Текст книги "История России в рассказах для детей (том 1)"

Царевна София Алексеевна и стрельцы
1682—1688 годы

Кто бы подумал, милые читатели, что Петр, так любимый Россией и так много обещавший ей, Петр, сын и брат государей – благодетелей ее, наконец, Петр, уже и сам принявший присягу в верности всего народа, мог иметь врагов даже в детстве, в этом невинном возрасте, еще не умеющем делать зла и оскорблять кого-либо? Но такова бывает участь людей, одаренных отличными способностями. Дорого платят они за свое превосходство! Это испытал Петр, и чувствительнее, нежели кто-нибудь другой: врагом его была сестра – царевна София Алексеевна.

Начиная говорить об этой примечательной царевне, надобно покороче познакомить с нею маленьких читателей. Она родилась 7 сентября 1657 года. Ни одна дочерей царя Алексея Михайловича не была так щедро одарена природой, как София. Пленительная наружность, острый ум, склонность к просвещению, терпение в учении отличали царевну от сестер ее даже в то время, когда все они были еще в детском возрасте. При дворе Алексея Михайловича, так много заботившегося о просвещении своих подданных, был даже театр. Он состоял из труппы комедиантов, нарочно писанных для того из чужих краев. Директором этого театра был просвещеннейший из придворных того времени – боярин Артамон Сергеевич Матвеев, а представления давались в Преображенском, а иногда и в Кремлевском потешном дворце[84]84
  Преображенский дворец был в селе Преображенском, недалеко от Москвы, на берегу Яузы Этот дворец, некоторые другие в окрестностях Москвы и один в самом Кремле назывались потешными из-за тех увеселительных представлений, какие давались в них. Я выпишу для вас, маленькие друзья мои, одну из придворных записок 1676 года. Она лучше всех моих слов даст вам понятие как о вкусе предков наших, так и о слоге, каким писали они в то время: «Была комедия в Преображенском, тешили Великого Государя иноземцы, как Алаферна царица царю голову отсекла, и на органах играли немцы да люди дворовые боярина Артамона Сергеевича Матвеева Того же года другая комедия там же, как Артаксеркс велел повесить Амана, и в органы играли, и на фиолах, и в инструменты, и танцовали. В третие, там же тешили Великого Государя на заговенье немцы и люди Артамона Сергеевича на органах, и на фиолах, и на инструментах, и танцовали, и всякими потехами разными». По этим самым потехам очень можно было назвать и дворцы, где они происходили, потешными.


[Закрыть]. Не подумайте, однако, что пьесы того времени походили сколько-нибудь на нынешние. Нет, добрые предки наши, не имея совершенного понятия о театральном искусстве, представляли на театре своем только происшествия из Священной истории. Часто на сцене можно было видеть и Саула, и Давида, и Соломона, и других лиц из Ветхого Завета. Глядя на эти представления, маленькая София Алексеевна восхищалась часто более иной пожилой боярыни и оценивала игру актеров лучше, нежели какой-нибудь важный боярин. Иногда не по летам умная царевна, в восторге от драматического искусства, выбирала нескольких детей придворных чиновников и вместе с ними сама играла маленькие пьесы или две-три сцены из больших. С восхищением смотрели на нее и родители, и сестры, и приставленные к ней мамушки, и все придворные и рано приучили ее к похвалам и лестному одобрению. Слыша беспрестанные восклицания: «Как прекрасна царевна София! Как умна царевна София! Она лучше всех других княжон! О, она, верно, будет со временем знаменитою царицей!» – малютка начала считать себя выше всего семейства царского, начала думать, что в самом деле ее ожидает чрезвычайная судьба в будущем. Эти гордые мысли увеличивались в ней вместе с летами. К несчастью, она вовсе не думала, что делает дурно, так высоко мечтая о себе, напротив того – считала эту гордость необходимой при своих необыкновенных дарованиях. Ее дарования точно были необыкновенны, особенно в тот век: вообразите, друзья мои, эта молоденькая царевна, едва вышедшая из детства, занималась словесностью, историей и другими науками и в царствование брата своего Феодора Алексеевича не только сама была в числе действующих лиц придворного театра, но даже сочиняла для него драмы и трагедии. Однако все-таки ей не стоило гордиться своими великими способностями они даются нам от Бога, и счастливцы, получающие их, должны из благодарности за прекрасный дар стараться всеми силами употреблять его для того, чтобы принести как можно больше пользы ближним, а не для того, чтобы величаться им перед другими. О, эта гордость опасна! Послушайте, до чего довела она царевну Софию

