Текст книги "История России в рассказах для детей"

Глава XXII
Покорение Сибири. – Фёдор. – Годунов

В это время в Перми жили именитые люди Строгановы, которым было позволено строить крепости и держать войско для защиты от сибирских татар и остяков. Строгановы приняли к себе на службу казацкого атамана Ермака, или Германа Тимофеева, и несколько сот донских казаков, которые разбойничали по Волге и прогневали царя. Ермак с товарищами так хорошо воевал против сибирских грабителей, что Строгановы придумали послать его дружину в самую Сибирь.

К казакам ещё присоединились литовские и немецкие пленники, выкупленные Строгановым. Всех под начальством Ермака было 840 человек. С ними было несколько пушек, что очень помогло в их деле, потому что сибирские татары стрелять из пушек и ружей не умели и боялись их. Ермак и воины его дали обет быть верными и храбрыми слугами Богу и царю, вести жизнь воздержанную во время похода и сдержали обет. Чтобы отомстить за поход Ермака, один из сибирских князей напал за это на наши селения. Узнав об этом, царь прогневался на Строгановых, а казаков хотел перевешать. Сибирским царём тогда был слепец Кучум. Один мурза, захваченный и отпущенный казаками, сказал Кучуму, что они люди страшные, стреляют огнём и громом и убивают сквозь латы; но Кучум не оробел и велел своему храброму племяннику Маметкулу напасть на казаков. На берегу реки Тобол больше десяти тысяч татар напали на Ермака, но он побил их и пошёл дальше к реке Иртышу, где стоял столичный город Сибири Искер. На пути он ещё дважды победил татар. Из дружины его некоторые были убиты, другие ранены или ослабли и стали говорить, что надо воротиться; тогда Ермак Тимофеевич и другие атаманы сказали им: «Нет, братья, наш путь только вперёд. Мы долго жили худой славой, умрём же с доброй. Нас мало, но Бог даст победу, кому захочет!» Казаки послушались и с криком «С нами Бог!» напали на татар. Сеча была страшная; казаков было убито 107 человек. Их доныне поминают в сибирской соборной церкви. Маметкул был ранен, и татары побежали. Ермак завладел Искером, побил ещё несколько раз татар, полонил Маметкула и завоевал Сибирское царство.

Тогда он послал в Москву с дарами лучшего своего сподвижника Ивана Кольцо и написал царю, что бедные опальные казаки завоевали для Русской земли великую державу, а теперь челом бьют государю и ждут чести или смерти на плахе, как он укажет. Царь и все русские очень обрадовались. Иоанн хвалил и дарил казаков, назвал Ермака князем Сибирским и послал к нему 500 стрельцов на помощь. Но после этого начались у казаков неудачи: многие из них умерли от болезней, татары и остяки даже осадили Искер. Но казаки ночью напали на них и разбили наголову.

После этого Кучум подкараулил Ермака и 50 его товарищей, когда они утомились после похода и спали близ Иртыша, не поставив даже часового, потому что не знали о близости Кучума. Он всех их перебил сонных, кроме Ермака и одного казака, убежавшего на лодке в Искер. Ермак отбился от татар, хотел доплыть до лодки, но на нём был тяжелый панцирь, подаренный царём, и от тяжести его Ермак утонул. Остальные казаки оставили Искер и вздумали идти в Россию, но на дороге встретились с русским войском, которое совсем завоевало Сибирь. Это уже, впрочем, было после Иоанна Васильевича, при сыне его Фёдоре Иоанновиче.

Фёдор был очень набожный и кроткий человек, он не мог править государством. Всем управлял брат его супруги Ирины, Борис Фёдорович Годунов, тот самый, который хотел защитить царевича и был изранен Грозным. Годунов был татарского рода: его предок Мурза Чет выехал из Золотой Орды и крестился, но это было давно, и Годуновы совсем обрусели. Борис был женат на дочери главного любимца Иоаннова, Малюты Скуратова; в последнее время и сам был любимцем грозного царя. Годунов был очень богат; говорят, что он на свой счёт мог вооружить сто тысяч войска. Он очень умно правил государством. Бояре хотели его убить, но умысел их открылся, и они были наказаны ссылкой. Не было ни казней, ни жестокостей. Русская земля отдохнула от царствования Иоанна; правитель строил города, увеличивал войско, торговлю, промыслы.

