Текст книги "Аморальный долг. Рассказы"

Blood and Soul

Трудно быть неформалом.

Вот, например, никому и в голову не придёт пожалеть несчастных хипстеров, которые всё лето мокнут в бороде, а всю зиму морозят тощие конечности в кедах и подвороченных штанах; никто не задумывается, как им трудно.

Но ещё труднее быть готической девой по имени Валерия. Во-первых, потому что готы уже не в моде. Во-вторых, потому что на улице плюс тридцать, а на вас тяжеленная косуха, чёрные чулки, шипованные ботинки и два кило макияжа. В третьих, вам не нравится ваше нежное, лиричное и во всех отношениях восхитительное имя Валерия, вам хочется называться по-готичному – Батория, а тётка в паспортном столе сказала вам, что у них не записывают людей «Батареями или что-то вроде того» – как вам такой расклад?

Впрочем, сложиться может и по-другому. Например, вы носите готичное имя Влад и не менее готичную фамилию Черепахин, как следствие никнейм Череп; у вас чёрные до лопаток волосы, татуировка в виде летучей мыши и своя собственная группа «Череп и кости», куда, кроме вас, входят ещё два Константина. Да, в таком случае жизнь, можно сказать, удалась, если бы её ещё не портила по уши влюблённая в вас Валерия-Батория.

Дозвонившись, она минуты две дышала в трубку, пока Влад-Череп наконец не фыркнул и не поинтересовался:

– Ну?

Формальность была соблюдена, и Валерия имела теперь полное право продолжать разговор.

– Пойдём в кино, «Ходячих мертвецов» смотреть? – выпалила она на одном дыхании.

– Пойдём на кладбище, котов в жертву приносить? – выдвинул Череп контрпредложение, и, пока Валерия озадаченно молчала, повесил трубку.

Трудно быть неформалом.

Вы когда-нибудь пробовали аккуратно рыдать, чтобы не повредить два кило макияжа, и тереть глаза длинными чёрными заострёнными ногтями? Невзирая на все старания, нежное веко тут же поцарапалось, и Валерия минуты две смотрела на алую капельку крови, пока её наконец не осенило.

Бухгалтер Татьяна, сердитая, вышла на лестничную клетку покурить. Взяла отпуск, называется; у них там баланс не сходится, ничего без неё не могут, задёргали совсем. Нельзя уже и отдохнуть в кои-то веки, чёрт знает что, а тут ещё бледная девица в косухе; её-то чего понадобилось, исчадию ада?

– Тань, – робко прошептала Валерия.

– Отстань, – буркнула Татьяна. – ЕГЭ тоже я за тебя сдавать пойду? Сама решай свои диффуры.

– Да какие диффуры, лето же, – удивилась Валерия. – Я совсем другое хотела. Тань, ты же вены резала, да?

Бухгалтерша просияла.

– Верни мне мой две тыщи седьмооой… – мечтательно пропела она, вспомнив трудную, но такую прекрасную молодость, которая ушла безвозвратно, и теперь осталось лишь одно – передавать жизненно необходимые навыки новому поколению. Да, дети нулевых были совсем иными, они справлялись с любыми жизненными трудностями сами, без обучающих видео на ютубе; а эти совсем другие, наивные, инфантильные, всё им надо разжёвывать; не та теперь молодёжь, не та.

Стоя над раковиной, Татьяна наглядно показывала неопытной девице:

– Вот так ррраз – и проводишь.

Валерия зажмурила глаза и осторожно полоснула по тонкому запястью безопасной бритвой. На бледной коже вспухла красная полоска.

– Умница, – одобрила Татьяна, – теперь дня два будешь самая модная.

– А кровь? – разочарованно протянула Валерия.

– Дура, что ли? – экс-эмогёрл покрутила пальцем у виска. – Кто ж до крови режет? Так можно и умереть насмерть.