Судьба дочерей прежних государей русских редко бывала так радостна и блистательна, как обещало им это их счастливое младенчество С уничтожением удельных княжеств, управляемых часто знаменитыми князьями, уже не было достойных для них женихов между соотечественниками. Выходить же за принцев иностранных, исповедовавших другую веру, княжны, воспитанные в суеверных понятиях своего века, считали несчастьем. Итак, обыкновенная участь их была – оканчивать жизнь в монастыре. Но как далека была эта печальная мысль от прекрасной и гордой Софии Алексеевны! Ей ли похоронить в келье монастырской свой чудесный ум и глубокие познания? Ей ли променять блестящий наряд царевны на смиренную одежду монахини? «О, нет, нет, – говорила она, – я чувствую с самого детства высокое назначение мое! Я должна быть царицею, и царицею – в родном отечестве моем!»

Так, вероятно, думала София, глядя на приближавшегося к смерти брата своего – царя Феодора Алексеевича, на больного и слабого Иоанна, на добрых и скромных сестер своих, всегда покорных ее властолюбивой воле. Что же касается маленького Петра, сына второй супруги отца ее, то она совсем не считала его препятствием своим намерениям, хотя и слыхала, что Феодор иногда называл его своим наследником она знала, что письменного акта на это не было, и потому не считала этого наследника опасным Но как же удивилась, как огорчилась и встревожилась она, когда тотчас после смерти Феодора десятилетний Петр объяв лен был царем России и все духовенство все бояре и народ с одинаковым усердием присягнули ему в верности! Вовсе не ожидая этого, она не успела остановить присягу, но с той минуты возненавидела Петра и решила во что бы то ни стало не допустить его до нераздельного обладания Россией. Она нашла усердных помощников в родственнике своем по матери – боярине Милославском и в преданных ей стрельцах.

Стрельцы – это войско, учрежденное Иоанном Грозным и употребляемое им не только для дел военных, но часто и для исполнения его жестоких повелений, – всегда отличались дерзостью и самовольством. Упрямо защищая учреждения старины, предоставлявшие им больше возможностей поступать по своей воле, они ненавидели все улучшения, сделанные в войске царем Алексеем Михайловичем, и осмелились даже так явно противиться новому образованию полков, что добрый государь для спокойствия подданных своих принужден был начать это образование с воинов вновь набранных, которые и составляли семитысячный правильный корпус. Стрельцы же остались при прежнем устройстве своем и согласились только на то, чтобы офицеров их, называвшихся прежде головами, полуголовами, пятисотенными, назвали, как в регулярных полках, полковниками, подполковниками, ротмистрами и т. д.

Теперь вы, верно, не удивитесь, что в таком непокорном войске нетрудно было найти охотников идти против государя. Для этого довольно было только объявить, что если будет царствовать не Петр, а брат его Иоанн, то весь новый порядок, введенный царем Алексеем Михайловичем в войске, будет уничтожен. Царевна же и Милославский обещали отменить даже и те перемены, какие сделаны были Никоном в церковных книгах. Это последнее обещание восхитило стрельцов: все они давно с досадой смотрели на исправление книг, и большая часть из них оставалась тайно староверами. С радостью взялись они исполнить все приказания царевны. Чтобы увеличить еще более их усердие, им сказали, что Нарышкины решили погубить весь род царский, что лекарь фон Гаден по приказанию царицы Наталии отравил ядом царя Феодора, а братья ее умертвили и царевича Иоанна, а когда ярость стрельцов доведена была этими несправедливыми слухами до высочайшей степени, Милославский и главные из сообщников его – Сунбулов, Циклер, Петров и Озеров – роздали по полкам списки мнимых изменников, назначенных быть жертвами честолюбивых замыслов Софии.