Началась война со Швецией, воеводы Хворостинин и Сабуров побили шведов, и шведы уступили России Карельскую область. С Литвой и Польшей было возобновлено перемирие. Хан крымский со всей Ордой пробрался к Москве, но Годунов его отразил. Правитель построил много крепостей для защиты нашей границы от крымцев и заставил хана смириться. Кахетинский царь Александр вступил в подданство Фёдору; немецкий император, турецкий султан, персидский шах, английская королева и датский король сносились с русским царем и уважали его. Даже поляки и литовцы после смерти Батория хотели выбрать Фёдора своим королем, помешала только разность веры, и они выбрали шведского королевича Сигизмунда.

Борис Фёдорович придумал вместо митрополитов, которые до того времени управляли русской церковью под главным начальством константинопольского патриарха, подчинить её особому русскому патриарху. Приехавший в Москву константинопольский патриарх Иеремия, согласно постановлению прочих вселенских патриархов, с большим торжеством посвятил в русские патриархи митрополита Иова.

Пока Годунов управлял, Фёдор Иоаннович молился Богу, не пропускал ни одной службы; челобитчиков посылал к Годунову. Время проводил в беседе с супругою, духовными и придворными. Любил также позабавиться медвежьей травлей. Для этого медведя ловили и до времени держали в клетках. Место для травли обводили глубоким рвом. Боец выходил на медведя, всаживал в него рогатину, а другой конец её прижимал к земле. Медведь ярился, лез грудью на железо, грыз дерево. Если боец сдерживал рогатину, то медведь издыхал, а молодца поили мёдом из погребов государевых. А случалось, что и медведь одолеет, заест бойца.

У царя Фёдора Иоанновича не было детей, а был один только малолетний брат Дмитрий, который был и наследником престола. Но родных Дмитрия со стороны матери по фамилии Нагих обвинили, будто они хотели возвести на престол после Грозного не Фёдора, а Дмитрия, и за это царевича Дмитрия с матерью его царицей Марфой отправили в Углич. Этим городом они и владели. За маленьким царевичем ходили кормилица Ирина Жданова и мамка боярыня Василиса Волохова. Жданова очень его любила, а Волохова была злодейка и предательница. Дмитрию минуло девять лет; царица боялась, что с ним случится недоброе, и сама берегла его. Точно, сперва Волохова дала в пищу царевичу яду, но яд не подействовал; однако же тогда злодейство не открылось и Волохову не наказали. Годунов прислал в Углич править городом и хозяйством царицы дьяка Михаила Битяговского. С ним вместе приехал сын его Данила и племянник Никита Качалов. В воскресенье вскоре после Николина дня, весной, царица только что воротилась с сыном от обедни. Волохова позвала царевича гулять во двор; царица тоже хотела с ним идти, но остановилась; кормилица не пускала царевича, но Волохова насильно увела его. У крыльца к ним подошли сын мамки Осип, Данила Битяговский и Качалов. Волохов взял Дмитрия за руку и сказал: «Государь! У тебя новое ожерелье». Царевич улыбнулся, поднял голову и сказал: «Нет, старое!» Волохов в ту же минуту ударил его в горло ножом, но рука у злодея дрожала, он только оцарапал Дмитрия, бросил нож и побежал. Кормилица выбежала к царевичу и обхватила его руками, но Качалов и Битяговский вырвали его, зарезали и кинули с лестницы. В это время царица вышла на крыльцо и увидела, что сын её бьется, как голубок, на руках кормилицы. Бедная мать отчаянно закричала, но он уже испустил последнее дыхание. Злодейство видел пономарь соборной церкви и ударил в набат. Народ бросился к дворцу: подле мёртвого тела царевича лежала без памяти мать его и кормилица. Михаил Битяговский побежал на колокольню унимать звонаря, но дверь была заперта; стал было говорить народу, что царевич зарезался в падучей болезни, но народ схватил его убийц и принялся допрашивать, кто подучил их на это злое дело. Они назвали Бориса Годунова. Хотя некоторые говорят, что он в этом невинен, но известно, что Борису хотелось быть царём после Фёдора Иоанновича, и в этом ему мешал Дмитрий-царевич.

