Текст книги "История России в рассказах для детей"

Глава XVI
Свержение татарского ига

Иоанн Васильевич овдовел: супруга его, дочь тверского князя, скончалась. Брат последнего греческого императора Константина Фома убежал от турок в Рим, и по смерти его осталась дочь София, прекрасная и очень разумная. Папа предложил Иоанну Васильевичу на ней жениться. Московский государь очень этому обрадовался и отправил посла свататься к Софии. Папа был рад этой свадьбе: он надеялся, что через неё русская церковь ему подчинится.

Папа велел, чтобы во всех городах Италии, Германии и Ливонии встречали Софию с честью, давали припасы, проводников и лошадей. Ещё больше чести оказывали ей в Русской земле. Народ с радостью вcтречал её, подносил ей дары. С нею ехал папский посланник, или легат; перед ним в особых санях везли латинский крыж, то есть серебряное литое распятие. Сам легат был в красной одежде, в высокой шапке, и, войдя в нашу церковь, сперва не поклонился святым иконам. Но София Фоминишна молилась очень усердно, велела и ему молиться, а когда он стал подъезжать к Москве, то великий князь послал ему сказать, чтобы он велел спрятать крыж и не делал соблазна народу. Приехав в Москву, София обвенчалась с Иоанном Васильевичем. Легат спорил с нашим митрополитом, чья вера правильнее, митрополит его превозмог, и он стал оправдываться, что с ним нет книг, получил дары и с честью был отпущен в Рим. С Софией Фоминишной приехали в Русскую землю многие сведущие греки и итальянцы. Самый знаменитый из них был Аристотель Болонский. Он построил в Москве Успенский собор. Потом были построены Благовещенский собор, Грановитая палата, другие царские терема и кремлёвские стены. Тогда же вылита царь-пушка; её назвали так по величине. В знак своего родства с греческими императорами Иоанн Васильевич стал употреблять их герб. Герб бывает у государей и знатных людей. Ведь вы видели гербовую бумагу – так на ней изображается русский герб, двуглавый орел, а на груди его святой великомученик Георгий на коне поражает змия. Вот двуглавый-то орёл и был византийский герб, а московские князья исстари на своих монетах изображали всадника, убивающего змия.

Софии Фоминишне очень не нравилось, что Иоанн Васильевич платит дань татарам. В Кремле был для них особенный дом, где они жили и писали к хану обо всём, что происходило в Москве. София послала подарки жене хана Ахмата и сказала, что ей было видение, по которому непременно на месте этого дома построить церковь; поэтому София просила ханшу, чтобы татары из этого дома выехали и обещала дать им другой. Ханша согласилась; татары оставили дом, а другого им не дали. София часто говорила Иоанну Васильевичу: «Долго ли я буду татарской данницей?», и ему не меньше её хотелось освободить Русь от татар, но он был человек осторожный, хотел всё так подготовить, чтобы не вышло какой беды, а успеть наверное. Для этого он подружился с крымским ханом Менгли-Гиреем, отъявленным врагом Ахмата. Менгли-Гирей уж много горя видел на своём веку: родной брат выгонял его из Крыма, а турецкий султан заставил платить себе дань. Поэтому Менгли-Гирей боялся, как бы его опять не выгнали, и старался быть в дружбе с Иоанном Васильевичем, для того чтобы в случае нужды укрыться в Русской земле. Иоанн Васильевич принял к себе в службу его братьев, чтобы они не могли вредить Менгли-Гирею.

Московский государь условился с крымским ханом воевать заодно против Ахмата и литовского государя Казимира. В это время русские ещё платили дань хану Золотой Орды, только небольшую. Из Орды приезжали в Москву послы, привозили с собой басму, то есть болван ханский, и грамоту. Великий князь выходил к ним навстречу пешком, кланялся, подносил послу кубок с кобыльим молоком, потом становился на колени, а перед послом расстилал соболий мех, и он читал на нём грамоту. На этом месте после построили церковь, которая и поныне называется Спасом на Болвановке. Когда Иоанн приготовился воевать с татарами, приехали такие послы от Ахмата; Иоанн выехал к ним навстречу, взял басму, бросил её на землю, растоптал ногами и велел послов перебить, кроме одного, которого отпустил к хану сказать, что сделалось с басмой и послами, и прибавить, что то же будет и с самим ханом, если он не оставит Русь в покое.