С этой минуты все было решено и день страшного бунта назначен – 15 мая, спустя три недели после присяги, данной Петру. Боже мой! Как ужасен был этот день! Рано утром стрельцы при звоне набатных колоколов и звуке барабанов вломились в Кремль, подошли к комнатам царским и потребовали, чтобы им выдали боярина Матвеева и Нарышкиных, убийц Иоанна. Напрасно больной и слабый царевич сам выходил к ним и уверял, что никто не думал лишать его жизни: безумцы уже успели убить добродетельного боярина Матвеева, доктора фон Гадена и начальника Стрелецкого приказа князя Долгорукова. Вид царевича, считавшегося убитым, остановил на несколько минут злодеев, но потом, как будто пожалев об этих потерянных минутах, они вскричали: «Хотя и жив царевич теперь, но вперед может быть умерщвлен от Нарышкиных!» – и бросились доканчивать свои убийства, продолжавшиеся несколько дней. Главными жертвами после трех первых были два брата царицы – Афанасий и Иван Нарышкины, князья Ромодановские и Черкасский, бояре Языков и Салтыков, всего 67 человек.

18 мая, когда уже не оставалось в живых ни одного из тех несчастных, чьи имена записаны были в розданных списках, убийцы с радостными криками: «Да здравствует царь Иоанн и царевна София!» – прибежали во дворец. Благородный, великодушный Иоанн и здесь показал себя достойным сыном Алексея: он с твердостью объявил и самовластной сестре своей, и дерзким бунтовщикам, что, помня последнюю волю старшего брата, он не будет царствовать без назначенного им наследника – Петра. Стрельцы должны были согласиться на это непременное требование царевича, София также. Царевна дала это согласие охотно: оно вовсе не казалось ей опасным, потому что хитрый ум обнадеживал ее при малейшем участии в правлении завладеть всем царством. А в таком случае что ей до того, кого народ будет считать царем своим, – она уверена была, что самодержавною царицей будет она сама!

Так и случилось. Больной Иоанн не мог заниматься никакими делами, маленький Петр при всех необыкновенных способностях своих все-таки был еще ребенок, наблюдательный ум и пылкую живость которого можно было занять часами ученья и играми. Царица Наталия Кирилловна уже не была правительницей государства, а только огорченной женщиной, которая беспрестанно то оплакивала несчастья отца и братьев своих, то страшилась за драгоценную жизнь сына. Она не могла уже действовать против врагов его: вся твердость ее исчезла в страданиях. Итак, кого же могла бояться гордая София? Совершенно никого, и доказательством служит то, что через три недели после бунта она короновала обоих царей-братьев, а себе предоставила только имя правительницы и с этим именем всю власть государей. Любимцы ее тотчас заняли важнейшие должности: главному из них, князю Василию Васильевичу Голицыну, поручено было управление государственными делами, двум князьям Хованским, отцу и сыну, – начальство над стрельцами.

Привязанность Хованских к раскольничеству и воля, которую они давали и без того своевольным стрельцам, были причиной новых бунтов этого дерзкого войска. Сначала они помогали одному расстриженному священнику-староверу Никите, который, шатаясь по улицам, учил простой народ проклинать новую веру и держаться старой. Потом, когда Никита получил достойное наказание за дела свои, да и на князей Хованских сделан был такой донос, что сама царевна-правительница сочла их изменниками и приказала казнить, стрельцы вместе с младшим сыном старика Хованского отомстили за любимцев своих со свойственной им дерзостью: они разграбили оружейную, расставили везде свою стражу и делали в Москве что хотели, потому что правительница со всем двором удалилась еще в начале бунта в Троицкий монастырь.

При первом известии об опасности для царей монастырь окружен был защитниками их – полками окрестных областей и людьми всякого звания. Они просили позволения идти в Москву и истребить всех стрельцов. Как только стрельцы узнали об этом, храбрость их исчезла, и они думали уже не о том, чтобы мстить за Хованских, а о том, как бы умилостивить двор. И что же они сделали? Около трех тысяч из них причастились Святых Тайн, простились с женами и детьми и отправились в монастырь В знак повиновения несли они плахи и топоры для казни своей. Царевна София, как всегдашняя покровительница их, употребила все свое влияние на царей, без согласия которых она не могла обойтись в этом случае, чтобы выпросить у них прощение любимцам своим, и успела в том: из трех тысяч казнили только самых виновных – тридцать человек.