Борис затушил это дело. Угличане убили злодеев и донесли в Москву обо всём, что случилось. Но по приказу Бориса у гонца переменили грамоту и написали в ней, что царевич в судорожном припадке заколол себя ножом. Фёдор Иоаннович очень плакал о смерти брата и велел произвести следствие. Оно было поручено Василию Ивановичу Шуйскому. Брат его Дмитрий был женат на свояченице Бориса, дочери Малюты Скуратова. Василий Шуйский, чтобы угодить Годунову, покривил душою, утаил в следствии правду, донёс, что царевич убился сам, что в этом виноваты Нагие, а угличане побили Битяговского и Качалова безвинно. И дело кончилось тем, что царицу насильно постригли, сослали её и Нагих, 200 угличан казнили, другим отрезали языки, иных сослали. Прежде в Угличе было по 30 тысяч жителей, а после всего этого он запустел.

В последнее время царствования Фёдора издан был вот какой закон. В самые старинные времена были на Руси рабы из пленников, из их детей, из тех, кто сам себя закабалял, то есть отдал в рабство другим навсегда. Даже отец и мать могли закабалять детей. Но можно было закабалиться на срок: после этого срока кабальный становился свободным. Земледельцы не были рабами. Они селились либо на царских землях, либо на господских, но кто жил на господской земле, тот за это работал на господ или платил им оброк; но если господа ему не нравились, то он мог уйти от них к другим. Обыкновенно переходили в Юрьев день. Но случалось, что богатые бояре и дворяне переманивали всех крестьян от бедных, и у этих земля оставалась впусте. Случалось, что и дворяне без всякой вины выгоняли от себя крестьян, а сами крестьяне не старались обрабатывать землю, потому что на ней недолго оставались. Чтобы этого не было впредь, царь по совету Годунова укрепил земледельцев за теми господами, на чьей земле кто жил в то время. С этого-то времени и началось крепостное право, которое так много зла наделало России.

Вскоре после этого царь Фёдор Иоаннович скончался. Наследника не осталось. Были князья Рюрикова племени: Шуйские, Мстиславские и другие, но они стали уже давно боярами, да и не происходили от Калиты, Донского, Иоанна III и Грозного, были чужие им и Русской земле. Самый близкий родственник умершему царю Фёдору был боярин Фёдор Никитич Романов, двоюродный его брат, родной племянник царицы Анастасии, супруги Грозного, но Романов не домогался царства. А приверженцы Годунова по его приказу хлопотали в Москве и во всей России, кого уговаривали, кого стращали. Кому же ближе, говорили они, быть царем, как не тому, кто столько времени правил царством? Сперва по смерти Фёдора все присягнули его супруге, сестре Бориса Ирине, но она очень горевала о муже и постриглась в Новодевичьем монастыре. Тогда предложили царство Борису, но он жил в монастыре с сестрою и отказался от царства. Это было одно притворство: он согласился царствовать только тогда, когда не одна Москва, но и выборные всего государства, патриарх и бояре со слезами просили его быть царём. Во время царского своего венчания он сказал: «Бог мне свидетель, что в моем царстве не будет ни сирот, ни бедных», клялся последнюю рубашку с себя отдать народу, дал обет никого не казнить смертью, а только ссылать преступников в Сибирь.

Два года он царствовал счастливо. Только не защитил нашего присяжника, царя кахетинского. Персы его погубили и завладели Грузией. Было ещё Борису вот какое горе: он хотел выдать свою дочь Ксению за датского королевича Иоанна: Иоанн полюбился ему и всем русским, но умер на двадцатом году жизни.

Народ не любил Годунова за подозрительность и жестокость. Годунов всем не доверял, всех боялся. Нельзя было никому и в своей семье сказать ничего свободно. Ко всякому боярину были приставлены доносчики; подслушивали всё, что говорилось, жена доносила на мужа, сын на отца, доносчиков щедро награждали. У боярина Вельского по ложному доносу отняли имение и выщипали по волоску его длинную густую бороду; Василию Шуйскому и Мстиславскому царь запретил жениться, чтобы у них не было детей; но всего несправедливее и жесточе царь поступил с Романовыми. Он боялся их, потому что старшему из них, а не ему, следовало царствовать, и потому что народ очень любил их. Но обвинить их в чём-нибудь было нельзя, потому что они служили ему верой и правдой.