Ахмат стал отовсюду собирать войско и договаривался с Казимиром литовским напасть на Россию с двух сторон, но когда Ахмат пошёл на неё, Менгли-Гирей напал на землю Казимира, и литовскому королю было не до того, чтобы помогать Ахмату. Московский государь собрал большое войско и повёл его навстречу татарам. У Ахмата было меньше силы, чем у Мамая, а у Иоанна Васильевича – больше, чем у Дмитрия Донского; следовательно, нечего было бояться неудачи. Духовные, особенно архиепископ ростовский Вассиан, советовали московскому государю смело ударить на врага.

Но было у него два любимца: Ощера и Мамон. Они больше любили своё добро, жен и детей, чем отечество, и стали говорить ему, что лучше помириться с ханом, что один Бог знает, чем кончится сражение, что в один час можно всё потерять, а духовные не сведущи в ратном деле, потому и советуют воевать. Говорили даже эти советники Иоанновы, что грешно воевать с татарами, потому что уж столько лет русские князья присягали им в верности. Татары вздумали было переправиться через реку Угру, по берегам которой стояли оба войска, но русские их отразили. Несмотря на это, Иоанн послушался Мамона и Ощеры и послал просить мира. Он сам был человек опасливый; любил всё делать исподволь, наверняка, а может быть, и выжидал вот чего: он знал, что Ахмат вывел всю Орду и остались в ней только старики, женщины и дети, поэтому послал по Волге туда войско под начальством брата Менгли-Гирея, Нордоулата, служившего московскому князю, и воеводы Ноздреватого.

Ахмат в ответ на посольство великого князя велел сказать, что пусть Иоанн сам придёт к нему и у его стремени попросит прощения, тогда, может быть, он и простит. Иоанн отказал. Хан стал просить, чтобы он прислал для этого сына своего или брата или хоть боярина. Но московский государь и на это не согласился. Между тем архиепископ Вассиан узнал о переговорах и написал к Иоанну письмо, где уговаривал его сразиться, показывая, какие ужасные несчастья потерпит Русская земля, если Иоанн Васильевич сробеет; говорил, что он будет отвечать за эти беды; приводил ему в пример мужество Донского и славных иноземных государей; говорил, что клятва татарам была вынужденная, что она разрешена митрополитом и духовенством, что Ахмат не властелин русский, а разбойник. Иоанн наконец решил сражаться, но уже наступили морозы. Угра покрылась льдом, татарам становилось легче перейти её, и великому князю показалось, что при Угре местность не очень выгодна для русского войска: он и велел отступать к Кременцу. Русские, когда им велено было отступать, подумали, что, верно, случилась какая-нибудь беда: или татары обошли их и взяли Москву, или что-нибудь подобное; от этого все пришли в ужас и вместо того, чтобы отступать, побежали. Татары, увидав, что русские бегут, испугались: они подумали, что русские их в засаду заманивают. Они и сами всегда так обманывали неприятелей. А в ту пору ещё пришла весть из Орды, что Нордоулат и Ноздреватый напали на неё и страшно разграбили, могли и совсем её истребить, да один татарин отсоветовал Нордоулату. Ахмату надо было торопиться домой, чтобы отыскать жён и детей своих татар. Между тем русские одумались, увидели, что за ними нет погони, поняли, что никакой беды не случилось, и погнались за татарами. Этим походом кончилось татарское владычество над Русскою землёю в 1380 году, через 240 с лишком лет после того, как оно началось. Татарский князь Ивак напал на Ахмата и убил его.

Вскоре после этого Иоанн Васильевич за ослушание тверского князя пошёл с войском на Тверь и покорил её. Тверской князь ждал помощи от Казимира, не дождался и убежал в Литву. Казимиру трудно было идти против Иоанна.