Любопытно описывали современники торжественный въезд царского семейства в Москву после этого бунта. Младший царь был тогда уже тринадцати лет. По росту его, необыкновенно высокому, он казался несколькими годами старше. Никогда различие царственных братьев не было так заметно, как в этом случае. В то время как слабый и бледный Иоанн равнодушно смотрел на бесчисленные толпы народные и на ряды безоружных стрельцов, смиренно стоявших по обеим сторонам дороги и громко благодаривших государей за свое помилование, – привлекательное, цветущее здоровьем лицо Петра живо выражало волнение души, взоры его то грозно сверкали пылким негодованием, то тихо сияли кротостью, то горели любовью к народу.

Впрочем, участие его в правлении все еще не было заметно, София все еще управляла одна, и надобно сказать правду, что во многих случаях распоряжения ее заслуживали похвалу и одобрение. Так, сумела она провести искусные переговоры и сохранить мир с крымцами, с молдавским господарем и калмыцким ханом, сумела избежать войны со Швецией и, наконец, сумела заключить важный союз с Польшей и Австрией. Этот союз был против Турции. Давно старались заключить его король польский Иоанн Собеский[85]85
  Т. е. Ян Собеский (прим. ред.)


[Закрыть] и австрийский император Леопольд. Сила и дерзкое самовластие турок устрашали этих двух государей. Им казалось, что только общая война и помощь соседних царств может остановить быстрые успехи магометан. Русские представляли самую близкую и самую надежную помощь в таком случае, и вот в 1684 году император и король отправили послов своих в Москву. Правительница со всей азиатской пышностью встретила и угощала знаменитое посольство, но согласилась на предложение его только в 1686 году, когда уже и Папа Римский, и король шведский, и курфюрст саксонский, и господарь молдавский соединили свои просьбы с просьбами поляков и австрийцев и когда Иоанн Собеский отказался навсегда от своих требований на Смоленск и Киев и на все области, присоединенные к России по Андрусовскому перемирию.

Восхищаясь выгодами заключенного союза, София щедро наградила бояр, которые участвовали в переговорах. Главным лицом по обыкновению был тут князь Василий Голицын Разумеется, что он получил и главные награды – золотую чашу в 9 фунтов, кафтан в 500 рублей и в окрестностях Нижнего Новгорода волость Богородицкую в 3 тысячи дворов. Вы можете судить теперь, как высоко ценила царевна заслуги любимца своего.

Нельзя было бы осуждать ее, если бы она ценила эти заслуги тогда, когда они точно приносили пользу отечеству, как случилось в этот раз, но она осыпала Голицына своими милостями даже и тогда, когда он вовсе не заслуживал этого. Так было вскоре после заключения знаменитого союза. Союзники решили теснить турок с трех сторон: польскими силами – при Белграде, австрийскими – в Венгрии и Трансильвании, а русским поручено было завладеть Крымским полуостровом, хан которого был верным союзником турок. Два раза войско наше ходило в Крым и – по желанию правительницы – всегда под начальством князя Голицына. Всякий раз возвращалось оно оттуда не только безо всякой пользы, но даже с большими потерями, и всякий раз получало богатые подарки. Кроме деревень и денег, щедро розданных тогда начальникам полков, царевна пожаловала им и всем офицерам золотые, а простым солдатам – серебряные медали. Медаль Голицына была сделана из 300 червонцев, осыпана бриллиантами и висела на золотой цепи.

Раздать так много милостей людям, не заслуживающим их, нельзя было без цели. София имела эту цель: ей нужно было привязать к себе все войско и быть уверенной в его преданности. Вы увидите, как ужасны были эти замыслы и как чудесно Бог обратил их к славе Петра и к стыду недостойной сестры его.

Петр, единодержавный обладатель России
1689 год

Вы помните, что еще в детстве у Петра были маленькие товарищи, с которыми он любил играть в солдаты. Они со всей точностью настоящих солдат помнили весь порядок команды и, с почтением слушая своего маленького командира, быстро и ловко исполняли его приказания. Впоследствии число их увеличилось, и поскольку они обыкновенно жили в потешном Преображенском дворце, то их называли потешными. А может быть, это имя произошло и от того, что они составляли увеселение, или – как тогда говорили – потеху Петра.