Был у него родственник Семен Годунов, и делал он столько же зла, как Малюта Скуратов при Грозном; он подкупил казначея Романовых, который спрятал в кладовой у них мешок с кореньями, и донёс, что они замышляют извести государя отравой. Всех их слуг страшно пытали, и все единогласно показали, что Романовы невинны. Несмотря на это, Фёдора Никитича Романова насильно постригли, назвали Филаретом; шестилетнего его сына Михаила, супругу, которую тоже постригли, и всех его родных сослали в разные места.

Глава XXIII
Лжедмитрий

Весной 1601 года десять недель были проливные дожди во всей Русской земле, а в конце лета мороз повредил хлеб и все плоды; на будущий год засеяли поля гнилым хлебом и даже всходов не видели. Наступил голод, какого никогда не бывало. Люди щипали траву, ели сено, собак, кошек, падаль, всякую нечистоту, даже стали пожирать друг друга. Царь делал всё, что человек может сделать: давал даром хлеб и деньги неимущим, уговаривал богатых продавать хлеб дешевле, хоронил за свой счёт умерших, скупал хлеб в самых дальних местах и наконец доставил его в Москву, сколько нужно было. Голод прекратился, но народ думал, что Бог наказал его за злодейство царя; не смели говорить явно, но тайно повторяли это. После голода начались страшные разбои; особенно прославился атаман Хлопка. Чтобы его усмирить, царь должен был послать целое войско. Но это было ещё только начало несчастий.

Боярский сын Юрий Отрепьев, который сперва служил у Романовых и князя черкасского, поступил в монахи, был назван Григорием; он был в разных монастырях и наконец оказался в Чудовом монастыре в Москве. Патриарх Иов полюбил его, потому что Григорий был человек грамотный и умный. Он везде разузнавал всё, что можно, о царевиче Дмитрии и стал в шутку говорить другим монахам: «Знаете ли, что я буду царём в Москве?» Донесли об этом патриарху. Иов велел заточить его на Белоозере, но родственники уведомили его об этом, и он убежал в Литву и распустил там молву, что царевич Дмитрий не убит, а спасён кормилицей; сам же сперва вступил в Запорожскую Сечь, там научился военному искусству, потом в школе выучился латинскому языку и разным наукам, наконец поступил на службу к богатому и сильному польскому пану Адаму Вишневецкому. Григорий был не красив, но ловок, храбр, умён и полюбился Вишневецкому. Прослужив некоторое время, Отрепьев притворился тяжко больным; исповедовать его пришел иезуит, духовник Вишневецкого. Григорий сказал иезуиту: «Похорони меня как царевича. Я не скажу своей тайны, но по смерти моей ты найдёшь под моей постелью свиток, в котором всё написано». Иезуит тотчас же взял этот свиток, где Отрепьев написал, что он царевич Дмитрий, что Борис хотел его убить в Угличе, но верный лекарь спас его, а вместо него был убит сын священника, что бояре проводили его в Литву, чтобы спасти от Бориса.

Вишневецкий узнал об этом от духовника, сперва удивился и не верил; но Григорий много обстоятельств из жизни царевича со слезами рассказал ему, показал крест с дорогими каменьями, сказал, что это благословение его крестного отца, боярина Мстиславского, и Вишневецкий поверил. Иезуиты и сам папа стали покровительствовать Лжедмитрию, потому что он принял католическую веру и обещал ввести её в России, когда сделается царём.