Московский князь был умнее, счастливее и сильнее его. В Польше Казимира мало слушались и не давали ему войска; крымский хан беспрестанно нападал на него, а что было всего хуже для Казимира – большая часть его литовских подданных были русские, православные. Они всегда доброхотствовали Иоанну, мало того, князья, воеводы, даже целые города переходили под власть московского государя. Ещё труднее было идти против Иоанна сыну Казимира Александру. В Польше королём был сперва не он, а брат его, поэтому он не мог иметь польского войска против русских. Но Александр придумал средство умилостивить московского государя – женился на дочери его Елене. Он был католик, как и все литовские государи после Ягайлы, но обещал, что не будет мешать Елене веровать и молиться по-нашему, однако не сдержал слово. Иоанн сперва жалел зятя, не отнимал литовских городов; потом уже, когда узнал, что Александр притесняет его дочь, начал с ним войну. Князья черниговский, рыльский и трубчевский поддались Иоанну, хотя были близкие родные Шемяки. Московские войска взяли много городов. Был у Александра храбрый воевода князь Константин Острожский. Он с литовским войском напал на русских у реки Ведроши. Русскими начальствовал князь Даниил Щеня, лучший воевода Иоанна Васильевича после Даниила Холмского. Щеня победил литовцев и самого Острожского взял в плен. За Александра заступился было магистр ливонских рыцарей Плеттенберг, очень храбрый воин. Он в одном сражении победил русских и наделал им много вреда, но не мог взять Пскова, а русское войско страшно опустошило Ливонию. Александр и Плеттенберг наконец помирились с московским государем. При этом за ним оставалась большая часть городов, которые он завоевал.

Кроме того, воеводы Иоанна покорили Вятскую, Арскую и Югорскую земли. Взбунтовалась было Казань, но Дмитрий Холмский взял её, и цари казанские стали русскими данниками. Один из них, Магмет-Аминь, незадолго до смерти Иоанна изменил ему. Тогда в Казани была ярмарка, на которую съезжалось много купцов с востока и из Русской земли. Магмет-Аминь во время этой ярмарки напал на русских купцов, перебил их, а товары заграбил себе. Он пошёл на Русскую землю, разграбил много сёл и городов, но не мог взять Нижнего, где воеводой был храбрый Хабар-Симский, который и побил татар. Иоанн Васильевич не успел наказать Магмет-Аминя за измену.

Старший сын Иоанна Васильевича Иоанн, женатый на Елене, дочери молдавского господаря Стефана, умер в молодости и оставил сына Дмитрия. Елена поссорилась с Софией, супругой Иоанна, Елене хотелось, чтобы наследником Иоанна был Дмитрий, а София желала, чтобы великим князем стал сын Иоанна и её Василий. Василий послушался совета бояр, которые настраивали его против отца, и за то был в большой опале, а София в немилости. Дмитрий же был объявлен наследником. Иоанн Васильевич даже венчал его на царство, но потом помирился с супругой, сделал Василия наследником, а Елену и Дмитрия посадил под стражу, где они и умерли, Дмитрий уже в княжение Василия Иоанновича.

Глава XVII
Василий III

Чтобы наказать казанского царя Магмет-Аминя за его измену, Василий Иоаннович послал войско под начальством своего родственника, князя Феодора Вельского. Магмет-Аминь так много награбил у русских купцов, что на радости праздновал это как победу, пировал со своими князьями на Арском лугу, кругом было до 1000 палаток с иноземными товарами, потому что ярмарка казанская ещё продолжалась, народ гулял, женщины ходили под навесами, дети играли. Вдруг нагрянули русские полки, как снег на голову, били казанцев, топтали их, гнали в город; купцы бежали, давили друг друга и задыхались в тесноте. Можно было бы взять и город, но корысть приманила русских: бросились они веселиться в шатрах, грабили их, пировали всю ночь. К утру одни спали и нежились, другие были пьяны, стража дремала, а Магмет-Аминь видел всё это со стен и вдруг с пятьюдесятью тысячами воинов бросился на русских. Их было вдвое больше, но они не ждали битвы и побежали к судам. Казанцы множество русских побили и взяли в плен.