Но это увеселение вскоре сделалось гораздо важнее, вот по какой причине. В числе иностранцев, служивших в России при царях Алексее Михайловиче и Феодоре

Алексеевиче, был один женевский дворянин – Лефорт. С красивой наружностью в нем соединялись и прекрасные качества души. Особенно отличался он своей храбростью, прямодушием и привязанностью к стране, ласково принявшей его в число сынов своих. Он любил Россию, как свое отечество, и очень хорошо знал русский язык. Все это обратило на него особенное внимание десятилетнего государя. Дружба, существовавшая впоследствии между ним и Лефортом, началась с голландского языка. Петр просил образованного женевца научить его по-голландски. Уроки начались, и с того времени не было для Петра более приятного препровождения времени, как разговаривать с новым любимцем своим. Лефорту было чем занять любопытного ребенка, было что рассказать. Он так много странствовал по разным государствам, так много видел на свете и хорошего, и дурного, что в разговорах с ним Петр мог беспрестанно узнавать что-нибудь новое и полезное.

Лефорт заметил, что маленькому слушателю более всего нравились рассказы об иностранных войсках и о том устройстве, до которого они были уже доведены в Европе. Не было конца расспросам об их вооружении, одежде, ученье – любопытный царь хотел знать малейшие подробности. Вот Лефорт, чтобы удовлетворить желание его в полной мере и удивить приятной неожиданностью, выбрал пятьдесят человек потешных, одел, вооружил и обучил их совершенно по-европейски и однажды утром привел всех ко дворцу. Двенадцатилетний Петр был в восхищении, увидев перед глазами своими то, о чем прежде так много слышал, и едва узнавал товарищей своих в новых мундирах. Он то перебегал от одного к другому, то брал палочки из рук барабанщика и учился сам барабанить, то обнимал и целовал Лефорта, так искусно сумевшего угодить ему. Он сделал его командиром новой роты, а сам, чтобы изучить в совершенстве военное искусство, записал себя в эту роту простым солдатом. И не подумайте, что он сделал это для одного удовольствия своего, не имея намерения исполнять обязанности нового звания. Нет, напротив того, не было солдата усерднее и исправнее. Он не только спал в общей палатке солдат, обедал за одним столом с ними и носил такую же одежду, но стоял по очереди на карауле и отправлял все солдатские работы – например, возил землю к строившейся крепости. Он даже сам сделал тележку, на которой возил эту землю. Одним словом, он хотел на собственном опыте узнать все трудности военной службы, удостовериться в возможности переносить их и показать своим подданным пример повиновения начальству. Такой пример был чрезвычайно нужен для них: дух местничества еще не совсем истребился, и многие из бояр еще любили величаться старейшинством или родом и неохотно поступали на службу. Теперь могли ли они не переменить образа мыслей, если видели, что сам государь служит простым солдатом и в этом звании безо всяких противоречий исполняет приказания своего начальника?

Вот первое великое дело Петра, милые читатели! Его служба рядовым в роте потешных доказала самым надменным приверженцам старинных предрассудков о породе, что не знаменитые предки, а собственные заслуги составляют достоинство человека. С тех пор как царственный воин с восторгом и почтительной благодарностью принял от начальника роты за отличную службу свою чин сержанта, умолкли навсегда смешные споры о знатности предков и все уверились в необходимости лично заслуживать те достоинства, которыми хотели гордиться. Многие начали записывать детей своих в потешные, и число их вскоре так увеличилось, что уже не могло помещаться в селе Преображенском и надобно было часть из них перевести в ближнее село царское – Семеновское. Вот эти-то потешные преображенские и семеновские и составили впоследствии два гвардейских полка, которые до сих пор носят эти знаменитые имена.

Беспрестанно занимаясь ими и находя главное удовольствие в этом занятии, Петр не думал о том, что честолюбивая сестра отнимает у него всю царскую власть. Он даже редко ездил в Москву – Преображенское было любимым местом его, где он жил, почти не выезжая. Кроме службы с потешными, у него было много других занятий, и потому не удивительно, что он не догадывался о намерениях Софии. Каждый день несколько часов проводил он за военно-математическими науками. Учителем его в этом предмете был один искусный артиллерийский поручик – Франц Тиммерман, лично им выбранный из офицеров Пушечного двора. Здесь кстати заметить, милые читатели, что Петру после коронования его уже не давали настоящих учителей: у предков наших не было обыкновения, чтобы коронованный государь продолжал учение.