Знатный поляк Мнишек тоже стал помогать ему всеми силами, потому что самозванец обещал жениться на его прекрасной и хитрой дочери Марине. Даже король польский Сигизмунд признал самозванца Дмитрием, назначил ему содержание и позволил панам набирать для него войско, а сам между тем писал Борису, что паны без его воли защищают Лжедмитрия. Самозванец вёл себя очень умно, надавал много обещаний королю, папе и панам, всего больше Мнишеку, обещал заплатить его долги, отдать ему княжества Смоленское и Северское, а Марине – Новгород и Псков. Мнишек и Вишневецкий стали собирать войско. Тогда в Польше и Литве было много русских беглецов. Некоторые их них хоть и не любили Годунова, но видели обман самозванца и не хотели присягать ему; один по имени Яков Пыхачев даже всенародно перед королём назвал Лжедмитрия обманщиком и был казнён. Другие же изгнанники пристали к Отрепьеву. Ему много помогало то, что один из его сообщников, бродяга Леонид, назвался Григорием Отрепьевым; поэтому многие, видя иного Отрепьева, стали думать, что самозванец не обманщик. Он послал грамоту к донским казакам, говоря, что он сын Грозного, и приглашая служить себе. Два донских атамана поехали в Польшу, увидели, что самозванец в чести у короля и панов, и сказали своим товарищам, что он истинный Дмитрий. Донцы победили Семёна Годунова, высланного на них с войском, а дворянина Хрущёва, посланного царём уговорить их, схватили и в оковах привезли к самозванцу. Взглянув на него, Хрущёв заплакал, упал на колени и сказал: «Вижу Иоанна в лице твоем! Я твой слуга навеки». Он первый из знатных русских стал служить самозванцу. Лжедмитрий вступил в Россию с войском, но оно было не очень велико. Только полторы тысячи поляков и две тысячи казаков были хорошо вооружены, остальные же пешие и почти без оружия.

Когда Годунов только что вступил на престол и разнёсся слух, что крымский хан идёт на Россию, то по приказу царя собралось 50 тысяч воинов. Но теперь Борис Фёдорович распоряжался нерешительно, может быть потому, что его мучила совесть, а может быть, он опасался потревожить народ, показав, что считает такого врага опасным. Поэтому он сперва послал небольшое войско под начальством Мстиславского. Впрочем, у Мстиславского было всё-таки более воинов, чем у самозванца, и они были лучше вооружены; но Мстиславский хотя и был храбрый человек, но плохо умел распоряжаться. Самозванец рассылал грамоты, в которых описывал, как он спасся от убиения; говорил, что присяга, данная Борису, недействительна; убеждал всех служить себе; обещал награду, мирное и счастливое царствование, говоря, что так не может царствовать богопротивный злодей, хотевший его убить. Это сильно действовало на народ, потому что Бориса все не любили за то, что он укрепил крестьян, и думали, что Бог за его злодейство наказал Россию голодом и другими несчастьями, Чернигов и другие города без боя покорились самозванцу. Воевод Бориса, не хотевших покориться, связали и представили Лжедмитрию. Он и тут поступил очень умно. Жителей благодарил за верность, награждал, а с воеводами обошёлся милостиво, освободил их и пригласил к себе на службу. Слух о его милосердии и приветливости распространился, и города покорялись ему один за другим.

Наконец самозванец подступил к Новгороду в Северской земле. Воевода Пётр Фёдорович Басманов с пятью сотнями человек дружины затворился там и встретил самозванца выстрелами. Посланец самозванца сказал ему: «Царь Дмитрий будет отцом воинов и жителей, если они сдадутся; если же станут противиться, не оставят живым в Новгороде и грудного младенца!» Басманов отвечал: «Царь в Москве, а ваш Дмитрий попадёт на кол вместе с вами!» Басманов отразил приступ самозванца и побил многих его воинов. Но города Путивль, Рыльск и другие поддались самозванцу.

В это время шведский король обещал Годунову помощь, но он не согласился.