После Магмет-Аминя казанским царём стал Сафа-Гирей. Он призвал к себе на помощь 30 тысяч ногайцев и множество черемисов, обвёл казанские предместья острогом и очень храбро оборонялся от русского войска под начальством Феодора Вельского. Но по ночам татары пировали и потом крепко спали. Молодые русские ратники ночью подползли к татарскому острогу, натёрли его серой и смолой и зажгли; стена загорелась, русские бросились на татар полусонных и перепуганных и побили их. Сафа-Гирей едва успел убежать в Арск. Воевода Оболенский гнался за ним туда, а прочие воеводы стояли под Казанью так оплошно, что черемисы захватили у них 70 пушек и обоз. Несмотря на это, можно было взять Казань, потому что в ней осталось мало войска, но говорят, что Вельский был подкуплен, помирился с казанцами, отступил, да ещё и хвалился своим милосердием. Однако великий князь сильно повредил казанцам вот чем: он завёл в городе Макарьеве вместо Казани ярмарку, куда многие стали ездить торговать. Эта самая ярмарка потом была переведена в Нижний, но и поныне многие называют её Макарьевской. Казанцы несколько раз смирялись и становились данниками Василия; правда, первого царя, которого он им дал, Шиг-Алея, они выгнали, но другой царь их, Евалей, повиновался Василию и не тревожил Русской земли.

Когда Менгли-Гирей состарился, то дети его и мурзы не слушались и стали нападать на Россию. А потом сделался ханом крымский Магмет-Гирей, страшный разбойник. Он пользовался враждой русского государя с литовским, брал с обоих деньги и грабил ту и другую земли. Особенно в одно своё нашествие он много наделал зла. Русскими войсками начальствовал Андрей, брат Василия Иоанновича, и Дмитрий Вельский. Они не послушались опытных воевод, стали не там, где следовало, пропустили Магмет-Гирея через Оку, напали на него, но были разбиты наголову. Татары стали злодействовать, как в старину при Батые, убивали, грабили, жгли. Подступили к самой Москве. Туда сбежалось из окрестностей много народа со своим имуществом, теснота на улицах была страшная, все торопились укрыться в Кремле. Но иноземные пушкари очень метко стреляли и наделали много вреда крымцам. Магмет-Гирей помирился, но взял за это богатые дары и, кроме того, грамоту за великокняжескою печатью, где было написано, что русские будут ежегодно платить ему дань. После этого хан пошёл к Рязани. Там воеводою был Хабар-Симский, тот самый, что спас Нижний от Магмет-Аминя. Магмет Гирей послал сказать Симскому, что великий князь теперь его данник, поэтому Рязани нечего бояться. Татары близ Рязани стали торговать награбленным добром, а сами замышляли обманом взять крепость.

Но Хабар-Симский велел искусному мастеру из немцев расставить крепостные пушки и вдруг изо всех выстрелить в татар. Много было убито, другие побежали, Хабар-Симский гнал их и отнял грамоту, в которой была обещана хану дань. Магмет-Гирей задумал было соединить всё Батыево царство, покорил Астрахань, а в Казани сделался царём его брат. Но князья ногайские обманом убили Магмет-Гирея. С этого времени крымцы не делали при Василии Иоанновиче больших нашествий на Россию, но часто приходили грабить наши южные земли.