С радостью видела София, что маленький царь думал об этом совсем иначе и беспрестанно переходил от одного урока к другому. Она явно и тайно благоприятствовала его занятиям, замечая, что они отвлекают его от всякого участия в правлении. К тому же и потешные, и математика, и сооружение небольших крепостей, и сражения перед ними казались Софии забавами меньшого брата ее, забавами, вовсе не опасными для умной правительницы.

Но как же ошиблась гордая царевна! Посреди этих мирных забав возрастал могущественный преобразователь России, развивался необыкновенный ум его. В четырнадцать лет он уже показывал боярам своим недостатки прежнего Ратного устава, где особенно недоволен был излишними словами в командах. «Послушайте, – говорил молодой царь, – можно ли офицеру скоро скомандовать все это: "Подыми мушкет ко рту, содми с полки, возми пороховой зарядец, опусти мушкет книзу, посыпь порох на полку, поколоти немного о мушкет, закрой полку, стряхни, содми, положи пульку в мушкет, положи пыж на пульку; вынь забойник, добей пульку и пыж до пороху, приложися, стреляй!"? Не лучше ли, – продолжал Петр, – вместо всего этого сказать: "Слушай! Заряди мушкет! Прикладывайся! Стреляй!"» Сначала бояре, защищая прежний порядок, не верили, что можно хорошо понять и исполнить это короткое приказание, но, когда Петр скомандовал при них и солдаты так же исправно все сделали, как и прежде, упрямые приверженцы старого порядка должны были согласиться, что замечания молодого царя были в полной мере справедливы.

Военное искусство не было единственным предметом внимания Петра, с самых детских лет это внимание обращалось на все. Надо было слышать, как в двенадцать лет он разговаривал с патриархом о вере и ее торжественных обрядах. Надо было видеть, как он в этом же возрасте, рассматривая библиотеку патриарха, сердился на него за беспорядок в ней и поручил устроить ее своему бывшему учителю Зотову. Почти в то же время искусной хитростью он отучил бояр от пристрастия к охоте и, представив им, как смешно такое бесполезное употребление времени, записал большую часть людей, служивших на Сокольничем дворе, в ряды своих потешных.

Но, несмотря на множество таких случаев, ясно показывавших удивительные способности младшего царя, гордая царевна, ослепленная властолюбием, вовсе не замечала того и продолжала нераздельно управлять государством даже и тогда, когда Петру уже исполнилось семнадцать лет и он по желанию царицы – матери своей – избрал себе супругу. И в это время София называла себя во всех указах Самодержицей России, и ее портрет в короне и порфире был изображен на всех монетах и медалях. Она даже хотела в качестве государыни торжественно показываться народу в большие праздники. Но семнадцатилетний Петр, чувствуя права свои, начал противиться этой самовластной воле и во время Крестного хода из Успенского собора в Казанский 8 июля 1689 года решительно объявил, что сестра его должна быть в церкви только как царевна, а не как правительница и государыня. София не обратила никакого внимания на слова брата и пошла, как и всегда, рядом с обоими царями

Такая гордость, такая дерзкая неуступчивость вывели наконец Петра из терпения: не желая на глазах всего народа покориться прихоти своенравной женщины, он в ту же минуту вышел из церкви и уехал в Преображенское вместе с матерью, супругой и своими приближенными. София встревожилась – в первый раз она видела гнев Петра и испугалась последствий его. Одна мысль потерять власть свою была для нее ужасна! Она готова была на все, чтобы только удержать ее. К тому же гордая душа ее никого не любила: она могла жертвовать обоими братьями. Но старший не был опасен: надобно было избавиться только от младшего. Вообразите же, друзья мои, она решилась на это! Главным помощником ее в этом ужасном деле был начальник стрельцов Шакловитый, заступивший место старика Хованского, и с ним восемь стрелецких полковников. Эти злодеи, так же как и Милославский, воспользовались легковерием и беспокойным нравом стрельцов и снова обманули их несправедливыми слухами. Они уверили их, что царь Петр, вводя немецкие обычаи и немецкое войско, хочет переменить веру и восстать на брата своего Иоанна. Услышав такие вести, дерзкие стрельцы, незадолго перед тем осыпанные милостями царевны за второй бесполезный поход в Крым, готовы были для угождения ей решиться на ужасное злодеяние – умертвить Петра и всех его приверженцев. В ту же ночь назначено было идти для того в Преображенское.