– Мне кровь нужна, – Валерия чуть не плакала. – Много крови. Я же гот, а не вот это вот всё…

Татьяна ненадолго задумалась, но лишь ненадолго. Потом резким, отточенным движением заехала подруге в нос.

Пентаграмма получилась кривая, хотя Валерия и старалась по линейке. Надо было тоже попросить Татьяну, но, с другой стороны, если сейчас её задёргать, потом может и не помочь с диффурами. И вообще, главное – начертить кровью, по всем правилам, а остальное уже лирика. Но, видимо, где-то Валерия просчиталась. Может, слово какое латинское переврала. Потому что прошло уже десять минут, а потом ещё десять, и ещё, а из кровавого круга так никто и не явился. Чушь всё это, решила Валерия и уселась читать Эдгара По.

И тут в дверь позвонили.

Валерия заглянула в глазок – на пороге стоял маленький, тощенький, чернявенький человечек в нелепом полосатом костюме.

– Вызывали? – только и спросил он. Наивной девочке было достаточно. Она распахнула дверь.

Блестящие бусинки-глаза оглядели Валерию, от огромных стрелок на веках до огромных стрелок на чулках, и человечек изрёк:

– Сразу видно, донельзя испорчена.

Польщённая Валерия зарделась. Человечек сразу же ей понравился.

– Не молитесь, конечно? – задал он странный вопрос.

В детстве маленькую Валерию на лето отправляли к бабушке, на ночь заставлявшей её читать «Отче наш», и девочка послушно твердила непонятные «иже еси», а потом до боли знакомые «но не беси»; маленькая Валерия отчего-то всех бесила.

– П-нятна, – не дожидаясь ответа, сказал чернявый. – А с постами у вас как?

Валерия обрадовалась. Эта тема была ей гораздо ближе.

– В инстаграме – регулярно, – с энтузиазмом начала она, – а в твиттере…

– П-нятна, – оборвал человечек и задал совсем уже некорректный вопрос:

– Девственница?

– Нет, – соврала Валерия и покраснела. Врать было стыдно, но в неполные семнадцать сознаться в своей перезрелой невинности она не согласилась бы и на Страшном суде.

– П-нятна, – в третий раз сказал человечек и резюмировал, – в общем, ничего интересного.

А сами-то, хотела сказать Валерия, – ни рогов, ни копыт, а туда же. Но не сказала – ссориться с нечистой силой в любом случае не следовало.

– Чего хотите-то? – спросил он наконец.

– Влада, – не задумываясь, выпалила Валерия. Человечек презрительно поморщился.

– Топалова?

– Нет, зачем, – забеспокоилась Валерия, – Черепахина.

Человечек поморщился ещё презрительнее.

– Это всё?

Валерия задумалась. Всё-таки пообщаться с потусторонними силами удаётся не каждый день…

– Если можно, я ещё хочу стать солисткой группы «Череп и кости», – робко попросила она.

– Что и требовалось доказать, – подытожил человечек, – блудлива, тщеславна и ограниченна. Дешёвенькая душа, ну ладно уж, сделаю вам скидку – вы сегодня шестьдесят шестой клиент.

И с этими словами скрылся, словно его никогда и не было.

***

Влад Черепахин стоял в дверном проёме, держа на вытянутых руках огромного плюшевого чёрта, при виде которого перекрестился бы любой гражданин старше тридцати. Валерия хмыкнула и обвела глазами комнату, уже заваленную чертями всех форм, размеров и окрасок.

– Ты бы мне хоть квартиру купил, – предложила она, – а то ставить их некуда.

– Батори, – промямлил Влад, – ну подожди немного, а?

– Чего ждать? Чего ждать, неудачник? Кобейн чуть ли не в твои годы уже застрелился, а ты всё группу раскрутить не можешь.

– Знаешь что? – вспылил Влад, – вот сама бы и раскручивала.

– И раскручу, – заверила Валерия.

– И раскручивай!