Литовским и польским королём был при Василии Иоанновиче Сигизмунд. Они почти перестали воевать. Так же, как при Иоанне Васильевиче, множество русских переходили из литовского в русское подданство. Самые знатные из таких выходцев были Глинские: Михаил и два его брата. Василию Иоанновичу очень хотелось взять Смоленск: этот старинный русский город уже 110 лет был под властью литовцев, но смоляне всё ещё не перестали считать русских братьями. Однако смоленский наместник Салогуб очень храбро оборонялся, и русские в два похода не смогли взять Смоленск. Наконец сам Василий Иоаннович подступил к нему с войском. Русские стали стрелять по городу ядрами, окованными свинцом. Стены смоленские колебались, воины падали толпами, а литовские пушки разрывались и били своих. Смоляне заставили Салогуба сдаться и поддались Василию. Он вступил в город и милостиво обошёлся с ними. Воины его обнимались с ними, многие плакали от радости, что опять Бог привёл быть под одной державой. Но Глинский надеялся получить от Василия Иоанновича Смоленск в удел и за то, что не получил, замыслил изменить. Это открылось; Глинского схватили и посадили в тюрьму. Но он уже успел подвести литовское войско к городу Орше. Литовцами начальствовал князь Константин Острожский, а русскими князь Булгаков-Голипа и боярин Челяднин; русских было вдвое больше, но воеводы их ссорились между собой, даже не помогали друг другу как следует и были побеждены так, как ещё литовцы никогда не побеждали русских. Наших погибло 30 тысяч человек, а в плен столько попалось, что Сигизмунд дарил папу и союзных своих государей русскими пленниками. Острожский тотчас же пошёл к Смоленску; там уже нашлись изменники, которые хотели покориться Литве; даже епископ смоленский приглашал Острожского. Наместник смоленский, князь Василий Шуйский, схватил изменников, епископа отправил к великому князю, прочих повесил на городской стене в виду литовского войска, а сам с воинами и смоленскими гражданами храбро встретил литовцев и отбил их. И хоть победа при Орше была очень славна для литовцев, но в сущности мало им доставила пользы: Сигизмунд должен был всё-таки помириться с Василием Иоанновичем, и Смоленск остался за нами.

Василий Иоаннович покончил с уделами в России. Рязань он отнял у князя за то, что он вздумал передаться Литве; но с другим князем Василий Иоаннович поступил несправедливо. Это был северский князь Шемякин, внук Дмитрия Шемяки, очень храбрый: он много раз побил крымцев и лучше всех сторожил от них Русскую землю. Его оклеветали, будто он хочет передаться Литве. Шемякин оправдался, а потом его позвали в Москву в гости, там схватили и посадили в тюрьму, где он и умер.

Был в то время в Москве юродивый. Так называют людей взрослых, но которые поступают и говорят, будто маленькие дети. В старину о таких людях думали, что они угодны Господу Богу; точно, бывали из них праведные, но представлялись юродивыми и обманщики для своих выгод, а бывали и просто дурачки. Так, когда схватили Шемякина, юродивый бегал по Москве с метлою и кричал, что надо вымести последний сор. Все поняли, к чему он это говорил: потому что Шемякин был последний удельный князь.

С псковитянами же ещё раньше этого, в начале своего княжения, Василий Иоаннович вот что сделал. Их очень притеснял его наместник. Они пожаловались великому князю, и он приказал им явиться к нему для суда в Новгород. Самые лучшие псковитяне поехали туда, но московские бояре сказали им: «Пойманы вы Богом и великим государем», и посадили их в тюрьму. Потом их выпустили, потому что Псков не противился, исполнил всё, что требовал Василий Иоаннович: вечевой колокол был снят, и наместники стали управлять Псковом, как управляли всеми другими русскими городами. Это и надо было сделать, но вот что опять нехорошо: много псковитян были переселены в иные города и потеряли своё имущество без всякой вины и по одному подозрению. Новгороду, напротив, Василий Иоаннович сделал добро. Раньше сказано вам, что Новгород и Псков были в Ганзейском союзе. Иоанн Васильевич рассердился на литовских немцев за то, что они, когда стали воевать с ними, то перехватили русских купцов, которые были у них, и велел всех немецких купцов в Новгороде посадить в тюрьму, а имущество их отобрать. Ганзейцы с той поры перестали ездить в Новгород, а это было и для русских вредно, потому что торговля их пошла хуже; но Василий Иоаннович сделал с Ганзой договор, что её купцы будут безопасны в Новгороде. Тогда они снова стали туда приезжать, и торговля поднялась, однако не сравнялась с тою, какая была до Иоанна.

