровный. Он свернул в самый последний момент… Я даже думаю, что за нами следили. Время было слишком неподходящее для случайных встреч.

– То есть тебя хотели запугать… Но кто?

– А может быть, и не меня…

– А кого тогда? Не мать же!

– Тебя.

Ледников недоуменно уставился на отца.

– Меня?

– Да, тебя. Таким вот образом тебя решили предупредить.

– О чем?

– То ли ты забрался куда-то слишком глубоко, то ли подобрался к кому-то слишком близко… Так что будь осторожен.

В словах отца, пожалуй, было кое-что похожее на правду, но Ледникова больше волновала другая версия событий.

– А что если наезжали все-таки на тебя. Тут сейчас толпы людей, у которых могут быть к тебе, как они сами выражаются, предъявы… Ты возбуждал против них дела, отправлял за решетку, добивался выдачи в Россию… Тебе могли просто элементарно мстить.