Наконец Мстиславский сразился у Новгорода Северского с самозванцем. Перед битвой Лжедмитрий говорил своему войску речь и громко молился: «Всевышний! Если я обнажаю меч беззаконно, то сокруши меня громом небесным». Поляки бросились на правое крыло нашего войска, сбили его и средние полки; Мстиславский получил пятнадцать ран и упал на землю; но 700 немецких воинов, служивших Борису, выдержали удар поляков; наше левое крыло устояло, а между тем Басманов ударил на самозванца сзади и заставил отступить. И та и другая сторона присваивали себе победу. К самозванцу пришли на помощь четыре тысячи запорожских казаков, но многие поляки его оставили, даже Мнишек уехал, будто бы набирать новое войско. Наконец самозванец отступил от Новгорода Северского. Царь пожаловал Басманова думным боярином, подарил ему золотое блюдо с червонцами, две тысячи рублей, множество серебряных сосудов и доходное поместье. Войско Бориса усилилось до 80 тысяч. Главным начальником был князь Василий Шуйский, тот самый, который производил следствие в Угличе о смерти царевича и потому лучше всех знал, что самозванец обманщик. У Лжедмитрия было только 15 тысяч войска. Он сразился в Добрыничах с Шуйским, бился необыкновенно храбро, сбил русскую конницу и иноземную дружину, ударил на пехоту, но вдруг сильный залп из 40 пушек и 12 тысяч ружей поразил его войско. Первыми из его воинов побежали запорожцы, потом донцы. Русские восемь верст гнались за его войском, побили шесть тысяч, взяли много пленными, знамена, пушки, и Шуйский прислал сказать Годунову, что войско самозванца побито и, вероятно, сам он погиб. Царь очень обрадовался, велел отслужить благодарственный молебен и щедро наградил победителей.

Самозванец хотел бежать в Польшу, но воеводы царя испортили всё дело. Они так жестоко наказали приверженцев самозванца, что те решились отчаянно обороняться и насильно удержали Лжедмитрия. Воеводы царские осадили город Кромы. Там защищался храбрый приверженец самозванца атаман Корела с шестью сотнями казаков. Царские ратники ночью сожгли город, заняли пепелище и вал, но казаки метко стреляли из острога, и боярин Салтыков велел отступить. Мстиславский и Шуйский обложили крепость в надежде сморить казаков голодом, а они выкопали себе землянки и жили в них безопасно от пушечных выстрелов, иногда делая вылазки. В царском войске появились повальные болезни, а число приверженцев самозванца со дня на день умножалось. Царь и патриарх послали в Путивль, где был тогда самозванец, трёх монахов, знавших Отрепьева в лицо, с письмами, в которых царь предложил жителям Путивля великие милости, если они выдадут самозванца живого или мёртвого, а патриарх грозил им проклятием, если они будут защищать Лжедмитрия. Самозванец велел пытать монахов; один из них сказал, что они по приказу Бориса хотели вместе с двумя приверженцами Лжедмитрия отравить его. Нашли у монахов яд, и этих двух приверженцев народ убил, а он послал к патриарху и царю письма: Иова укорял, что он церковной властью злоупотребляет в пользу хищника престола, а Бориса уговаривал оставить царство, пойти в монахи и жить для спасения души, обещая за это ему свою царскую милость.

Беспокойство, а может быть мучения совести или яд сократили жизнь Бориса. На 54 году от роду он умер скоропостижно. Сыну его Фёдору было только 16 лет. Он был умён и добр, но тяжко ему пришлось поплатиться за грех отца. Князья Шуйские, Вельский и Мстиславский стали его советниками, а Басманову он поручил главное начальство над войском и сказал: «Служи мне, как служил моему отцу», Басманов клялся умереть за него. Москва и войско присягнули Фёдору. Но самозванец все более и более входил в силу.

Стали говорить, что Бог наказал Годунова смертью за грехи, что не для чего защищать ребёнка-царя против такого храброго и умного человека, как Дмитрий, что даже если бы он и не был царевичем, судя по его делам, будет царствовать хорошо. Духовенство всего усерднее защищало царя и в церквах проклинало Григория Отрепьева; но народ говорил, что Иов – всегдашний сторонник Годуновых, а царевичу Дмитрию нет дела до проклятий Отрепьева. Одна надежда Фёдора была на Басманова. Но что же случилось? Неизвестно, увидал ли Басманов, что войско его хочет перейти к самозванцу, или он надеялся получить от него большую честь, но только сам Басманов признал самозванца царевичем. Тогда и всё войско присягнуло ему. Вслед за тем присягнула и Москва. Годуновых схватили, Иов лишился сана, и вскоре Фёдора Борисовича с матерью убили по приказу самозванца. Он вступил в Москву и сделался государем.