Самое несправедливое дело Василия Иоанновича было с первою его супругою, Соломонией. Уже они были в супружестве 20 лет, а детей у них не было. Великому князю это было очень неприятно, не хотелось ему, чтобы государем после него сделался кто-нибудь из его братьев, потому что они и уделами своими не умели управлять. Говорят, что однажды, проезжая близ Москвы в золоченой колеснице, он увидел птичье гнездо, заплакал и сказал: «Птицы счастливее меня: у них есть дети». И придумал развестись с Соломонией.

Многие благочестивые люди говорили великому князю, что это несправедливо, что только по тяжёлой вине можно разводиться с женою, а за Соломонией ведь никакой вины; но тогдашний митрополит Даниил всегда больше старался угодить великому князю и согласился дать ему разрешение. Соломонию заставили насильно постричься. Говорят, что, заставляя, ей грозили даже побоями. Принимая иноческую одежду, она сказала: «Бог видит и отомстит моему гонителю!» Митрополит разрешил великому князю жениться, и Василий Иоаннович женился на племяннице Михаила Глинского Елене.

Глинский сидел ещё в тюрьме, но по просьбе Елены Васильевны великий князь выпустил его. Василий Иоаннович очень любил свою молодую жену, великую красавицу. Она провела детство и юность в литовской земле и не походила на тогдашних русских девиц. Наши княжны и боярышни тогда сидели в своих теремах и не видели мужчин, кроме родных, до самого замужества, ничему не учились, кроме рукоделия, и были очень скромны. А в Польше и Литве всё было иначе. Свадьбу Василия и Елены праздновали три дня. Кстати расскажу, как её праздновали.

В одной из дворцовых палат устроили два места, покрыли их бархатом и камками, а сверху на каждое положили по сорока соболей; ещё сорок соболей приготовили для того, чтобы обмахивать жениха и невесту. На столе перед местами стояло на скатерти блюдо с калачами и солью. В трёх углах в золотых мисках лежали хмель, соболи и по девяти бархатных и атласных платков. Сперва пришла в палату Елена Васильевна с женою тысяцкого, свахами и боярынями, потом жених с поезжанами и боярами. Жена тысяцкого гребнем расчесала головы Василию и Елене. Зажгли брачные свечи, обернутые соболями и вставленные в кольца. Жена тысяцкого осыпала жениха и невесту хмелем, другие опахнули их соболями. Дружка жениха разрезал хлеб, называемый перепечею, и сыры, а невестин дружка раздал ширинки, то есть шитые платки. Жених и невеста со своими поезжанами поехали в разных санях в Успенскую церковь, перед ними несли свечи и караваи. К венчанию они шли по камкам и соболям. Во время венчания государь, выпив вина, растоптал ногами склянку, в которой оно было. После венчания свечи и караваи отнесли в спальню. По углам её были воткнуты стрелы и лежали калачи с соболями; в головах кровати стояли иконы; постель стлали на 27 ржаных снопах. К обеду были приглашены все придворные, а обедали тогда долго, и разных кушаньев бывало до ста и больше. Перед молодыми поставили жареного петуха и тотчас же отнесли его в спальню. Когда молодые пришли туда, жена тысяцкого в двух шубах, в одной наизвороть, обсыпала их хмелем, а дружки и свахи кормили петуха. Всю ночь конюший государя ездил на коне перед окнами спальни с обнажённым мечом.

Вроде этого праздновали свадьбы и все богатые люди, и у бедных, по возможности, соблюдали те же обряды: обсыпали невесту хмелем, разрезали перепечу и прочее.

Три года не было детей у Василия Иоанновича от второй жены. Князь и княгиня ходили по монастырям, молились Богу. Наконец Елена родила сына Иоанна. Говорят, в минуту рождения Иоанна были такие страшные удары грома, что небо будто сотрясалось, а молнии не прерывались. Василий Иоаннович очень обрадовался его рождению, но недолго любовался сыном – через три года сам скончался.