Тем же вечером, поочерёдно глядя в глаза обоим Константинам, Валерия торжественно объявила:

– Группа распускается.

– Как распускается? – в один голос ахнули Кости; один маленький и толстый, другой высокий и тоже толстый, они больше напоминали не готов, а продавцов в кондитерском отделе.

– Очень просто, – отрезала Валерия, – как роза над могилой в восьми из десяти ваших унылых синглов. Рвите отсюда когти, Кости!

Таким образом, они остались вдвоём с Владом, ещё не осознавшим, что группа распалась, но зато осознавшим первый факт и истолковавшим его по-своему.

– Батори, – прошептал он, – наконец-то мы… – и протянул ей чёрные губы.

Надо, сказала себе Валерия, всё-таки она столько лет ждала этой минуты. Но ощущение от поцелуя было нелепым, как в детстве, когда она съела полтюбика маминой помады; приторный липкий вкус и ощущение глупости своего поступка. И никаких бабочек в животе, будто их сожрали летучие мыши.

– Как-то не очень, – протянула Валерия, и не подумав скрывать разочарования. – Ну, я пошла.

– Батори, подожди… ты… не хочешь? – Влад выпучил глаза и стал похож на выброшенную на берег рыбу, которая, ловя почерневшими губами последние глотки воздуха, ещё силится понять то, чего понять не суждено. Батори не удостоила его ответом – всё было понятно по выражению её лица.

– То есть ты вот так вот… мне, солисту группы? – Влад, как мог, пытался её вразумить.

– Какой группы, напомни? – Валерия ухмыльнулась и вышла в коридор, где толстые Кости, обнявшись, сморкались друг другу в плечо. Она и сама не знала, что с ней случилось и чего ей теперь хочется, но ощущение, будто она чудовищно продешевила, уступив свою бессмертную душу за глупого мальчишку и никому не известную группу.

Начался учебный год, но в школе Валерия больше ни разу не появлялась и даже не пыталась готовиться к экзаменам; не в силах слушать раздражающие увещевания родителей, перебралась к Владу и целыми днями ни черта не делала, только валялась на диване в одних чулках, доводя до исступления несчастного юношу, которого ей теперь совсем не хотелось. Ей вообще теперь ничего не хотелось, и не волновали даже бессмертные хиты Cradle of Filth, от которых раньше кровь застывала в жилах.

Понемногу Влад, по её мнению, виноватый во всём этом, надоел ей окончательно, и Валерия заперлась в комнате, лишь изредка выходя поесть. На этот случай Влад забил холодильник всевозможными лакомствами, но ей они не нравились тоже.

– Как можно быть такой бездушной? – воскликнул он однажды в порыве чувств. Валерия только фыркнула в ответ. Очень даже просто.

Стояло обычное серое воскресное утро, и Валерия отправилась в душ; дверь решила не закрывать, чтобы ещё больше поиздеваться над Владом. Но Влада не было. На белом кафеле блестела алая лужица. Валерия не стала утруждать себя мыслями, откуда взялась эта лужица и куда пропал Влад; она видела только одно – кровь.

Вторая пентаграмма вышла ровной и красивой, не в пример первой; то ли опыт сказался, то ли нервничала Валерия гораздо меньше. Через двадцать минут в дверь позвонил уже знакомый человечек.

– Не понял, – возмутился он.

– Зато я поняла, – отрезала Валерия. – Вы меня подлейшим образом надули, как резиновую бабу. Но…

– То есть у вас обозначились мозги, – подытожил человечек. – Очень за вас рад, но, к сожалению, меня интересуют только души.

– Знаете что…

– Не мешайте работать, – и он исчез. Через пару минут, однако, в дверь позвонили снова. Ага, вернулся, злорадно подумала Валерия. Но за дверью на этот раз стояли Кости.

– Это, – сказал Костя – большой.

– Ты бы это, – продолжил Костя-маленький.

– Ты бы хоть это, – вновь перебил большой.