Но Бог чудесно показал милость свою к герою русскому! В то самое время, когда стрельцы-заговорщики толковали об ужасном намерении своем, среди них нашлись два человека – Михаил Феоктистов и Димитрий Мельнов, еще не совершенно забывшие, что есть на небесах Господь, наказывающий за преступления. Им страшно было стать злодеями, и они полетели в Преображенское упасть к ногам царя и открыть ему заговор.

Петр ласково и с благодарностью принял раскаявшихся преступников и в тот же час уехал со всем семейством своим в Троице-Сергиев монастырь. Между тем через несколько часов после отъезда его приезжает в Преображенское Шакловитый. О, сколько злобы, досады и страха почувствовал он, увидев, что жертва ускользнула от него! Уныло возвратился он в Москву, как убитый явился к Софии. Царевна ужаснулась, услышав рассказ его ей казалось, что спасение Петра куплено ценой ее собственной гибели. В тоске отчаяния, в предчувствии судьбы своей она не знала, на что решиться: то уговаривала стрельцов довершить заговор Шакловитого общим восстанием, то клеветала на Петра старшему брату, то просила советов у князя Голицына, то снова отвергала их. Нигде не было успеха: стрельцы не хотели более слышать о мятеже и безо всякого сопротивления выдали Петру всех сообщников заговора и самого Шакловитого, царь Иоанн так любил и уважал брата, что не мог поверить и десятой части рассказов царевны, а Голицын никогда не одобрял замыслов Софии на жизнь брата, но советовал ей скорее уехать в Польшу.

Между тем как виновная правительница находилась в такой мучительной нерешительности, назначенные Петром бояре уже открыли во всех подробностях преступление Софии и ее сообщников. Главные из них вместе с Шакловитым были наказаны смертью, другим отрезали языки, остальных сослали в Сибирь. Наказывая их, Петр все еще медлил с наказанием Софии, он все еще уважал в ней дочь отца своего. София хотела воспользоваться его великодушием и после потери усердных помощников, уже не имея надежды погубить брата своего, начала стараться о примирении с ним. Для этого она просила тетку свою царевну Татьяну Михайловну и сестер Марфу и Марию съездить в Троице-Сергиев монастырь и уверить Петра, что стрельцы оклеветали ее. Царь увидел в этом поступке только новую хитрость сестры своей и показал трем царевнам такие явные доказательства вины ее, что они не захотели возвратиться в Москву и остались в монастыре. Вслед за этим неудачным посольством София отправила к брату патриарха Иоакима, который, узнав подробности о преступлениях правительницы, последовал примеру сестер ее и отказался просить за нее царя. Царевна не пришла в уныние и на этот раз и поехала сама повидаться с братом, но Петр отказал ей в том и, видя ее желание оправдаться и пользоваться прежней властью, поспешил решить судьбу ее: она была лишена звания правительницы и пострижена в монахини[86]86
  София Алексеевна пострижена была под именем Сусанны в московском Новодевичьем монастыре. Здесь провела она около 16 лет и скончалась в июле 1705 года.


[Закрыть]. Князь Василий Голицын и сын его были лишены боярского достоинства и отправлены в вечную ссылку.

Через несколько дней после окончания дела о заговорщиках Петр торжественно въехал в Москву в сопровождении войска, явившегося для защиты его в монастырь. Это войско состояло из потешных, из регулярного отряда под начальством генерала Гордона и тех стрелецких полков, которые оставались верными царю. Кроме того, множество народа шло вместе с войском: всякому хотелось видеть свидание обоих царей после такого важного переворота в правлении, тем более что мятежники уверяли всех, что царственные братья в ссоре между собой. Но как же удивились все, когда, подходя ко дворцу, увидели на крыльце Иоанна, вышедшего навстречу брату! С непритворною радостью государи обнялись. Их не разделяли более хитрости честолюбивой сестры! В тот же день старший царь объявил народу, что он отказывается от участия в правлении и уступает свою власть младшему брату своему, более его способному составить счастье подданных. Петр согласился на непременное желание великодушного брата, но с тем условием, чтобы Иоанн председательствовал в Думе боярской и чтобы имя старшего брата на всех государственных бумагах было выше имени младшего.

Вот начало настоящего царствования великого, незабвенного государя России, милые читатели! Теперь вы услышите самые любопытные рассказы о делах его.