– Ведь он же это…

– Вены-то он это…

– Это ж он их это…

– Это ж оно это… из-за тебя.

– Вены? – повторила Валерия единственное слово, понятное ей из этого высокоинформативного дискурса.

– Ну да, я тоже этого не это, он же не это..не эмарь, – возмутился Костя-большой.

– Мы его это… еле дотащили.

– Кровищи… кровищи было!

А вот теперь уже интересно.

– Кровищи, говорите? – задумчиво протянула Валерия. – В какой он больнице?

Все доктора умилялись, глядя на худенькую брюнетку семнадцати лет в скромном платьице и без макияжа, так трогательно щебетавшую о давней мечте – стать лаборанткой. Она так хочет спасать жизни, она всегда мечтала переливать кровь, а мама говорит – иди на юриста, и ведь нельзя же расстраивать маму; и какие же счастливые молодые медсестрички, а можно ей тоже попробовать, ну пожалуйста?

Первую свою иглу она ввела в тонкую синюю вену пострадавшей в аварии старушки под чутким руководством реаниматолога. Всё прошло успешно; успешнее всего оказалось, что его срочно вызвали на операцию.

– А можно я тут побуду, с бабушкой? – взмолилась Валерия, жадно обводя взглядом пластиковые ёмкости, полные крови всех групп и резус-факторов.

– Ничего не трогай! – заявил реаниматолог сурово и оставил Валерию одну в заветном кабинете. Не считать же за человека старушку, лежавшую в коме.

Закрыв за собой дверь, она откупорила первый попавшийся пластиковый мешок. Прямо на грязном полу начертила третью пентаграмму.

Человечек появился минут через сорок, пыхтя и отдуваясь; его не хотели пускать, и чего только не пришлось наплести. Снова увидев старую знакомую, он побагровел как рак и затопал ногами.

– Не шумите, – сказала Валерия, сладко улыбаясь. – Больным нужен покой.

– Какого… вы…

– Вам придётся приходить по первому моему зову, – вздохнула она. – Видите, сколько здесь крови?

– Послушайте, – произнёс он медленно, с трудом владея собой, – что вам от меня нужно?

– Ну, во-первых, – Валерия загнула тоненький пальчик, – мирового господства. Во-вторых…

– Интересно, – сказал человечек, хотя вести подобные разговоры ему было нисколько не интересно. – И с какой же стати я должен…

– Здесь, – перебила Валерия, – достаточно крови, чтобы спасти двести восемьдесят пять человек.

– Так, ну и…

– Или не спасти.

– Что вы хотите этим сказать?

– Либо вы принимаете мои условия, – продолжала она, – либо я выливаю всю эту кровь в раковину. Двести восемьдесят пять невинных душ отправятся прямиком в рай.

– Послушайте, я сейчас позову…

– Зовите, – Валерия пожала плечами. – Мне-то уже всё равно. Ещё я здорово научилась пережимать сонные артерии. Все несчастные тоже отправятся в рай. Вне очереди.

– Господи, – простонал человечек, – сколько вам лет?

– Семнадцать, – Валерия улыбнулась.

Человечек ненадолго задумался. Наивность плана можно было списать на возраст – с годами эта девочка явно обещала добиться большего. Но его беспощадность в высшей степени поражала.

– Знаете что? – сказал продавец душ.

– Ну, говорите…

Но он ничего не сказал, он развернулся и вышел. В ту же секунду что-то легонько щекотнуло грудь Валерии, и несказанное тепло наполнило всё её тело. Ей стало так легко, будто она вот-вот взлетит…

Сидя на корточках, Валерия рыдала. Вернувшийся реаниматолог ласково гладил её по голове.

– Ну, ну, перестаньте, – бормотал он, – спасли мы и старушку, и вашего приятеля.

Валерия всхлипнула и зарыдала уже с упоением. Реаниматолог вздохнул.

– Надо же… какая ранимая у вас душа…